Глава 8
Во время морского путешествия невесты смогли прослушать лекции, сопровождаемые наглядной демонстрацией того, как следует покупать и готовить продукты питания с учетом строгих продовольственных норм. Ближе к концу плавания режим питания несколько ужесточили, чтобы переход на продуктовые карточки не стал для них слишком болезненным.
Дейли миррор. 7 августа 1946 года
Пятый день плавания
Состояние моря, столь же капризного, что и невесты на борту «Виктории», резко ухудшилось, как только корабль покинул каналы Сидней-Хедс.
Великая Австралийская бухта, восхищенно, но с долей опаски говорили члены команды, покажет, кто настоящий моряк, а кто нет.
Судьба, словно нарочно убаюкав девушек ложным ощущением безопасности, решила теперь продемонстрировать их уязвимость и непредсказуемость их будущего. Жизнерадостное синее море почернело, стало мутным и ощетинилось высокими гребнями. Легкие бризы превратились в порывистые ветры, те со временем переросли в шквалистые – плевавшиеся холодным дождем в моряков, крепивших, задыхаясь в своих штормовках, самолеты к палубе. А корабль, вставая на дыбы и кряхтя от натуги, прокладывал себе путь между водяными валами.
И вот пассажиры, которые до того беспокойной толпой бродили по палубам, сперва по одиночке, а затем уже целыми группами ретировались на свои койки. А те, кто еще держался на ногах, хватаясь за стенки, неуверенно передвигались – бледные от страха – по коридорам. Лекции пришлось отменить, так же как и запланированные учения по использованию спасательных шлюпок: члены экипажа поняли, что лишь немногим женщинам под силу их выдержать. Оставшиеся в строю офицеры из женской вспомогательной службы разносили по каютам таблетки от тошноты.
Беспрестанные удары волн о борт корабля, заунывные звуки корабельного гудка, несмолкаемый лязг цепей и скрежет самолетов на полетной палубе – все это окончательно лишало надежды хоть немного поспать. Эвис и Джин – ну конечно же Джин, а кто еще? – лежали на койках, замкнувшись в собственном мирке тошнотворной напасти. Но если у Эвис этот мирок был сугубо личным, то Джин держала всех в курсе своих страданий. Эвис казалось, что ей уже известны практически все симптомы Джин – что у той стоит ком в животе, что маленький кусочек сухарика чуть было не привел к конфузу у дверей столовой на полетной палубе, что этот ужасный кочегар, который шел за ними до самой прачечной, жрал у нее на глазах сэндвич с сыром и белковой пастой, отчего ее едва не стошнило. Все это свисало у него изо рта и…
– Да-да, Джин, я представляю, – простонала Эвис и заткнула уши.
– Значит, вы не пойдете на чай, да? – поинтересовалась стоявшая в дверях Маргарет. – Сегодня дают мясо в горшочках.
Собака спала на ее койке, явно не чувствуя резкой смены погоды.
Джин повернулась лицом к стене. И ее ответ – слава богу – прозвучал неразборчиво.
– Ну что, Фрэнсис, пошли? – сказала Маргарет. – Похоже, будем только мы вдвоем.
Маргарет Донливи познакомилась с Джозефом О’Брайеном восемнадцать месяцев назад, когда ее брат Колм привел его, а вместе с ним еще шесть-семь дружков из пивной домой, и вот вплоть до окончания войны все они стали частыми гостями семьи Донливи. Таким образом брат собирался снова наполнить жизнью дом, осиротевший после ухода матери. Ведь на первых порах они никак не могли примириться с оглушающей тишиной, вызванной отсутствием самого спокойного члена семьи. Но ни отец, ни братья не хотели, чтобы Маргарет с Дэниелом оставались дома одни, пока старшие будут топить горе в вине, – они были чрезвычайно заботливы, хотя такая забота и принимала иногда странные формы, – поэтому было решено перенести пивную на ферму. Иногда из кузова их грузовичка свисало до четырнадцати-пятнадцати человек, в основном американцев, нагруженных крепким алкоголем и пивом, или ирландцев, распевавших песни, от которых у Марри слезы наворачивались на глаза. И теперь каждый вечер в их доме звучали голоса пьющих и горланящих мужчин, а иногда – тихий плач Дэниела, пытавшегося понять, кому все это нужно.
– Джо был единственным, кто не приглашал меня на свидания и не приставал ко мне, – сказала она Фрэнсис, уписывая за обе щеки картофельное пюре в полупустой столовой. – Остальные обращались со мной так, будто я что-то вроде официантки, и, стоило братьям отвернуться, норовили облапать меня в темном углу. Одного даже пришлось в маслобойне отоварить лопатой, уж больно рьяно он стал распускать руки. – Она подхватила свой металлический поднос, который грозил соскользнуть со стола. – С тех пор я его больше не видела.
Неделей позже Колм застукал еще одного парня, когда тот подглядывал за тем, как она мылась в ванной, и они с Нилом и Лиамом чуть было не вытрясли из бедняги всю душу.
Так вели себя все, кроме Джо, который приходил каждый день, добродушно подтрунивал над Дэниелом, давал отцу советы, основанные на опыте работы на родительском приусадебном участке в Девоне, дарил ей нейлоновые чулки не того размера и угощал сигаретами, посматривая на нее исподтишка.
– В конце концов мне пришлось спросить, почему он не подбивает под меня клинья, – продолжила рассказ Маргарет. – И, по его словам, он прикинул, что, если сможет задержаться здесь подольше, я привыкну к нему, будто к предмету меблировки.
