Летти Макхью остановила пикап, вытерла несуществующую копоть под глазами и мысленно заметила, что женщину «с красивыми чертами лица», как отозвалась о ней продавщица, вишневая помада не слишком изменит. Она резким движением вытерла рот, чувствуя себя глупо из-за того, что вообще купила эту дурацкую помаду. Но уже через минуту порылась в сумочке и, глядя в зеркало заднего вида, снова накрасила губы.

Расправила блузку, подняла письма, которые еженедельно забирала на почте, и бросила взгляд через лобовое стекло на унылую мокрядь вокруг. Дождь, похоже, зарядил всерьез и надолго, переждать не удастся. Тогда она прикрыла голову и плечи брезентом и, судорожно вздохнув, выскользнула из грузовичка и побежала к дому.

– Маргарет? Мэгги?

Затянутая сеткой дверь с шумом захлопнулась у нее за спиной, заглушив шум потопа за окном, но звук собственного голоса и стук каблуков выходных туфель по дощатому полу эхом вернулись к ней. Летти проверила сумочку, вытерла ноги и вошла в кухню, на всякий случай крикнув еще пару раз, хотя уже и начала подозревать, что дома никого нет.

– Мэгги? Ты там?

Кухня оказалась пустой – такой, как после ухода Норин теперь была всегда. Положив сумочку и письма на обшарпанный деревянный стол, Летти подошла к плите, где на медленном огне томилось рагу. Подняла крышку и принюхалась. Затем залезла в буфет, воровато добавила щепотку соли, немного тмина и кукурузной муки, помешала и опустила крышку.

Она подошла к аптечному шкафчику с выщербленным зеркалом и попыталась пригладить волосы, которые от влажного воздуха завились мелкими кудряшками. Разглядеть все лицо целиком ей не удалось. Уж в чем в чем, а в тщеславии семью Донливи обвинить было нельзя, это точно.

Летти снова потерла губы, затем вернулась на кухню, взглянув на нее глазами стороннего наблюдателя. Она изучила линолеум – потрескавшийся, с въевшейся деревенской грязью. Сколько она ни подметала, сколько ни мыла – все без толку. Сестра планировала заменить линолеум, даже показывала образец, который понравился ей в каталоге, присланном аж из Перта. Летти посмотрела на выцветшую краску, на календарь, где были отмечены исключительно сельскохозяйственные мероприятия: приезд ветеринаров, покупателей или продавцов зерна, – на расставленные вокруг плиты корзинки с вонючими одеялами, где спали собаки, на пачку стирального порошка «Блюо» для мужских рубашек, кристаллы которого были рассыпаны по белесой рабочей поверхности. Единственным признаком присутствия в доме женщины было наличие журнала «Гламур» с анонсом нового романы Дафны Дюморье и статьей под названием «Вышли бы вы замуж за иностранца?». Она заметила, что страницы уже изрядно засалены, а углы обтрепаны.

– Маргарет?

Летти посмотрела на часы: мужчины с минуты на минуту должны были вернуться на ланч. Она подошла к вешалке возле задней двери и сняла старую пастушью куртку, поморщившись от запаха дегтя и мокрой собачьей шерсти, которые теперь точно пропитают ее одежду.

Дождь зарядил с такой силой, что кое-где во дворе образовались небольшие речушки. Вода в дренажных канавах протестующе булькала, а цыплята, нахохлившись, сбились в кучку под кустами. Мысленно отругав себя за то, что не надела резиновые сапоги, Летти выскочила во двор и побежала к амбару. А там, как и ожидала, увидела скачущую кругами по загону лошадь, а на ней – нечто напоминающее огромный пакет из коричневой промасленной бумаги, лицо было закрыто широкополой шляпой, блестевшей от струек дождя.

– Маргарет!

Летти стояла под навесом и, пытаясь перекричать шум дождя, неуверенно махала рукой.

Лошадь явно была сыта по горло. Прижав хвост к мокрому крупу, она пятилась от ограды и время от времени отчаянно взбрыкивала, тогда как наездница, терпеливо поворачивая ее, заставляла усердно повторять все сначала.

– Мэгги!

