9
Он выглядел, как человек, и был одет, как человек. Но все же им не являлся.
Даже не будь специфического запаха — визитной карточки нави, — с одного взгляда на скособоченную неподвижную фигуру было понятно, что существо не принадлежит миру живых. В подрагивающем отблеске свечей его угловатый силуэт казался тенью какого-то причудливого насекомого, но эта неподвижность была обманчива, а свободно болтающиеся руки только казались безвольными. Игнат слишком хорошо знал, как быстро навь могла выпустить когти и распороть брюхо ничего не подозревающей жертве.
— Пахнет… чужой кровью, — утробно произнес черт.
Он наклонил голову, отчего вся левая сторона его головы погрузилась в густую тень. Игнату показалось даже: видит он перед собой не человеческое лицо, а одну из тех безглазых волчьих морд, что венчали частокол снаружи. И вздрогнул, когда в его плечо с коротким всхлипом уткнулась Марьяна. Игнат тихонько сжал ее руку своими дрожащими пальцами, но не произнес ни слова.
— Разные ко мне люди захаживают, будто сам не знаешь, — тем временем подала голос ведьма. — Как еще прожить одинокой слепой женщине, пока ты по лесам да селам счастья ищешь? — она усмехнулась нервно, и, не получив ответа, с укоризной добавила:
— Сам-то, поди, к очередной смазливой селянке заглянул, а на меня пеняешь. Иди лучше в баньке попарься, чужой дух с себя смой. А после поговорим.
— Не… теперь.
Темный силуэт качнулся в сторону, и Игнат вздрогнул в своем укрытии, подумал тревожно: «Заметил?». Но черт тяжело опустился на деревянный стул, отчего тот отозвалась протяжным скрипом, и сказал:
— Я голоден.
В молчании ведьма накрыла на стол. И, пока черт ел, присела на лавку рядышком, подперла ладонью щеку.
— Где же носило тебя? — спросила она своим хрустальным певучим голосом. — В каких землях скитался?
Черт в молчании допил из кувшина топленое молоко, утерся рушником, и только после этого ответил глухо:
— Будто не знаешь… дальше Опольского уезда мне ход заказан.
Ведьма вздохнула.
— Знаю. Надолго ли вернулся?
— До новолуния.
Игнат почувствовал, как Марьяна еще сильнее вцепилась в его руку, и понял ее волнение — в новолуние должен был приехать Витольд. И это могло быть опасно.
«Мало кто после встречи с ним в живых остается», — вспомнились слова ведьмы.
— А все же, — снова подал голос черт, — болезнью у тебя пахнет… и страхом.
Он медленно повернул голову, будто закосневшие мышцы повиновались ему с трудом. В темных провалах глазниц сверкнул одинокий болотный огонек зрачка.
«Он видит меня! — пронеслась в голове пугающая мысль. — Вот теперь он действительно увидел…»
Игнат в страхе отвел взгляд, хотел перекреститься, но руки почему-то одеревенели и не двигались. Марьяна уткнулась лицом в его плечо и дышала прерывисто, хрипло.
— Не будь таким мнительным, — словно откуда-то издалека послышался спокойный голос ведьмы. — Каждый раз одно и то же. Расскажи лучше, что видел? Скучал ли по мне?
С колотящимся сердцем Игнат снова глянул в прореху: черт сидел на месте, сгорбившись и низко опустив голову. За его спиной тени продолжали свой беспокойный танец, и в отблесках свечи лицо казалось искусственным, будто маска.
— Молчишь, — произнесла ведьма и горько усмехнулась. — Да я и сама знаю, что не скучал. Нет у черта души. Потому и человеческих чувств нет.
Она поднялась из-за стола, и тогда навий протянул длинные восковые пальцы, схватил ее за руку.
— По… годи.
Он поднялся тоже. Стул с грохотом откатился в сторону, доски под непосильной тяжестью прогнулись, заходили ходуном.
— Подарок… тебе…
На какой-то миг тень закрыла собой подрагивающий огонек свечи, и Игнат не мог различить ничего, кроме клубящегося мрака. Но тьма быстро отступила. Мерцающий свет снова наполнил собой избушку, и сотни сияющих искр рассыпались по стенам и полу, расходясь от драгоценного ожерелья, что огненным веером вспыхнуло на шее ведьмы. Она ощупала камни дрожащими пальцами, осведомилась строго:
— Откуда взял такое? Никак, царскую особу души лишил?
