Спасение

Серхио Родригес, в марине Буэнос-Айреса больше известный как Серхио Краб, хозяин крупнотоннажной яхты «Краб», в открытом море получил неожиданное предложение от капитана сухогруза «Меркурий». Вместо того, чтобы сдувать пену с откупоренной только что бутылки пива, Серхио, чертыхаясь, сидел в радиорубке и вёл переговоры с «Меркурием», под завязку груженым тропическими фруктами и идущим параллельным курсом, но без захода в Бу-Айс, прямо на Марсель.

— Не знаете, что делать с бабой? Асьедас, ребятки, я тот, кто вам нужен: у папаши Серхио всегда с собой пара десятков учебных фильмов. Из них вы узнаете, на что может сгодиться ваша подружка. Познавательные, чёрт возьми, серии, очень нравятся моей любознательной команде. А потом я совершенно бескорыстно приму у вас экзамен. Окей? Да, забыл спросить: кто она? Небось, афро? Латинос? Беленькая? Молочно-белая женщина, которую вы не знаете, куда пристроить?

Капитан разразился смехом, свидетельствовавшим, что внутри этот человек гораздо моложе, чем снаружи.

— Так в чём проблема? Она без документов? Идентификационный номер? Тоже утерян? Откуда она свалилась? Что? Сняли с плавучего маяка? Провела на нём несколько суток? Ай да сеньора! Не хотите возиться с властями? Ещё бы! Хотите, чтобы я решил, что делать с девкой без документов? Я зачислю её в команду, приклею поролоновый хр. н, нарисую усы и, заодно, паспорт со всеми таможенными отметками! Как зовут? Юлия? Это, кажется, славянское имя? Нет, не может быть. Я вам говорю: выловить славянку в здешних широтах… А что вы вообще знаете, парни? Получается, вы хотите спокойно плыть дальше, а Краб должен разгребать за вами и рисковать перед патрулями, так? Конечно, у меня есть свои ходы в порту, но это не значит… Двадцать? Чего же мы ждём, вперёд: надевайте белые штаны… Вам говорю, сеньор, надевайте белые парадные брюки, на красотку тоже можете, но необязательно, на ваше, кэп, усмотрение, может, ей лучше без брюк. Возьмите девочку под ручку, — надеюсь, хоть одна рука у неё при себе? И спускайтесь по трапу. Я хочу посмотреть, в какое место таможенник засунет вам двадцать зелёных. Сорок? Ну, может, вы успеете прогуляться по Костанера Сур, прежде чем вас заметёт полиция. Семьдесят? Сойдёт.

Из голоса капитана исчезла глумливая игривость. Обсудили, каким образом спасённую доставят на «Краб».

Капитан «Меркурия», поднявшись на борт яхты вслед за молодой женщиной, с видимым облегчением пожал руку Серхио и заверил, что хочет выкинуть эту историю из головы. Груз бананов должен быть доставлен точно в срок, — это единственное, что занимает его сейчас. Он уверен, что капитан Родригес решит вопрос с сеньорой, потерявшей память и документы, включая браслет с кодом, и сделает он это самым наилучшим образом.

Серхио Краб не увидел в глазах фруктового барона ничего, что шло бы вразрез его заверениям. Мужчины попрощались, довольные друг другом.

Краб про себя улыбался: женщина оказалась здоровая и хорошенькая. А капитан «Меркурия» — редкостный болван, раз не решился воспользоваться ситуацией. Конечно, Краб позаботится о своём приобретении как следует и как можно скорее.

— Подойди и стань сюда, Фредерик, — шепнула спутнику молодящаяся леди с накладными волосами, высоко зачёсанными в причёску «конский хвост», — тебе хорошо слышно?

Благообразный и добродушный, как сытый провинциальный священник, коротышка кивнул. Лицо его всё больше вытягивалось по мере того, как смысл разговора, доносившегося из рубки радиста, становился понятным обоим подслушивавшим. Их капитану передали женщину, подобранную в море при невыясненных обстоятельствах.

В полном недоумении мужчина оглянулся на жену. Затем послышались звуки: за переборкой задвигались, открылась и закрылась дверь в рубку, и супруги, — пассажиры яхты «Краб», — поспешили скрыться в маленькой каюте, любезно предоставленной им на время плавания.