Лошадь неожиданно встала на дыбы, и у Летти екнуло сердце, а рука непроизвольно зажала рот. Но наездницу оказалось не так-то легко выбить из седла, она только слегка пришпорила лошадь, бормоча что-то сквозь зубы, – возможно, пыталась увещевать упрямое животное, а возможно, и нет.

– Мэгги, ради всего святого! Не могла бы ты подъехать поближе?

Поля шляпы слегка приподнялись, в приветственном жесте взметнулась рука. Лошадь развернулась и, понурившись, побрела к воротам.

– Летти, ты здесь давно? – спросила Мэгги.

– Девочка моя, ты что, совсем рехнулась?! Ты соображаешь, что делаешь? – Она увидела, что племянница широко улыбается из-под полей шляпы.

– Да так, объезжаю понемножку. Папа слишком большой для нее, мальчикам с ней не справиться, значит остаюсь только я. Старушка с норовом, а?

Летти в сердцах покачала головой и сделала знак Маргарет слезть с лошади.

– Боже мой, детка! Может, тебе помочь?

– Ха! Нет, я справлюсь. А что, скоро ланч? Мясо я уже поставила тушиться, но не знаю, когда вернутся мужчины. Они перегоняют телят к Йаррава-крик и могут проторчать там весь день.

– Вряд ли они задержатся в такую погоду, – ответила Летти, когда Маргарет неуклюже слезла с лошади и тяжело приземлилась на ноги. – Если они, конечно, не такие же чокнутые, как и ты.

– А, не бухти! На самом деле она лучше, чем кажется.

– Ты насквозь промокла. Только посмотри на себя! И как тебе только в голову взбрело ездить верхом под дождем?! Господи помилуй, Мэгги, сомневаюсь, отдаешь ли ты себе отчет в том, что делаешь… Что бы сказала твоя дорогая матушка… один только Бог ведает.

И обе сразу притихли.

– Знаю… – Маргарет сморщила нос и принялась расстегивать подпругу.

Летти забеспокоилась, не перегнула ли она палку. Она замялась, с трудом удержавшись от слов извинения, готовых слететь с губ.

– Я не имела в виду…

– Забудь. Летти, ты абсолютно права, – сказала девушка, зажав под мышкой седло. – Она не стала бы заставлять кобылу наматывать круги, а просто надела бы на нее балансирующий повод, и дело с концом.

Мужчины вернулись около часа дня, стремительно побросали мокрые галоши и шляпы в кучу, куртки стащили прямо в дверях. Маргарет накрыла на стол и теперь подавала дымящиеся миски с тушеной говядиной.

– Колм, смотри, сколько грязи ты натащил на каблуках, – сказала Летти, и молодой человек, решив не тратить время на то, чтобы вытереть сапоги, послушно стянул их и швырнул на ковер.

– А хлеб нам дадут?

– Наберитесь терпения, мальчики. У меня только две руки.

– Мэгги, твоя собака спит в папиной старой шляпе, – ухмыльнулся Дэниел. – Папа говорит, что если подцепит блох, то пристрелит ее.

– Ничего я такого не говорил, дурачок. Как поживаешь, Летти? Ездила вчера в город?

Марри Донливи, высокий и угловатый, с бледно-голубыми глазами на веснушчатом лице, что явственно свидетельствовало о его кельтских корнях, сел во главе стола и с ходу принялся за кусок хлеба, который отрезала для него свояченица.

– Ездила, Марри.

– Для нас какая-нибудь почта была?

– Принесу, когда поешь.

В противном случае письма будут непременно закапаны соусом и захватаны жирными пальцами. Хотя Норин всегда было наплевать.

Маргарет уже успела поесть и теперь сидела в мягком кресле возле кухонного шкафа, поставив ноги в носках на скамеечку. Летти с чувством внутреннего удовлетворения смотрела, как сосредоточенно едят мужчины. В наши дни не так уж много семей могут собрать за одним столом сразу пять представителей сильного пола, и это притом что трое отслужили в армии. Когда Марри попросил Дэниела, младшенького, передать ему еще хлеба, Летти уловила едва заметный ирландский акцент, с которым он в свое время прибыл в страну. Ее сестра любила добродушно подтрунивать над ним. «Тот самый! – говаривала она, пытаясь подражать акценту мужа. – Боевого задора в нем на сотню ирландцев».

