Иосиф Бродский родился в мае 1940 г. в Ленинграде, в семье скромного советского служащего — отец его работал фотокорреспондентом. Во время блокады семья эвакуировалась, а потом много лет жила в коммуналке — бывшей квартире Мережковского. В 15 лет, после окончания семилетки, Иосиф пошел работать. В последующие годы он сменил несколько профессий: был фрезеровщиком на заводе, смотрителем маяка, кочегаром в котельной, санитаром в морге, коллектором в геологических экспедициях в Якутии, на Беломорском побережье, на Тянь-Шане и в Казахстане. «Мне было все интересно, — вспоминал он позже, — я менял работу потому, что хотел как можно больше знать о жизни и людях». Одновременно Бродский с увлечением занимался самообразованием — изучил английский, польский и сербохорватский языки. Он много читал, сам стал писать стихи и переводить. Кроме русских поэтов (Баратынского, Цветаевой и др.) Бродский многому научился у англоязычных, особенно у Джона Донна и Уистена Одена.

В эти годы, вскоре после XX съезда партии, поэзия переживала небывалый расцвет. Явилось множество новых, молодых и талантливых поэтов. И Бродекий был одним из них. С 18 лет начались 1 его публичные выступления со своими 1 стихами — главным образом в студенческих аудиториях, где он пользовался неизменным и полным успехом. Говоря о себе и своих друзьях, он позже признавался: «Мы все пришли в литературу Бог знает откуда, практически лишь из факта своего существования, из недр, не то, чтобы от станка или от сохи, гораздо дальше — из умственного, интеллектуального, культурного небытия… Мы кого-то читали, мы вообще очень много читали, но никакой преемственности в том, чем мы занимались, не было. Не было ощущения, что мы продолжаем какую-то традицию, что у нас были какие-то воспитатели, отцы. Мы действительно были если не пасынками, то в каком-то роде сиротами…» И действительно, ни по темам, ни по духу многие тогдашние поэты не укладывались в жесткие каноны советской поэзии. Прежде всего это касалось самого Бродского. Чрезвычайное своеобразие его поэзии заключалось в том, что он сумел соединить в своих стихах, казалось бы, несоединимые вещи: он скрестил авангард (с его новыми ритмами, рифмами, строфикой, неологизмами, варваризмами, вульгаризмами) и классический подход (велеречивые периоды в духе XVIII века, тяжеловесность, неспешность). Даже короткие стихотворения Бродского поражали громоздкостью и сложностью речевых конструкций, синтаксической запутанностью, нагромождением придаточных, обилием обособленных обстоятельств и определений. (Не случайно поэт Александр Кушнер уподоблял стих Бродского снежной лавине, обвалу в горах.)

И хотя в стихах Бродского не было ничего антисоветского, они не нравились литературным чиновникам, потому что и советского в них тоже было очень мало. Нелюбовь к себе властей юный поэт почувствовал очень рано. В начале 60-х гг. его подвели под статью Указа «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда» В 1962 г. Бродского как не числящегося ни при какой определенной работе, в первый раз вызвали в милицию и предупредили об ответственности за тунеядство. Через год последовал второй вызов, а в 1964 г. Бродский был арестован На обвинения судьи в тунеядстве Бродский отвечал, что он не бездельник, а поэт. Когда же его спросили: «Кто зачислил его в поэты?», он отвечал' «Я думаю, что это от Бога». Несмотря на протесты многих деятелей культуры Бродский был осужден и приговорен к пятилетней ссылке «с применением обязательного труда».

По этапу его доставили в глухую деревню Норинское Архангельской области.

Однако дело его вскоре получило большую огласку и вызвало множество протестов как в СССР, так и за рубежом. В связи с этим через полтора года Бродский был освобожден. Но вернувшись в Ленинград, он по-прежнему ощущал недоброжелательность властей. Печататься ему не давали. Зато большой интерес к его поэзии проявили зарубежные издательства. В 1965 г. в США вышла первая книга Бродского «Стихотворения и поэмы», а в 1970 г. вторая — «Остановка в пустыне». Бродский оказался перед выбором: либо остаться в Советском Союзе и всю жизнь писать в стол, либо уехать на Запад и сделаться диссидентом. Он выбрал второе и в июне 1972 г. навсегда покинул родину.