— Тсс! Ничего не говори! — предупредила Свенсена Лукреция, благоверная профессора, продвигавшая учёную карьеру мужа гораздо последовательнее и упорнее, чем он сам.

— Садись за планшет, — кивнула она.

Она принялась писать лаконичные фразы и, развернув планшет, показывала написанное: «Вдруг здесь везде отличная слышимость? Пиши мне самое важное. Я тебе говорила, что яхта подозрительная? А ты не верил!!!!!!!» — восклицательные знаки заняли полстроки: Лукреция нарочно долго не отпускала клавишу.

— Куда ты подевал билеты? Выкинул? Ты всегда всё выбрасываешь! — заявила она вслух.

— Нет, дорогая, я всего лишь куда-то их переложил. Я подумал, зачем они нам, если мы перепутали судно? — профессор решил, что эту часть разгоравшейся перепалки вполне позволительно произнести, а не писать.

— Не мы, а ты перепутал корабль! — огрызнулась Лукреция и решительно рванула планшет к себе. Всё, что она приготовилась сказать, лучше пусть пройдёт мимо случайных ушей. Ей сразу не понравились порядки на корабле. Теперь команда устроит ещё и оргию с женщиной, за которую капитану всучили семьдесят зелёных. Она застучала по клавишам:

«Каким образом кафедра оплатит нам проезд на частной яхте вместо судна академии? Может, здесь выдадут новые билеты, и на них будет написано: „Не корысти ради, но из милости согласились мы, капитан, доставить двух придур… нет одного учёного придурка и с ним приличную даму, в Буэнос-Айрес“? Ладно. Я, так и быть, прощаю твою вечную рассеянность. Но пообещай, что в этот раз будешь меня слушаться!!!»

Торжествующий взгляд Лукреции поверх планшета завершил поток её мыслей. Восклицательные знаки резво выстроились в длинную шеренгу.

Профессор Свенсен, известный в научных кругах авторитетный медик, с готовностью кивнул в ответ.

Привычная игра в «кто из нас главнее» длилась тридцать лет и, хоть и не вылилась в официальный брак, но и не наскучила этой паре, судя по тому, что мисс Лукреция играла в неё до сих пор.

Впрочем, Фредерик Свенсен ценил свою подругу за другие качества: годы не смогли погасить деловую хватку, энергию и кураж, который обожала эта дама. Скука профессору не грозила. Если быть точным, то и корабль они перепутали, потому что Лу решила прогуляться в марине среди роскошных яхт в новом костюме и с причёской. Они ушли далеко от нужного причала и, безнадёжно опаздывая, вскочили на дизельную яхту «Краб», похожую на судёнышко местной академии «Омар». Там и там — морской рак, уважительная причина перепутать названия. Капитан «Краба» брезгливо глянул на странную парочку, решительно взбежавшую по трапу в последнюю минуту. Из-за одышки оба были невменяемыми. Он спросил их гражданство и, ухмыльшувшись, приказал команде отдать концы, быстро смекнув, что путешественники из названной страны — не из бедных. Яхта отчалила. Выйдя в открытое море, он предъявил им счёт за проезд, и ошарашенному такой беспардонностью Свенсену пришлось смириться с мыслью, что профессорское жалованье за месяц придётся записать в расходную статью.

Теперь супруги наблюдали, как на борт поднялась молодая женщина.

Очень белая ровная кожа, чистые глаза цвета светлого чая и густые волосы до плеч того же оттенка.

Выражение лица незнакомки выдавало её растерянность и непонимание. Страх и ещё что-то неуловимое сквозило в жестах.

Жесты…

Профессор внезапно вспомнил одну даму, виденную им на конференции несколько лет назад…

— Это женщина Моря! — выдохнул он, поражённый, но абсолютно уверенный в своей правоте.

Лукреция широко раскрыла густо подведённые глаза.

— Клянусь! — прошептал профессор. — Она в беде! Лу, придумай что-нибудь! Может случиться, что Море придёт за ней, ты не представляешь их могущество! Да они потопят это корыто…

— Море придёт! — передразнила жена. — Сначала девочку нужно спасти от похотливых скотов, и только мы можем сделать это!

