Глава 9

Час пик нагнал меня на полпути к дому. По какой-то непонятной причине я так и подумал – «к дому». Наверно, потому, что дорога была знакомой: когда-то она действительно вела меня с работы домой (когда у меня еще были дом и работа)… Так или иначе, однажды у меня снова будет дом: либо уютная хижина, либо огромный пентхаус, – но вот мысль о работе – среди тех, кто сейчас пытается меня подставить, – казалась странной. Интересно, что меня ждет?…

Машина тем временем с убийственной медлительностью ползла по дороге; наконец я съехал с шоссе Палметто на Саут-Дикси. Расслабиться никак не удавалось; мне не хотелось даже раздраженно ругаться и под стать другим водителям раздавать налево и направо неприличные жесты. Раньше мне это нравилось, но теперь… теперь меня ничего особо не радовало. Все, что нравилось мне в прошлом, теперь потеряло краски. Даже свобода и обещанные Кронауэром деньги. Меня тревожило это безразличие к жизни, но были проблемы и поважнее: выживание, свобода, сама жизнь.

Об этом я думал по дороге к гостинице. Почему же ничто не доставляет мне больше радости? Оттого ли, что я слишком давно не расслаблялся и не проводил вечеров в компании своих Особых Друзей и мотка скотча? Я попытался вспомнить, когда делал это в последний раз, но не смог. Патрик Бергман, тупоголовая деревенщина, который преследовал Джекки Форест, не в счет. Пырнуть дурака рыбацким крюком средь бела дня – это не то. Другое дело – по-настоящему познакомиться с жертвой, выразить свое «я», поймать ее, прочувствовать эмоции, рвущиеся сквозь кляп. Но подобные эмоции частенько сопровождаются громким визгом, а сейчас не лучшее время пугать соседей.

Но сколько же прошло времени? Кажется, целая вечность. Я никак не мог вспомнить своего последнего Друга, что особенно меня тревожило. Я напрягся, но, как бы ни хмурился, память отказывалась подчиняться.

В конце концов попытки что-либо вспомнить не оставили в моей голове ни единой мысли. Я свернул на стоянку возле гостиницы и, погруженный в свои мысли, едва не проглядел полицейский автомобиль возле парадного входа. Едва. В последний миг я все-таки его заметил. Сомнений не было: присутствие полицейских не случайно. Они здесь, потому что узнали о тайном пристанище Декстера. Но я не знал, в чем именно цель их визита: просто понаблюдать, запугать или арестовать меня? Ни один из вариантов мне не нравился, поэтому я спокойно объехал здание сзади и незаметно припарковался возле помойки.

Несколько мгновений я сидел в машине с выключенным двигателем. Арест казался мне маловероятной причиной, ведь приехала только одна машина, а значит, только два полицейских. Если… Нет – когда они за мной придут, машина будет не одна, а в компании набитых детективами джипов и телефургонов. Значит, эти пришли просто понаблюдать, испытать меня на прочность. Разумнее было бы совсем не попадаться им на глаза. Утренний разговор с двумя блюстителями правопорядка у меня перед домом был тому доказательством. Я вышел из машины, аккуратно ее запер (ведь Андерсон не погнушается подкинуть мне свинью) и скользнул в гостиницу через черный ход. По лестнице я поднялся на третий этаж; это было несложно, но уже на втором лестничном пролете я почему-то слегка запыхался. Слишком долго я сидел в камере без движения, слишком надолго забросил свои вечерние пробежки. Надо возобновить их, не то совсем потеряю форму.

До третьего этажа я добрался, умудрившись не потерять сознание. Там выглянул на этаж и убедился, что людей в униформе поблизости нет. Коридор пустовал. Я двинулся к своей комнате, размышляя о том, как поступить. Безопаснее всего собрать свои вещи, уйти тем же путем и найти другую гостиницу. Скрывать мне, конечно, нечего, но узнай копы, где я, – они точно не оставят меня в покое. Их присутствие в этой гостинице лишь подтверждало мою теорию. Не хочется повторять инцидент возле моего дома и не хочется, чтобы какой-нибудь легавый вечно болтался у меня на хвосте. Гораздо легче просто залечь на дно. Хорошо, что вещей у меня почти нет: собраться дело двух минут. Можно поехать на юг, на окраину города, найти дешевый и безопасный отель и позвонить Брайану.