Да, за этим столом явно кого-то не хватало. Летти вздохнула, пытаясь отогнать мысли о Норин, что она делала бессчетное число раз в течение дня. И жизнерадостно сказала:

– Представляете, жена Альфа Петтита купила один из этих новомодных холодильников «Дефендер». Там четыре ящика, он сам делает лед и практически не издает шума.

– В отличие от жены Альфа Петтита, – вставил Марри. Он уже вытащил последний выпуск «Бюллетеня» и углубился в чтение своей любимой рубрики «Человек на земле». – Хм. Пишут, что на молочных фермах становится все грязнее, потому что женщины уезжают.

– Они, очевидно, никогда не бывали в комнате Мэгги.

– Это ты приготовила? – Марри оторвался от газеты и ткнул пальцем практически в пустую миску.

– Нет, Мэгги, – ответила Летти.

– Вкусно. Лучше, чем в прошлый раз.

– Даже не знаю почему, – сказала Маргарет, она поднесла руку к глазам, пытаясь найти занозу. – Я ничего нового не добавляла.

– В «Одеоне» показывают хорошую картину, – поспешила сменить тему Летти и тем самым привлекла к себе внимание остальных.

Она знала, что мужчины делают вид, что их вовсе не интересуют обрывки сплетен, которые она дважды в неделю привозила на ферму, ведь сплетни – это бабское дело, но время от времени маска безразличия с парней все же слетала. Она прислонилась к раковине, скрестив руки на груди.

– Ну?

– Это фильм о войне. Грир Гарсон и Тайрон Пауэр. Забыла название. Что-то такое с «навсегда».

– Надеюсь, там покажут военные самолеты. Американские. – Дэниел посмотрел на братьев, явно ища их одобрения, но они были всецело поглощены едой и даже не подняли головы.

– А скажи, коротышка, как ты собираешься добираться до Вудсайда. Надеюсь, ты не забыл, что сломал велосипед? – пихнул его в плечо Лиам.

– Так или иначе, не поедет же он туда один на велосипеде, – заметил Марри.

– Кто-нибудь из вас может отвезти меня туда на грузовике. Да ладно вам! Так и быть, заплачу за ваше мороженое.

– Сколько кроликов ты продал на этой неделе?

Дэниел имел небольшой приработок: он свежевал кроликов и продавал шкурки. И совершенно необъяснимым образом цена качественных шкурок поднялась с одного пенни до нескольких шиллингов, что вызывало некоторую долю зависти к неожиданно свалившемуся на младшего брата богатству.

– Только четыре.

– Что ж, тоже неплохо.

– Ой, Марри, Бетти просила передать тебе, что их хорошая кобыла наконец-то жерёбая. Если тебя это все еще интересует.

– Та самая, которую спаривали с Колдуном?

– Думаю, да.

Марри бросил взгляд на старшего сына:

– Колм, наверное, стоит заскочить туда в конце недели. Хорошая лошадь в хозяйстве не помешает.

– Кстати… – сделав глубокий вдох, начала Летти. – Сегодня я видела, как Маргарет объезжала твою норовистую молодую кобылу. Не уверена, что Мэгги стоит ездит верхом. Это… небезопасно.

– Летти, она взрослая женщина, – не отрывая глаз от миски, произнес Марри. – Очень скоро мы вообще не сможем учить ее жить.

– Летти, зря ты так кипятишься. Я знаю, что делаю.

– Кобыла на вид весьма злобная. – Летти принялась за мытье посуды, чувствуя себя немного сбитой с толку. – Я просто хочу сказать, что, по-моему, Норин этого не одобрила бы. Только не в ее… положении…

При упоминании имени ее сестры на кухне повисла напряженная тишина.

Марри отпихнул пустую миску к центру стола:

– Летти, очень благородно с твоей стороны, что ты переживаешь за нас. Не думай, что мы этого не ценим.

Даже если мальчики и заметили взгляд, которым обменялись оба «старика», как они про себя называли их, а также легкий румянец, неожиданно появившийся на щеках тети Летти, то оставили свое мнение при себе. Точно так же, как в свое время промолчали, обнаружив, что для визита к ним она вдруг стала надевать свою лучшую юбку. Или что в свои сорок с хвостиком вдруг начала делать перманент.