Свенсен понял, что старая тигрица снова готова к бою.

— Юлия!!! — закричала Лукреция, перегнувшись через металлические лееры ограждения рубки.

Все повернулись на звук низкого голоса с хрипотцой. Лукреция Фольк могла командовать полками, голосовые данные позволяли. Но сейчас она бежала к незнакомке и заключила ту в свои объятия.

Капитан скривился, видя, что объятия сеньоры на излёте молодости явно интимнее, чем того требовала встреча двух женщин. Когда сеньора принялись целовать незнакомку, усы у капитана злобно зашевелились, а у команды вырвался вздох разочарования: лесбийскую любовь здесь не приветствовали.

Лукреция просипела: «Подыграй мне!»

— Что они с тобой сделали?! — спросила она растерявшуюся и близкую к обмороку женщину, смело лапая её за ягодицы. — Что эти негодяи с тобой сделали?

— Я не знаю, я ничего не знаю… — пролепетала незнакомка и забилась в истерике.

— Мерзавцы! Мужичьё, похотливое быдло! — гудела на весь корабль мисс Лу, бросая испепеляющие взгляды на капитана и остальных матросов, кому не повезло оказаться в поле её зрения.

— Нет, это я не вам, капитан, — буркнула она побагровевшему Серхио Крабу. — Я живо разберусь, что было на ТОМ корабле! — она погрозила кулаком уходящему к горизонту сухогрузу.

— Это моя половинка, — пояснила Лукреция, подталкивая девушку в сторону пассажирской каюты. — Мы должны были обвенчаться в Буэнос-Айресе. У вас найдётся ещё одно место для мистера Свенсена? Любовь моя, она нашлась, теперь нам нужна отдельная каюта. И… я сама буду обслуживать её! — Лукреция зарычала на моряков так, что те брезгливо отшатнулись.

— Я чуть с ума не сошла, когда узнала, что тебя не забрали с базы!

— Я… с ума сходила… — прошептала незнакомка.

— У босса такие связи, он не дал бы тебе пропасть, не волнуйся, милая… Всё закончилось! — с этими словами Лу с шумом захлопнула расшатанную дверь каюты, оставив растерявшегося профессора терпеть насмешливые взгляды команды и гневные — капитана.

Серхио Краб подошёл к Свенсену и, дыша ему в лысое темя, пригрозил:

— Сеньора, как там её… Лукреция сейчас же выйдет для объяснений, иначе я спущу за борт вас троих. Или, может, вы тоже присмотрели себе кого-то из моих парней? А? тогда за бортом будут четверо.

Капитан брезгливо цыкнул слюной в океанскую волну.

— Н-ет… — пролепетал Свенсен. Моя коллега… своеобразная… но очень, очень крупный специалист!

— В чём специалист? — снова скривился Краб, разглядывая профессора, как мокрицу, которую надо бы выкинуть, но отвратительно брать в пальцы.

Свенсен глянул в лицо капитана и сообразил, что узкая медицинская специальность Лукреции среди этих людей авторитета ей не прибавит, и произнёс то, что растолковать будет легче:

— В антропологии, конечно!

— Не знаю, что за хрень.

— Это… это черепа и кости…

— Да? А я подумал как раз наоборот: её специальность сиськи и мягкие задницы! — рычал капитан, у которого из ума не выходили аппетитные формы Юлии, сильно потерявшие в цене из-за того, что их лапают не мужики, а хриплоголосая баба, яростная, напудренная и с жёстким конским хвостом.

На судне Краба, приписанном к порту Аргентины, страны, в которой больше двухсот лет узаконены однополые браки, отношение к подобным утехам было крайне нетерпимое, если не сказать больше.

— Так я жду объяснений!

Открылась дверца каюты, и из неё не вышла, — выпрыгнула и сразу накинулась на капитана Лукреция Фольк:

— Значит, вы приторговываете людьми, сеньор Родригес?! Как это понимать? — она ткнула пальцем на каюту, в которой осталась Юлия. — Да, да, я вас спрашиваю! Она пропала в секторе М-8, вы знаете, что на днях там была стычка наших с морскими жабами, и я лишилась невесты, а профессор Свенсен — аспирантки. Как только нам дали знать, что команда «Меркурия» спасла с маяка девушку, я почувствовала — это Юлия! Я ещё узнаю, что с ней делали морские жабы, будьте уверены, я доберусь и до них, эти подводники мне ответят!..

