МОРОЗОВЫ

Фамилия Морозовы была известна всем и каждому в России XIX— начала XX века. В ткани, произведенные Морозовскими мануфактурами, одевалась вся страна: в ситец — крестьяне и рабочие, в пышный бархат и нежный гипюр — знать и купечество.

Все представители этого семейства отличались сильной волей и умением делать деньги. Несмотря на принадлежность к старообрядцам, они всегда считали: «бог-то бог, да и сам не будь плох». Кстати, при смене фамилии, обязательной для старообрядцев, они выбрали имя известной боярыни Морозовой, которая не доводилась им родственницей.

Промышленники Морозовы происходили из крепостных крестьян господ Рюминых. Первым на волю выкупился Савва Васильевич (1770— I860) в 1820 году. Сначала он был пастухом, извозчиком, рабочим-ткачом, ткачом-кустарем, потом стал владельцем мелкого заведения — раздаточной конторы фабрики. Первый Морозов был прижимист, не стеснялся копейки выколачивать с земляков — мужиков рязанских, владимирских и подмосковных.

Примечательно, что, организовав такое производство и дожив до глубокой старости, этот человек так и не выучился грамоте.

Помогала в работе Савве Васильевичу и жена его, Ульяна Афанасьевна, на которой вся красильня держалась. А наследниками четырех фабрик Морозова в Орехово-Зуеве, Глухове, Твери стали сыновья, с детства приставленные к делу. Так в России появились многочисленные предприятия Морозовых — Елисеевичей, Абрамовичей, Захаровичей и Тимофеевичей, имевших в своем владении крупные фабрики в Московской, Владимирской и Тверской губерниях.

Все Морозовы отличались типично славянской внешностью: богатырским телосложением и большими светлыми глазами, пока Тимофей Саввич не женился на Марии Федоровне Симоновой, принесшей миллионное приданое. Она имела выраженные восточные черты и передала потомкам наследственную склонность к умопомешательству. Как бы там ни было, но из пятерых ее детей двое — дочь Александра и сын Савва — покончили с собой в момент сильных душевных расстройств. Любимый сын Марии Федоровны, Сергей, хоть и не отличался глубоким умом, но оставил после себя добрую память, построив музей в Леонтьевском переулке, помогая Исааку Левитану и другим людям, занимавшимся кустарными промыслами.

Сама Мария Федоровна не интересовалась печатным словом, не пользовалась современными достижениями, например, электричеством, а из-за смешной боязни простудиться при мытье горячей водой с мылом предпочитала всевозможные одеколоны.

Тимофей Саввич, унаследовал Никольскую мануфактуру в Орехово-Зуеве и стал первым мануфактур-советником в семье. С его именем связано начало развития текстильного машиностроения в России.

Тимофей Саввич пользовался большим авторитетом у купцов. В 1866 году его избрали гласным Городской Думы, в 1868 — председателем Московского Биржевого комитета, в 1860—70-е годы он входил в состав учредителей Московского купеческого и Волжско-Камского банков, Акционерного общества Московско-Курской железной дороги. Он был основателем Московского отделения для содействия русской промышленности и торговле.

От имени московского купечества он выступил перед правительством с ходатайством об усилении покровительственных протекционистских сборов, льготных тарифах, строительстве новых дорог на окраинах империи и активизации политики на Ближнем и Среднем Востоке и на Балканах с целью расширения экономического влияния и рынков сбыта.

Сам Тимофей Саввич не жаден был, не скуп, но фабричным рабочим часто назначал несправедливые штрафы и действовал только по принципу «Я так хочу!», из-за чего и началась знаменитая Морозовская стачка в 1888 году. После этого организаторов забастовки сослали по этапу, а фабричное руководство, в том числе и Тимофея Саввича Морозова, судили, но через несколько месяцев осужденные были помилованы государем императором.

Пост директора-распорядителя на крупнейшем предприятии Морозовых — Никольской мануфактуре — занял его любимый сын Савва Тимофеевич, Савва Второй. Новый директор был человеком образованным: закончив химический факультет Московского университета, он слушал лекции в Кембридже, в Манчестере набирался опыта у мастеров по ткачеству, прядению, крашению тканей.

Получив основательные знания, Савва Второй произвел коренные изменения на фабрике: были резко сокращены штрафы, немного повышена заработная плата, введены «наградные». Подверглось реконструкции и само производство, были введены новые станки и методы работы. Кроме того, Савва Морозов первым из русских промышленников стал принимать на работу местных, российских, инженеров, которых тогда начало выпускать Императорское техническое училище в Москве. Было у Саввы Морозова и несколько собственных стипендиатов-рабочих, а двое даже обучались за границей.