— Нет, — черт медленно качнул тяжелой головой. — Грабитель мне встретился. С добычей. В глухом селе хотел спастись. Не спасся.
Он вдруг засмеялся — низким, шелестящим смехом, похожим на ливень в осеннем лесу. Ведьма тоже усмехнулась и произнесла:
— Только мне эта красота без надобности — ни людям показать, ни самой полюбоваться. Но за заботу твою спасибо.
Она протянула руку и погладила его по груди, так нежно, как влюбленная девушка гладит своего избранника. Потом спросила встревожено:
— Да что тут у тебя? Никак, рана?
Тут только Игнат заметил, что справа на одежде черта расплывается мокрое и темное пятно и подумал: «А разве можно ранить того, кто уже мертв?»
— Вот оттого ты кровь и чуешь, — продолжила ведьма. — Да что же сразу не сказал?
— Пустяки.
— Какие там пустяки! — рассерженно прикрикнула ведьма. — Молодишься все да хорохоришься! А прежней силы у тебя-то и нет, раны по волшебству не затянутся! Так зачем на рожон лезешь?
Игнат в своем укрытии даже опешил от такой вспышки. Подобрался, ожидая ответной реакции, и отчего-то вспомнил, как навь своими стальными когтями распорола щеку дяди Егора, едва тот начал говорить наперекор. Но черт не сделал ничего, только процедил сквозь зубы:
— Придет время… найду… как силу вернуть.
— Найдешь, с этим не спорю, — согласилась ведьма, нашарила пальцами брошенный рушник, подала его черту. — На вот, приложи к ране, пока зелье целебное сварю.
Вздохнула и добавила:
— Да только один не справишься. Человека в помощь найти надо.
Игнат напрягся и даже дышать перестал, ожидая ответа. Навий не спешил. Прижал к ране скомканный рушник, с явным неудовольствием проследил, как белизна материи наливается липкой пунцовой влагой.
— Хватит с меня человеческой помощи, — наконец сказал он.
Игнат хрипло выдохнул, и тут же зажал рот ладонью.
— А все же, — не сдавалась ведьма, — если я скажу, что есть человек, который ищет такое средство, что раны заживляет и мертвых с того света возвращает? Душа светлая и чистая, которая через запретные земли может пройти и с мертвой водой вернуться? Нешто такого полезного помощника убьешь?
«Это она обо мне», — подумал Игнат.
И приник к прорехе, ловя каждое слово.
Черт молчал, продолжая механически промокать рану. Тени живыми спрутами сновали по стенам, будто находились не в лесной избе, а на глубине океанской впадины. Дрожали и переливались блики от драгоценного ожерелья.
— Не убью, — медленно, словно подбирая слова, произнес черт. — Разговор… будет.
Игнату показалось, словно с его души упала многопудовая гиря, и хотел вздохнуть от облегчения, как в самое ухо ему вдруг зашептала Марьяна:
— Игнаш… это ты меня сейчас за ногу трогал и в бок щекотал?
Он удивленно мотнул головой.
— А кто тогда? — прошептала Марьяна.
Она осторожно повернула голову, напряженно всматриваясь в духоту и тьму своего укрытия. Проследил за ее взглядом и Игнат. Где-то совсем рядом, на периферии зрения, мелькнуло чье-то маленькое сероватое тельце, блеснули темные бусины глаз.
«Мышь», — сразу понял Игнат.
И сразу же его мысли озвучила Марьяна, взвизгнув испуганно и тонко:
— Мышь!
Она подскочила, хлопнула ладонью там, где сидел грызун.
— Тише! — Игнат предупреждающе зашипел на нее сквозь зубы, потащил назад.
Но было уже поздно.
Одним рывком сдернули с них одеяло, еще громче и пронзительнее вскрикнула Марьяна, когда ее грубо схватили за косу и потянули вниз. Игнат кинулся следом, замахнулся, чтобы ударить, но его кулак быстро перехватила жесткая рука. В лицо пахнуло тошнотворной сладостью и гарью.
