Дмитрий Володихин
Как Сталин «возродил Церковь» в годы войны
На протяжении всех лет Великой Отечественной войны наша Церковь непрестанно молилась о даровании победы советскому народу в борьбе с гитлеровцами. Более того, она всем, чем только можно, помогала фронту. 30 декабря 1942 года митрополит Сергий обратился к верующим с призывом собрать деньги на создание особой танковой колонны памяти Димитрия Донского. В ответ одна только Москва собрала два миллиона рублей, а вся страна – 8 миллионов. Пожертвования пришли даже из блокадного Ленинграда. Но работа Церкви в этом направлении отнюдь не ограничилась разовым сбором, она шла на протяжении всех военных лет. Малыми ручейками и широким реками шли в одну большую церковную кружку средства на танки, на эскадрильи боевых самолетов. Порой священники отдавали серебряные ризы с икон, драгоценные наперсные кресты. Всего за войну на нужды фронта Церковь собрала 200 миллионов рублей. Сумма по тем временам колоссальная.
И духовная поддержка, оказанная Церковью борющейся с фашистами армии, и материальная помощь государству как организатору этой борьбы были очень велики. Церковь твердо выбрала сторону в этом великом противостоянии и твердо придерживалась своего выбора вплоть до финальных залпов Великой Отечественной.
Но почему произошло именно так? Почему Церковь, не колеблясь, помогала власти, которая Бога не признавала и в течение многих лет вела жестокую истребительную политику против верующих?
Потому что гитлеризм ничего доброго христианству не нес. Бонзы Третьего рейха были готовы использовать православное духовенство как живой инструмент исполнения своих планов, но впоследствии его ожидало самое скверное отношение. Язычество и магизм – вот истинная религия немецкого правящего круга, и с Христовой верой они никак не сочетаются. Известный современный историк Церкви протоирей Владислав (Цыпин) очень точно высказался на сей счет: «Вожди нацистской партии открыто отвергали христианские нравственные ценности и предпринимали мракобесные опыты по возрождению древнегерманского языческого культа». Вот и не стала Русская Церковь кланяться Третьему рейху, который якобы нес ей и России освобождение от большевистского ига.
Однако в массовом историческом сознании живет миф, который формулируется примерно так: «Мудрый стратег тов. Сталин, бывший семинарист, тайно поддерживал Церковь, любил ее, верил в Бога, только не всегда мог пойти против велений времени, против своих товарищей по партии. Но он оказывал Церкви помощь, не давая ее вконец погубить, притом Церковь это понимала и повела себя в грозный час военных испытаний как верный союзник тов. Сталина и советского государства. А с 1943 года Сталин дал Церкви полную свободу, возродил ее».
Относительно этого мифа можно уверенно сказать: разделять его могут лишь весьма наивные люди. Тов. Сталин никогда Церковь не любил – ни явно, ни тайно. Его бы воля, так от Русской Церкви ничего бы не осталось.
Ни для кого не секрет, что с середины 1930-х Сталин – самодержавный властелин СССР. Взглянем правде в лицо: лучше ли стало жить Церкви с приходом режима неограниченной власти Сталина? Факты говорят: нет, напротив, гораздо хуже. Церковь едва пережила вторую половину 1930-х. Львиная доля массовых репрессий досталась нашему духовенству и именно в эти годы.
В 1939 году на всей необъятной территории РСФСР оставалось лишь около ста действующих приходов. Ради четкого понимания: еще в начале 1930-х годов на той же территории находилось в сто раз больше приходов. Все монастыри оказались закрыты, здания реквизированы, либо разрушены. К тому же году по всему Советскому Союзу сохранилось всего лишь четыре действующих архиерея. А по данным за 1941 год церковнослужителей по всему СССР осталось всего 5700 человек. Накануне революции их было в 20 раз больше…
Для Русской Церкви разверзлась преисподняя, и грызла она церковное тело, и огнем палила его – вот истинная суть взаимоотношений между Церковью и советским государством в эпоху полновластия тов. Сталина. Священников и архиереев губили разными способами. Митрополит Сергий (Воскресенский) вспоминал о тех страшных годах: «Работая в Патриархии, мы сравнивали свое положение с положением кур в сарае, из которых повар выхватывает свою очередную жертву – одну сегодня, другую завтра, но не всех сразу. Но ради Церкви мы все же мирились со своим унизительным положением, веря в ее конечную непобедимость и стараясь посильно охранить ее до лучших времен, до крушения большевизма».
Послушаем другую сторону. В январе 1941 года вышла статья самого известно гонителя Церкви, буйного атеиста Емельяна Ярославского «Не успокаиваться на достигнутом». Воинствующий безбожник с удовлетворением замечает: «Впервые в истории человечества мир является свидетелем… такого массового разрыва народа с церковью, религией… Исчезла социальная почва, питавшая религию, подрезаны были социальные корни религии». Но тут же мобилизует товарищей по ненависти к Церкви на новые «подвиги»: «Неправильно было бы нам успокаиваться на достигнутых результатах… Нельзя давать врагу укреплять свои позиции, строить свое государство в государстве».
Тов. Сталин терзал Церковь, как мог. Ему и в голову не приходило отозвать своих псов от измученного, обескровленного духовенства.
Так было до войны. И вот он жалует Церкви разом очень многое: позволяет избрать патриарха (власти СССР долго препятствовали этому), возобновить работу части приходов, духовных семинарий и академий, приказывает освободить многих священников и архиереев, томившихся по тюрьмам и лагерям. Конечно, это был «царский» дар лишь по сравнению с тем жутким состоянием, в котором оказалась Церковь после недавнего разгрома. Но положение духовенства все же разом облегчилось. Только вот изменения эти начались в последние месяцы 1943 года. Половина войны уже была за кормой, и Церковь провела ее безо всяких «льгот» со стороны власти.
Да и в 1943-м тов. Сталин решился кое-что дать Церкви не из тайного пристрастия к ней и не из ностальгических воспоминаний о временах семинарского учения, а по причинам чисто политического свойства. На носу было освобождение Украины и Белоруссии. А там власти Третьего рейха проводили целенаправленный курс на открытие приходов, закрытых в советское время, на сотрудничество с духовенством. И теперь, когда предстояло отвоевать громадное пространство, находящееся под оккупацией с 1941 года, советское правительство совсем не хотело получить массовое народное сопротивление, когда армия освободителей начнет опять разорять храмы, истреблять иереев и закрывать приходы, еще недавно воссозданные при немцах… Требовалось иное: отказаться от антихристианского террора, мирно включить ожившую церковную жизнь в советское государство, показать хоть какую-то мягкость к верующим, дабы не сделать их врагами.
Война сдвинула правящий круг большевиков, во главе с их вождем, с позиции непримиримого догматизма в сторону прагматического отношения к управлению государством. Мало оказалось коммунистической идеологии, чтобы удержать фронты и армии в состоянии чудовищного напряжения. Слова «родная земля» надежнее, видимо, вселяли стойкость в окопников на передовой, нежели слова «Карл Маркс». Партийная верхушка начала делать уступки русскому патриотическому чувству: вернули ранее столь ненавистное слово «офицер», вернули погоны, принялись славословить русскому народу как непревзойденному труженику и воину. А потом, в русле этого консервативного поворота, расщедрились и на кое-какие уступки Церкви.
Советская власть била-била Церковь, а потом Господь Бог сделал из идейных атеистов, руководящих партией и правительством, кривое, безобразное, но все-таки орудие Своей воли. Орудие, коим Церковь восстанавливалась. А орудие-то думало, что ведет большую политическую игру…