Глава 26

Поездка домой оказалась недостаточно долгой, и я не успел найти хоть какой-нибудь ответ. Я должен разыскать свою Тень, причем быстро, но как? Единственной подсказкой оставалось имя, которое он носил теперь, — Дуг Кроули. Судя по уровню компьютерных навыков, которые он уже проявил — в том числе подделав собственную смерть, и весьма впечатляюще, — я не сомневался: Кроули не станет использовать имя, которое нельзя подтвердить документами и убедительной биографией. Зацепка казалась незначительной, но я мог забраться в кое-какие поисковики, которым «Гугл» и в подметки не годился, и, разумеется, найти разъяснения по поводу того, кто он такой и где живет. Определив точку старта, я почувствовал себя немного лучше, когда высадил Марио и Стива Байндера и поехал домой.

Женская половина моего семейства сидела на кушетке и смотрела телевизор, когда мы прибыли. Рита в одной руке держала кружку с кофе. Она взглянула на нас, нахмурилась, посмотрела еще раз, потом вскочила и поспешно поставила кофе на стол.

— О Господи, ну и вид, — сказала она, подбегая к нам и переводя взгляд с распухшего красного носа Коди на мои раздувшиеся, покрытые пятнами руки и лицо. — Боже, что случилось? Коди, твой нос совсем… Декстер, ты что, не взял никакого спрея от насекомых?

— Взял, — сказал я. — Но не использовал.

Рита в ужасе покачала головой:

— Не знаю, о чем вы думали, но… вы только посмотрите на себя! Коди, перестань чесаться.

— Чешется, — возразил он.

— Если не перестанешь, будет только хуже… о Господи… Декстер, и твои руки?

— Нет, — ответил я. — Это был ядовитый плющ.

— Честно говоря, — сказала Рита, с откровенным отвращением глядя на мои неуклюжие движения, — я удивляюсь, как тебя не съел медведь.

Я не стал спорить, поскольку был вполне согласен, да Рита и не дала нам возможности что-нибудь сказать. Она немедленно принялась за дело и начала суетиться вокруг, смазывая мне лицо и руки каламиновым лосьоном и заталкивая Коди в горячую ванну. Лили-Энн заплакала, а Эстор сидела на кушетке и ухмылялась.

— Что смешного? — спросил я.

— У тебя такое лицо, — засмеялась она, — как у прокаженного.

Я шагнул к ней и, протягивая руки, предупредил:

— Ядовитый плющ заразен.

Эстор шарахнулась, схватила Лили-Энн и выставила перед собой, как щит.

— Не подходи! У меня ребенок. Вот смотри, Лили-Энн, — сказала она, забросив сестру через плечо и с силой похлопывая ее по спине. Лили-Энн перестала плакать почти немедленно, возможно, оглушенная, поэтому я оставил обеих на кушетке и пошел в душ.

Горячая вода, текущая по распухшим рукам, приносила невероятные ощущения, не похожие на что-либо ранее испытанное, хотя, честно говоря, я не горел желанием переживать их еще разок. Это было нечто среднее между чертовски сильной чесоткой и мучительной агонией, и я чуть не завопил во все горло. Выйдя из душа, я снова смазал руки каламином, и пульсирование превратилось в смягченный вариант пытки. Руки онемели и сделались неловкими, поэтому мне с трудом удалось одеться. Но вместо того чтобы попросить помощи с молнией и пуговицами на рубашке, я кое-как натянул одежду самостоятельно и вскоре уже в полном одиночестве сидел за кухонным столом с долгожданной кружкой кофе.

Я держал ее распухшими, ноющими ладонями. Тыльная сторона рук пульсировала от тепла, а я гадал, что можно сделать двумя столь бесполезными отростками. Я чувствовал: мне придется мобилизовать все силы, и не только из-за выхода из строя рук. Я отставал на два шага, а Кроули словно читал мои мысли. Основываясь на той информации, которая стала мне известна, невозможно было поверить, что он добился успеха лишь благодаря своему исключительному уму — это выглядело сомнительно. Дело заключалось во мне. Я утратил хватку, по пологому склону сполз с горделивой высоты в болото посредственности и понятия не имел отчего.