Первый раз он пригласил ее на свидание ровно за три месяца до того, как Военно-воздушные силы Соединенных Штатов сбросили атомную бомбу на Хиросиму, а уже через несколько месяцев они поженились – Маргарет надела мамино подвенечное платье, – как раз в тот день, когда Джо в последний раз получил увольнительную. Она знала, что им будет хорошо вместе, сказала она. Джо был очень похож на ее братьев. Он не относился к себе или к ней слишком серьезно.
– А он обрадовался, узнав о ребенке?
– Когда я сообщила ему, что беременна, Джо поинтересовался, не придутся ли роды на период ягнения, – фыркнула Маргарет.
– Да уж, не слишком романтично, – улыбнулась Фрэнсис.
– Джо, наверное, и слова-то такого, как «романтика», в жизни не слыхивал, – ответила Маргарет. – Хотя мне, в общем-то, без разницы. Все эти охи и вздохи не для меня. Если всю жизнь живешь с четырьмя деревенщинами, которые стряхивают на тебя под столом козявки из носа, то трудно ассоциировать романтику с представителями того же пола, что и они. – Маргарет улыбнулась, снова набив рот картофельным пюре. – Я вообще не собиралась замуж. Для меня замужество означало только еще больше стряпни и грязных носков. – Она опустила глаза, и ухмылка вдруг исчезла с ее лица. – Я до сих пор постоянно себя спрашиваю, как такое могло случиться.
– Мне очень жаль, что ты осталась без мамы, – произнесла Фрэнсис. Маргарет заметила, что та взяла себе добавки, чего она, в своем положении, позволить себе, к сожалению, не могла, ибо рисковала заработать несварение желудка. И тем не менее Фрэнсис была худой как спичка. На десерт подали бланманже «Прекрасная купальщица», получившее такое название, как с усмешкой объяснил повар, потому что оно все дрожало и имело прелестные изгибы. – А отчего она умерла? Прости, – поспешно сказала Фрэнсис, заметив, как покраснело бледное лицо Маргарет. – Я не хотела быть бестактной. Интерес чисто профессиональный.
– Нет… нет, – ответила Маргарет. Они обе ухватились за край накренившегося стола, пытаясь не дать солонке, перечнице и стаканам упасть на пол. – Это было как гром среди ясного неба. Буквально минуту назад она была здесь, а еще через минуту… уже ушла, – наконец выдавила она, когда качка на время прекратилась.
В столовой стояла тишина, нарушаемая лишь невнятным бормотанием тех немногих женщин, у кого хватало твердости характера или отваги смотреть на еду, да внезапным звоном бьющейся посуды, когда еще один поднос становился жертвой набежавшей волны. Очередей, как в начале плавания, уже не было, и только несколько девушек, с удовольствием пользуясь возможностью спокойно выбирать, топтались перед выставленными блюдами.
– Я бы сказала, что это лучший вариант ухода, – произнесла Фрэнсис, бросив на Маргарет твердый взгляд ярко-синих глаз. – Она, скорее всего, даже ничего не почувствовала. – Фрэнсис помедлила и добавила: – Правда. Ей хотя бы не пришлось страдать.
Последняя фраза, возможно, заставила бы Маргарет развить тему, если бы не хихиканье в углу. Поначалу звучавшее просто как фон, хихиканье это становилось то громче, то тише, словно шло в унисон с шумом волн за бортом.
Повернувшись, Маргарет с Френсис увидели, что к сидевшим в углу женщинам присоединились несколько мужчин в рабочих комбинезонах. Одного из них Маргарет даже узнала: они здоровались накануне днем, когда он драил палубу. Моряки плотным кольцом окружили млевших от мужского внимания женщин.
– Эх, жаль, что здесь нет Джин, – принявшись за еду, рассеянно бросила Маргарет.
– Как думаешь, может, отнести им чего-нибудь? Хотя бы пюре.
– Пока мы доберемся до каюты, оно будет совсем холодным, – ответила Маргарет. – И, кроме того, я вовсе не горю желанием, чтобы Джин потом стошнило прямо на мою койку. В каюте и так черт-те как воняет.
Фрэнсис посмотрела в иллюминатор на пенистые волны, яростно бьющиеся о стекло в пятнах соли.
Она на редкость сдержанная, подумала Маргарет. Принадлежит к тому типу людей, что, даже когда говорят, продолжают внутренний диалог.
– Надеюсь, с Мод Гонн будет все в порядке, – сказала она вслух, очевидно оторвав Фрэнсис от каких-то своих мыслей. – Прямо не знаю, что делать. С одной стороны, вроде бы надо проверить, как она там, а с другой – ужасно не хочется возвращаться в чертову каюту. У меня там буквально крыша едет. Особенно когда наша сладкая парочка начинает стонать.
Фрэнсис едва заметно кивнула. Похоже, ее способность выразить свое согласие ограничивалось этим скупым жестом. Но она все же наклонилась к Маргарет поближе, с тем чтобы перекричать стоящий в столовой шум.
– Если хочешь, можно выгулять ее на палубе. Чуть позже. Дай ей глотнуть свежего воздуха. Положи ее в корзинку и прикрой сверху шерстяной кофтой.
– Привет, дамы.
Это был тот самый матрос. Подпрыгнув от неожиданности, Маргарет оглянулась на легкомысленных девиц, которых он только что покинул. Те, вытянув шеи, провожали его взглядом.
– Добрый день, – равнодушно ответила она.
– Дамы, я поговорил со своими друзьями и подумал, что неплохо было бы вам сообщить, что сегодня вечером в кубрике кочегаров будет небольшая вечеринка. Типа «добро пожаловать на борт». – Он говорил с легким акцентом и держался с непрошибаемой уверенностью.
