Глава 10
Если вас зовут Джекки Форрест и вы остановились в гостинице «Грув-Айл», обслуживают вас не так, как обычных постояльцев. Даже очень богатых обычных постояльцев. Я останавливался в разных очень даже славных гостиницах, и время реакции на вызов обслуживания в номер варьировало от часа до трех дней. А когда помощь наконец прибывала, это оказывался мужчина с кислой мордой и больной спиной, говорящий исключительно на урду и не понимающий даже самой простой просьбы, если перед его носом не появлялась долларовая бумажка с парой нулей.
Однако ради Джекки гостиница, похоже, наняла команду спринтеров-олимпийцев, патологически жаждущих принести пользу. Спустя тридцать секунд после ее звонка с просьбой прислать в номер уборщика в дверь постучала троица улыбчивых горничных. Судя по бейджикам на гостиничной униформе, их звали НАДЯ, МАРИЯ и ЭМИЛИЯ, и они набросились на лужу с такой энергией, словно страдали от голода, а по полу растеклась не моча, а манна небесная. Кэти, пошатываясь, отошла наконец от двери и рухнула в кресло.
Одна из горничных показалась мне странно знакомой, и я глазел на нее чуть дольше и пристальнее, чем вообще-то положено глазеть на гостиничную горничную, вытирающую мочу с пола. Она встретила мой взгляд, улыбнулась и тряхнула головой, отбрасывая прядь золотых волос с лица.
– Я сделала прическа как у Чеки, – объяснила она с заметным восточноевропейским акцентом. – Очень важный звезда, да? – Она покосилась на Джекки, хлопотавшую над потрясенной Кэти.
А ведь верно: Эмилия сделала себе прическу совершенно как у Джекки, этим и объяснялось то, почему она показалась мне знакомой.
– Очень симпатично, – похвалил я, и Эмилия, зардевшись, вернулась к уборке. Она с коллегами ликвидировали последствия нашего небольшого инцидента практически мгновенно. Продолжая мило улыбаться, горничные положили чашку из-под кофе, ключи и мобильник на столик у дивана, а потом исчезли, оставив за собой лишь приятный лимонный аромат. Кэти и двух раз повторить «о господи» не успела. Только Эмилия задержалась на мгновение в дверях, чтобы бросить на Джекки завистливый взгляд и вздохнуть.
Кэти успела повторить свое «о господи» еще раз двадцать или тридцать, прежде чем Джекки удалось хоть немного ее успокоить. Что ж, не сомневаюсь, дуло пистолета, уткнувшееся вам в ухо, выводит из себя – даже такого красивого пистолета, как «глок». Однако через пять или шесть минут монотонных восклицаний мне начало казаться, что Кэти немного переигрывает. Я ведь вовсе не стрелял, я всего лишь целился в нее, а она вела себя так, будто я вырвал у нее печень и предложил отведать кусочек.
В конце концов Кэти все же успокоилась настолько, чтобы переключиться с «о господи» на «ублюдка», испепеляя при этом меня взглядом.
– Вот ублюдок, – повторяла она. – Чертов ублюдок. Ублюдок, ублюдок.
Джекки покосилась в мою сторону, проверяя, не слишком ли меня ранят бранные слова. Я пожал плечами, и она вернулась к нелегкой задаче приведения Кэти в норму.
– Декстер здесь для того, чтобы охранять меня, – объяснила Джекки. – Прости меня, пожалуйста, это я виновата. Мне стоило предупредить его о том, что ты придешь.
– О господи, ну и ублюдок! – наконец сообразила объединить свои мантры в одну Кэти.
– Это я виновата, – повторила Джекки. – Мне очень жаль.
– Мой телефон! – всполошилась Кэти и выпрыгнула из кресла. – О господи, если вы поломали мой телефон…
– Уверена, он в полном порядке, – уверила ее Джекки.
Кэти подскочила к столику, на котором Эмилия разложила ее вещи.
– Там все ваши поручения! Список контактов! Там вообще все!.. – она схватила мобильный. Джекки подошла к ней и за руку отвела обратно в кресло. Однако Кэти отказывалась сесть до тех пор, пока не удостоверилась в том, что телефон не пострадал от контакта с ее же собственной мочой.
