Глава 14
По пути в наш старый маленький дом Рита была необыкновенно молчалива. Когда Брайан высадил нас на обочине и радостно умчался в закат, она медленно поплелась к двери позади всех с выражением недоумения и тревоги на лице. Я посадил Лили-Энн в манеж, Коди и Эстор занялись игрой, а Рита исчезла на кухне. Я, в своем неведении, решил, что это хороший знак — может быть, она приготовит ужин, чтобы залакировать слой жира, который отложился в наших желудках от фаст-фуда? Однако, последовав за Ритой несколькими секундами спустя, я увидел, как она, вместо того чтобы немедленно приняться за дело у плиты, опять налила себе большой бокал вина.
Рита сидела, навалившись на стол. Перечеркнув меня взглядом, она от души отхлебнула вина. На щеках у нее заиграли бледно-красные пятна; я видел, как напряглись мышцы на горле, когда она снова глотнула, прежде чем отставить полупустой бокал. Я смотрел на Риту и понимал: необходимо прокомментировать случившееся, хотя понятия не имел как. Разумеется, я не мог открыть правду. Она опять отпила вина, а я задумался, как намекнуть Рите, что поиски вышли из-под контроля и она нарезает круга, которые никуда не ведут. Но тут же вновь ощутил приступ сильнейшего раздражения и услышал медленный, негромкий шелест потаенных крыльев, которые трепетали от желания развернуться и унести нас вверх, в темное теплое небо…
— Там все должно быть в порядке, — сказала Рита, хмурясь и по-прежнему не глядя на меня.
— Да. — Я кивнул, сам не зная, с чем соглашаюсь.
— Нельзя покупать хибару, где кто-то нагадил в ванну, а из-за проводки может начаться пожар.
— Конечно, нет, — ответил я, обретая почву под ногами: мы говорили про гипотетический новый дом. — Но рано или поздно придется сделать выбор, не так ли?
— Но как? — спросила Рита. — Потому что… в смысле, дети… и… — Она подняла глаза, наполненные влагой. — И ты, — продолжила она, отводя взгляд. — Я даже не знаю…
Рита покачала головой и снова отпила вина. Она поставила бокал на стол и поправила прядку волос, упавшую на лоб.
— Почему все так… почему вы всегда спорите? — возмутилась она.
Я сделал глубокий вдох и ощутил в душе полное удовлетворение. По крайней мере мне выпал шанс, и теперь я мог просто и ясно объяснить, не отвлекаясь на маниакальную беспорядочную беготню, что Рита влечет нас к роковой черте, в дебри разочарования и безумия. Я чувствовал, как с языка у меня готовы сорваться спокойные и разумные слова, которые заставят ее отказаться от бесконечного агрессивного отрицания, введут в тихое светлое состояние, и мы наконец сможем расслабиться, прибегнув к рациональному и методичному подходу, предполагающему в том числе настоящую еду… и так будет, пока мы не найдем приличный дом. Но когда я открыл рот для произнесения речи, исполненной заботы и непреодолимой силы, из гостиной донесся ужасный визг.
— Мама! — вопила Эстор, и в ее голосе звучали злоба и ужас. — Лили-Энн вытошнило на мой пульт!
— Твою мать, — произнесла Рита. Очень нехарактерное для нее выражение. Она залпом допила остатки вина, встала и заспешила в комнату, прихватив по пути пачку бумажных полотенец. Я услышал, как она недовольно выговаривала Эстор — Лили-Энн вообще не надо было давать пульт, — а Эстор твердо возражала, что сестренке уже больше года и они хотели проверить, сумеет ли она убить дракона. И вообще, они с ней поделились — разве это неправильно? Коди довольно отчетливо произнес: «Гадость», — а Рита начала выстреливать короткими отрывистыми приказами, перемежая их разнообразными «О Господи» и «Эстор, как ты можешь?». Голос Эстор взмыл вверх, она принялась оправдываться и ныть, одновременно обвиняя всех остальных.
Происходящее за стеной превратилось из разговора в нелепую и бессмысленную перебранку. Тем временем я снял маску спокойствия, расслабился и тут же почувствовал новый прилив, горячий, напряженный, полный тусклых алых огней: и это — альтернатива разоблачению и тюрьме? Вопли, ругань, крики, отрыжка кислым молоком и бесконечное эмоциональное насилие? Неужели такова светлая сторона жизни? То, чего я предположительно лишусь, когда настанет неизбежный конец и я навсегда уйду во мрак? Какой кошмар. Достаточно было прислушаться к разговору в соседней комнате, чтобы мне захотелось выпь, извергать огонь, разбивать головы… но, конечно, столь честное и неподдельное выражение эмоций гарантировало бы Декстеру содержание в тюрьме. Поэтому вместо того, чтобы ворваться в гостиную с дубиной, как бы мне того ни хотелось, я сделал глубокий вдох, прошел через творившийся в комнате хаос и отправился в кабинет.