– Мысль неплохая, – отхлебнув чая, ответила Маргарет. – Но у нас за дверью стоят часовые.
– Но только не сегодня вечером, дамы. В связи с погодными условиями численность блюстителей нравственности резко уменьшилась. Так что впереди вечер-другой полной свободы. – Он подмигнул Фрэнсис, хотя не исключено, что глаз у него просто дергался от рождения. – Выпьем грога, перекинемся в картишки. Может, сумеем познакомить вас с некоторыми английскими обычаями.
– Нет, спасибо, но это не для нас, – закатила глаза к потолку Маргарет.
– Карты, миссис, только карты. – Его лицо приняло удивленное и даже несколько обиженное выражение. – Уж не знаю, что вы там подумали. Чтоб мне провалиться, вы замужняя женщина и все такое…
Маргарет не выдержала и рассмеялась:
– В принципе, я не против карт. А во что вы играете?
– Джин-рамми. Ньюмаркет. Ну, может быть, иногда в покер.
– Тогда только карты, и больше ничего. Но учтите, я играю только на интерес.
– Наш человек, – ухмыльнулся он.
– Ну, тогда я обдеру вас как липку. У меня были лучшие учителя, – сказала она.
– Попробую рискнуть, – отозвался он. – Мне все равно, с кого снимать деньги.
– А… Для меня там места хватит? – Она откинулась на стуле, чтобы продемонстрировать свой живот, и стала ждать реакции.
Если он и колебался, то лишь долю секунды.
– Отыщем вам место. Мы всегда рады хорошему игроку в покер.
Похоже, он нашел в ней родственную душу.
– Деннис Тимс, – протянул он руку.
– Маргарет… Мэгги… О’Брайен, – обменявшись рукопожатием, сказала она.
Он кивнул Фрэнсис, которая сидела с каменным лицом.
– Мы четырьмя палубами ниже. Практически под вами. Спускайтесь по трапам, мимо офицерских гальюнов, и идите на шум хорошего веселья. – Он отдал им честь и уже собрался было отойти от их стола, но остановился и произнес трагическим шепотом: – Мэг, если застрянете на трапе, кликните нас. Мы с парнями живо пропихнем вас!
Перспектива провести несколько часов в мужской компании вдохновила Маргарет. Правда, в отличие от большинства женщин, она соскучилась отнюдь не по флирту, ей просто не хватало мужчин в доме. Маргарет тяжело вздохнула: появление Денниса в очередной раз напомнило о том, как тяжело ей давалась новая – чисто женская – жизнь.
– Кажется, он вполне ничего, – радостно сказала она, с трудом вылезая из-за стола.
– Да, – ответила Фрэнсис, которая уже направилась с подносом к стойке для грязной посуды.
– А ты, Фрэнсис, пойдешь со мной?
Маргарет пришлось чуть ли не вприпрыжку догонять эту высокую стройную девушку, которая размашисто шагала по коридору, не обращая внимания на качающийся под ногами пол. За все время разговора Фрэнсис даже не посмотрела на Денниса, подумала Маргарет. И потом до нее вдруг дошло, что они провели вместе почти два часа, а Фрэнсис так ничего и не рассказала о себе.
Дорогой Джордж!
Надеюсь, что мое письмо найдет тебя в добром здравии и что твоя нога заживает. Не знаю, дошло ли до тебя мое последнее письмо, ведь ты так и не ответил. Поэтому я взяла на себя смелость поставить номер на этом послании, чтобы ты потом мог сообщить мне, в каком порядке получил письма. Мы у себя в Тайвертоне живем хорошо. Сад выглядит прелестно, а мои новые бордюры прекрасно разрастаются. Патрик, как всегда, очень много работает, ему даже пришлось взять себе в помощь нового парня для работы с бухгалтерской отчетностью. Таким образом, у него в штате уже пять сотрудников, что для нынешнего тяжелого времени более чем достаточно.
Джордж, мне срочно нужен твой ответ, поскольку, как я уже неоднократно у тебя справлялась, необходимо оперативно решить вопрос с арендой коттеджа на границе поместья Хомвортов. Я лично говорила с лордом Хомвортом (время от времени мы встречаемся на приемах, которые устраивает его жена), и он сказал, что счастлив рассмотреть твою кандидатуру с учетом твоего блестящего послужного списка, но ответ он должен получить немедленно, так как, мой дорогой, на коттедж имеются другие претенденты. В соседнем доме живет миссис Барнс, учительница на пенсии. Очень милая дама из Челтенхема. И мы уже нашли женщину, которая будет тебя обслуживать, так что о горячих обедах можешь не беспокоиться!
И, как я уже упоминала раньше, Патрик с удовольствием представит тебя сливкам нашего общества – он не последний человек в местном Ротари клубе, поэтому постарается, чтобы ты попал в круг лучших людей. Теперь, когда после отставки у тебя будет больше свободного времени, возможно, ты не откажешься вступить в местный клуб автолюбителей? Или займешься парусным спортом? Не сомневаюсь, что ты «будешь продолжать заниматься лодками» и на закате своей жизни.
Еще один отставной военнослужащий недавно обосновался вместе со своей женой в наших краях, он, кажется, из Королевских ВВС, так что тебе будет с кем обменяться «военными историями». Правда, он очень тихий – до сих пор не обмолвился со мной ни единым словом! – и у него что-то не в порядке с глазом. Полагаю, это военная рана, но Марджори Лэтхем клянется, что он ей подмигивает.