— Стойте, стойте, сеньора, — скрестил ладони капитан, — теперь я знаю, что для победы над Морем нужно немного: украсть у вас невесту, а потом любовницу, ведь у такой темпераментной дамы должна быть и любовница?

Лукреция набрала полные лёгкие воздуха, но Краб предусмотрительно не дал ей продолжать:

— Итак, я понял, вам стало известно, что сеньора на «Меркурии»?

— Конечно! — нагло выкатив глаза и не мигая, наступала Фольк.

В молодости, ревнуя профессора Свенсена ко всем женщинам, смевшим приблизиться на расстояние рукопожатия, она выдерживала и не такие битвы. Кроме того, карьера мужа требовала крепко держать бразды в своих руках, а это закаляет.

— Профессор перепутал корабль, на котором нас должны были доставить в Буэнос-Айрес, где мы должны были встретить Юлию. Мы очень волновались. Вы перекупили мою девочку, и вам это с рук не сойдёт!

— Ещё раз, и помедленнее: вы ехали опознать личность этой сеньоры?

— Ну да. И провести медовый месяц в самой радушной стране.

— Капитан Меркурия сообщил вам, что женщина спаслась. Так? И потом передал сеньору мне, сопроводив суммой, необходимой… гм, для решения формальностей с портовыми властями. И что вы вменяете мне в вину? А теперь прошу объяснить, да так, чтобы я, недогадливый, понял: какого чёрта меня ввязали в это дело? И что делают на моём корабле двое, навязавшиеся в пассажиры без приглашения? Вы решили меня подставить? Вы — доносчики? На меня шьётся дело, мне вменяют криминал? А?

Лукреция увидела: клиент дозрел. Её игра произвела впечатление. Теперь капитан сам играет роль обиженного и оскорблённого, и финал спектакля зависит от одной-единственной убедительной реплики, после которой актёры и зрители разойдутся, удовлетворённые.

— Мы перепутали яхты, говорю вам! Нас не было на судне, принявшем сообщение. И капитан «Меркурия» не стал выяснять, где мы, кто встретит девушку и решит все формальности с её опознанием. А если мы не прибудем вовремя в Бу-Айс, то хозяину жестянки с бананами придётся оставаться до выяснения всех обстоятельств, а этого ему, конечно, делать не хотелось. Вы же знаете: волокита с чиновниками могла затянуться надолго. И этот ублюдок с «Меркурия» решил избавиться от бедняжки, не заходя в порт. Счастье, что мы оказались именно на вашем корабле, сеньор Родригес! Я так рада, Ю-ю со мной, всё позади! — Лукреция развязно распахнула длинные руки, приглашая капитана в свои объятия.

Серхио отшатнулся.

— Учтите, я свяжусь с капитаном «Меркурия»! — пригрозил он, догадываясь, что это пустая трата времени. Сеньора «конский хвост» врёт, но непонятно, для чего и как глубоко зашла её ложь.

На «Меркурии» не отвечали.

Естественно, ведь банановый барон не собирался увязать в деле со спасённой женщиной и сделал всё, чтобы вереница разговоров не тянулась за ним в эфире. Семьдесят зелёных, уплаченных Серхио Крабу — сумма, дающая ему право выйти из воды, не замочив ног.

Пораскинув умом, Краб решил, что дельце неприятное, но лично к нему не может быть претензий, разве что сумму на улаживание формальностей сочтут завышенной. Он предъявил троице счёт за проезд ещё одной пассажирки, заставив сильно побледнеть профессора Свенсена. Лукреция выдвинула встречное требование: отдать деньги, полученные от капитана «Меркурия». Краб, любуясь хваткой учёной сеньоры, провёл немало весёлых минут, яростно торгуясь и аргументируя всё возрастающую таксу за удовольствие плыть именно на его судне. Перед прибытием в порт, изрядно охрипшие, Краб с Лукрецией так и не решили вопрос о сумме взаимных притязаний. Перед тем, как шагнуть в сторону трапа, непримиримая тётка больно ткнула острым сухим пальцем капитану в грудь и прошипела:

— Так и быть, я сама улажу формальности в порту. Но и гроша не дам за наш проезд. Мы в расчёте. Если, конечно, ты не хочешь плавать в сопровождении местной полиции. А ещё я выясню, что случилось в квадрате М-8, и у меня хватит влияния и связей намекнуть службам подводников, с какого подозрительного судна им не стоит спускать глаза.

