Утром я отправил начальству цидулю. Скрывшись в архиве, что находился этажом ниже прямо под моей комнатушкой, я напечатал письмо с просьбой о переводе обратно в мой отдел и сделал копии для Лоу, Расса Милларда и капитана Джека. Вот текст письма:

"Прошу вывести меня из группы, расследующей дело Элизабет Шорт, и вернуть к выполнению моих прежних обязанностей в Отдел судебных приставов. Дело Шорт расследует достаточное число куда более опытных полицейских, и я считаю, что смогу принести управлению значительно больше пользы, если буду работать в Отделе служебных приставов. Кроме того, ввиду отсутствия моего напарника Леланда К. Бланчарда, я стану старшим и мне придется вводить в курс дела своего нового напарника как раз в самый напряженный момент. Для оптимального выполнения обязанностей служащего Отдела судебных приставов, я начал подготовку к экзамену на звание сержанта, который надеюсь сдать весной этого года, во время очередной аттестации. Эта подготовка, по моему мнению, позволит мне получить необходимые лидерские качества и компенсирует отсутствие опыта работы в должности судебного пристава.

С уважением,

Дуайт В. Блайкерт, жетон 1611,

Детективный Отдел"

Закончив писать, я перечитал письмо и пришел к выводу, что уважительный тон и решительный настрой, а также полуправда о сержантском экзамене в качестве заключительного аргумента — это как раз то, что нужно. Я уже начал было ставить свою подпись, когда услышал невообразимый шум, доносившийся из соседней комнаты.

Свернув написанное и засунув его в карман, я пошел узнать, в чем дело. Вокруг стола скопилась толпа детективов и экспертов-криминалистов в белых халатах. Рассматривая какой-то предмет, они оживленно спорили и жестикулировали. Я присоединился к этому гудящему улью. Когда я увидел то, что их так взволновало, то произнес всего три слова:

— Ни хрена себе!

На металлическом подносе для улик лежал почтовый конверт. Со штампом, штемпелем, слегка пахнущий бензином. Вырезанные из газет и журналов буквы были наклеены прямо на конверт:

В ГЕРАЛЬД И ДРУГИЕ ГАЗЕТЫ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА

ЗДЕСЬ ВЕЩИ ОРХИДЕИ

ЖДИТЕ ПИСЬМА

Криминалист в резиновых перчатках вскрыл конверт и вынул содержимое: маленький черный блокнот, пластиковую карточку социального страхования и тонкую пачку фотографий. Бросив взгляд, я прочитал имя на карточке — «Элизабет Энн Шорт» — и понял, что дело Орхидеи только начинается. Как раз рядом со мной полицейский разговаривал с почтальоном — тот обнаружил конверт в почтовом ящике у городской библиотеки, и его чуть не хватил удар, но, придя в себя, он сообщил о находке патрульным, а они уже доставили находку сюда.

Сквозь толпу криминалистов пробирался Эллис Лоу, за которым следовал Фрици Фогель. Главный эксперт недовольно замахал руками; в комнате снова поднялась шумиха. Затем раздался свист и крик Расса Милларда:

— Черт вас дери! Разойдитесь и дайте им работать. В тишине.

Мы повиновались.

Криминалисты, словно вороны, налетели на конверт, посыпая его порошком для снятия отпечатков, листая блокнот с адресами, рассматривая снимки и громко объявляя свои выводы, словно хирурги за операционным столом:

— Два неполных отпечатка на отвороте, размазаны, не больше одного-двух совпадений, недостаточно для опознания, может быть, хватит для сравнения с отпечатками других подозреваемых.

— На карточке социального страхования отпечатков нет.

— Страницы блокнота читаются, но из-за того что они пропитаны бензином, отпечатки пальцев снять невозможно. Имена и телефоны в основном принадлежат мужчинам, указаны в алфавитном порядке, некоторые страницы вырваны.

— На фотографиях изображена Шорт вместе с военнослужащими в униформе, лица мужчин стерты.

Пораженный, я подумал: «Последует ли за этим письмо? Рассыпалась ли моя версия о непреднамеренном убийстве? Так как все эти предметы, вне сомнения, присланы убийцей, может, он изображен на одной из фотографий? Эта бандероль — игра в кошки-мышки или за ним последует приход с повинной?» Вокруг меня царило оживление, все полицейские задавали друг другу те же самые вопросы, сбившись в кучки, или стояли в раздумье, разговаривая сами с собой. Криминалисты забрали с собой новые вещдоки, бережно прижимая их руками в резиновых перчатках. После этого единственный человек, который умудрился сохранить спокойствие, вновь нас построил.