Чудесно. У меня есть план. Я провел картой-ключом в замке комнаты 324 и замер, дожидаясь зеленой лампочки. Безуспешно. Я попытался снова, подергал ручку, подвигал ключ. Никак. Потом в сердцах толкнул дверь ногой… Лампочка вспыхнула зеленым. Я оставил табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» висеть на ручке и уверенно вошел в свою маленькую, но безопасную обитель. Однако не успел я сделать и двух шагов, как увидел кровать и резко остановился, точно меня дернули за поводок. Нет, меня не поджидали копы. Но на кровати кто-то лежал. Это был невысокий коренастый мужчина в грязной форме. Его кожа и волосы были темными, а лицо испещряли шрамы, точно кто-то потанцевал у него на лице шипастыми кедами. Незнакомец вовсе не был похож на полицейского – скорее на рабочего-иммигранта. И я очень-очень надеялся, что это не коп под прикрытием.

Потому что он был мертв.

Тело неподвижно лежало на кровати: одна рука удобно сложена на груди, другая нависает над полом. Выглядел незнакомец так, точно сидел себе сидел – и вдруг уснул и откинулся на покрывало. На полу у него под рукой лежал странный складной нож, какие называют «тактическими». Шестидюймовое лезвие. И, судя по пятнам крови, его недавно использовали.

Казалось, я целую вечность просто стоял и, как громом пораженный, смотрел на труп. Насильственная смерть нисколько меня не пугает; я видел трупы бесчисленное множество раз – как на работе, так и в личной жизни. Меня они не страшат, не отвращают, не удивляют. Раз уж на то пошло, иногда они меня очень даже радуют. Но найти мертвеца здесь и сейчас – у себя в комнате и в свете последних событий – неожиданно, опасно и не предвещает ничего хорошего. Я не сразу пришел в себя. Сначала понял, что во рту у меня пересохло оттого, что я стою с открытым ртом. Потом закрыл рот, клацнув зубами. Вздохнул. Попытался сосредоточиться. Не время зависать и медлить. В гостинице рыщут легавые, а я, подозреваемый в убийстве, тем временем общаюсь с трупом у себя в номере. Если меня застигнут – тут не поможет никакое объяснение, – не поможет даже Фрэнк Кронауэр.

Необходимо действовать – немедленно, обдуманно, эффективно. Первый шаг: определить, у кого хватило наглости лежать мертвецом у меня на кровати. Я собрал остатки своего бесстрастного здравомыслия и шагнул вперед поглядеть на безжизненного гостя.

Кровать под ним была по-прежнему чистой, не запачканной кровью, что уже неплохо. Но рубашка спереди была вся темная и мокрая, похоже, от раны в груди, прямо в сердце.

Несколько мгновений назойливый голосок твердил мне, что что-то здесь не так, но я никак не мог понять что. И тут меня осенило. В представшей предо мной сцене не было никакого смысла, и не только потому, что она развернулась у меня в комнате. Глядя на рану, от которой умер незнакомец, я понял, что крови должно было быть гораздо больше – целый фонтан. Но ее не было. Это значит, что умер он быстро, иначе тут извергся бы кровавый гейзер и пропитал бы все: кровать, ковер, обои. Сердце перестает качать кровь, как только перестает биться. Значит, он получил ранение и умер секунд за десять, пока кровь пропитывала рубашку. Может, чуть больше, но не намного. А потом сел на кровать, откинулся, умер, и сердце остановилось, прекратив качать кровь. Тут возникает вопрос: как же он все-таки умер? Ясное дело, от раны в груди, но ведь не мог же он сам себя ранить? Разумеется, нет. А значит, его убили.

Я оглядел комнату, надеясь на подсказку: спичечный коробок из стрипклуба или, скажем, перчатку с инициалами владельца. Размечтался. Но я заметил кое-что другое. Шкаф был открыт.

Признаюсь, у меня свои заморочки. Почти все они безобидны, как правило. Одна из моих заморочек – поселившись в гостинице, заглянуть в ванную и в шкаф и плотно закрыть двери. Я делаю это всегда – из бессмысленной паранойи, просто чтобы убедить своего внутреннего ребенка, что ничто меня не подстерегает. Но сейчас дверь шкафа была распахнута, а значит, кто-то ее открыл. Точно не горничная, ведь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» я так и не снял с дверей. Значит, почти наверняка мой новый молчаливый друг. Возможно, он обыскал комнату. Но не мог же он обыскать ее, а потом пырнуть себя ножом… А это значит, что в моей комнате незнакомцев было двое. И один из них – в шкафу.