Тем временем Маргарет поднялась с кресла и принялась лениво просматривать лежавшие на буфете рядом с сумочкой Летти письма.

– Черт побери! – воскликнула она.

– Маргарет!

– Прости, Летти. Посмотри! Папа, ты только посмотри! Это мне. Со штампом военно-морского флота!

Отец кивком велел ей дать ему письмо. Повертел конверт в мозолистых руках, обратив внимание на официальный штамп и адрес отправителя.

– Хочешь, чтобы я открыл?

– Значит, он не погиб, да?! – воскликнул Дэниел, за что с ходу получил от Колма увесистую оплеуху.

– Не старайся быть еще большим придурком, чем кажешься!

– Ты ведь не думаешь, что он погиб, да? – Маргарет с трудом устояла на ногах, ее румяное лицо сразу потеряло все краски.

– Конечно не погиб, – ответил отец. – А иначе тебя известили бы телеграммой.

– Может, они хотели сэкономить на почтовых расходах, но… – Дэниел с трудом увернулся от энергичного пинка старшего брата.

– Я хотела подождать, пока все не поедят, – вставила Летти, но ее слова повисли в воздухе.

– Ну давай же, Мэг! Чего тянешь?

– Не знаю, – проронила девушка, явно терзаясь сомнениями.

– Да ладно тебе, мы ведь с тобой. – Отец ласково погладил ее по спине.

Она посмотрела на него, потом – на письмо, которое уже держала в руках.

Братья вскочили на ноги и окружили ее плотным кольцом. Летти, так и оставшаяся стоять у раковины, внезапно почувствовала себя лишней. Чтобы скрыть замешательство, она с удвоенным рвением принялась отскребать кастрюлю, ее крупные пальцы покраснели от горячей воды.

Маргарет вскрыла конверт и едва слышно – эта привычка сохранилась у нее с детских лет – принялась читать письмо. Затем Мэгги коротко вскрикнула, и Летти, резко обернувшись, увидела, что девушка тяжело осела на стул, услужливо придвинутый одним из братьев. Она потрясенно смотрела на отца.

– Ты в порядке, моя девочка? – Его лицо сморщилось от волнения.

– Папа, я еду, – прохрипела она.

– Что?! В Ирландию? – схватив письмо, спросил Дэниел.

– Нет. В Англию. Меня берут на борт корабля. Боже мой, папа!

– Маргарет! – предостерегающе воскликнула Летти, но ее никто не слушал.

– Мэг едет в Англию! – Старший брат уже прочел письмо. – Действительно едет! Они смогли найти ей место на корабле!

– Эй, чего раскричался? Уймись! – беззлобно одернула его Маргарет.

– «В связи с изменением статуса другой „военной невесты“ мы можем предложить вам место на борту…» Как это пишется? «Мы отплываем из Сиднея»… Бла-бла-бла…

– Изменение статуса? Интересно, что случилось с той бедняжкой? – фыркнул Нил.

– Вполне возможно, что ее муж уже успел снова жениться. Такое случается.

– Летти! – возмутился Марри.

– Ну, это чистая правда. Все в жизни бывает. Почитай газеты. Я слыхала о девушках, которые добрались аж до самой Америки, а там им оказались вовсе не рады. Некоторые даже с… – начала она, но сразу прикусила язык.

– Джо другой, – отрезал Марри. – Мы все знаем, что он не из таковских.

– А кроме того, – жизнерадостно начал Колм, – когда он женился на Мэг, я предупредил его, что, если он ее бросит, я обязательно найду его и убью.

– И ты тоже? – удивился Нил.

– Господи! – перекрестилась Маргарет, проигнорировав стоявшую с покаянным видом тетю. – Вы мне вздохнуть спокойно не даете. Удивляюсь, что он вообще здесь задержался.

Но когда до присутствующих наконец дошел смысл полученного письма, на кухне стало тихо. Маргарет крепко сжала руку отца, тогда как остальные делали вид, будто ничего не замечают.

– Кто-нибудь хочет чая? – спросила Летти.

