Глава 32
В доме кто-то есть.
Я резко вскакиваю, роняя покрывало. Сердце колотится так сильно, что к горлу подкатывает дурнота.
Сперва мне хочется закричать «Стой-кто-идет!» или что-то в этом духе. Но я успеваю сообразить, что это глупо.
Кто бы это ни был, он явился не с добрыми намерениями. Иначе не крался бы под покровом ночи через заднюю дверь. Нет, тут два варианта: либо какому-то мимо проходящему грабителю посчастливилось набрести на открытую дверь, либо за мной пришел убийца.
И как бы я сейчас обрадовалась грабителю!
Медленно-медленно я поднимаюсь на ноги и плотнее оборачиваюсь в покрывало, словно мягкая красная шерсть может послужить мне броней.
Одно радует – незваный гость так же, как и я, побоится включить свет. Надо попробовать скрыться в темноте.
Только вот куда тут скроешься?!
Стеклянная дверь заперта, я дергала ее снаружи. У Фло был ключ, и я понятия не имею, куда она его убрала.
Я слышу чьи-то осторожные шаги по кафельному полу.
Во мне борются два очень сильных противоречивых желания. Первое – бежать. Вылететь в коридор, наверх, на второй этаж, и запереться там в ванной. Второе – драться.
Вообще-то в любой непонятной ситуации я бегу. Однако рано или поздно наступает момент, когда бежать уже не можешь.
Я стою, сжав кулаки, кровь стучит в ушах, дыхание хрипло вырывается из горла.
Бежать или драться? Бежать или драться? Бежать или…
Шаги останавливаются под дверью кухни.
Убийца стоит с той стороны. Стоит и прислушивается. Я замираю, не дыша.
А потом дверь распахивается.
Я вижу фигуру в проеме. В полумраке я не могу разобрать, кто это. Человек в куртке, лица не видно – это может быть кто угодно. Но потом фигура двигается, и я различаю проблеск светлых волос.
– Привет, Фло, – с трудом выговариваю я.
И тут она начинает смеяться.
Она смеется и смеется неизвестно чему.
А потом, хрустя стеклом под ногами, выходит на полосу лунного света, и я понимаю, что ее так развеселило.
Это не Фло.
Это Клэр.
Она держится за стенку – очевидно, что сил у нее не больше, чем у меня. Может, в больнице она и притворилась лежащей без сознания, но к монитору ее подключили не случайно. Она еле стоит и сутулится, как старуха. Как будто избита до полусмерти и только начала подниматься на ноги.
– Зачем ты вернулась? – спрашивает она. – Что же ты никак не успокоишься?
– Клэр… – выдыхаю я.
Бред какой-то. Это просто бред.
Клэр медленно плетется к дивану и со стоном на него оседает. В тусклом лунном свете она выглядит ужасно. Хуже меня. У нее изрезано лицо, на одной стороне лба набухший черный кровоподтек.
– Клэр, зачем?
Это не укладывается у меня в голове.
Она молчит. Тянется к столу, где лежат забытый Ниной кисет и бумага для самокруток, хватает их и с удовлетворенным вздохом откидывается на подушки. Начинает вертеть папироску – руки у нее в перчатках и дрожат, так что она дважды просыпает табак, прежде чем ей удается закончить это дело.
– Несколько лет не курила, – сообщает она, щелкая зажигалкой и с наслаждением затягиваясь. – Господи, как хорошо-то…
– Зачем? – повторяю я. – Зачем ты сюда приехала?
Мой мозг просто отказывается это понимать. Клэр здесь, значит, она убийца. Но почему? И как? Она не могла отправить первое сообщение – единственная из всех присутствовавших.
Мне бы надо бежать. Надо бы забиться в угол с кухонным ножом. Но я никак не могу в полной мере осознать, что происходит. Это же Клэр. Моя подруга. Она сует папироску мне, я машинально беру и затягиваюсь. Потом хочу отдать назад, но Клэр отмахивается.
– Оставь себе, я еще сверну. Господи, как же холодно! Чаю хочешь?
– Спасибо, – отвечаю я как в полусне.
Клэр убийца, но убийцей она быть не может. Я не представляю, что теперь делать, и потому не нахожу ничего лучше, чем на автопилоте следовать обычным правилам вежливости.
Она с трудом поднимается на ноги и, пошаты-ваясь, идет на кухню. Через минуту там начинает шуметь чайник.
Что мне делать?
Самокрутка прогорела, и я осторожно кладу бычок на стол.
Я закрываю глаза, потирая ладонями лицо, и как наяву вижу Джеймса на полу и кровь, яркую, как краска. Ее запах до сих пор у меня в ноздрях, а в ушах по-прежнему отдается его хриплый голос.