Сердце забилось чаще, и я огляделся в поисках какого-нибудь оружия. Ничего. Взять стул?… Хотя постой. Успокойся, дорогой Декстер, и вновь предайся думам. Так я и сделал. Вздохнул, не отрывая взгляда от шкафа, и задумался. Если кто-то и впрямь сидит в шкафу и хочет нанести мне тяжелые увечья, то глупо с его стороны медлить. Нет, будь так, на меня бы набросились в ту самую секунду, как я вошел, чтобы не дать достать оружие (у меня его не было, но не в этом суть). Нужно застать жертву врасплох, дабы она не успела ничего предпринять. Но такого не произошло, а значит…

Либо второго незнакомца здесь нет (а это означает, что первый закололся самостоятельно), либо он все еще тут, в шкафу. А если он тут, значит, либо не намерен причинять мне вред, либо не в состоянии это сделать. Медленно и осторожно я шагнул к шкафу. Я прислушался. Тишина. Шагнул в сторону, протянул руку, потянул дверцу и замер. Десять секунд. Двадцать, тридцать. Ни выстрелов, ни разъяренных псов, ни острых лезвий. Ничего.

Все так же осторожно я заглянул в шкаф – и увидел второго незнакомца.

Он лежал на боку в неудобном положении, сгорбившись у стенки шкафа: одна рука криво подвернута под себя, другая зажата между спиной и шкафом. Вместо левого глаза – кровавое месиво. В него явно ткнули чем-то острым – и со всей силы. Я присел возле шкафа и присмотрелся к мертвецу. Он походил на земляка того, что откинулся на кровати. Только моложе и, возможно, чуть выше. Оливкового цвета кожа, коренастый, темные волосы. Я даже не стал проверять пульс. Он был определенно мертв.

Я поднялся, стукнувшись головой о вешалку, отступил на шаг и попытался воссоздать произошедшее. Шкаф стоял слева от входа. Отличное место для укрытия. Если кто-то войдет в комнату – отсюда можно неожиданно напасть. От шкафа до кровати, где столь бездумно умер первый незнакомец, было три шага. Выходит так: первый заходит в комнату, а второй прыгает на него и ранит… Но нет. Тогда рана была бы у первого на спине, а не на груди и первый не успел бы достать нож.

Тогда не так: у первого нож был уже в руке – им он вскрыл дверной замок (это объясняло, почему тот поддался мне не сразу), – вошел в комнату, напряженный, с ножом наготове, и увидел или услышал что-то в шкафу. Насторожился и замер. Тем временем второй ожидал в шкафу. Он решил, что вошедший пройдет мимо шкафа, но тот остановился в дверях. Второй не видит, кто пришел и что делает. Стоп-кадр: никто не двигается, напряжение растет. Наконец, не в силах больше ждать, первый, уверенный в своем ноже, открывает дверь шкафа. Но второй уже ждет его со своим ножом.

Первый замахивается, оставляя грудь уязвимой для удара второго, и, уже раненый, вонзает нож в глаз (и мозг) сопернику. Второй умирает почти мгновенно и падает в шкаф. Первый пятится, натыкается на кровать и, возможно, не зная, что рана его смертельна, садится, а потом умирает. Причем так быстро, что крови почти нет. И вместе со вторым он отправляется в темный загробный мир.

Задача решена. Прекрасная работа, Декстер. Теперь я точно знал, что здесь произошло. Очередное подтверждение тому, что мой мозг приходит в форму. Но как бы это ни было приятно, оставался один вопрос: и что? Какая разница, как это случилось, важнее – почему со мной, а эту загадку разгадать так же просто, как если бы ее разгадка была написана на арамейском и запечатана в древней пещере. Никаких подсказок: только два трупа – кто знает, зачем они забрались ко мне в номер и не следует ли за ними по пятам подмога?… Тому, что произошло, могло быть несколько объяснений. Во-первых, чистая случайность. В таком-то городе, как Майами, случайные убийства – дело обычное, а ведь они должны иметь где-то место. То есть убийцы выбрали самую заманчивую комнатку, которая по воле случая оказалась моей. Я размышлял об этом целую секунду, прежде чем отвергнуть. Нет, скорее солнце взойдет на западе.