У нее в горле застрял ком. Она уже мысленно представляла себе кухню без Маргарет. В ответ она услышала очень невнятное выражение согласия.

– Но учти, нет никакой гарантии, что ты получишь каюту, – заметил Нил, продолжая читать письмо.

– Они могут поместить ее вместе с багажом, – предположил Лиам. – Такой толстокожей все нипочем!

– Что, прямо вот так? – поинтересовался Дэниел, который, как заметила Летти, был потрясен до глубины души. – Я хочу сказать, ты что, прямо вот так возьмешь и уедешь в Англию?

– Да, вот так, – спокойно ответила Маргарет.

– А как же мы? – спросил Дэниел, и голос его вдруг сорвался, словно он так и не смог воспринять всерьез замужество сестры и возможные последствия этого события. – Мы не можем одновременно потерять и маму, и Мэг! И что нам тогда делать?!

Летти собралась было принять участие в разговоре, но слова вдруг застряли у нее в горле.

А за столом молча сидел Марри, его рука сплелась с рукой дочери.

– Мы, сынок, будем радоваться, – наконец произнес он.

– Что?!

Марри ободряюще улыбнулся дочери, хотя Летти не поверила в искренность этой улыбки.

– Мы будем радоваться, потому что рядом с Маргарет будет хороший человек. Человек, сражавшийся за свою страну и за нашу тоже. Человек, который вполне заслуживает нашу Маргарет, впрочем, как и она его.

– Ой, папа, – потерла глаза Маргарет.

– И что самое важное. – Голос Марри окреп и зазвучал громко, словно пресекая все возражения. – Мы должны радоваться вдвойне, потому что дед Джо был ирландцем. А это значит… – он положил тяжелую руку на округлившийся живот дочери, – что малышу суждено попасть, да будет на то воля Господа, в рай земной.

– О Марри, – прижав руку ко рту, прошептала Летти.

– Мужайтесь, ребята, – пробормотал Колм, натягивая сапоги. – Нас ожидает вечер в духе «Danny Boy».

У них уже некуда было вешать выстиранную одежду. Сушилка в доме была загружена настолько, что того и гляди обвалится потолок, мокрое белье свисало со всех крючков и веревок, болталось на плечиках, прицепленных к дверям, лежало на полотенцах на всех рабочих поверхностях. Маргарет выудила из ведра очередную сырую нижнюю рубашку и протянула тете, а та заправила подогнутый край в каток для глажки белья и начала крутить ручку.

– Это все потому, что вчера ничего не высохло, – сказала Маргарет. – Я не успела вовремя снять белье с веревки, вот оно снова и намокло, а у меня его еще куча.

– Мэгги, почему бы тебе не присесть? – предложила Летти. – В ногах правды нет. И вообще, дай им отдохнуть минутку-другую.

Маргарет с благодарностью опустилась на стул, что стоял в прачечной, и ласково погладила примостившегося рядом терьера.

– Я, конечно, могу повесить что-то в ванной, но папа будет ругаться.

– Понимаешь, ты должна больше отдыхать. При таком сроке большинство женщин стараются держать ноги повыше.

– Ай, мне еще носить и носить, – отозвалась Маргарет.

– По моим прикидкам меньше двенадцати недель.

– Вот африканские женщины котятся прямо под кустом и идут себе дальше работать.

– Ты не африканка. И я сильно сомневаюсь, что здесь уместно слово «котятся», словно это… – Летти понимала, что не может рассуждать о деторождении, поскольку ничего в этом не смыслит.

Она молча занималась бельем, а дождь все барабанил по жестяной крыше, и из открытого окна в прачечную проникали сладкие запахи мокрой земли. Допотопный каток надрывно скрипел, неохотно возвращаясь к жизни.

– Дэниел воспринял новость хуже, чем я ожидала, – как бы между прочим заметила Маргарет.

Летти, кряхтя, продолжала крутить ручку.

– Он еще слишком молод. И здорово натерпелся за последнюю парочку лет.

– Но он жутко зол на меня. Уж чего-чего, а этого я от него не ожидала.

– Полагаю, он разочарован. Потерять и мать, и тебя… – замявшись, произнесла Летти.