Список «хонд» лежал в папке, практически заросшей паутиной за несколько дней полного небрежения. Еще было не поздно прокатиться по двум адресам; я записал их в блокнот, закрыл папку, зашел в спальню, переоделся в спортивный костюм и зашагал к двери. Пришлось вторично миновать кошмарный бедлам в гостиной. Эстор и Рита ворчали друг на друга, вытирая бумажными полотенцами буквально все вокруг себя.
Я намеревался проскользнул» в темноту мимо них без комментариев, но эта мысль, следуя примеру остальных, тоже оказалась ошибочной. Рита вскинула голову, когда я быстро проходил мимо, и краем глаза я заметил, как ее лицо напряглось и сделалось злее. Она выпрямилась, лишь только я взялся за дверную ручку.
— Куда ты идешь? — спросила она тем же тоном, которым говорила с Эстор.
— На улицу, — ответил я. — Мне надо размяться.
— Теперь это так называется? — поинтересовалась Рита. С тем же успехом она могла бы говорить по-эстонски, поскольку в ее словах я не улавливал никакого смысла, зато интонации звучали однозначно, без отдаленнейшего намека на радость.
Я развернулся и взглянул на Риту. Она стояла у кушетки, опустив руки по швам и сжав в кулаке мокрое полотенце. Лицо у нее было зеленовато-белое, не считая одинаковых ярко-красных пятен на щеках. Она выглядела странно, так непохоже на Риту, которую я знал, поэтому я просто стоял и смотрел. Видимо, это ее не успокоило; она прищурилась и начала постукивать ногой. Я понял, что не ответил на вопрос.
— А как еще это назвать? — спросил я.
Рита зашипела. Я так испугался, что ничего не мог поделать, а просто разинул рот, и тогда она швырнула в меня скомканными полотенцами. В воздухе они развернулись и упали на пол, не долетев. Рита сказала:
— Мне плевать, как ты это называешь.
Она повернулась, зашагала в кухню и через несколько секунд вернулась с новыми салфетками, подчеркнуто игнорируя меня.
Я еще немного подождал, надеясь получить подсказку, но Рита старательно не смотрела в мою сторону. Я, как и остальные люди, люблю интересные загадки, но конкретно эта казалась слишком абстрактной, и в любом случае сегодня я намеревался поискать куда более важные ответы, а потому решил, что столкнулся с еще одним непонятным нюансом человеческого поведения. Открыв дверь, я зарысил в душную темноту.
В конце подъездной дорожки я свернул налево. Первым пунктом в блокноте стояла Элисса Элан. Я счел это странное имя хорошим знаком. В нем чувствовались энергия и энтузиазм. Именно то, чего мне так недоставало в последнее время — Решительного Рывка Декстера. Может быть, огонь в моей душе разгорится вновь, когда я увижу «хонду» мисс Элиссы. И тут, как будто в имени «Элисса» и впрямь крылась какая-то магия, меня словно шарахнули по голове чем-то большим, тяжелым и мокрым. Я замер как вкопанный посреди улицы. Будь на ней машины, я бы немедленно угодил под колеса, даже не заметив этого, поскольку вдруг сообразил: имя «Элисса» начинается с буквы «э».
Мой Свидетель без конца писал про какую-то Злобную Стерву, известную как Э., и тем не менее до сих пор я не искал в своем списке имена, начинающиеся на «э». Я, наверное, слишком много в последнее время смотрел телевизор, в результате клетки серого вещества совершенно отключились, и некогда могучий мозг впал в прискорбную дряхлость. Но я не собирался медлить и со вкусом осмысливать собственную глупость. Лучше поздно, чем никогда. Я нашел нужную «хонду», это была она, я не сомневался, та самая, которую я искал, и прилив неразумной радости заставил меня перейти на рысь. Я побежал по улице навстречу подтверждению.
Дом находился всего в миле от нас, но на другой стороне шоссе. До сих пор я побывал только на нашей, так как вечером переходить шоссе пешком становилось рискованно. Я решил, что если сумею благополучно перебраться, то опишу круг, сверну на север в поисках второго перехода и буду дома меньше чем через час.