Может быть, я поглупел и перестал быть таким благословенно злым, как раньше. И тогда, вероятно, Кроули действительно оказался достойным соперником для нынешнего Декстера. Я сделался слишком мягок и благодаря своей новой роли — папочка Декстер — превратился в обыкновенного человека. Одна маленькая проблема — и я беспомощно забарахтался. Точнее, проблем было две, и не сказать, что маленьких, но суть не менялась.

Я подумал о другом Декстере, который соответствовал портрету, служившему опорой моему самоуважению. О Доминантном Декстере, которому не терпелось отправиться на охоту. Умном, быстром, ловком, готовом на все, неизменно бодром, способном учуять потенциальную опасность, затаившуюся на самой крошечной развилке охотничьей тропы. Сравнив священное изображение с портретом, который, как из зеркала, смотрел на меня из настоящего времени, я ощутил горечь потери и стыд. Каким образом я перестал быть собой — идеальным Декстером своей мечты? Неужели деградировал в результате легкой жизни?

Видимо, да. Я радостно отбросил прежнее прочь, намереваясь превратиться в человека, которым на самом деле никогда не смог бы стать. И теперь, когда мне понадобилось быть самим собой, оказывается, я раскис, и исключительно по собственной вине. В последнее время моя жизнь была слишком комфортной, и мне понравилось такое положение дел. Безмятежное существование в браке, смягчающее влияние Лили-Энн, которой требовалась забота, привычная рутина — домашний очаг и убойный отдел, — да, жизнь стала чрезмерно уютной. Я превратился в рыхлое, самоуверенное и самодовольное существо, убаюканное радостями бытия и легкой добычей на изобильных пастбищах, где я так долго охотился. И как только пробил час настоящего испытания, я отреагировал точно так же, как и прочие овцы в загоне. Я блеял и трясся от страха, не в силах поверить, будто мне может грозить серьезная опасность. И сейчас я сидел сиднем, ждал, когда придет беда, и ничего не делал, чтобы ее предотвратить, в надежде, что она развеется сама по себе.

Кем же я стал? Неужели и впрямь утратил хватку? Неужели Человечность затронула самую сердцевину моего существования и превратила меня в жалкого любителя с похожей на желе душой, в чудовище на полставки, слишком ленивое, вялое и глупое, чтобы совершить хоть что-нибудь-, и способное только смотреть на опускающийся топор и стенать: «Ах, бедный Декстер!»?

Я пил кофе, чувствуя, как пульсируют руки, и понимал: жалея себя, я ничего не добьюсь. Я все глубже погружался в Бездну Отчаяния, куда и так уже далеко забрался. Настало время выкарабкиваться, встать на ноги, подняться на гору и занять заслуженное место на самом верху. Я был тигром, но почему-то вел себя как домашний котик. Итак, я решил, что пора поставить точку, и немедленно, тем более я знал, чем заняться: сесть за компьютер и поискать имя. Оставалось лишь приняться за работу.

Поэтому я допил кофе, встал и пошел в маленькую комнату, которую Рита называла Кабинетом Декстера. Я сел, включил компьютер и, пока он загружался, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и попытался вновь войти в контакт с Внутренним Тигром. Почти немедленно я почувствовал, как он потягивается, урчит и трется о мою ладонь. «Милый котенок», — благодарно подумал я, и тигр продемонстрировал клыки в счастливом злобном оскале. Я улыбнулся в ответ, открыл глаза, и мы взялись за дело.

Сначала я проверил данные по кредиткам и, к своей огромной радости, немедленно получил результаты. Дуг Кроули воспользовался карточкой на заправке между Майами и парком Факахачи утром в субботу, когда мы ехали навстречу Большому Приключению. Поскольку кредитка была действующая, за ней должен стоять и адрес. Что бы там ни провернул Свидетель, теперь его звали Дуг Кроули — добропорядочный гражданин с хорошим кредитным досье и собственным домом. Если Свидетель пользовался этой кредиткой, он уж наверняка постарался сделать так, чтобы прежний владелец не пожаловался. То есть скорее всего дом тоже наличествовал: я хорошо знал, каким образом моя Тень предпочитает решать личные проблемы. Подлинный Дуг Кроули умер, его жилище освободилось, и Дуг Кроули номер два почти наверняка сидел там… о чудо из чудес, всего в двух милях от моего дома, и я с легкостью могу до него добраться.