Все, Джордж, мне пора идти. Но я непременно должна тебе сообщить, что нашей сестре уже немного лучше. Она очень благодарна тебе за все, что ты сделал, и надеется, что скоро сможет написать тебе сама. Она очень мужественно переносит свою утрату.
И я, как всегда, буду молиться, чтобы твое плавание прошло благополучно.
Твоя любящая сестра Айрис
Капитан Хайфилд сидел в своей каюте, сжимая в одной руке хрустальный бокал, а в другой – вилку, и читал письмо, которое не стал распечатывать в Сиднее. Закончив с письмом, капитан положил вилку и отодвинул в сторону остывший свиной бифштекс с вареным картофелем.
Он был несказанно рад изменению погоды: женщинами гораздо легче управлять, когда они сидят по каютам и лежат на своих койках. Если не считать пары случаев жестокой рвоты, а также девицы, свалившейся с верхней койки и в результате получившей травму, судовой лазарет пока еще пустовал. Хотя это напомнило о том, что ему самому сейчас не помешал бы хороший доктор.
Поначалу он списал все на сырость: на приступ ревматизма из-за резкого падения давления. Но боль в ноге медленно, но верно усиливалась, видоизменялась, становилась нестерпимо острой, что уже было нехорошим сигналом. Он прекрасно знал, что надо пойти показаться врачу – доктор в Сиднее несколько раз подчеркивал настоятельную необходимость этой процедуры. Но капитан понимал и другое: если у него действительно обнаружат то, что он на самом деле подозревал, они непременно найдут причину лишить его последнего похода. Отправят самолетом домой. А ведь даже набитый женщинами корабль лучше, чем вообще никакого корабля.
Внезапно послышался стук в дверь. Капитан Хайфилд рефлекторно спрятал ногу под стол.
– Войдите.
Это был Добсон с толстой пачкой бумаг под мышкой.
– Простите за беспокойство, сэр, но я принес вам пересмотренный список больных. Я решил, вы захотите узнать, что мы лишились пяти из восьми офицеров женской вспомогательной службы.
– И что, все больны?
– Четыре больны, сэр. Одна прикована к постели. Упала с трапа возле радиорубки и растянула лодыжку.
Добсон уставился на нетронутую тарелку с едой. Не приходится сомневаться, что он расскажет об этом в кают-компании и поделится своими соображениями по данному вопросу, подумал капитан Хайфилд.
– Но что, ради всего святого, она забыла возле радиорубки?!
– Заблудилась, сэр. – Добсон умело сохранял равновесие, несмотря на то что пол уходил из-под ног, а вид из окна закрывало волной. – Сегодня утром один из матросов обнаружил двух девушек на мучном складе номер два. Они оказались запертыми, каким-то образом умудрились захлопнуть дверь. Похоже, абсолютное большинство из них не в состоянии прочесть карту.
От выпитого вина у Хайфилда вдруг стало кисло во рту.
– И что нам теперь делать с сегодняшним ночным обходом? – выдохнул он.
– Полагаю, мы можем привлечь к этому делу несколько морских пехотинцев, сэр. Клайв и Найкол на редкость ответственные ребята. Если честно, то, пока мы находимся в Большом Австралийском заливе, не думаю, что у нас будут особые проблемы с дамами. Я бы сказал, половина из них стенают сейчас на своих койках и им не до глупостей. В столовых вообще практически никого нет.
Добсон прав. Хайфилд очень надеялся, что такая отвратная погода продержится все шесть недель.
– Прекрасно. Пусть ваши ребята этим займутся. А как у нас с пресной водой?
– Неплохо, сэр. Пока хватает, хотя, должен заметить, все системы у нашей старушки здорово изношены. Часть машинного оборудования держится буквально на честном слове. И все же нам еще крупно повезло, что большинству женщин не встать с кровати, – ухмыльнулся он. – Меньше воды расходуется на мытье головы, и вообще.
– Ну хорошо. Я уже об этом думал. Организуйте им еще одну лекцию на тему дхоби. Обязательную для всех. А тем, кто не послушается, пригрозите лишить права пользоваться водой в течение трех последних дней перед встречей с мужьями. Это наверняка подействует.
Добсон ушел, в очередной раз оставив неприятный осадок своей развязностью. Он уже воображает себя капитаном, не раз говорил Хайфилду его стюард Ренник. Хайфилд всегда с удовольствием продвигал своих подчиненных, но в манере держаться у Добсона было нечто такое, что стояло у капитана поперек горла. Возможно, причина крылась в истории с Хартом или в предстоящей отставке, но в глазах своих моряков он читал, что его уже практически списали, а потому, несмотря на должность и послужной список, не принимали за человека, с которым следует считаться.
– Ну и дурак, – сказал Ренник, пришедший забрать у капитана тарелку.
Он состоял при Хайфилде почти десять лет и, пользуясь столь долгим знакомством, без околичностей высказывал свое мнение.
– Может, он и дурак, но у меня нет другого старпома.
– Экипаж его не уважает. И в этом походе от него не будет никакого проку.
– Знаешь что, Ренник? Дурак он там или нет, но прямо сейчас Добсон волнует меня меньше всего.
Стюард только пожал плечами. На его морщинистом лице типичного шотландца было написано, что он, как и капитан, знает гораздо больше, чем считает нужным сказать. Хайфилд дождался, когда Ренник выйдет из каюты, и снова обратил взор на лежавшее перед ним письмо. Затем взял со стола красного дерева бокал с вином и смахнул свободной рукой листок бумаги прямо в мусорную корзину внизу.