Я неторопливо бежал примерно пятнадцать минут по западной стороне шоссе через район, который так и не оправился после урагана «Эндрю». Маленькие дома сплошь казались покинутыми, даже обитаемые, и, как правило, было очень трудно разглядеть адрес. Номера стерлись, заросли или вообще отсутствовали. Вдоль улицы стояло множество старых потрепанных автомобилей, в том числе брошенных развалюх. В них и вокруг них играли десятка полтора грязных детишек. Еще несколько ребят гоняли мяч на парковке у обшарпанного двухэтажного дома. Я понаблюдал за ними, пробегая мимо, задумался, не поранятся ли они, карабкаясь по старым ржавым остовам, и чуть не пропустил нужный номер.
Услышав глухой удар по мячу, я повернулся посмотреть — мяч просвистел через парковку под крики: «Хулио! Aqui!» Я мысленно поздравил Хулио с отличным ударом, но тут мяч прокатился мимо двери дома, и я увидел над ней номер 8834. Я искал 8837, но позволил себе отвлечься и чуть не проскочил.
Перейдя на шаг, я остановился перед двухэтажным зданием и поставил ногу на облупленный бетонный парапет, делая вид, будто завязываю шнурок. Возясь с ним, я посмотрел на другую сторону улицы — там стоял нужный дом, скрытый огромной разросшейся живой изгородью. Я его нашел.
Дом оказался маленьким, почти флигелем, и настолько зарос зеленью, что я с трудом различил окна. Огромная узловатая виноградная лоза расползлась по крыше, словно удерживая ее и не позволяя развалиться и рухнуть. На едва заметном газоне стояла «хонда». Задний двор был огорожен ржавым проволочным забором. Ближайший фонарь находился почти за полквартала отсюда; благодаря развесистым деревьям, растущим вдоль улицы, всепроизошедшее в этом маленьком домике после наступления темноты осталось бы практически незримым, а потому я искренне надеялся, что явился по нужному адресу. Машину припарковали за огромной бугенвиллеей, которая занимала почти полдвора и тянулась ветвями через крышу, поэтому из-за куста виднелся только маленький кусочек заднего бампера. Но уверенность возросла, как только я взглянул на машину.
Вероятнее всего, она начала свой жизненный путь как маленькая аккуратная «хонда» синего цвета «металлик» с яркими хромированными полосками по бокам, но теперь превратилась в развалину — выцветшая, исцарапанная, слегкаг накренившаяся набок, с ободранным хромом. Синий цвет вылинял до неопределенной помеси серого, синего и белесого.
А поперек багажника расползлась огромная ржавая отметина, похожая на родимое пятно. Мой пульс ускорился, и темные крылья в глубине души затрепетали.
Но пятна ржавчины есть на многих машинах; я должен удостовериться, а потому подавил растущее радостное предвкушение. Медленно выпрямившись и упершись руками в поясницу, я потянулся, как перестаравшийся бегун, и беспечно бросил взгляд на задний бампер машины. Разглядеть как следует не получалось, я по-прежнему сомневался, да и куст скрывал «хонду» почти целиком.
Я решил подобраться поближе. Нужен был какой-нибудь дурацкий повод, чтобы зайти во двор, заглянуть под листья и увидеть, действительно ли задний габарит висит под странным углом — о, как хорошо я его помнил, — но ничего не приходило в голову. В прошлом я частенько выступал в роли Человека с Анкетой Соцопроса или Парня с Инструментами — это позволяло подобраться вплотную. Но сегодня я избрал роль Придурка, Пробегающего Мимо; переодеться было невозможно, и причины торчать возле дома заканчивались. Я снова поставил ногу на парапет и сделал упражнение на растяжку, лихорадочно перебирая нелепые способы проникнуть во двор и заглянуть за эту ужасную огромную бугенвиллею. Я уже собирался рискнуть и испробовать самый глупый и примитивный вариант — просто зайти, посмотреть и убежать. Нелепо, опасно, прямо противоположно столь бережно лелеемому мной образу Умного Декстера, но время истекало, а идей лучше не появлялось…
Где-то в небе, должно быть, на облаке восседает какое-то своенравное темное божество, которому я нравлюсь. Прежде чем отчаяние успело толкнуть меня на глупый поступок, я смутно услышал голоса маленьких футболистов, которые на трех языках кричали: «Берегись, мистер!» Как только я успел сообразить, что других мистеров на улице нет, мяч отскочил от моей головы и покатился через улицу.
Я смотрел ему вслед, и у меня слегка кружилась голова — не столько от удара, сколько от необыкновенного, нелепого, невероятно счастливого везения. Мяч катился через дорогу, прямо во двор маленького неопрятного домика и остановился возле заднего колеса «хонды».