Я подозрительно уставился на экран. Неужели все так просто? Неужели после вереницы неудач я так легко решу задачку? Найду дом, прогуляюсь туда и проведу время в приятном и близком общении с моим прежде анонимным поклонником — ничего сложного. Несколько мгновений я рассматривал адрес, словно с ним что-то было катастрофически не так.

Но Пассажир нетерпеливо шевельнулся, и я кивнул: конечно, все просто. До сих пор я не знал, как зовут Свидетеля, и он старался оставить меня в неведении. Но теперь мне все стало известно, а потому не приходилось сомневаться, что я найду его логово. Я циник и параноик — в конце концов, имею полное право. Рассеянно потерев вспухшие руки, я задумался и ощутил, как медленно возвращается уверенность. Я разыскал Тень. А как же иначе? Как бы накладывая печать Окончательного Одобрения, Пассажир удовлетворенно замурлыкал в знак согласия.

Прекрасно. Я его нашел. Теперь нужно придумать, как позаботиться о нем без помощи рук.

Но я справился даже с ядовитым плющом и в любом случае не мог ждать. Финал приближался, и скорость играла решающую роль; до сих пор Кроули оказывался слишком увертливым, и я не желал давать ему время на подготовку. Я решил навестить Свидетеля сегодня же, как только стемнеет, невзирая на распухшие руки. Эта мысль изрядно подняла мне настроение, и я предался радостному предвкушению, которое бурлило в самых темных уголках моего Подвала. Я вновь собирался провести хорошую ночь — я не размяк.

Остаток дня прошел довольно мило. Почему бы и нет? Вот он — я, с готовым планом в лоне счастливой семьи. Я сидел, держа на коленях Лили-Энн, и наблюдал, как Коди и Эстор уничтожают своих анимированных друзей в компьютерной игре.

Рита исчезла на кухне; видимо, она снова разбирала принесенную с работы сумку, полную чудовищных таблиц и цифр. Но постепенно я начал понимать: аромат, доносящийся с кухни, наводил на мысль не о чернилах и калькуляторе, а о чем-то гораздо более питательном. И — надо же! — в шесть часов кухонная дверь распахнулась, выпустив в комнату сногсшибательное облако благоуханного пара, от которого у меня потекли слюнки. Я обернулся — на пороге, сияя, стояла Рита в фартуке и с кухонной прихваткой, и лицо у нее разрумянилось от немалых усилий.

— Ужин, — объявила она. Даже дети подняли головы и взглянули на мать, а она покраснела еще сильнее. — Я просто подумала… — начала Рита, глядя на меня. — Я знаю, что в последнее время я не… а ты был такой… — Она покачала головой. — Короче говоря, я кое-что приготовила… уже готово. Паэлья с манго, — добавила она с улыбкой. Я никогда не слышал ничего приятнее.

Паэлья с манго — один из лучших рецептов Риты, и прошло уже немало времени с тех пор, как она в последний раз ее готовила. Но время не умалило талантов моей супруги, и она справилась как нельзя лучше. Я охотно занялся этой горячей ароматной массой и в течение двадцати минут не мог думать ни о чем сложнее, чем «ням-ням». Да простится мне эта грубая откровенность, я съел слишком много. Коди тоже. Даже Эстор отбросила привычную сварливость, принявшись за еду. Когда мы, раздувшиеся и счастливые, отодвинулись от стола, на нем не было ничего.

Рита с выражением подлинного удовлетворения обвела взглядом свою объевшуюся до обалдения семью.

— Надеюсь, вы… — начала она. — Конечно, получилось хуже, чем раньше…

Эстор закатила глаза.

— Ма-ам, ты всегда так говоришь. Нормальная была паэлья.

Коди посмотрел на сестру, покачал головой и повернулся к Рите.

— Очень вкусно.

Рита улыбнулась. Уловив подсказку, я внес свою лепту.

— Настоящее произведение искусства, — произнес я, подавляя сытую отрыжку. — Высокого искусства.

— Ну ладно, — успокоилась Рита. — Вы очень… спасибо. Я просто хотела… я помою посуду. — Она снова покраснела и поспешно принялась убирать со стола.