– Я же не специально. – Маргарет вспомнила о внезапной вспышке его гнева, когда он бросал ей в лицо такие обидные слова, как «эгоистичная» и «злая», до тех пор, пока отец с помощью подзатыльника не прервал его обличительную речь.

– Понимаю. – Летти оставила ручку и выпрямилась. – И они тоже понимают. Даже Дэниел.

– Но когда мы с Джо поженились, знаешь, у меня и в мыслях не было оставить папу и мальчиков. И вообще, мне казалось, что им все равно.

– Ну конечно, им не все равно. Они тебя любят.

– Я же не возражала, когда Нил уходил.

– Он уходил на войну. И ты понимаешь, что выбирать не приходилось.

– Но кто теперь за ними присмотрит? Если очень приспичит, папа погладит рубашку и вымоет посуду, но вот приготовить обед никто из них точно не сможет. И простыни не будут менять до тех пор, пока они не станут такими заскорузлыми, что своим ходом отправятся в корзину для грязного белья.

Маргарет говорила и говорила, а потом и сама начала верить в то, что на ней держится весь дом, заботу о котором она со скрытым негодованием взвалила на свои плечи два года назад. Ей и в страшном сне не могло присниться, что когда-нибудь придется заниматься стряпней и уборкой. Даже Джо все прекрасно понял, когда она призналась ему, что в этом деле она безнадежна, но, что самое главное, не горит желанием исправлять ситуацию. И вот теперь, вынужденная каждый день часами обслуживать братьев, с которыми когда-то была на равных, она чувствовала, как в ее сердце борются между собой печаль, раскаяние и молчаливая ярость.

– Летти, у меня так тяжело на душе. Ведь я и вправду считаю, что им не справиться без… ну, женщины в доме.

В прачечной повисло тягостное молчание. Собака заскулила во сне, перебирая лапами, будто она за кем-то гналась.

– Уверена, они могут пригласить кого-нибудь в качестве домоправительницы, – нарушила тишину Летти, но голос ее прозвучал как-то слишком уж беззаботно.

– Папа не захочет за это платить. Тебе ведь известно, какой он экономный. И, кроме того, не уверена, что они потерпят чужого человека на кухне. Ты же их знаешь. – Маргарет покосилась на тетю. – А с тех пор как Нил вернулся из армии, он вообще не желает ни с кем знакомиться… Ой, даже и не знаю…

А на улице дождь постепенно ослабевал и теперь не так сильно стучал по крыше, на востоке между свинцовыми тучами начало проглядывать голубое небо. Женщины замолчали, задумчиво уставившись в окно.

Не дождавшись ответа, Маргарет заговорила снова:

– На самом деле я все думаю, а стоит ли мне вообще уезжать. Я хочу сказать, какой смысл отправляться в такую даль, если я постоянно буду беспокоиться о семье? – Она вопросительно посмотрела на тетю и, не дождавшись ответа, продолжила: – Потому что я…

– Думаю, – подала голос Летти, – я могу им помочь.

– Что?

– Не надо говорить «что», дорогая. Если ты действительно так за них переживаешь, – ровным тоном произнесла Летти. – Я смогу приезжать почти каждый день. Просто чтобы помогать по мере сил.

– Ой, Летти, да неужели?! – Маргарет постаралась, чтобы ее голос звучал в меру удивленно и в нем слышалась благодарность.

– Ужасно не хочется наступить кому-нибудь на больную мозоль.

– Нет… Нет… Конечно нет.

– И мне не хочется, чтобы ты или мальчики подумали… будто я стараюсь занять место вашей матери.

– Ну что ты! Никому такое даже в голову не придет!

Женщины молча переваривали то, что наконец было высказано вслух.

– И люди могут… неправильно понять. В нашем городе и вообще… – Летти машинально пригладила волосы.

– Да, они могут, – с серьезным выражением лица проронила Маргарет.

– Но с другой стороны, я пока без работы. Ведь военный завод закрылся. А семья должна быть на первом месте.

– Именно так.

– Я хочу сказать, мальчики нуждаются в женском влиянии. Особенно Дэниел. Он сейчас в том возрасте… И я ведь не делаю ничего плохого. Ничего такого… ну, ты понимаешь…

Если Маргарет и заметила, как у тети порозовели от удовольствия щеки, то ничего не сказала. Если тетина внешность в последнее время и изменилась – взять, к примеру, новую губную помаду, – что несколько усложняло для Маргарет ведение переговоров, то она решительно отмела все подозрения. Если ценой ее законной свободы станет узурпация освободившегося места матери, что ж, она постарается видеть в этом только хорошее.