— Славно, — прошелестел хрипловатый насмешливый голос. — Две птички… в одном гнездышке…
Пальцы черта сжались на Игнатовом горле, так что сквозь разбежавшиеся перед глазами радужные пятна парень смог различить тонкие шрамы, и повязку на косом ремне, справа налево пересекающую мертвенно бледное лицо. Единственный уцелевший глаз поблескивал, как бутылочное стекло на дне лесного озера.
— Пусти, пусти! — визжала обезумевшая Марьяна и, словно кошка, молотила воздух скрюченными пальцами.
Навий молча встряхнул ее и разжал руку. Марьяна упала, ударившись плечом о печку, зашипела, подобралась для нового прыжка. Но следом налетела слепая ведьма. Она повисла на руках своего страшного гостя, заговорила сбивчиво:
— Будет тебе! Будет! Не горячись! Помнишь ли, как обещал не убивать того, кто тебе полезен окажется? Так вот он, здесь. Чистая душа да светлая. Сам в твои руки пришел. Так случаем пользуйся!
— Почему… не сказала? — через силу выдавил навий.
Его жесткие пальцы все еще давили на горло, но хватка немного ослабла.
— Как я могла сказать, коль ты горячий такой? Да кого ты казнить-то собрался? Парня деревенского да девчонку? Не враги они нам, нешто не видишь?
В это самое время Марьяна бросилась на своего мучителя, но навий ударил ее наотмашь, и девушка охнула, упала на скамейку, схватившись за лицо ладонью. Черт не повел и бровью, будто девушка меньше всего теперь занимала его.
— Ты мертвую воду ищешь? — словно ничего не случилось, спросил он у Игната.
Тот мог лишь согласно кивнуть. Тогда давление на горле ослабло окончательно, и парень повалился на пол, глотая ртом воздух и откашливаясь.
— Откуда… про нее знаешь? — проскрипел неживой голос.
Игнат поднял слезящиеся глаза. Навий стоял неподвижно, ссутулившись по своему обыкновению, но не казался теперь таким опасным.
«Может, он так долго прожил среди людей, — подумал Игнат, — что сам стал похож на человека».
А вслух сказал:
— Земля слухами полнится. Да только не знаю, правда это или миф. Может, ты мне об этом скажешь?
Лицо черта расколола хищная ухмылка, в трещине рта блеснули крупные сахарные зубы.
— У кого… спрашивать взялся… — ответил он, — если я сам — миф?
И засмеялся, будто с высохших елей посыпались шишки в опавшую хвою и пожухлую траву. А, отсмеявшись, сказал:
— Оставьте… меня с ним.
Краем глаза Игнат видел, как ведьма потянула за руку слабо упирающуюся Марьяну. Сам он тем временем поднялся на ноги, отряхнул колени от печной побелки. Сердце еще продолжало выстукивать в груди свои гулкие ритмы. Но теперь вместе с волнением пришла и надежда.
— Так ты за этим явился? — спросил навий, едва за женщинами закрылась дверь.
Он тяжело опустился на скамью, подобрав упавшее полотенце, снова прижал его к пульсирующей ране.
— За исцелением я пришел, — сдержанно ответил Игнат. — А уж дальше судьба распорядилась.
— Получил… исцеление?
— Тело-то подлатать не проблема. А вот душе покой вернуть — вот это тяжело.
— Кто же твой покой взял? — навий усмехнулся снова, качнул головой в сторону двери. — Женщина?
— Может, и женщина, — не стал спорить Игнат. — Да больше сородичи твои. Дважды был я навью отравлен. Теперь пришел новый черед…
Он смело поглядел прямо в единственный сверкающий глаз черта. Тот сидел неподвижно, бледные губы были растянуты в кривой усмешке.
— Значит, сородичи, — повторил навий. — И живым от них ушел?
— Живым ушел, а ремень со спины на память оставил, — Игнат сдвинул брови, пальцы сами собой сжались в кулаки. Спину будто снова обожгло холодным укусом железа.
— Знаю… кто любитель… подобных трофеев, — медленно протянул навий. — Только… если бы он сам за тебя взялся… то живого места не оставил.
— Это ты верно говоришь, — невесело усмехнулся Игнат. — Нечистая сила всегда зло чужими руками творит. Скажешь, не так?