Шарканье ног в коридоре. Клэр возвращается с двумя дымящимися кружками. Ставит их на стол, осторожно опускается на диван, достает из кармана упаковку с каким-то лекарством, высыпает содержимое двух капсул в свою кружку.
– Обезболивающее? – спрашиваю я, потому что не знаю, что еще спросить.
Она кивает.
– Ну да. Вообще их положено просто глотать, но я не могу. – Она отхлебывает и морщится. – Мерзость какая. То ли это таблетки, то ли молоко успело испортиться.
Я тоже отпиваю из кружки. Действительно, мерзость. Чай в принципе мерзкая штука, а этот на вкус еще гаже, чем обычно: кисло-горький, несмотря на добавленный сахар. Зато, по крайней мере, горячий.
Какое-то время мы сидим молча, прихлебывая чай. Наконец я не выдерживаю:
– Что ты здесь делаешь, Клэр? Как ты сюда попала?
– Приехала на машине Фло. Она ее моим родителям одалживала, они оставили ключи у меня в тумбочке, чтобы она потом пришла и забрала. Только… она не пришла.
Ну да. Еще бы.
Клэр поднимает на меня глаза поверх чашки. Зрачки у нее расширенные, глаза блестят. Она такая красивая – даже сейчас, когда кутается в старую курт-ку, без макияжа, с порезами и синяками на лице.
– Я могу задать тебе тот же вопрос, – продолжает она. – Ты-то что здесь делаешь?
– Я вернулась, чтобы вспомнить.
– И как, получилось? – интересуется Клэр будничным тоном, как будто мы тут с ней сидим и сериалы обсуждаем.
– Получилось. – Я смотрю ей прямо в глаза, сжимая в онемевших ладонях кружку. – Я вспомнила про патрон.
– Какой патрон? – спрашивает она по-прежнему безмятежно, хотя во взгляде что-то меняется.
– Про холостой патрон в кармане твоей куртки.
Она качает головой – якобы с непониманием, и я начинаю злиться. Очень сильно злиться.
– Ты дурой-то не прикидывайся! Я знаю, что это была твоя куртка! Твоя! Иначе зачем бы ты сюда вернулась?!
– Может… – Она смотрит себе в кружку и снова на меня. – Может, чтобы защитить тебя от себя самой?
– В каком смысле?!
– Ты так и не вспомнила, что случилось, так ведь?
– Тебе-то откуда знать?
– Медсестры болтают. Прямо над головой. Особенно если думают, что я сплю.
– Ну и что с того?
– Значит, ты не вспомнила, что произошло в лесу? В машине?
– Ты о чем вообще?
– Ты схватила руль, – тихо говорит она. – Заявила, что жить не можешь без Джеймса, что десять лет по нему страдаешь, что все эти годы он тебе снится. Что ты так и не простила его за то сообщение. Ты дернула руль, и мы улетели с до-роги.
На секунду меня волной накрывает шок. Лицо горит, как будто она отвесила мне пощечину. Потом это чувство уходит, и я хватаю ртом воздух.
Это правда. Перед глазами тут же вспыхивает чудовищная картинка: мои руки на руле, Клэр яростно борется со мной, я вцепляюсь в нее ногтями…
– Ну как, вспоминаешь? Я видела, как ты взялась за ствол ружья. Это ты направила его на Джеймса, и ты толкнула Фло под руку.
Сперва я теряю дар речи. Вцепляюсь в кружку, как в орудие самозащиты. Потом начинаю мотать головой.
– Нет. Нет, нет, нет! Зачем тогда ты сюда явилась? Почему не побежала сдавать меня полиции?
– Откуда ты знаешь, что я уже тебя не сдала? – тихо спрашивает она.
Господи… У меня все слабеет от ужаса. Стуча зубами по кружке, я отхлебываю чай и пытаюсь думать, пытаюсь собрать вместе все ниточки.
Это неправда. Клэр вводит меня в заблуждение. Кто в здравом уме станет гонять чаи с убийцей своего жениха?
– Патрон, – упрямо повторяю я. – Холостой патрон был у тебя в куртке.
– Я не знаю, о чем ты, – говорит она, но я слышу, что голос у нее дрогнул. – Ли, пожалуйста, одумайся. Я тебя люблю. И я за тебя боюсь. Что бы ты ни сделала…
Я ничего не соображаю. У меня болит голова. Во рту мерзкий привкус. Я отхлебываю чаю, пытаясь смыть этот вкус, но он лишь усиливается.
Я закрываю глаза, и под закрытыми веками возникает Джеймс, умирающий на моих руках. Эта картина будет стоять передо мной до конца жизни? «Сообщение… Лео…» – хрипит он, и его легкие заполняются кровью.
И вдруг до меня доходит!
Я понимаю, что Джеймс пытался мне сказать!
Я опускаю кружку.
Я знаю, что произошло. И почему Джеймс был обречен на смерть.