Угловатое лицо Летти озарилось улыбкой.

– В таком случае, дорогая, если тебе так будет легче, я позабочусь о них, – сказала она. – И о твоей Мод тоже. Тебе не придется беспокоиться.

– Ну, о ней я меньше всего беспокоюсь. – Маргарет с трудом поднялась со стула. – Я собираюсь…

– Да, я сделаю все возможное, чтобы они были в порядке, – продолжила Летти. Согретая надеждой наконец обрести свое женское счастье, она вдруг стала словоохотливой. – Если тебе действительно так будет легче, Мэгги, дорогая, чем могу – помогу. Да, тебе не придется беспокоиться. – Почувствовав неожиданный прилив сил, она выжала последнюю рубашку, бросила ее в корзину для белья и приготовилась к новому сеансу сушки. Затем вытерла крупные костлявые руки о передник. – Ну вот. Ладно. Почему бы мне не приготовить нам по чашечке чая? А ты пока напиши письмо на флот, скажи, что согласна, и тогда мы будем знать, что все устроилось. Ты ведь не хочешь упустить место на корабле? Как та бедняжка, которой не повезло.

Маргарет выдавила сияющую улыбку. Если верить статье в «Гламуре», она, возможно, больше никогда с ними не увидится. И к этому тоже надо быть готовой.

– Знаешь что, Мэгги, я, пожалуй, проверю ящики в твоей комнате: не надо ли чего подлатать. Я ведь знаю, что с иголкой ты не дружишь, а мы хотим, чтобы ты выглядела как конфетка, когда встретишься с Джо.

Вы не должны осуждать их, говорилось в статье. Но вы должны быть уверены, что никогда не будете винить вашего мужа в том, что он разлучил вас с семьей. Тетя по-хозяйски перетаскивала корзинку с бельем, точь-в-точь как в свое время мама.

Маргарет зажмурилась и сделала глубокий вдох, слушая, как по прачечной эхом разносится голос Летти.

– Заодно приведу в порядок пару рубашек твоего отца. Раз уж я возьмусь за шитье. Дорогая, я ведь прекрасно вижу, что мужчины выглядят немного усталыми, и мне не хочется, чтобы говорили, будто я… – Она покосилась на Маргарет. – Я позабочусь о том, чтобы здесь все было тип-топ. О да. Тебе не придется ни о чем беспокоиться.

Маргарет не хотелось, чтобы они оказались брошены на произвол судьбы. Уж лучше так, чем если появится кто-то, кого она вообще не знает.

– Мэгги?

– Мм?

– Как тебе кажется… Как тебе кажется, твой отец не будет возражать? Я хочу сказать, против меня. – Лицо Летти – лицо сорокапятилетней женщины – внезапно приняло озабоченное выражение и стало трогательно-беззащитным, совсем как у молодой невесты.

Уже гораздо позже, размышляя над этим долгими бессонными ночами, Маргарет так и не смогла понять, что заставило ее сказать это. Ведь она вовсе не была подлой или злой. Более того, она не хотела, чтобы Летти или папа коротали оставшиеся им дни в одиночестве.

– Мне кажется, он будет в восторге, – произнесла она, погладив собаку. – Летти, он очень тепло к тебе относится. И мальчики тоже. – Она принялась внимательно разглядывать занозу в руке и закашлялась. – Он частенько говорил, что ты для него… как сестра. Человек, с которым он может поговорить о маме и который помнит, какой она была… И конечно, если ты будешь стирать им рубашки, то заслужишь их бесконечную благодарность.

Мэгги не осмелилась поднять глаза, но остро почувствовала, как окаменели юбки Летти, как застыли на месте ее худые сильные ноги. А руки, такие ловкие и быстрые, безвольно повисли вдоль тела.

– Да, – наконец сказала Летти. – Конечно. – Голос ее звучал слегка сдавленно. – Ну, пойду приготовлю нам чая. Как и обещала.