Ладно, но если совпадение – глупость, значит, стоит задуматься о «во-вторых». Во-вторых, незнакомцы могли целенаправленно заявиться в мой номер, потому что: а) что-то выискивали, б) хотели меня убить, в) хотели сделать что-то, о чем я знать не могу в силу нехватки информации. Этот вариант был вполне реалистичен, но означал, что у каждой из сторон был на меня, несчастного беднягу, зуб. Нет, я спокойно воспринимаю то, что однажды где-нибудь когда-нибудь какой-нибудь отсталый неотесанный субъект решит, что я ему не по вкусу и все такое… На вкус и цвет, как говорится. Я даже вполне осознаю, что один такой субъект может возненавидеть меня настолько, что вздумает убить.

Но сразу двое? Одновременно? И оба настолько меня не переносят, что решают ворваться ко мне в номер с ножами наперевес?… Кому я так насолил? И главное, чем? Пожалуй, Андерсону или кому-то из его приближенных. За ним числится столько грехов, что достоинств и не замечаешь, и он уж точно не погнушается преступить закон, чтобы покончить с Декстером. Но при всем при этом Андерсон не одобрил бы тяжких правонарушений. Убийство – это слишком даже для такого, как он. Какой полицейский пойдет на убийство, пускай и другого убийцы? Невообразимо. Кроме того, Андерсону, похоже, гораздо больше по вкусу держать меня в живых и измываться надо мной. Кто же тогда остается? Кто настолько не переносит меня на дух, что горазд на убийство? Может, какой-то случайный блюститель закона, обычный человек? Тот, кого возмутило мое освобождение и кто решил взять правосудие в собственные руки? Возможно, но как-то притянуто за уши. К тому же двое таких – это уже слишком. Нет, так не пойдет.

Однако больше никого не осталось – по крайней мере среди ныне живущих. Вот среди тех, кого я бессовестно отправил на тот свет, можно было бы собрать пару команд – нет, организовать целую лигу… Но не среди живых. По правде сказать, если не считать недавнего всплеска славы, о моем существовании почти никто и не знал. Я всю жизнь свою старательно не оставлял за собой следов. Еще более старательно я следил, чтобы никто из знакомых моих жертв (будь то друзья, родственники или коллеги) не знал, кто я и что я. Кто же остается?

Я задумчиво опустился на кровать. Под моим весом труп скатился в углубление кровати, и одна рука его упала возле меня. Отсутствие трупного окоченения говорило о том, что убили его недавно. И вдруг я понял, что я круглый дурак. Я быстро встал, подошел к столу и сел на стул, выпрямив спину.

Моя классная руководительница во втором классе, миссис Паркер, всегда велела нам сидеть прямо. Мол, так кровь лучше приливает к голове, поэтому так думать и учиться нам будет легче. Мы всегда смеялись над этой бредовой теорией – у училки за спиной, разумеется, потому что характер у нее был непростой. Но спустя столько лет я вдруг подумал, что она была права: стоило мне выпрямиться на стуле, как я вдруг кое-что понял. Кто такие эти мертвецы, я не знаю, а потому и не знаю, зачем они здесь. Во-первых, просто приятно было бы знать, у кого на тебя зуб, а во-вторых, не установив их личность, я не смогу решить, что с ними делать… И тут-то мой мозг со мной и заговорил.

«Ладно, Декстер, – сказал он. – Попробуй сообразить: кто знал, где ты поселился?» Список этих людей был гораздо короче. Пожалуй, об этом знал Андерсон и еще какие-нибудь копы. Любой, кому особенно приспичило и кто шарит в компьютерах. Мне бы понадобилось на это минут десять – достаточно посмотреть расходы по кредитке, ведь, используя ее, я повсюду оставляю за собой информационный след. В базе тут же отобразится точное расположение гостини…

Я моргнул. В голове моей снова мелькнула какая-то очень важная мысль. Я не знал какая, но знал, что она важна. Я снова прокрутил в голове свои последние рассуждения, уже помедленней. Потом сел еще ровнее и вдруг ухватился за нее. (Не знаю, оттого ли, что сидел столь ровно, – но все равно мысленно послал привет миссис Паркер.)