Капитан пожалел, что не выкинул всех троих пассажиров к чертям за борт. Но воспоминания об этой сеньоре ещё долго забавляли его, обрастая разными подробностями, и со временем грозили превратиться в морские байки.

В Буэнос-Айресе все попытки профессора Свенсена выяснить происхождение незнакомки ни к чему не привели. Всё сводилось к тому, что та, которая назвалась Юлией, никогда не жила на Суше, по крайней мере, в южном полушарии. Северная Америка отпадала — там система идентификации была налажена, но запрос туда ничего не дал. Что касается Азии — связь с третьим миром была небезупречна, континент слишком долго страдал от постъядерной агонии. Славянская федерация в силу своего географического и политического положения не принимала участие ни в одном виде работ или исследований в этой части планеты и, значит, вероятность того, что их гражданка окажется посреди океана на сорок пятой параллели приближалась к нулю. Профессор всё больше укреплялся в догадках об истинном происхождении незнакомки. Он следил за движениями Юлии, стараясь не упустить ничего. И раньше, чем «Краб» пришвартовался в марине Бу-Айса, предположения Свенсена подтвердились.

Лукреции довольно быстро удалось привести в чувство Юлию, дальше последовал разговор по душам, если можно назвать разговором переписку на планшете.

Незнакомка смутно помнила одно: её в почти невменяемом состоянии оставили на одном из плавучих маяков, которые принадлежат подводникам и отмечают водные границы акватории Морских Колоний. Размерами не больше крупной лодки, эти маяки являются универсальными объектами: внутри них можно спрятаться от холода и бури и даже согреться. Собирающийся наверху корпуса конденсат отводится в водяную ёмкость объёмом около сорока литров, фильтруется и вполне пригоден для питья. Предусмотрены универсальная аптечка и запас галет, достаточный для полноценного семидневного питания. Если растянуть, галеты позволят продержаться недели три. Аптечки чаще разорены, чем нетронуты: моряки Надмирья знают цену лекарствам, созданным в лабораториях подводников, и при каждом удобном случае грабят запас на маяке, оставляя, разве что, антисептики попроще. Но негласный морской кодекс запрещает забирать всю еду, оставленную для терпящих бедствие. Галеты хранятся до трёх лет, после чего патрули Моря меняют их на свежие. Дела на поверхности в последние годы стали настолько плачевны, что кодекс чести нередко оказывается забыт, и галеты вместе с лекарствами перекочёвывают в руки неизвестных.

Но Юлии повезло: у неё была еда.

Первый день она помнила отрывочно. Она отсыпалась.

На вторые сутки болезненная сонливость стала проходить, женщина заставила себя съесть немного из запасов. Потом ей пришлось справиться с внезапно подступившей тошнотой. Потом она принялась изучать устройство маяка. Простодушное признание в том, что разобраться в электронике было несложно, заставило переглянуться профессора и его подругу. Юлия помнит, что изменила режим работы маяка в УКВ диапазоне настолько, насколько это допустила электроника, запрограммированная на саморегулирование. Маяк вскоре вернулся в прежний рабочий режим, и Юлия решила повторить свою попытку. Но снова почувствовала себя плохо; на море началось волнение, поплавок, давший ей приют, сильно болтало. Юлия уснула. На третий день она снова устроила сбой в работе маяка и сигнал, видимо, был замечен на судне «Меркурий». Корабль проходил достаточно близко, волнение улеглось, посланный к маяку катер вернулся, доставив спасённую на сухогруз…

Юлия закончила короткую исповедь и взглянула на Фредерика и Лукрецию. Когда она печатала, пальцы её рук летали над клавиатурой, набирая безупречно выстроенные предложения на добротном и даже излишне литературном английском. Устно вряд ли можно было говорить с большей скоростью.