— Простите, мистер, — сказал один из мальчишек.
Они стояли на парковке, неуверенно сбившись в кучку, и внимательно наблюдали. А вдруг я схвачу мяч и убегу или даже начну по ним стрелять? Я ободряюще улыбнулся и произнес:
— Ничего страшного. Сейчас достану.
Я зашагал через улицу и вошел во двор, где лежал чудесный, бесценный король футбольных мячей. Слегка забирая влево и приближаясь к «хонде», я старался не выказывать лихорадочной жадности, с которой смотрел на машину. Три шага, пять, шесть — и вот оно.
В течение нескольких долгих, исполненных радости секунд я просто стоял и разглядывал «хонду», чувствуя прилив адреналина. Вот он, косо висящий задний габарит, тот самый, который я видел, когда меня застукали. Тот самый, подмигнувший мне, уносясь по Пальметто. Нет никаких сомнений, это та «хонда», которую я искал. В недрах Темной Башни Декстера послышался раскатистый шепот удовлетворения, я ощутил легкую щекотку, начинающуюся в основании позвоночника и медленно ползущую вверх, к шее, а потом расплывающуюся по лицу.
Мы нашли нашего Свидетеля.
И теперь он станет добычей.
Внутри поросшего плесенью и виноградом домика раздались звуки злобной перебранки, и наконец хлопнула входная дверь. Я поспешно отвел глаза от чудесной «хонды» и развернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть спину мужчины, который тут же возвратился в дом, чтобы закончить ссору. Я почувствовал легкий трепет — он наверняка меня видел, — но дверь захлопнулась за ним, удача не подвела, мужской голос вновь зазвучал в доме, а женский ответил. Я нашел Свидетеля, а он пребывает в неведении, и это — начало конца. Я быстро зашагал по траве к «хонде», любовно погладил машину и поднял мяч.
Футболисты все еще стояли, сгрудившись кучкой. Я показал им мяч и улыбнулся. Они смотрели на него, как на самодельное взрывное устройство, и не двигались с места. Дети внимательно наблюдали за мной, когда я бросил мяч. Лишь увидев, как он дважды отскочил от земли, один из мальчишек схватил его. Они перебежали в дальний конец парковки, и игра возобновилась с того места, где прервалась.
Я ласково посмотрел на маленький грязный домик и удивился собственному везению. Заросший двор, скверно освещенная улица — идеальное место действия, словно мы собственными руками создали этот безупречный фон для Темного Развлечения. Дом окутан тенями, прячется в них — даже самый придирчивый монстр не потребовал бы лучшей игровой площадки.
Флаги Крепости Декстера затрепетали от радостного предвкушения. Мы искали и нашли, и у нас еще очень много дел и мало времени. Все нужно сделать правильно, должным образом, как оно бывает всегда, как просто обязано быть. А значит, мы вернемся сюда сегодня же — сегодня! — в уютном мраке, чтобы прорубить себе путь к блаженному освобождению и безопасности. Мы устраним этого маленького уродливого сукина сына, который мешает нам достичь полного комфорта. Надоедливая и несвоевременная угроза попала под прицел, и это так же приятно, как видеть Свидетеля привязанным к столу. Скоро все снова будет лучезарно и радужно. Раз, два, три, четыре, пять, я вду искать. Жизнь Декстера опять займет свое место в яркой витрине, на сто процентов поддельная, зато счастливая и по-человечески нормальная. Но сначала — тщательная, хоть и быстрая, предварительная подготовка и пара резких слов от Нашего Спонсора.
Глубокий вдох, чтобы подавить растущее желание и добиться внутреннего равновесия. Дело надо сделать — но правильно. Медленно, осторожно, как бы непреднамеренно, мы отвернулись от стоящей во дворе «хонды» и побежали обратно, туда, откуда пришли. Пора домой, но скоро мы вернемся, очень скоро, как только стемнеет.
Демон придет. С большой буквы «Д».
Потный, но очень довольный Декстер достиг своей улицы, перешел на шаг и вразвалку вошел в дом. Когда я открыл входную дверь и увидел детей, которые сидели на кушетке и радостно громили компьютерных монстров, удовлетворение достигло такого уровня, что его можно было назвать почти счастьем. Эстор подняла глаза — в игре настала очередь Коди — и сказала:
— Мама хочет с тобой поговорить. Она на кухне.
— Чудесно, — произнес я, не покривив душой. Я нашел Свидетеля, побегал с пользой для здоровья, а Рита находилась на кухне и, вероятно, готовила рагу или хотя бы жарила свинину. Разве жизнь не прекрасна?