– Работает, – выдохнула она наконец. – Ох, слава богу, работает. – Она бросила на меня особенно уничтожительный взгляд, словно это я помочился на ее чертов девайс. – Ублюдок, – добавила она.
– Ладно, Кэти, все в порядке, все нормально, – шептала Джекки.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Кэти успокоилась настолько, что смогла вести себя по-человечески. Я воспользовался этой паузой, чтобы убрать «глок» в кобуру, запереть дверь и усесться на стул подальше от Кэти и сопровождавшего ее теперь аромата. Впрочем, даже самые неприятные вещи рано или поздно заканчиваются, а до Кэти наконец дошло, что она на службе и что она, находясь на службе, обмочилась на глазах у своего босса. Поэтому секретарша снова вскочила и принялась лепетать извинения, перемежая их со свирепыми взглядами в мою сторону. Она сложила поаккуратнее принесенные с собой бумаги, напомнила Джекки о паре телефонных интервью завтра утром и, бросив на меня последний испепеляющий взгляд, ушла.
Я запер за ней дверь и, повернувшись, увидел, что Джекки смотрит на меня с нескрываемой иронией.
– А?
Она покачала головой.
– Да нет, ничего, – сказала она. – Я просто… извините за все это. Бедняжка Кэти очень мне предана. И очень хорошо работает, правда.
– Уж наверное, – кивнул я. – Если вы разрешаете ей писать вам на пол.
Джекки хихикнула – настолько же заразительно, насколько неожиданно, и я невольно улыбнулся в ответ.
– Она ведь и правда описалась…
– А если бы и нет, – ухмыльнулся я, – там и кофе уже хватало.
Джекки снова хихикнула и начала опускаться в кресло, в котором только что сидела Кэти. На полпути она спохватилась и резко выпрямилась.
– Ох! – произнесла она. – Тут же… Пожалуй, я выберу кресло посуше.
– Хорошая мысль, – согласился я. Джекки перебралась на угол дивана и со вздохом откинулась на подушки. Потом ее взгляд упал на стопку бумаг, оставленных Кэти, и она как-то сразу напряглась.
– Письма, – сказала Джекки, и улыбка сбежала с ее лица.
Наверное, по причине многократного обзывания меня ублюдком я не сообразил, что она имеет в виду.
– Какие еще письма? – удивился я.
Джекки кивнула в сторону бумаг на столе.
– От него, – объяснила она. – От психа. Кэти привезла их для вас.
– А, – с умным видом отозвался я, хотя не могу сказать, чтобы так уж хотел их посмотреть.
Джекки продолжала глядеть на письма, и на ее лице читалось что-то среднее между тревогой и отвращением.
Прошла целая минута, а ничего так и не произошло. Я осторожно прокашлялся.
– Гм… – подал голос я. – Может, закажем обед?
Джекки посмотрела на меня с выражением, которого я не понял, потом наконец кивнула:
– Давайте.
Ужин у нас прошел довольно хмуро. Оживленное, легкомысленное настроение, царившее за коктейлями, испарилось, и Джекки почти все время смотрела в свою тарелку, ковыряя еду вилкой, но не съев почти ничего. А зря: ужин нам подали очень даже хороший. Я заказал говяжьи tournedos – мне всегда было интересно, что это такое. И, увидев это название в меню, подумал, что лучшего случая узнать может и не представиться. К тому же это делалось из говядины – значит, я мало чем рисковал. На поверку tournedos оказались двумя ужасно вкусными кусками мяса, тушенного в вине и манговом соусе. Почему-то я не сомневался в том, что в изначальный рецепт манго не входило – в конце концов, разве есть во французском языке такое слово – «манго»? Однако получилось вкусно, поэтому ел я с аппетитом – и эти самые tournedos, и гарнир из картофельного пюре с чесноком, и брокколи на пару.
Джекки ела большого краба – или, по крайней мере, ей это подали. Она вскрыла клешню, потыкала в нее вилкой и положила в рот маленький кусочек, даже не окунув его в расплавленное масло. Еще она съела один стебель жареной спаржи и полвилки дикого риса. В общем, стало совершенно ясно, что с самой концепцией еды у нее проблемы. Я подумал, не предложить ли доесть за нее ужин – в конце концов, каменные крабы на деревьях не растут. Однако поразмыслив трезво, я все-таки от этого воздержался.