Профессор многозначительно кивнул супруге, глазами указав на левую руку Юлии.

…На Суше мало людей, которые одинаково ловко владеют правой и левой рукой. Ещё меньшее количество человек способны совершать разные движения двумя руками одновременно.

Свенсену, учёному с международным именем, пару раз представлялся случай наблюдать на конференциях, участие в которых научные светила Колоний принимают крайне редко и неохотно, эту особенность людей Моря в действии. Помнится, в первый раз он был поражён, увидев, как интеллигентная дама правой рукой достала и пустила в ход помаду, в это самое время её левая рука спокойно и размеренно листала страницы регламента конференции, делая пометки. Дама, видимо, не сочла нужным скрыть обоюдорукость, или не заметила своей мелкой оплошности. Хотя в рассеянности людей Моря упрекнуть трудно. В дальнейшем Свенсену перестало везти на фокусы: у подводников явно имелись инструкции на этот счёт, и однажды авторитетный физиолог, попытавшийся автоматически завязать два декоративных шнурка на двух подарочных папках одновременно, вовремя остановился…

Колебания профессора, усиленно соображавшего, как указать незнакомке на её левую руку, словно бы живущую отдельной жизнью, быстро закончились. Он в очередной раз убедился в том, что Лукреция всегда находит самое правильное и, главное, простое решение.

Лукреция хлопнула ладонью по ладони Юлии и ворчливо произнесла:

— Милочка, вам что, мама не говорила: приличная девушка не пускает в ход левую руку. Ладно ещё, наедине, но на людях… Ни в коем случае! Да-да! Здешние мужчины вас неправильно поймут. Мы не будем этого делать ни при каких обстоятельствах, ладно?

Юлия мучительно покраснела и с недоумением уставилась на свою левую руку. Потом до боли сжала виски ладонями:

— Простите, я ничего не помню! — пожаловалась она. — И ещё меня мучает ощущение страшной, непоправимой утраты!

Юлия зажмурила глаза, скрывая набежавшие слёзы.

«Плаксивая, как беременная — подумала Лукреция. — Стоп. Беременная? Прибудем в Бу-Айс, надо будет обследовать бедняжку».

«Это женщина Моря, и нам может как повезти с ней, так и наоборот. Неизвестно, какие планы были у тех, кто позволил ей потеряться. Но если местные узнают, откуда она, с ней не станут церемониться. Например, обвинят в шпионаже и бросят в тюрьму. Устроят суд Линча, отдав на растерзание толпе. Аргентина воюет с Морскими Колониями особенно ревностно. Что будем делать?» — Фредерик Свенсен отпечатал вопрос жене.

«Да уж. Кого здесь волнует её жизнь? Есть ещё третий сценарий: беззащитную девушку отправят в бордель. Раз мы взялись её спасать, надо спасать по-настоящему. Ты не забыл, что дело о химическом пожаре у Хорхе не закрыто? Позвони доктору Хорхе, да осторожно намекни, что у нас есть девушка, которую не будут искать. В смысле, на Суше. С подводниками, если что, разберёмся. Сдаётся мне, это не самое страшное — иметь дело с подводниками. В конце концов, мы же ей помогаем, как можем».

«Краб» тем временем входил в марину, но звонить с яхты не стали: слишком деликатный и осторожный предстоял разговор. Профессор Свенсен занялся этим сразу, как только сошли на берег. Медлить было нельзя. Если частный практик доктор Хорхе не откликнется, придётся выкручиваться перед таможенной службой. Кое-что Лукреция сообразила и на этот случай, но…

Хорхе оказался на месте.

Подавленный случившимся в его лаборатории черезвычайным происшествием, он некоторое время не понимал сути намёков, которые осторожный Свенсен подпускал ему.

От погибшей лаборантки Хорхе осталась только записка, в которой она сообщала о несчастной безответной любви к шефу и желании покинуть этот мир, сгорев от страсти в буквальном смысле, что она и осуществила в лаборатории, нимало не заботясь о том, что будет после этого с доктором, его репутацией и многолетними кропотливыми исследованиями, осуществляемыми, по большей части, за свой счёт.