— Так, — слово камнем упало с неживых губ. — Только любите вы… люди… во всем черта винить. Ограбил казну? Черт попутал. Убил человека? Снова черт. Предал? И опять черт виноват.
— Люди слабые, — возразил Игнат. — Их легко с пути сбить да обмануть. Только они и вправду зачастую добрые намерения имеют. И те, кто надо мной расправу учинил, за близких своих переживали. А навь солоньские земли отравила. Что же людям было делать, кроме как подчиниться и быт свой обустраивать?
— Это они любят — подчиняться, — ухмыльнулся черт. — Перед авторитетом… да силой… люди с радостью на колени падают. А ты их… оправдать хочешь?
— Нет, — Игнат молча покачал головой. — Какое тут оправдание… Ведь не Марьяна — так Ульяна. Не в Солони — так где-то еще…
— Мстить задумал?
— И это тоже нет, — Игнат еще ниже опустил голову, облизал отчего-то пересохшие губы. Близость нави давила на него, словно вытягивала жизненные силы.
— Не хочу я мстить… а вот исправить бы хотел.
Щеку обожгло горячей каплей — это слеза выкатилась из покрасневших глаз, и Игнат, не стесняясь черта, оттер ее рукавом.
— Навь обещала вернуть мне мою Званку, — хрипло произнес он. — Видел я на хрустальном гробе рисунок вещей птицы с человечьей головой. И где она махнет левым крылом — там потечет вода мертвая. А где взмахнет правым — живая. Так кому, как не тебе, научить меня, где ее найти? Когда ни надежды, ни помощи нет, одна дорога остается — идти к черту.
Навий молчал, думал. Свечи плакали восковыми слезами, оплывали в подставленных блюдцах, и тени стали гуще, контрастнее.
— А знаешь ты… что я раньше человеком был? — вдруг спросил черт.
Игнат удивленно вскинул голову, всмотрелся в неживое лицо, исчерченное шрамами — не шутит ли?
— Был, — повторил черт. — Были мечты… и надежды… только перечеркнула все навь.
— Навь? — эхом повторил Игнат.
Тот усмехнулся снова, отчего его лицо исказилось, словно в кривом зеркале.
— Чертом стать легко, — продолжил он. — Достаточно… переступить через свои идеалы… найти оправдание своим поступкам… любым… даже самым страшным…
— Добрыми намерениями дорога в пекло вымощена, — пробормотал Игнат.
— Вот и думай… не в пекло ли тебя… твоя дорога заводит?
Они замолчали снова. К запаху приторной сладости примешивался теперь тяжелый запах крови, которая продолжала впитываться в прижатый к раненному боку рушник. Этот запах напомнил Игнату страшный вечер в тайге, и алую строчку следов на снегу. Да ведь разве не решил он забыть все, как тяжелый сон? Разве не звала его Марьяна в жизнь новую и светлую?
Игнат обернулся, словно ожидал, что в дверь сейчас войдет Марьяна, возьмет его за руку и скажет: «Довольно. Едем!»
Но никто не зашел. Извилистые языки теней припадали к ногам, лизали Игнатовы пимы, и что-то темное, зарождающееся под сердцем, толкнуло его в грудь, и он сказал — совсем не то, что хотел изначально. А, может, кто-то произнес это за него:
— А все-таки, не будет мне покоя, коли я дело не завершу, — упрямо сказал он. — Виноват я перед ней, что не смог спасти. А потому хоть после смерти попробовать должен.
— Что ж, — ответил черт. — Пусть будет… по-твоему. Только… и ты мне службу сослужи.
Игнат поежился.
— Что же ты от меня взамен захочешь? — спросил он.
Черт рассмеялся, словно опасения Игната были ему приятны.
— Не бойся… кожаного ремня у тебя не попрошу, — сказал он. — А обещай мне… если найдешь мертвую воду… принеси мне от нее семь капель… с навью у меня свой разговор есть… только слаб я… не справлюсь… принесешь до Навьей седмицы — я тебе пригожусь.
— Принесу, — пообещал Игнат. — Теперь расскажешь, как мне ее найти?
Черт довольно улыбнулся, поманил Игната ближе, и, понизив голос, проговорил:
— Слушай…