Все верно: любой, кто хоть сколько-нибудь шарит в компьютерах, может следить за мной по следу, который оставляет моя кредитка. Но я кое-что упустил.

Свою кредитку я не использовал. Это Брайан использовал свою.

Как он ее назвал? «Анонимная» кредитка. Тогда я даже не задумался о том, что это в действительности значит, поэтому теперь решил наверстать упущенное. У Брайана определенно нет никакой кредитной истории; у него нет не то что постоянного адреса проживания, но и постоянной личности. А это означает, что кредитка была либо фальшивая, либо краденая. Подозревать банк дело глупое: пускай его сотрудники и не одобрили бы такие махинации, они не пошли бы на убийство. Может, тогда виноват кто-то, у кого Брайан украл эту кредитку? Больше похоже на правду, но почему их двое?

Я углублялся в размышления. У Брайана и наличных куры не клюют, ведь он нанял Кронауэра. Откуда же взялось столько денег? Может, они как-то связаны с трупами у меня в комнате?

Я встал и опять поглядел на своих гостей: сначала на того, что занял кровать, затем на беднягу в шкафу. Потом навис над первым мертвецом. Всех, кто работает в силовых структурах, учат составлять психологические портреты преступников, в том числе, никому не в обиду, по расовой принадлежности. Я старался не делать поспешных выводов, но мертвецы походили на выходцев из Мексики или Центральной Америки, а раз они были жестоко убиты, причем прямо тут, в Майами, и в этой истории, сдается, замешаны немалые деньги, возможно – возможно (пускай это и самую малость имеет отношение к их расовой принадлежности), – что дело связано с наркотиками. Ничуть не сомневаюсь, что Брайан без зазрения совести участвует в наркосделках. У него, справедливости ради, вообще нет совести. Он, как и я, бессердечен, бездушен, пуст, лишен каких-либо человеческих чувств – да к тому же не обременен никакими искусственно навязанными правилами. Покупать и продавать наркотики для него – вполне прекрасная возможность озолотиться и даже самовыразиться, учитывая, какая на этом рынке конкуренция. Вполне вероятно, что Брайан действительно ввязался в подобную историю и хорошенько вывел кого-то из себя. Это, конечно, не объясняло, кто мои новые друзья, зато подсказывало мотив и давало разгон для старта.

Я достал телефон и позвонил. После трех гудков Брайан ответил.

– Братец, – протянул он с фальшивым дружелюбием. – Как ваша жизнь?

– Неплохо, – ответил я. – Лучше, чем у моих незваных гостей.

– Гостей? По-твоему, разумно приглашать гостей в нынешних обстоятельствах?

– Весьма неразумно, – согласился я. – Особенно учитывая, что они наотрез мертвы. – Несколько долгих секунд Брайан молчал, и я прибавил: – Стоит ли пояснять, что я понятия не имею, кто они такие, и вовсе тут ни при чем?

– Недурно, – мягко сказал Брайан, и в голосе его послышались угрожающие нотки: – Опиши их.

– Оба невысокие и коренастые, – начал я. – Одному чуть за тридцать, темные волосы, смуглая кожа и испещренное оспинами лицо.

– Левое запястье, – прошипел Брайан. – Пожалуйста, взгляни на него.

Я шагнул к кровати и поднял левую руку с груди трупа. На запястье была татуировка дюйма четыре в длину. На ней был изображен истекающий кровью Иисус, опутанный коброй.

– Занятная татуировка, – сказал я в трубку.

– Иисус со змеей?

– Ага. Знаешь этого парня?

– Оставайся там. Скоро буду.

– В вестибюле копы, Брайан, – предупредил я, но тот уже повесил трубку.

Я поглядел на свой телефон, раздумывая, не стоит ли перезвонить. Нет. Наверняка он все равно не ответит. Я вдруг засомневался, не прослушивается ли наша линия. Телефону я больше не доверял.

Пожалуй, нужно что-то предпринять, ведь «скоро буду» может означать не только «через несколько минут», но и «через полчаса» или даже дольше. Я по-прежнему не имел понятия, что здесь творится, но, как бы то ни было, это не повод просто стоять на месте и ломать голову. Ставки слишком высоки. Кто знает, может, следующий кусочек мозаики ворвется в комнату и огреет меня по башке.