Насчет морских пехотинцев Деннис ошибся. Когда Маргарет с Фрэнсис вернулись в каюту, морпех уже стоял с поднятой рукой под дверью, словно хотел постучаться.
– Эй! – заорала Маргарет, предприняв попытку, несмотря на мешавший живот и уходивший из-под ног пол, пробежать по коридору. – Эй! – Он опустил руку, и Маргарет проскользнула между ним и дверью. – Чем могу помочь? – пыхтя и придерживая живот, поинтересовалась она.
– Я принес вам немного крекеров. Приказ капитана, мэм. Мы разносим их всем больным.
– Они спят, – сказала Маргарет. – Лучше их не беспокоить. Правда, Фрэнсис?
Фрэнсис посмотрела на парня и поспешно отвернулась.
– Да, конечно.
– Фрэнсис у нас медсестра. И ей лучше знать, что хорошо для больных, а что нет.
В разговоре возникла короткая пауза.
– Крекеры обычно помогают. – Морпех крепко держал коробку обеими руками. – Может, тогда я оставлю это у вас?
– Да. Спасибо. – Маргарет взяла коробку и болезненно поморщилась: ребенку явно не нравилась тряска.
Парень уставился на Фрэнсис. Но, заметив взгляд Маргарет, быстро отвел глаза.
– Сегодня вечером меня здесь не будет, – сказал он. – Кое-кто из нас уже слег из-за этой погоды, поэтому придется помочь делать обход. Мне разрешили заглянуть к вам попозже, если хотите. – Говорил он отрывисто, словно не привык вести пустые разговоры.
– Нет. За нас не волнуйтесь. Все будет в порядке, – широко улыбнулась Маргарет. – Но спасибо за предложение. И не стоит называть нас «мэм». Уж слишком… формально.
– Приказ, мэм.
– О, приказ.
– Так точно. – Он поднял руку и небрежно отдал честь.
– Тогда пока, – помахала ему Маргарет. – И спасибо за крекеры. – Она молилась в душе, чтобы Мод Гонн, услышав ее голос, не залаяла.
Когда они открыли дверь, Джин сразу проснулась, откинула одеяло, показав бледное личико. Отказавшись от крекеров, она медленно села на койке. На ней была фланелевая ночная рубашка в розочках. Она еще совсем ребенок, подумала Маргарет.
– Как считаешь, нам надо что-нибудь с собой взять?
Мод Гонн прыгнула к ней на колени и попыталась лизнуть в лицо.
– Взять куда?
– В кубрик кочегаров. Ну, там что-нибудь выпить, и вообще.
– Я не пойду, – заявила Фрэнсис.
– Ты должна! Не могу же я отправиться туда одна!
Джин прищурилась. Под глазами у нее залегли тени.
– Идете? Куда? – прошептала она.
– Да так, – ответила Маргарет. – Обещала сыграть кое с кем в покер. Выгуляю по-быстрому Моди, а потом спущусь вниз. Да ладно тебе, Фрэнсис! Не будешь же ты весь вечер торчать в каюте. Потом будешь жалеть.
– Вообще-то, я не по этой части, – не слишком уверенно произнесла Фрэнсис.
– Тогда я тебя научу.
– Вы не можете оставить меня здесь! – Джин свесила ноги с края койки.
– Ты уверена? – спросила Маргарет. – Все еще здорово штормит.
– Все лучше, чем блевать в компании мисс Задаваки. – Джин ткнула пальцем в сторону Эвис, спавшей на противоположной койке, откуда свисал край длинного шелкового халата цвета само. – Я с вами. Не могу же я пропустить вечеринку! А то я уж и забыла, когда в последний раз смеялась!
Конечно, каюты для невест казались Маргарет очень тесными, но она и представить себе не могла, что окажется в маленьком кубрике – размером с гостиную в рабочем районе, – под завязку набитом мужиками. Еще за дверью ей шибанул в нос знакомый мускусный запах – именно так всегда пахло в комнатах братьев, – только здесь он казался еще гуще, а на пороге буквально валил с ног. Это был запах мужских тел, постоянно находящихся впритирку друг к другу, чистых и грязных, пахнущих потом, и алкоголем, и сигаретами, и нестираным бельем, и чем-то еще, о чем ни Фрэнсис, ни Маргарет старались не думать. И вообще в кубрик, находящийся всего четырьмя палубами ниже, на уровне ватерлинии, вряд ли когда-нибудь попадал хотя бы один глоток свежего воздуха. А поскольку он был расположен прямо над машинным отделением по правому борту, там ощущались постоянные вибрации: волны шума возникали под ногами с ужасающей, какой-то библейской неотвратимостью.
– Думаю, нам стоит вернуться, – сказала Фрэнсис.
Она еле-еле тащилась, словно ожидала засаду в конце каждого коридора. В результате Маргарет не выдержала и схватила Фрэнсис за рукав, твердо вознамерившись заставить ее хоть раз в жизни весело провести время, а там будь что будет.
– Мимо офицерских гальюнов, так? Как думаешь, это гальюны?
– Даже не собираюсь смотреть, – заявила Джин.
Когда они вышли из каюты и спустились по трапу, к ней вдруг вернулся нормальный цвет лица. Шествие замыкала Фрэнсис, она спотыкалась и хваталась за стенки при каждом новом толчке.
– Вот здесь, – сообщила Маргарет. – Эй! – крикнула она и неуверенно постучала, сомневаясь, что ее услышат в этом адском шуме. – А Деннис тут?