На фабрике Савва Тимофеевич был действительно хозяином: он появлялся здесь в любое время дня и ночи, в ткацких цехах наметанным глазом окидывал станки, замечая малейшую неисправность, придирчиво осматривал ситцы, молескины, вельветы, бывал в прядильнях и в красильнях, заглядывал и в контору найма.

Савву Тимофеевича отец прозвал «бизоном» за крутой нрав. Умел Савва добиваться своего. Влюбившись в «разведенную жену» своего двоюродного племянника, Зиновею (Зинаиду) Григорьевну, в девичестве Зимину, он вынудил родителей благословить брак, который старообрядцы никак не хотели признавать: мало того, что бесприданница, так еще и разведенная! А однажды, когда отставной директор посетил Никольскую мануфактуру и попытался сказать свое слово о новом управлении, наследник указал ему на дверь. В ночь после этого разговора старика хватил удар, а у молодого Морозова (через шесть месяцев после свадьбы) родился сын Тимофей.

Вскоре за первым последовал и второй удар, и Тимофей Саввич скончался. Есть предание, что второй удар хватил его, когда он стоял на коленях перед киотом, замаливая свои грехи. Вдова, Мария Федоровна, пережила его на два десятилетия. Из сыновей она любила Сергея, а Саввой — гордилась, хотя виду и не подавала.

После смерти мужа она стала главной пайщицей Никольской мануфактуры, поэтому пыталась держать все под своим контролем, ведь Савва Тимофеевич был человеком увлекающимся: «Дай ему размахнуться во всю ширь морозовской натуры, он и в долги залезет, не ровен час».

У молодой семьи дела шли успешно: пока Савва Тимофеевич работал на фабрике и организовывал всевозможные выставки, Зинаида Григорьевна организовывала благотворительные балы и базары, заводила «полезные знакомства» и вела светскую жизнь, что способствовало росту авторитета Морозовых и Никольской мануфактуры в высших кругах.

Савва Тимофеевич открывал в 1896 году Нижегородскую Всероссийскую выставку, был председателем Нижегородского выставочного комитета, ему, тридцатипятилетнему, доверили возглавлять один из ответственнейших отделов на выставке — показ изделий из волокнистых веществ.

Занимался Морозов на выставке и ублажением верховных лиц государства: хлеб-соль государю императору на открытии подносил, на обеде в честь главного устроителя выставки С.Ю. Витте похвальные слова говорил… За все это и был прозван нижегородским журналистом М. Горьким «купеческим воеводой».

Еще в студенческие годы подружился с писателем Александром Валентиновичем Амфитеатровым и Сергеем Львовичем Толстым, с детства он был знаком с Костей Алексеевым, взявшим псевдоним Станиславский. Отличаясь эрудицией и широтой кругозора, Савва Морозов находил время не только для работы: он с удовольствием читал Некрасова и Салтыкова-Щедрина, Чехова, Бунина, Леонида Андреева, Горького. Достоевского и Толстого считал русскими гениями, а Пушкина — мировым гением, наизусть знал многие пушкинские стихи и «Евгения Онегина», при случае он начинал цитировать знаменитые строки и не останавливался до тех пор, пока не закончит главу.

В общем, не чужд был промышленник Морозов искусству. Поэтому, когда к нему за материальной помощью обратились Станиславский и Немирович-Данченко, задумавшие открыть новый драматический театр, Савва Тимофеевич мгновенно согласился. Для начала он выделил организаторам 10 000 рублей, а потом принимал деятельное участие в ремонте здания в Камергерском переулке, в которое позже переехал Московский Художественный театр.

Здесь-то и встретился он впервые лично с писателем Максимом Горьким, с которым быстро и надолго подружился. Савва Морозов принимал активное участие в продвижении пьесы писателя «На дне» через цензурные преграды.

Зинаиде Григорьевне, которая предпочитала знакомства с титулованными особами, приходилось принимать и друзей мужа — артистов, художников, писателей. Но их вкусы часто расходились. Она высоко отзывалась о творчестве М. Горького, но как Алексея Пешкова его не любила и считала, но мужу незачем знаться с поднадзорным писателем.