Честно говоря, это было последнее трезвое решение этого вечера, поскольку Джекки заказала нам по бутылке вина: красного к моим tournedos и белого к своему крабу. Та застенчивость, которую она выказала по отношению к еде, на вино никак не распространилась, так что, отодвинув от себя почти нетронутую тарелку, Джекки прикончила уже три четверти бутылки. Хорошая порция, если вспомнить мохито, выпитое чуть раньше, – впрочем ее движения оставались отточенными, а язык не заплетался, хотя говорила она немного. Я же не обращал внимания на ее молчаливость до самой середины обеда, поскольку целиком сосредоточился на содержимом своей тарелки. Однако по мере того, как начал стихать счастливый лязг столовых приборов, я все же заметил, что разговора ему на смену никакого не слышно. Взглянув на Джекки, я увидел, что она угрюмо смотрит в свою тарелку.
Настроения ей не поднял даже великолепный десерт. Я заказал себе лава-кейк под названием «Декадент», и он оказался отменным, хотя я так и не понял, что в нем было декадентского. Джекки заказала нечто вроде крем-брюле, но и к нему почти не прикоснулась. Ну, сковырнула корочку из жженого сахара сверху и похрустела кусочком – и все. Я даже заподозрил ее в применении витаминных инъекций, поскольку того, что она съела, явно не хватало для поддержания жизни.
Пришла прислуга и унесла остатки нашего ужина, а я запер за ними дверь. Джекки продолжала сидеть за столом, погруженная в себя. Интересно, подумал я, и сколько это будет продолжаться? И надо ли мне что-нибудь предпринять, дабы вывести ее из задумчивости? Судя по тому, как это делается в телевизионных драмах, у меня имелось две возможности: или заставить ее выговориться, чтобы больной вопрос ее больше не терзал, или же просто заболтать всякой ерундой, лишь бы сменить тему. Однако решить, какой из способов правильнее, я никак не мог, к тому же испытывал сомнения в том, что это входит в мои служебные обязанности.
А и правда: что от меня требовалось здесь? Совсем недавно, меньше часа назад мы болтали как закадычные друзья, хотя и познакомиться-то толком не успели. Наверное, Джекки просто хотела, чтобы я меньше смущался. В конце концов, она богата и знаменита – настоящая звезда, – а я всего лишь скромный и непритязательный полицейский эксперт… ну разве что с любопытным хобби. Кажется, подобные ситуации Эмили Пост в своей энциклопедии не освещала, поэтому я никак не мог решить, как держаться. Вести ли себя строго официально, поскольку я всего лишь эксперт, исполняющий обязанности телохранителя? Или считать себя на службе у Джекки, а если так – что, следовать примеру Кэти и мочиться на пол? После мохито и бутылки красного этот вариант начинал казаться мне вполне возможным, но он наверняка развернул бы ход событий в неопределенном направлении, поэтому, подумав, я отказался и от него.
И теперь я просто стоял, наблюдая за уставившейся в пространство Джекки, и это продолжалось довольно долго. В конце концов она все же подняла голову и встретилась со мной взглядом.
– А? – спросила она.
– Нет, ничего, – пробормотал я. – Я просто не знаю, гм… – Я действительно не знал, что именно хотел бы узнать, поэтому тоже замолчал.
Джекки улыбнулась уголками губ – правда, не слишком весело.
– Ну да, я понимаю. Извините. – Она покачала головой. – Я, наверное, была не самым лучшим собеседником за ужином.
– Да ну, – возразил я. – Все в порядке. В смысле, ужин был просто отличный.
Джекки снова улыбнулась, на этот раз чуть живее, хотя по-прежнему выглядела не особенно счастливой.
– Что ж, хорошо. Я рада, что вам понравилось. Она встала и подошла к стеклянной двери, ведущей на балкон. С минуту она просто стояла, глядя на улицу. Я начал опасаться, что мы снова сползем в угрюмое молчание, и даже пожалел, что не захватил с собой какой-нибудь хорошей книги. Однако Джекки, похоже, разглядела в заливе нечто такое, что вывело ее из этого состояния: она вдруг повернулась в мою сторону.