В ответ ей было короткое молчание, а потом на них обрушились свист и улюлюканье. А еще крики: «Полундра, ребята, у нас гости!» И только после нескольких томительных минут – Маргарет с Фрэнсис уж начали было подумывать о том, чтобы уйти, а Джин пыталась заглянуть внутрь через освещенную щелку – дверь наконец распахнулась. Вкусно пахнущий Деннис в наглаженной рубашке, с бутылкой какой-то янтарной жидкости в руке широким жестом пригласил их внутрь.
– Дамы, – склонился перед ними Деннис. – Добро пожаловать туда, где находится подлинное сердце «Виктории».
В кубрике обычно размещались тридцать два человека, и, хотя сейчас здесь присутствовала едва ли половина списочного состава, женщины оказались настолько притиснуты к представителям сильного пола, что в обычных условиях последние – как честные люди – были бы обязаны жениться. Первые полчаса Фрэнсис простояла, вжавшись в шесть дюймов свободного пространства стенки, она просто не рискнула сесть в присутствии множества полуодетых мужчин. Джин, заливаясь румянцем и хихикая, визгливо говорила «хамишь!» всякий раз, когда не могла придумать ничего умнее, – словом, достаточно часто. Маргарет же, наоборот, сохраняла олимпийское спокойствие. Во-первых, учитывая свое интересное положение, она совершенно не волновалась, а во-вторых, чувствовала себя легко и непринужденно в обществе мужчин, и они, в свою очередь, отнеслись к ней как к любимой сестре. Всего за час она успела не только обыграть их в карты, но и проконсультировать, что лучше написать в письме к любимой, как обращаться с тещами и даже какой галстук носить на гражданке. Атмосфера была до предела насыщена алкогольными парами, сигаретным дымом и солеными словцами, сопровождаемыми соответствующими извинениями – скидка на присутствие дам. В дальнем углу какой-то тощий как жердь моряк с прилизанными рыжими волосами тихо играл на трубе. Но на него никто не обращал внимания, из чего Маргарет сделала вывод, что для моряков это в порядке вещей.
– Ну как, дамы, выпить хотите? – поинтересовался Деннис, протягивая им пару стопок.
Девушки очень быстро выяснили, что их новый знакомый не слишком строго придерживается установленных на корабле правил. Алкоголь, сигареты, деньги в долг до получки – здесь он был как рыба в воде. Фрэнсис, которую уговорили сесть рядом с Маргарет, покачала головой. Не замечая восхищенных взглядов мужчин, она не решалась поднять глаза, и Маргарет начала жалеть, что уговорила ее пойти. Тем временем Джин, уже успевшая опрокинуть две стопки, глупела прямо на глазах.
– Уймись, Джин, – прошептала Маргарет. – Ведь еще недавно тебе было совсем плохо.
– А вот Дейви говорит, что это поможет успокоить живот, – ответила Джин, пихнув в бок сидевшего рядом мужчину.
– Спакоит жавот? – Джексона, одного из матросов, буквально заворожил их акцент, и он не упускал случая повторять за ними каждую фразу.
– Не советую верить им на слово, – подняла брови Маргарет. – Подумать только, поможет успокоить живот!
– Твой Джо, наверное, тебе то же самое говорил, да? – Под дружный смех окружающих Деннис показал на округлившееся пузико Маргарет.
Вдоль переборок с балками, к которым крепились гамаки, стояли ряды шкафчиков, хозяина каждого можно было определить по прикрепленным к ним почтовым открыткам или надписям от руки. На свободных местах висели фото полуобнаженных старлеток, которых теснили не столь гламурные, зернистые снимки жен, подружек, улыбающихся детишек, – пожелтевшие от никотина реликвии, которые напоминали о другом, большом мире, находившемся за тридевять земель отсюда. Те из моряков, что не играли в карты, лежали в гамаках: писали письма, спали, курили или наблюдали за происходящим – просто наслаждаясь обществом женщин. Из уважения к дамам большинство мужчин прикрыли наготу, девушкам со всех сторон совали карамельки и сигареты, предлагали полюбоваться фотографиями любимых. Несмотря на замкнутое пространство, в воздухе не чувствовалось абсолютно никакой угрозы. Ведь когда папа притаскивал из пивной пьяный сброд, она ни на секунду не могла расслабиться. А вот здешние парни оказались приветливыми, гостеприимными и в меру игривыми. Маргарет, кажется, понимала, в чем тут дело: этим ребятам, оторванным от родного дома, было достаточно одного лишь присутствия тех, кто напоминал им о мире, где нет ни войны, ни солдат, ни сражений. Она сама испытывала нечто подобное, когда встречала парней в такой же форме, что и у ее Джо.
– Фрэнсис, ты точно не хочешь перекинуться в картишки? – Маргарет снова выиграла.
Деннис присвистнул и бросил карты на стол, обещая в следующий раз взять реванш. Похоже, он ни капли не сомневался, что эта встреча не последняя.
– Нет, спасибо.
– У тебя наверняка здорово получилось бы.
Да, у Фрэнсис получилось бы. Ее лицо, с тонкими, слегка заостренными чертами, казалось абсолютно бесстрастным – ни тени беспокойства, которое она, как догадывалась Маргарет, в данный момент испытывала. Маргарет несколько раз упоминала о том, что Фрэнсис работала медсестрой, но та пресекала любые попытки втянуть ее в разговор о службе в госпитале. Правда, у нее вполне хватало воспитания, чтобы не дать повода обвинить ее в грубости. И все же.
– Твоя подруга в порядке? – шепнул Деннис.
– Думаю, она просто немного стесняется. – Другого объяснения у Маргарет не имелось.