Следователи, похоже, выжидали немалый куш, чтобы списать всё на несчастный случай и закрыть дело. До Хорхе не сразу дошло, что вместо исчезнувшей лаборантки, если рискнуть, можно предъявить другую женщину, и этот кошмар наконец-то закончится. Идентификационный браслет погибшая маниакальная особа оставила в память о себе, о чём доктор сначала забыл сообщить, а потом не стал этого делать.

Лукреция снова сумела быть убедительной. Она сказала незнакомке:

— Ты вправе сама распоряжаться своей судьбой. Если тебе есть куда обратиться за помощью, мы поможем это устроить. Но мы не можем ждать. Аргентина на военном положении, и с законами насчёт неопознанных здесь не всё просто, уж поверь. Очень не хотелось бы в это впутываться, это может навредить карьере профессора Свенсена и нам всем.

— Я совершенно никого не знаю! — испугалась Юлия. — Мне не к кому идти! Не оставляйте меня, пожалуйста!

Испуганная и подавленная, она не могла побороть внутреннее напряжение и не могла разобраться в своём состоянии; она чувствовала себя, словно рыба, выброшенная на берег, всё было чуждо, отталкивало и пугало. Юлию слегка лихорадило.

— Тогда, — вздохнула Лукреция, — пойми нас правильно, придётся аккуратно обойти закон. Пока ты не вспомнишь хоть что-то из своего прошлого или не будешь в состоянии позаботиться о себе, мы можем предложить стать на время другой девушкой: вот её история, вот имя и фамилия. А вот твоя легенда. Будь очень осторожна, следи за местной манерой произносить слова и… — Лукреция подумала, нужно ли говорить об этом снова, — осторожнее с жестами. Здесь не работают левой рукой. По крайней мере, подавляющее большинство. Не трут фаланги пальцев после каждого касания предмета, руку на поручень кладут смело, это до известной меры безвредно и безопасно: трогать разные вещи. Лучше не привлекай к себе внимание такими, гм, штучками. Если бы ты согласилась, я бы посоветовала перевязать левую ладонь эластичным бинтом, так ты лучше будешь контролировать себя.

Юлия кивнула и украдкой снова взглянула на левую руку, как будто не узнавая своё тело.

Лукреция продолжала:

— Запоминай быстрее, и не ленись подыгрывать нам. Ты эксцентричная особа, ты инсценировала самосожжение в лаборатории доктора Хорхе, а сама пустилась в бега. Употребляла лёгкий наркотик. Часть путешествия помнишь смутно. Наши общие знакомые видели тебя в порту и сообщили об этом Хорхе. Мы разыскали тебя, заблудшую овечку, и возвращаем домой.

— Я заблудшая овечка? — переспросила Юлия, — заблудившаяся?

Свенсен улыбнулся понимающе:

— Нет, именно заблудшая. Это значит, сбившаяся с верного пути.

Хорхе замер от восхищения, увидев на пороге статную красавицу.

Ненароком промелькнула мысль, как бы его лаборатория не стала местом следующего, теперь уже мужского, суицида на почве неразделённых чувств.

Он подумал, что это почти кощунство: по совету Сверсена испортить девственно чистые предплечья незнакомки шрамами пяти обязательных для всех жителей Надмирья прививок…

— Прививки могут быть опасны для неё, — сказал Хорхе.

— Друг мой, не исключено, что они могут даже убить её, — отозвался Свенсен, почёсывая переносицу и мучаясь сомнениями насчёт правильности этого решения.

Оба учёных, не сговариваясь, избегали произносить очевидное: их новая знакомая родилась и жила не на Суше. И теперь предстояло преодолеть некоторые сложности её адаптации в мире с неконтролируемой атмосферой и волнами эпидемий.

— Ты думаешь, стоит ограничиться для начала четырьмя вакцинами? — уточнил Хорхе.

— Что ты, — ответил Свенсен, — в течение недели введи две, с перерывом в несколько дней. Прививку от холеры лучше оставить на потом. Надеюсь, в ближайшее время в этих краях эпидемии не будет, а условия для девушки у тебя наилучшие: вряд ли где-то ещё её ждала такая чистота и стерильность. Не зря мы с Лукрецией очень рассчитывали на твою помощь.