Мне явно нужно поскорее убраться из этой комнаты. С другой стороны, Брайан придет именно сюда. Тут мой вновь оживший мозг заметил, что Брайан почти гарантированно сделает то же, что и я, и припаркуется позади гостиницы, у черного хода. Я покинул комнату, крепко запер дверь и оставил висеть табличку «Не беспокоить». Потом вышел на лестничную клетку, спустился на первый этаж и встал возле двери, откуда хорошо просматривалась стоянка, но самого меня видно не было.

Прошло минут десять. Женщина в деловом костюме прошла по стоянке и села в свою машину. Ну, я полагал, что это ее машина, в противном случае она самый ловкий угонщик в истории.

Еще пять минут. Два подростка со второго этажа протопали мимо меня по лестнице, даже не удостоив вниманием, и вышли наружу. Я глянул в окошко черного хода. Ничего особо видно не было, но на улице вроде бы ничего не двигалось. Я задумался, не попал ли Брайан в какие-нибудь неприятности – по воле случая или чьего-то злого умысла (скорее последнее). Сколько мне его дожидаться? Рано или поздно случится что-то плохое. К примеру, копы решат проведать меня и заглянут ко мне в комнату или горничная заявится поменять белье. Вполне может быть, что тот, кто прислал первых двух незнакомцев, пришлет и третьего или заявится лично и еще кого-нибудь укокошит у меня в номере. Или на лестничной клетке. Где же носит Брайана?

Я снова взглянул в окошко. Никого не видно. Только прикатил какой-то белый фургон. Тут я разглядел надпись у него на боку. Черными буквами на нем значилось: «КОВРОВЩИКИ БРАТЬЯ ЯРОМУ». Я моргнул. «Ярому»? Снова?

Фургон остановился прямо перед дверью, за которой я стоял, и через мгновение появился Брайан в сером комбинезоне и с большой сумкой. Он заметил меня за дверью и кивнул. Я пропустил его внутрь.

– Братец, – поприветствовал он и прибавил: – Времени у нас немного.

– Я догадался, – ответил я. – Учитывая, что мне это может стоить жизни.

Брайан сверкнул зубами и взял меня за локоть.

– Не время для упреков. У нас много дел.

Я кивнул, и мы заторопились вверх по лестнице, а потом по коридору к комнате № 324. Я открыл дверь, и мы шагнули внутрь. Брайан замер у кровати и посмотрел на тело.

– Октавио, – пробормотал он. – Этого я и боялся.

– Ты все-таки его знаешь, – сказал я. Брайан кивнул.

– Он был союзником. Возможно, даже другом.

– Дружба – дело хрупкое, – заметил я.

– Как и вся жизнь, – кивнул Брайан, глядя на Октавио со странным выражением, которое я перепутал бы с сожалением, не знай я Брайана столь хорошо.

– Не хочу тебя торопить, – начал я, – но…

Брайан поднял голову, и выражение его лица стало вновь безучастным.

– Да, – сказал он. – Ты говорил, их двое?

– Говорил. – Я показал на шкаф, и Брайан присел возле второго незнакомца. Он молчал секунды три, потом поднялся.

– Его я не знаю.

– Хорошо, ну хоть так.

– Давай унесем их отсюда, – предложил Брайан и, потянувшись к своей сумке, вынул из нее какую-то серую ткань. – Надень, – велел он, протягивая ее мне.

Это был комбинезон. Я надел его поверх одежды. Пока я застегивал пуговицы, Брайан уже завернул Октавио в покрывало и взглянул на меня.

– Поможешь, братец? Возьми тот конец.

Я послушался. Мне достались ноги. Брайан взялся за свой конец, и мы двинулись к дверям. Мы кое-как вынесли Октавио в коридор и спустили вниз по лестнице. По какой-то причине мертвецы всегда тяжелее живых людей, и Октавио исключением не был. Для такого коротышки он оказался уж больно тяжел. К тому времени, как мы спустились на первый этаж, я уже задыхался от изнеможения и умудрился потянуть мышцу в спине. Брайан открыл дверь спиной, и мы потащили Октавио в задний отсек фургона. Брайан, демонстрируя небывалую силу, открыл дверцы одной рукой, а второй уложил тело в глубь фургона. Потом мы вытянули покрывало и захлопнули двери. Вокруг никого не было, одни только пустующие машины на стоянке.