Как правило, мимолетность счастья намекает на то, что ты на самом деле ничего не понимаешь. В данном случае радость испарилась, как только я вошел на кухню, так как Рита ничего не готовила. Она сидела, согнувшись над огромной грудой бумаг и гроссбухов, занимавших большую часть кухонного стола, и что-то писала в блокноте. Она подняла голову, когда я разочарованно остановился на пороге.
— Ты весь потный, — заметила она.
— Я бегал, — объяснил я. В том, как она смотрела на меня, крылся некий намек, который я не мог разгадать, и вдобавок на лице у Риты появилось выражение облегчения, ничуть не менее странное.
— А… — произнесла она. — Правда бегал?
Я вытер лицо рукой и показал ладонь, чтобы Рита увидела пот.
— Правда бегал. А ты что подумала?
Рита покачала головой и махнула в сторону груды бумаг на столе.
— Я не… у меня дела, — начала она. — На работе столько… а теперь надо… — Она поджала губы и нахмурилась. — Господи, ты весь… не садись никуда, пока не… Черт.
Лежавший на столе мобильник зазвонил. Рита схватила его.
— Можешь заказать пиццу? Да, я слушаю, — сказала она в трубку, отворачиваясь.
Я наблюдал за ней, пока она перечисляла собеседнику какие-то цифры, а потом развернулся и унес в ванную несбывшиеся надежды на настоящий ужин. Мое естество тщетно тосковало по домашней пище, и пицца оказалась бы своего рода горькой пилюлей. Но, приняв душ, я решил, что все это просто мелочи. В конце концов, сегодня мне предстояло сделать Дело. Дело, по сравнению с которым даже Ритины отбивные являлись мелочью. Я включил горячую воду и смыл с себя пот, а потом постоял под холодным душем, чувствуя, как прохладная вода катится по шее и оживает ледяная радость. Вечером я намеревался выйти не только по необходимости, но и ради подлинного удовольствия — редкое сочетание! Чтобы его добиться, я готов был неделю питаться падалью.
Я бодро вытерся, оделся, заказал пиццу, а в ожидании доставки зашел в кабинет и приготовился к вечернему мероприятию. Все необходимое с легкостью помещалось в маленькую сумку, и за полчаса, пока не принесли пиццу, я успел сложить вещи, а потом переложить, просто на всякий случай. Рита занималась работой, и на кухонном столе громоздились бумаги. Поэтому, к огромному восторгу детей, я поставил пиццу на кофейный столик перед телевизором. Коди и Эстор, конечно, пицца понравилась, и Лили-Энн тоже заразилась общим настроением. Она радостно подпрыгивала на высоком стульчике и разбрасывала морковное пюре в разные стороны, выказывая несомненную ловкость и силу.
Я жевал пиццу и, к счастью, почти не чувствовал вкуса, поскольку темное воображение уже унесло меня далеко — в маленький домик на убогой улице. Коснуться то кончиком ножа, то лезвием, работать медленно и аккуратно, подходя к блаженной кульминации, когда Свидетель начнет метаться в путах и я увижу в его глазах умирающую надежду, рывки ослабнут, и наконец, в очаровательно долгую последнюю минуту…
Я видел это, буквально чувствовал, слышал поскрипывание скотча. Вдруг голод отступил, и пицца показалась мне картонной, а радостное жевание детей превратилось в неприятный искусственный шум. Я понял, что больше не могу ждать возвращения к реальности, ожидающей в маленьком домике. Я встал и уронил недоеденный кусок пиццы в коробку.
— Мне нужно кое-куда сходить, — сказали мы, и при ледяном звуке нашего голоса Коди резко вскинул голову, а Эстор застыла с разинутым ртом, полным пиццы.
— Куда ты идешь? — негромко спросила она. Глаза у нее оказались широко раскрытыми и полными нетерпения: она не знала «куда», но по нашему ледяному тону прекрасно поняла «зачем».
Мы оскалились, и она моргнула.
— Скажи маме, что у меня кое-какие дела, — попросили мы.
Эстор и Коди уставились на нас, почти обезумев от страстного желания. Лили-Энн издала короткое резкое «па!», которое мгновенно проникло под темный капюшон. Но издалека наплывала музыка, она призывала дирижера и не оставляла иного выбора, кроме как поднять палочку и взойти на возвышение.
— Позаботься о сестре, — велели мы, и Эстор кивнула.
— Ладно, — ответила она. — Слушай, Декстер…
— Я вернусь, — сказали мы, взяли сумку с игрушками и вышли в теплую, манящую ночь.