Хорхе слегка покраснел.

Свенсен размышлял:

— Если бы девушка вспомнила своё прошлое, можно было бы действовать смелее, в смысле её вакцинации. Кое-кто из подводников занят в наземных службах: те, которые обслуживают космодромы, станции слежения, телескопы, или работают на островах и в Тасмании. Все они имеют иммунитет к нашим вирусам. Если она — из их числа, то о её вакцианции позаботились без нас.

— Я сейчас подумал, Фредерик, как же мало мы знаем о людях, ушедших в океан!

— Согласен. Всё больше вымыслы, изредка отрывочная информация из жёлтой прессы… Мерзостно то, что с началом войны подводников стали откровенно демонизировать. И в Аргентине эти настроения особенно сильны. Здесь для девушки самое небезопасное место. Но, так уж случилось, что её занесло именно сюда. Придётся поучаствовать в её судьбе, дружище.

Хорхе кивнул и произнёс:

— Суша зря не интересуется Морем.

Свенсен с чувством отозвался:

— Будем честны: Суша хорошо постаралась забыть сам факт исхода интеллектуальной части человечества под воду. А потом мы слишком долго делали вид, что две цивилизации на одной планете — это ничего особенного, и думать в ту сторону нечего.

— И вот произошёл контакт двух цивилизаций, — романтичный и влюбчивый Хорхе снова покраснел, — а мы ничего не знаем о мире, в котором жила эта девушка.

— Да. Но вернёмся к нашим прививкам, вернее, к их необходимости. Я слышал, что к женщинам у подводников особое отношение: дамочки у них нечто вроде декоративного элемента и к некоторым видам работ не допускаются. Осмелюсь предположить, к «некоторым» — это к опасным работам на Суше. Потому что даже в репортажах военного времени видеть женщину Моря хоть мельком мне не доводилось.

— Ну, под экзоскелетом морпехов отличить женщину от мужчины — задача не из лёгких. Но почему ты говоришь, что их вообще невозможно увидеть? А шоу, которые регулярно проходят в Тасмании? До войны посмотреть восхитительные трюки циркачек Моря стекалась богема со всех континентов.

— Это циркачки: особая порода оторвавшихся от родного мира. Вряд ли они рождены в Морских Колониях. И даже артисты никогда не покидают пределов Тасмании, потому что считают остров и безопасным, и контролируемым, — в смысле инфекций.

Культура подводников за двести лет изоляции стала утончённой и рафинированной, они могли себе это позволить. Нам трудно понять, в чём отличие, слишком мало информации, но отрицать сам факт инаковости ты, надеюсь, не будешь.

— Ты к тому, что они не отправляют на войну своих женщин?

— Однозначно. И вряд ли позволят им находиться на Суше в военный период. А, значит, девушка не получала вакцины от наших вирусов. Непонятно, откуда она всплыла, но прививки ей жизненно необходимы. И чем скорей, тем лучше. Без них она не протянет и полгода.

Хорхе пришлось прервать разговор: внизу в гостиной ждали неожиданные визитёры.

Вернулся он, в волнении ероша густую чёрную шевелюру:

— Отправившись на тот свет, лаборантка, да упокоится её душа, решила утянуть за собой всё моё состояние. Дознаватели проглотили подмену девушки, но не спешат выпускать меня из когтей.

Вошедшая Лукреция быстро парировала:

— Шантажировать тебя им выгодно. Наша легенда слаба, и мы все это знаем. Хорхе, у тебя есть простой выход: стать полевым врачом. Подозреваю, он же и единственный.

Свенсен кивнул, соглашаясь, и горестно вздохнул, глядя на коллегу:

— Эти медики сейчас вне закона, слишком велик на них спрос. Послужи в военном госпитале, а там всё успокоится. С этой девушкой тебя ждут открытия, сбереги её. Я и Лукреция будем рядом, мы ещё в начале лета подписали контракт с госпиталем аргентинской армии «Лос Анхелес де ла Венгаса». Да, не удивляйся: у нас в северном полушарии тоже сейчас несладко, вот и решили вдвоём — сюда. Эта война дорого, очень дорого обойдётся Надмирью.