И мы снова замерли как вкопанные. С бесстрастным выражением на лице Расс Миллард пересчитал всех по головам и направил к доске объявлений. Когда мы там выстроились, он сказал:

— Я не знаю, что все это значит, но склоняюсь к тому, что это прислал убийца. Ребятам из лаборатории нужно еще время для работы с конвертом, а потом они сфотографируют страницы блокнота и дадут нам список лиц, с которыми надо будет поговорить.

Дик Кавано сказал:

— Расс, он с нами играет. Несколько страниц вырвано, и я ставлю десять к одному, что на одной из них было его имя.

Миллард улыбнулся:

— Может быть, да, а может быть, и нет. Может, он псих и хочет, чтобы его поймали, может быть, несколько мужчин, упомянутых в блокноте, знают его. Может быть, криминалистам удастся снять отпечатки с фотографий или опознать некоторых мужчин по нашивкам на военной форме. Может быть, ублюдок пришлет нам письмо. Здесь слишком много «может быть», но вот что я скажу вам наверняка: все вы, все одиннадцать человек, отставите в сторону ваши теперешние дела и займетесь обследованием района вокруг почтового ящика, из которого извлекли письмо. Мы с Гарри просмотрим подшивку досье. Возможно, кто-то из подозреваемых живет или работает в данном районе. Потом, когда у нас уже будет список фамилий из блокнота, мы начнем прорабатывать его по-тихому. Перед Бетти было трудно устоять, а разбивать семьи — не в моем стиле. Гарри!

Сирз стоял возле карты Лос-Анджелеса, держа в руках ручку и кнопку. Заикаясь он проговорил:

— М-м-мы об-б-бойдем район пешком. — Я увидел свое письмо, на котором стояла печать «Отказать». Затем я услышал, как в противоположном конце комнаты кто-то оживленно начал спорить. Это были Эллис Лоу и Джек Тирни, старавшиеся полушепотом доказать свою точку зрения. Чтобы их никто не слышал, они спрятались за колонну. Я подошел поближе и, сев за стоявшей рядом перегородкой, стал прислушиваться — в надежде услышать что-нибудь про Ли.

Но говорили не про Ли, а про Нее.

— ...Джек, Хорралл хочет снять с этого расследования три четверти задействованных в нем людей. Проект закона или не проект закона, он считает, что уже показал нашу мощь избирателям. Мы сможем его убедить не делать этого, показав имена из найденного блокнота. Чем больше будут писать об этом деле, тем больше у нас будет шансов переубедить Хорралла.

— Черт побери, Эллис.

— Нет. Послушай меня. Раньше я хотел скрыть информацию о том, что девчонка подрабатывала проституцией, но сейчас это уже не является секретом, поэтому нет смысла что-либо скрывать. Мы знаем, кем она была, и мы получим этому подтверждение от той пары сотен мужиков, имена которых упоминаются в ее блокноте. Наши люди допросят их, я сообщу их имена своим знакомым журналистам, и мы будем поддерживать интерес к этому делу до тех пор, пока не поймаем убийцу.

— Это рассказы для дурачков, Эллис. В этом блокноте, возможно, и нет имени убийцы. Он — псих, который показывает нам свою задницу и говорит: «Делайте выводы». На девчонке можно заработать себе репутацию, Эллис. Я знал это с самого начала, как и ты. Но это дело может нам и аукнуться. Я расследую десятки других убийств, и мне не хватает людей. И если женатые мужчины, которые упоминаются в этом блокноте, увидят свои имена в газетах, их жизнь пойдет под откос только из-за того, что они однажды переспали с Бетти Шорт.

Последовало продолжительное молчание. Затем Лоу сказал:

— Джек, ты знаешь, что рано или поздно окружным прокурором стану я. Если и не в следующем году, то в пятьдесят втором. И что уже через несколько лет Грин уйдет на пенсию, и ты также знаешь, кого я прочу на его место. Мне тридцать шесть, а тебе сорок девять. У меня еще будет шанс отличиться, у тебя -нет. Ради бога, посмотри на дело с этой стороны.

Опять воцарилось молчание. Я представил, как капитан Джек Тирни взвешивает все за и против, решая, продавать ли душу Сатане с университетским значком и планами по захвату Лос-Анджелеса. Когда он наконец сказал «да», я порвал заявление с просьбой о переводе и возвратился на арену цирка.