Она опустила голову, ей было как-то неловко заявлять о дружеских отношениях с женщиной, с которой лишь недавно познакомилась.
– Намного стесняецца, – прошептал кто-то у нее за спиной.
– Заткнись, Джексон. А где служит твой муж?
– На флоте, – ответила Маргарет. – Джозеф О’Брайен. Он механик на «Александре».
– Механик, а? Эй, парни, а Мэг, оказывается, одна из нас. Жена механика. Я понял, что у тебя, Мэг, есть вкус, как только положил на тебя глаз.
– Ага, глаз он положил. Зуб даю, ты так всем женщинам говоришь, – подняла брови Маргарет.
– Только тем немногим, у кого есть вкус, – заметил его приятель.
Они сыграли еще несколько партий. Игра и дружелюбное окружение позволили женщинам забыть, что они здесь чужие. Маргарет знала, что для такого человека, как Деннис, она самый безопасный вариант: он был из тех мужчин, кто получал удовольствие от женского общества только при отсутствии сексуального подтекста. А она, глупая, боялась, что ее беременность осложнит ей путешествие! Теперь же она находила в своем положении несомненные преимущества.
И, как ни парадоксально, приятнее всего было то, что мужчины вообще не обращали внимания на ее живот. Ведь практически каждая женщина на корабле обязательно интересовалась, какой у нее срок, «хороший» ли ребенок (интересно, думала она, а что, бывают и плохие?) и кого она ждет – девочку или мальчика. Одни хотели потрогать живот и пускались в ненужные откровения насчет того, как страстно желают иметь детей, а другие, вроде Эвис, смотрели на него с едва заметной брезгливостью и категорически избегали всяческих разговоров о беременности, словно это могло быть заразным. Маргарет и сама старалась не слишком муссировать данную тему: ее буквально преследовали образы папиных телившихся коров, и ей до сих пор так и не удалось смириться со своей женской участью.
Они сыграли две, три и еще несколько партий. В комнате дым стоял коромыслом. Человек в углу сыграл на трубе две мелодии, которые она не узнала, а затем, в непривычно быстром темпе, – «The Green Green Grass of Home». Отложив карты, мужчины затянули песню. Джин влезла с непристойными куплетами, но забыла последние две строчки и зашлась в истерическом смехе.
Было уже совсем поздно, или, по крайней мере, им так казалось. При отсутствии естественного освещения и часов на руке невозможно понять, то ли время тянется еле-еле, то ли стремительно летит. Это зависело от удачной или неудачной партии в карты, от хихиканья Джин, мелодии трубы в углу – словом, от всех тех звуков, которые – при наличии некоторого воображения – могли напомнить о доме.
Маргарет положила карты на стол. Деннису понадобилась секунда, чтобы это заметить.
– Думаю, вы мне должны, мистер Тимс.
– Все, я пустой, – добродушно пропыхтел он. – Как насчет сигаретных карточек? Порадуешь своего старика.
– Оставь себе, – ответила она. – Мне слишком тебя жаль, чтобы отбирать последнее.
– Нам лучше вернуться к себе. Уже поздно. – Фрэнсис, единственная из них, кто вел себя сдержанно и чопорно, демонстративно посмотрела на часы, а потом – на Джин, которая, продолжая хихикать, лежала в гамаке какого-то молодого матросика и разглядывала книжку комиксов.
Часы показывали без четверти двенадцать. Маргарет тяжело поднялась, ей ужасно не хотелось уходить.
– Было здорово, парни. Но все хорошо, что хорошо кончается, – сказала она. – Пожалуй, нам пора.
– Ага, значит, не хотите, чтобы вас отправили домой на спасательной шлюпке.
Судя по выражению лица Фрэнсис, она восприняла эти слова вполне серьезно.
– Большое спасибо за гостеприимство.
– Гастипримсво, – пробормотал Джексон.
– Всегда пожалуйста, – сказал Деннис. – Не хотите, чтобы кто-нибудь из нас проверил, свободен ли путь? – Неожиданно его тон сделался резким: – Эй, Пламмер, поимей хоть немного уважения!
Музыка остановилась. Все глаза устремились туда, куда смотрел Деннис. Владелец комиксов, небрежно положивший ладонь на бедро Джин, поспешно отдернул руку. Осталось только не совсем ясным, была ли Джин настолько пьяна, чтобы ничего не заметить. Так или иначе, атмосфера в кубрике слегка изменилась. Секунду-две все стояли, как воды в рот набрав.
Тогда вперед выступила Фрэнсис.
– Да. Пошли, Джин. – Казалось, будто во Фрэнсис вдохнули новую жизнь. – Вставай. Пора возвращаться.
– Ну вот, все удовольствие испортила. – Джин, едва не свалившись на пол, соскользнула с гамака, послала матросику воздушный поцелуй и позволила Фрэнсис взять себя за руку. – Пока, парни. Спасибо за чудный вечер. – Волосы упали ей на лицо, скрыв блаженную улыбку. – Утром буду танцевать. – Она неуклюже задрала ногу, и Фрэнсис, наклонившись вперед, поспешно одернула ей юбку.
Маргарет кивнула сидевшим за столом мужчинам и направилась к двери, ей вдруг стало неловко, словно она только сейчас поняла, чем могло быть чревато их поведение.
Деннис, похоже, сразу смекнул, в чем дело.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Это все выпивка. Мы ничего плохого не имели в виду.
– Ничего плохого и не произошло, – сдержанно улыбнулась Маргарет.