Окутанный облаком полнейшей удовлетворенности, я побрел в Кабинет и приготовился к скромному десерту — достал скотч, нож для разделки филе и нейлоновую удавку. Несколько простых аксессуаров, чтобы завершить приятный ужин любимым сладким блюдом. Когда все было проверено и перепроверено, а затем аккуратно сложено в спортивную сумку, я устроился вместе с детьми перед телевизором. Я сидел на кушетке, смотрел, как они радостно крошат монстров, и чувствовал, что напряжение последних дней спадает. Почему бы и нет? Сумка, полная любимых игрушек, и друг, с которым ими можно поделиться… нормальная Жизнь наконец вернулась на круги своя, и Рита освятила ее чудесным блюдом.

Я ждал, когда стемнеет, самодовольно предвкушая предстоящее приключение. Я радовался, что сейчас не нужно ничего делать, кроме как переваривать неразумное количество съеденной паэльи. Это был приятный и относительно несложный труд, и, видимо, я неплохо с ним справлялся, поскольку уснул.

Проснувшись и не вполне осознавая, где я и который час, я стал глупо озираться в полутемной комнате. Обычно я не склонен задремывать, но сон подкрался неожиданно, оглушил меня и сделал медлительным и вялым. Прошла целая минута, прежде чем я понял, что лежу на кушетке в гостиной, и вспомнил о часах, стоящих на тумбочке у телевизора. Призвав на помощь свою сверхчеловеческую силу, я скосил глаза в нужном направлении и уставился на часы. Десять сорок семь. Я не просто вздремнул, а впал в спячку.

Еще минуту я хлопал глазами и тяжело дышал, пытаясь вернуть ощущение энергичной готовности к тому, что планировал целый вечер. Но мной по-прежнему владело отупение. Интересно, что такое Рита положила в паэлью? Сонную траву? Что бы там ни было, я вырубился так эффективно, словно наелся таблеток. Добрых две минуты я провел, сражаясь с желанием снова заснуть. А Кроули мог подождать и до завтра. Уже поздно, я устал, и, конечно, дело не настолько срочное, чтобы его нельзя было отодвинуть еще на денек…

Но небольшой импульс здравого смысла вовремя напомнил — дело не может ждать. Совсем наоборот. Опасность оказалась уже близко, а решение — под рукой. Предстояло действовать немедленно, сейчас, не откладывая. Я несколько раз повторил себе это; пусть я не совсем пришел в рабочее состояние, но все же зашевелился. Потянувшись и встав, я ожидал, когда сознание вернется ко мне в полной мере. Чуда не произошло, но я все равно вышел в коридор и взял сумку, собранную после ужина.

Прежде чем уйти, я заглянул в спальню. Рита тихонько похрапывала, а Лили-Энн мирно спала в кроватке. На семейном фронте царило спокойствие, и для Декстера настало время выскользнуть в ночь.

Но когда я выходил на крыльцо, у меня вырвался сильнейший зевок. Куда делась ледяная собранность, к которой я привык? Я потряс головой в тщетной попытке восстановить кровообращение. Да что со мной такое? Почему я никак не могу сосредоточиться? Ночь сулила приятное многообещающее занятие, которому нельзя предаваться так, словно двигаешься во сне или на автопилоте. Я строго сказал себе: «Декстер, соберись. Подключи голову».

Сев за руль и включив мотор, я почувствовал себя немного бодрее. Я нажал на газ и выехал на улицу, решив, что медленная поездка по запруженным улицам Майами почти наверняка повысит уровень адреналина. И это сработало даже лучше, чем я надеялся, — не успел я проехать и ста футов, как в крови забурлила месячная норма адреналина, стоило мне только случайно взглянуть в зеркало заднего вида. Позади на пустой парковке, меньше чем в квартале от моего дома, включились чьи-то фары, и незнакомая машина, выкатив на дорогу, последовала за мной.

Я смотрел в зеркало, надеясь, что это галлюцинация. Но свет фар приближался, он скользил по улице позади меня, и я чуть не врезался в дерево, прежде чем вспомнил о необходимости следить за дорогой. Я честно пытался, но мои глаза то и дело устремлялись назад, туда, где за кормой маячили фары.