– Ну ладно, – объявила она с явно наигранной живостью. – Спать еще рано. И что нам делать?
Этот вопрос застал меня врасплох, и я тупо заморгал.
– Э-э… Не знаю, – признался я и осмотрелся в поисках подсказки, которой так и не нашел. – Настольных игр я здесь что-то не вижу.
– Черт, – Джекки недовольно скрестила руки на груди. – С удовольствием прошла бы тур в «Монополию». – Она склонила голову набок. – А что бы вы делали, будь вы сейчас дома? С женой и детьми?
– Ну, наверное, смотрел бы телевизор.
Джекки сморщила нос.
– Фи, – произнесла она, и вид у меня, наверное, был такой удивленный, что она рассмеялась. – Ну да, понимаю. Но то, что я играю в телесериалах, еще не значит, что я их люблю.
– Правда? – удивился я. Такое даже я с трудом мог себе представить. Лично мне моя работа нравится. Обе работы. Иначе разве стал бы я ими заниматься?
– Да, – вздохнула Джекки. – Ну да, случаются иногда удачные работы. Но по большей части мне не хочется их смотреть. Честно говоря, это все равно что в пустую стену глядеть. – Она пожала плечами. – Такой уж бизнес. Ты занимаешься чудовищным количеством ерунды, чтобы получить шанс сделать что-то стоящее. Но к тому времени за тобой крепко держится репутация того, кто очень здорово делает ерунду, поэтому хорошие сценарии так и не подворачиваются, а деньги платят слишком хорошие, чтобы от них отказываться… Эх, – она развела руками. – Да нет, жизнь хороша. Грех жаловаться. – Джекки нахмурилась и некоторое время молчала. Потом тряхнула головой. – Нет, вы только на меня посмотрите. Снова погружаюсь во мрак. – Она хлопнула в ладоши. – В жопу. Как насчет стопки на сон грядущий? – И, не дожидаясь ответа, актриса скрылась в спальне.
Я постоял в нерешительности, не зная, идти за ней или нет. Но прежде чем я принял решение, Джекки вернулась с бутылкой в руках.
– Стаканы принесете? – Она мотнула головой в сторону буфета. – Маленькие, стопки?
Я проследил за ее взглядом – и правда, на столе под зеркалом стоял большой серебряный поднос, а на нем – серебряное ведерко со щипцами для льда, четыре бокала для вина и четыре стопки. Я взял две и вернулся к Джекки на диван. Она почтительно поставила бутылку на столик, и я пригляделся к ней. Красивая бутылка с большой деревянной пробкой и выгравированной спереди пальмой; внутри виднелась темная жидкость.
– Что это? – вежливо поинтересовался я.
Джекки улыбнулась:
– «Панамонте». Лучший темный ром из всех, что я пробовала.
– А, – понимающе кивнул я. – Льда принести?
Джекки посмотрела на меня с наигранным ужасом.
– Ох господи, ни в коем случае. Класть сюда лед – это настоящее преступление.
– Извините, – спохватился я. – Я в роме неважно разбираюсь. Разве что в таком, который с колой смешивают.
Джекки энергично замотала головой:
– Этот не из тех. Мешать его с чем-либо – все равно что пририсовывать Моне Лизе усы. – Она выдернула пробку и плеснула понемногу в каждую из стопок. – Попробуйте, – предложила актриса, протянув одну стопку мне. Свою она подняла на уровень глаз и произнесла: – Ваше здоровье.
– Ваше, – отозвался я и пригубил.
Я ожидал чего угодно, но только не этого. Вообще-то пьющим меня не назовешь, но случаются моменты, когда приходится делать это по нормам общественного поведения, и обычно удовольствия я не получаю. В основном темное крепкое спиртное, которое подают после обеда, отличается резким, дымным вкусом, а мне такое не нравится – вне зависимости от того, насколько это питье редкое или дорогое… В общем, ничем подобным я особенно не увлекаюсь. Но такого рома я в жизни еще не пробовал. Он оказался сладким, но не приторным, темным, насыщенным и, наверное, самым мягким из всего, что мне доводилось пить.