– Так, – сказал Брайан. – Следующий?

Мы вернулись в мой номер и повторили все то же самое с незнакомцем номер два. Нам повезло, и во второй раз мы тоже никого не встретили. Я очень надеялся, что и нас никто не видел. Так или иначе, совсем скоро в фургоне оказался и второй труп. Я потянулся, гадая, перестанет ли у меня когда-нибудь болеть спина. Брайан хлопнул задними дверцами фургончика, запер их и кивнул мне:

– Еще разок.

– Зачем? – удивился я. – Тел было только два.

– Заберем твои вещи, – сказал Брайан, возвращаясь в гостиницу. – И предупреди администратора, что выписываешься. – Он ухмыльнулся. – Желательно по телефону.

– Ты прав, – согласился я.

Брайан кивнул:

– Должно же это было когда-нибудь случиться.

Мы вместе поднялись наверх, осторожно прислушиваясь к звукам на третьем этаже и за дверью моего номера (точнее, бывшего номера). Никого и ничего слышно не было, поэтому мы вошли внутрь. Уже через минуту я собрал все свои вещи, а потом мы спустились вниз и в очередной раз оказались на стоянке. Пока Брайан забирался на водительское сиденье, я пошел мимо фургончика к своей машине и бросил чемодан в багажник.

– Езжай за мной, – велел Брайан. – И не отставай.

– Понял. – Я сел за руль своей машины и медленно поехал за братом – прочь со стоянки.

Полицейская машина по-прежнему стояла перед главным входом в гостиницу, но владельцев ее видно не было. Мы выползли на шоссе ЮС-1, проехали несколько кварталов, а потом Брайан развернулся и поехал на юг. Я ехал следом, гадая, во что он сейчас ввязался и почему теперь мне приходится это расхлебывать. Спустя несколько минут пути Брайан подъехал к небольшому торговому центру, в котором, помимо прочего, было круглосуточное кафе, где продавали пончики. Я кивнул: здесь никто не заметит моей машины.

Я встал неподалеку от входа, и разноцветные огни вывески вспыхнули у меня на капоте. Потом вышел из машины и направился к Брайану, сидевшему в фургоне с включенным двигателем. Я забрался на пассажирское сиденье, и мы помчались обратно по шоссе ЮС-1 на юг. Несколько минут мы просто молчали, но когда мы миновали Сансет-драйв, я не выдержал и сказал:

– Мне очень жаль твоего друга.

Брайан вздохнул:

– Ага.

Я ждал, что он продолжит, но он молчал. Слегка обиженный, я не стал продолжать разговор и тоже замолчал. Мы уходили все дальше на юг, почти до самого Хомстеда. Потом Брайан свернул с ЮС-1 и поехал на запад. Несколько раз мы сворачивали с дороги, пока не выехали на новое шоссе, которое вело дальше на запад. Солнце садилось и светило в глаза, поэтому я повернулся боком на сиденье и взглянул в окно. В этом тихоньком пригороде смотреть было особо не на что. Дома становились все дряхлее и меньше, расстояние между ними увеличивалось; потом они совсем исчезли, и нас окружила болотистая равнина с осокой, кустарниками и речушками. Мы подступили к самому краю Эверглейдс. Я покосился на Брайана, надеясь, что он объяснит произошедшее, но он смотрел прямо перед собой на заходящее солнце.

Минуло еще десять минут неловкой тишины, и Брайан наконец свернул с пыльной дороги и заехал в ворота на огороженную обвисшей проволочной сеткой территорию. Сами ворота одиноко свисали с одной-единственной ржавой петли, а над ними громоздилась какая-то выцветшая табличка, прочитать которую было невозможно. Через сотню ярдов мы наткнулись на огромный карьер, заполненный мутновато-белой водой, и Брайан остановился. Он выключил двигатель и с минуту сидел молча. Двигатель, остывая, пару раз тихо протрещал. Когда он замолк, мы услышали целый оркестр насекомых, начинавших свой вечерний концерт. Вдруг Брайан покачал головой, глубоко вздохнул и повернулся ко мне.

– А теперь, братец, – сказал он самым что ни на есть серьезным тоном, – боюсь, я должен сказать тебе, что ты навлек на нас обоих смертельную опасность. – Он подался ко мне. – Скажи честно: кому ты рассказал о гостинице?