Деннис протянул ей руку:
– Приходите еще. – Он подошел поближе и прошептал: – А то меня уже тошнит от них. – (Она сразу поняла, что он пытается сказать, и почувствовала безграничную благодарность к этом парню.) – И вообще, я с удовольствием сыграл бы партейку-другую, – добавил он.
– Не сомневаюсь, что мы еще вернемся, – ответила она, наблюдая за тем, как Фрэнсис выволакивает Джин из кубрика.
Эвис не спала и прекрасно слышала, как они осторожно проскользнули внутрь, волоча под руки хихикающую и пыхтящую Джин.
По дороге им встретились еще две девушки. Заговорщицки ухмыльнувшись, они исчезли за темным порогом своих кают. Маргарет, правда, везде чудились призрачные контролеры. У нее горели уши, поскольку каждую секунду она была готова услышать: «Эй! Вы там! Какого черта вы делаете?!» Судя по серьезному лицу Фрэнсис, она чувствовала то же самое. Тем временем Джин уже дважды стошнило – слава богу, в офицерском гальюне, оказавшемся пустым в это время суток. Более того, давясь от смеха, она пыталась пересказать им историю, которую только что прочитала:
– Ужасно смешно. Всякий раз, как эта девица пыталась хоть что-то сделать… Хоть что-то. – Она вылупила на них глаза. – С нее слетала вся одежда.
– Уписаться можно! – пробормотала Маргарет.
Она была крепкой девушкой (настоящей «кобылой», как говаривали братья), но ребенок в животе, Джин, оказавшаяся страшно тяжелой, плюс жуткая качка – все это заставляло ее кряхтеть и потеть. Правда, основная масса тела Джин пришлась на Фрэнсис, которая, хватаясь за трубы и перила, с каменным лицом молча волокла ее по коридору.
– Чаще всего исподнее и кое-что другое. Но там были две картинки, где на ней вообще ничегошеньки не было. Ничегошеньки. И ей пришлось воспользоваться руками. – Джин неожиданно вырвалась из их цепких пальцев – она оказалась на удивление сильной для такой худышки – и прикрыла руками грудь и низ живота, на лице у нее словно было написано: «Ух ты!»
– Ну давай, Джин! – Маргарет осторожно заглянула за угол и увидела, что никаких морских пехотинцев под их дверью, к счастью, нет. – Пошевеливайся! Время поджимает!
Именно в этот момент из темноты вышла женщина.
– Ой, – выдохнула Фрэнсис.
Маргарет почувствовала, что краснеет.
– Дамы, что происходит?
Женщина-офицер чуть ли не бегом направилась к ним, ее объемистая грудь показалась раньше всего остального. Рыжеволосая приземистая тетка из женской вспомогательной службы, она еще днем показывала им, как пройти в прачечную. Было нечто крайне неприятное в ее поспешности, словно она только того и ждала, чтобы поймать их на правонарушении.
– Что происходит? Разве вы не знаете, что невестам запрещено покидать каюты в это время суток?
Маргарет вдруг почувствовала, что у нее язык прилип к горлу.
– Наша подруга больна, – невозмутимо ответила Фрэнсис. – Ей срочно нужно было в туалет, и мы сомневались, что она справится без посторонней помощи.
И точно в подтверждение ее слов, палуба вдруг резко ушла из-под ног, отшвырнув их к стенке. Джин, упав на колени, выругалась и срыгнула.
– Морская болезнь?
– Ужасная, – поддакнула Маргарет, поднимая Джин.
– Ну, я не уверена…
– Я медсестра, – перебила ее Фрэнсис.
Надо же, и откуда что взялось?! – подумала Маргарет. Сколько властности в ее тоненьком, тихом голосе.
– И я решила, что будет гораздо гигиеничнее, если ее стошнит подальше от коек. Там у нас еще одна больная. – Фрэнсис показала на дверь.
Женщина строго посмотрела на Джин, которая стояла, бессильно опустив голову.
– А вы уверены, что это всего-навсего морская болезнь?
– О да, – ответила Фрэнсис. – Я ее осмотрела. В остальном с ней все в порядке.
Но выражение лица настырной тетки оставалось недоверчивым.
– Я уже сталкивалась с подобным, – заявила Фрэнсис. – Когда служила в плавучем госпитале «Ариадна». – Сделав ударение на слове «служила», она протянула руку: – Сестра Фрэнсис Маккензи.
Похоже, Фрэнсис удалось переиграть противницу, хотя женщину явно продолжало что-то тревожить – Маргарет это отлично видела, – причем не из-за того, что у нее не было уверенности в том, как на самом деле обстояло дело.
– Ну… Хорошо… – наконец процедила она. Не встретив ответного рукопожатия, рука Фрэнсис так и осталась висеть в воздухе. И по тому, с какой легкостью Фрэнсис опустила руку, Маргарет сделала вывод, что той, похоже, не привыкать. Значит, ей уже не раз приходилось сталкиваться с подобным обращением. – Ладно, дамы. Я попросила бы вас вернуться в свою каюту и без необходимости ее не покидать. Разве что в случае экстренной ситуации. Вы ведь в курсе, что мы сегодня остались без часовых, следовательно, необходимо соблюдать комендантский час.
– Уверена, что теперь все будет в порядке, – сказала Фрэнсис.
– Приказ есть приказ, вы должны знать.
– Да, мы знаем, – отозвалась Фрэнсис.
Маргарет собралась было открыть дверь, но Фрэнсис явно ждала, пока уйдет проверяющая.
Ну конечно, подумала Маргарет. Собака.
Женщина сдалась первой. Она направилась дальше, в сторону столовой, бросив на них настороженный взгляд через плечо.