– Ух ты! – воскликнул я. И, думаю, это было самым подходящим, что я мог сказать в этой ситуации.
Джекки отпила из своей стопки и кивнула:
– Угу.
И следующие несколько минут мы молча сидели, потягивая ром.
Похоже, ром отогнал от Джекки хотя бы часть темных мыслей. По мере того как стопка пустела, напряжение явно ее отпускало. К моему удивлению, и меня тоже. Наверно, это вполне естественно; я же не пью, а сегодня уже принял мохито и несколько стаканов вина. Возможно, мне стоило бы побеспокоиться насчет того, как повлияет алкоголь на мою реакцию и, следовательно, на способность исполнять обязанности телохранителя. Но я не ощущал себя пьяным, да и глупо было портить удовольствие от того, что сидишь на диване и пьешь редкий темный ром со звездой. Поэтому я просто сидел и наслаждался каждым глотком.
Джекки допила свою стопку первая и потянулась к бутылке.
– Еще? – предложила она.
– Мне, наверное, хватит, – мотнул головой я. Она пожала плечами и плеснула себе. – Но ром классный, – добавил я. – Надо прикупить бутылку.
Актриса рассмеялась:
– Желаю удачи. В магазинчике на углу вы такой вряд ли найдете.
– Ох, – удивился я. – А вы где его купили?
– Не знаю, мне подарили. – Джекки подняла стопку в вежливом тосте, потом сделала глоток и поставила рюмку обратно на стол. – Эти письма, – пробормотала она. – Они меня до усрачки пугают.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Я все никак не пойму, за что? – призналась она, опустив голову и глядя в стакан. – Что я такого делала, чтобы он меня ненавидел?
– Он вас не ненавидит, – возразил я.
Джекки подняла взгляд.
– Но он пытается меня убить.
– Это не ненависть, – попробовал объяснить я. – По-своему он вас искренне любит.
– Проклятье! – выдохнула она и снова опустила взгляд в стакан. – Тогда лучше бы он меня ненавидел. – Она взяла стопку, сделала еще глоток и снова посмотрела на меня. – Как вам удается так хорошо понимать психологию этого больного на голову ублюдка?
Полагаю, это был справедливый вопрос, но и опасный, конечно. Скажи я правду – я понимаю его потому, что сам больной на голову ублюдок, – это серьезно испортило бы наши отношения, чего я вовсе не хотел. Поэтому просто пожал плечами.
– Ну, знаете… – Я сделал маленький глоток из своей стопки. – Это вроде того, как вы уже говорили. Словно в роль вживаться.
– Ну-ну, – хмыкнула Джекки. Похоже, мои слова ее не слишком убедили. – Смысл этого метода в том, что, играя, вы ищете черты персонажа в себе самом. То есть вы эти черты растягиваете, их немного меняете, но все равно это должны быть ваши черты, иначе работе будет грош цена. – Она сделала еще маленький глоток, продолжая смотреть на меня поверх стопки. – А значит, вы на самом деле говорите, что и внутри вас, – актриса сделала жест стаканом в мою сторону, – есть что-то похожее на этого сбрендившего засранца. – Она выразительно посмотрела на меня, подняв бровь. – Ну? Правда? – Джекки отпила из стакана. – Внутри вас сидит убийца, Декстер?
Я потрясенно глядел на нее. Глубоко-глубоко, в недрах Темницы Декстера неуютно поежился Попутчик. Всю свою взрослую жизнь я провел среди полицейских, людей, которые охотятся на хищников вроде меня. Я работал с ними много лет, на протяжении всей своей профессиональной карьеры, и ни у одного из них не возникло ни тени сомнения в безупречности моей репутации… Хотя нет, был один – дорогой сержант Доукс, заподозривший меня в том, что я тот, кем являюсь на деле. И вот – Джекки, не детектив, а телеактриса! – спрашивает в упор, нет ли во мне, под искусно натренированной улыбкой Декстера кого-то другого, извращенно-опасного.
Я был слишком потрясен, чтобы говорить. И даже попытка растянуть глоток не могла скрыть нависшей, угрожающей тишины. Я лихорадочно искал ответ, но на ум не приходило ничего, кроме того, чтобы подтвердить ее правоту или же, напротив, отрицать все и потребовать встречи с адвокатом.