Оказавшись за границей, Бродский отправился в Австрию к любимому им Одену. Тот принял горячее участие в судьбе своего русского поклонника и переводчика, помог ему сделать первые, самые трудные шаги и обустроиться.

Вторую родину Бродский нашел в США. В течение 24 лет он работал преподавателем в американских университетах: начал в большом Мичиганском и Колумбийском, а в 1980 г. принял постоянную профессорскую должность в Пяти колледжах в Массачусетсе. По свидетельству всех, кому пришлось с ним общаться в это время, как преподаватель Бродский был явлением совершенно необычным. Собственно и опыта на этом поприще у него не было никакого.

До отъезда из СССР он не только не преподавал, но и не учился в университете (он и среднюю школу, как уже говорилось, не окончил), а все свои колоссальные энциклопедические знания приобрел самообразованием. Надо также отметить, что работать ему приходилось не с европейскими, а с американскими студентами, то есть с людьми, имевшими о европейской (а тем более русской) культуре самые поверхностные представления. Его коллеги, американские профессора, были достаточно терпимы к этим недостаткам, но Бродский не желал с ними мириться. С первых занятий он предлагал своим слушателям восполнить пробелы знаний как можно быстрее и делал это в довольно агрессивной форме. Американских студентов, которых никто никогда ни в чем не упрекает и не стыдит, он ошеломлял заявлениями вроде такого: «Народ, который не знает своей истории, заслуживает быть завоеванным». Одна из студенток Бродского вспоминала: «В первый день занятий, раздавая нам список литературы для прочтения, он сказал: «Вот чему вы должны посвятить жизнь в течение двух следующих лет». Список открывался «Бхагавадгитой», «Махабхаратой», «Гильгамешем», Ветхим Заветом. Далее шел перечень 130 книг, включавший в себя Блаженного Августина, Фому Аквинского, Лютера, Кальвина, Данте, Петрарку, Боккаччо, Рабле, Шекспира, Сервантеса, Декарта, Спинозу, Паскаля, Локка, Шопенгауэра и т. д. Отдельно шел список величайших поэтов XX века, который открывался именами Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Хлебникова, Заболоцкого. Все занятия Бродского были уроками медленного чтения текста. При этом глубина прочтения любого произведения была поразительной. Если Бродский, к примеру, разбирал стихотворение Пушкина, то к разговору о строке, строфе, образе или композиции привлекались тексты Овидия, Цветаевой или Норвида, а если он читал Томаса Харди, то сопоставления могли быть с Пастернаком, Рильке, Кавафисом или Вергилием. Все тексты Бродский всегда читал по памяти, без шпаргалки, поражая слушателей своей поэтической эрудицией. Он блестяще знал и очень любил англо-американских поэтов и умел завораживать американских студентов, разбирая жемчужины их поэзии. При всей его доброжелательности заниматься у Бродского было очень трудно. Однако студенты не бунтовали против его интеллектуального прессинга и прощали Бродскому то, что другому преподавателю вряд ли сошло бы с рук.

Между тем слава Бродского как поэта росла с каждым годом. Регулярно выходили и переводились на иностранные языки сборники его русскоязычных стихов. Он пытался писать их и на английском, но неудачно. Гораздо более он имел успеха как прозаик. Его первый сборник эссе «Less Than One» (1986) получил в США премию как лучшая критическая книга года, а в Англии был признан «лучшей прозой на английском языке за последние несколько лет». В 1987 г. Бродскому была присуждена Нобелевская премия по литературе.

К несчастью, Бродский отличался слабым здоровьем. В эмиграции он перенес две сложные операции на сердце, однако, вопреки настоятельным просьбам врачей, так и не бросил курить. Пристрастие к сигарете (которую он шутя называл «своим Дантесом») в конце концов свело его в могилу. Умер Бродский в январе 1996 г.