А Савва Тимофеевич все больше проникался идеями демократизации. Он часто встречался с революционерами, например, с Бабушкиным и Бауманом, у него на предприятии работал член ЦК большевиков Л.Б. Красин. Морозов помогал движению большевиков и деньгами, в частности на его средства издавалась газета «Искра».

Человек увлекающийся, Морозов поддался идее переустройства государства. После событий 9 января 1905 года он даже написал докладную записку в комитет министров, озаглавив ее так: «О причинах забастовочного движения. Требования введения демократических свобод в России».

В ней Савва Тимофеевич подробно рассмотрел ситуацию, в которой оказалась Россия, исследовал причины забастовок — экономические и политические — и предложил способы их устранения, которые потребовали бы пересмотра всей существующей законодательной системы.

Прежде чем дать ход этой докладной записке, ее нужно было сначала обсудить в кругу пайщиков Никольской мануфактуры, потом среди московских промышленников. Пайщики записку не одобрили, более того, Савве Тимофеевичу открыто было сказано выбросить из головы революционные планы, иначе его объявят душевнобольным и недееспособным.

Со своей программой Савва Морозов выступил в Московской городской думе, но у большинства слушателей его речь вызвала лишь недоумение.

Чтение докладной записки совпало с беспорядками в Орехово-Зуеве.

Забастовщики требовали выплаты «наградных» дважды в год, увеличения заработной платы, уменьшения рабочего дня до восьми часов. Реально столкнувшись с забастовочным движением, Савва Морозов осознал, что он бессилен воплотить свою программу в жизнь. Требования рабочих совпадали с тем, что предлагал Савва Тимофеевич, однако под давлением пайщиков он вынужден был отказать бастующим по всем пунктам. Взвалив груз ответственности за это решение на одного Савву Морозова, пайщики фактически отстранили его от управления, воспользовавшись услугами известного психиатра и невропатолога Г. И. Россолимо.

Уехав в Москву, Савва Тимофеевич и в самом деле чувствовал себя не лучшим образом. Разлад между желаемым и возможным отразился на внутреннем состоянии бывшего директора-распорядителя. По Москве поползли слухи о его тяжелом нервном переутомлении, вспомнили и о самоубийстве его сестры Александры, и о сумасшествии ее сына. Жена и мать настойчиво советовали ему поехать отдохнуть в деревню, и он удалился в имение Покровское, а затем вместе с женой и приставленным к нему доктором Селивановским — отправился в путешествие по Европе.

Перед отъездом он отдал своей подруге (ходили слухи, что она больше, чем просто подруга), бывшей актрисе Художественного театра Марии Федоровне Андреевой, члену партии большевиков, страховой полис на сумму 100 000 рублей на случай своей смерти для передачи этих денег большевикам.

Вытолкнутый из привычной среды, лишенный возможности заниматься тем, что он знал и любил, Савва Тимофеевич почувствовал себя чрезвычайно одиноким. Не раз уже он подумывал о самоубийстве, наверное, поэтому он носил с собой браунинг.

Почти месяц прошел с того момента, как Морозовы приехали в Виши, райское местечко во Франции. Но его красоты не привлекали Савву Тимофеевича. Он думал о том, что ничего не смог сделать для России, для ее будущего. Очередной откровенный разговор с женой выявил лишь полное непонимание между супругами. Устав спорить, Савва Тимофеевич сказал, что пойдет прилечь, а Зинаида Григорьевна отправилась в Ниццу за покупками.

Когда она вернулась, труп Саввы Морозова уже почти остыл, осталась лишь бумажка, на которой размашистым почерком было написано: «В смерти моей не винить никого». Савва Тимофеевич Морозов покончил с собой 26 мая 1905 года в Каннах, выстрелив прямо в сердце. У него остались два сына — Тимофей и двухгодовалый Савва и две дочери — Мария и Люлюта.

На похоронах присутствовали представители ученого, литературного и художественного мира, в том числе профессора В.О. Ключевский и Д.И. Прянишников, К.С. Станиславский и В.И. Немирович-Данченко, труппа Художественного театра в полном составе. А венками загрузили целых пять траурных катафалков.

После смерти Саввы Морозова среди рабочих Никольской мануфактуры возникла легенда, будто Савва не умер, а вместо него похоронили другого, сам он отказался от богатства и тайно ходит по фабрикам, уча рабочих уму-разуму.

Сын Саввы Тимофеевича Морозова Тимофей рано умер, а его внук, тоже Савва Тимофеевич, стал литератором и написал книгу о своем деде, которую назвал «Дед умер молодым».