– Вы что, язык проглотили? – поинтересовалась она.
– О, – ответил я. – Я просто… просто… скорее это ром его связал. – Я помахал в воздухе стаканом. – Ну, не привык я к такому зелью, – добавил я, хотя объяснение даже мне показалось малоубедительным.
– Ну-ну, – повторила Джекки. – Но вы так и не ответили на мой вопрос.
Она вела себя очень настойчиво для того, кому полагалось быть интеллектуальным легковесом, и я даже начал подумывать, не слишком ли поспешил, записав ее в категорию своих симпатий. Ее явно не устраивали мои осторожные отговорки, и это оставляло бедолагу Декстера, можно сказать, в подвешенном состоянии. Впрочем, обыкновенно я славен быстротой реакции, и она редко мне изменяет. В данном случае я решил, что лучшей обороной может стать лишь стремительная кавалерийская атака, поэтому повернулся к Джекки всем телом.
– Закройте-ка глаза, – скомандовал я.
Моя собеседница удивленно заморгала.
– Прошу прощения?
– Упражнение по вхождению в образ. Закройте глаза.
– А… сейчас. – Она поставила стакан на столик, откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. – Вот так.
– А теперь, – продолжал я, – глубокая ночь. Вы одни в темном переулке.
Она сделала глубокий вдох.
– Хорошо.
– Кто-то приближается к вам сзади. Ближе, ближе…
– Ох, – негромко произнесла она; эмоции на ее лице стремительно сменяли друг друга.
– Вы оборачиваетесь, – сказал я. – И это он.
Джекки резко выдохнула.
– У него в руке нож, и он вам улыбается. Жуткой улыбкой. И говорит. – Я придвинулся к ней и продолжил громким шепотом: – Привет, сучка.
Джекки дернулась.
– Но у вас есть пистолет, – добавил я.
Рука ее вскинулась, и она нажала на воображаемый курок.
– Бах, – произнесла она и открыла глаза.
– Вот так? – спросил я.
– Только так, черт подери.
– Вы его убили?
– Блин, еще бы. Надеюсь, что так.
– И как вы себя чувствуете?
Джекки сделала еще один глубокий вдох и ответила:
– Легче.
Я кивнул.
– Че И Тэ Дэ, – сказал я. Она снова заморгала. – Это сокращение такое, – объяснил я. – «Что и требовалось доказать».
– Чего доказать?
– Что убийца в каждом из нас, – ответил я.
Долгую секунду Джекки молча на меня смотрела. Потом взяла со столика стакан и сделала глоток.
– Возможно, – согласилась она. – Но вам, похоже, вполне удобно с тем, что в вас.
И ведь так оно и было, разумеется. Вот только ее предположение вовсе не добавляло мне удобства. Так что я вздохнул с облегчением, когда Джекки, поставив стакан на столик и поднявшись с дивана, закрыла эту тему.
– Пора спать, – объявила она, потянувшись и зевнув. И напомнив при этом какую-то золотую кошку. Она посмотрела на меня и повела бровью. – Где положено спать сторожевым псам? На полу у кровати?
– Здесь, на диване, – ответил я. – Так, чтобы я мог держать под наблюдением и дверь, и балкон.
Она зажмурилась.
– Балкон?
– Спуститься с крыши проще простого, – объяснил я. – Все, что для этого нужно, – это двадцать футов нейлонового шнура и отвертка.
Джекки потрясенно приоткрыла рот.
– Вы хотите сказать, что он может… а отвертка зачем?
– Не знаю, может ли он, – возразил я. – Но не сомневаюсь, что это возможно. Да это под силу почти любому – спуститься по шнуру с крыши. А отвертка нужна, чтобы отжать откатную дверь. Это даже десятилетний школьник проделает без труда.
– Господи… – Джекки смотрела на меня, но, похоже, видела что-то другое. – Как меня это, черт подери, бесит, – призналась она. Потом тряхнула головой и сфокусировала взгляд на мне. – Просто бесит. – Актриса постояла еще, совершенно неподвижно, словно ожидая от меня какого-то знака – какого, я так и не понял. Потом наконец покачала головой, повернулась и медленно ушла в спальню.