«Простое совпадение, ничего страшного», — упорно твердил я себе, подавляя звеневшую в мозгу тревогу. Разумеется, слежка мне почудилась, просто кто-то из соседей взял и припарковался на свободном месте, а теперь, столь же независимо, отправился на позднюю прогулку. Ну или какой-нибудь пьянчужка остановился здесь, чтобы проспаться после коктейлей. Я мог подыскать много здравых и разумных объяснений; пусть даже кто-то завел мотор одновременно со мной и поехал следом, это вовсе не обязательно «хвост». Логика подсказывала: это чистейшая случайность, и ничего более.

Я свернул направо и медленно покатил дальше, и в следующую секунду то же самое сделал мой непрошеный спутник — внутренняя тревога зазвучала громче. Я пытался подавить ее, рассуждая логически. Разумеется, он свернул направо, поскольку по-другому нельзя выехать из нашего района, это самый короткий путь до шоссе Дикси и до больших магазинов, если вдруг кому-то в полночь понадобилась бутылочка молока. Буквально все, могущее заставить человека сесть за руль в такой час, находилось в том направлении. И если кто-то едет за мной по единственной дороге, это абсолютное совпадение, и точка. Чтобы убедиться, на следующем перекрестке я свернул направо, подальше от ярко освещенного шоссе Дикси с его коммерческими приманками, на темные, плотно застроенные улочки и посмотрел в зеркальце заднего вида, не сомневаясь, что машина свернет налево.

Она не свернула.

Она совершила такой же маневр, как и я, и снова поехала следом, точно непрошеная тень…

Внезапно возникнув в моем мозгу, это слово вызвало отчаянный приступ паники и заставило выпрямиться на сиденье. Тень? Невозможно. Кроули снова подошел вплотную?

Чтобы догадаться, не требовалось почти никаких мучительных усилий. Разумеется, возможно, и даже вполне вероятно, поскольку до сих пор Кроули опережал меня на шаг. Ему известно, где я живу и на какой машине езжу. Он знал буквально все. Он предупредил, что следит за мной и скоро нападет. И вот Свидетель оказался рядом — гнался по моему следу, как ищейка.

Я бессознательно прибавил ходу; вторая машина сделала то же самое и начала сокращать разрыв. Я свернул направо, налево, снова направо, наугад. Машина ехала следом, упорно приближаясь, а я отчаянно подавлял желание вдавить педаль газа в пол и с ревом умчаться в ночь. Но, несмотря на повороты и петляния, преследователь оставался рядом и неуклонно приближался, пока не оказался в каких-то тридцати футах.

Я опять свернул налево, и он тоже. Я бесполезно тратил время. Нужно было убегать — или сражаться. Моя маленькая старая машина двигалась не быстрее трехскоростного велосипеда, поэтому, несомненно, оставался единственный вариант — принять бой.

Но только не здесь, в полутемном переулке, где он сможет сделать что угодно, не боясь быть замеченным. Если дело дойдет до прямого столкновения, я предпочел бы яркий свет фонарей на шоссе Дикси, где есть камеры видеонаблюдения и магазинные служащие в качестве свидетелей.

Я снова повернул туда, откуда приехал, в сторону Дикси, и вторая машина тут же пристроилась позади, еще сократив разрыв, пока я добирался до шоссе. Я свернул направо, влился в поток транспорта и въехал на первую же открытую заправку, остановившись в самом ярком круге света, прямо перед окном на виду у служащего и поближе к камере видеонаблюдения. Мотор работал вхолостую, а я ждал. Через несколько мгновений преследователь, ехавший за мной от самого дома, остановился рядом.

Это оказался не потрепанный старый «кадиллак» Кроули, а новенький «форд-таурус», который, похоже, я уже видел раньше, причем часто. Ежедневно. Как только водитель открыл дверцу и вышел под ярко-оранжевый свет фонарей, я понял, почему машина мне так знакома.

Естественно, вместо того чтобы вылететь из салона и насмерть исколотить Кроули своими опухшими руками, я, сидя за рулем, опустил стекло, когда водитель «форда-тауруса» приблизился. Он подошел вплотную, посмотрел на меня и расплылся в роскошной, блаженной улыбке, обнажившей сотни сверкающих острых зубов. На лице у него светилась такая радость, что я не мог не поприветствовать его.

— Сержант Доукс, — произнес я, неплохо имитируя мягкое удивление, — что ты тут делаешь в такое время?