Михаил Александрович Шолохов родился в мае 1905 г. в хуторе Кружилином, станицы Вешенской, Области Войска Донского, в семье служащего торгового предприятия. Детство Шолохова прошло в станице Каргинской, куда семья переехала в 1910 г.

В 1912 г. он поступил в местное начальное училище, потом учился в частной московской гимназии и в Богучаре, но окончить гимназию ему не довелось. Наступила Революция, а за нею и Гражданская война, особенно ожесточенная на юге России.

Эти события резко изменили судьбу Шолохова. В 1918 г., когда к Богучару, где он учился, стали подступать немцы, Шолохов прервал занятия и уехал домой. Хутор Плешаков, в котором тогда жила его семья, оказался едва ли не в самом эпицентре кровавых событий междоусобной борьбы. Окончательно советская власть установилась на Дону лишь в январе 1920 г. С этого времени началась трудовая жизнь будущего писателя. Сначала он пошел работать учителем по ликвидации неграмотности, потом служил в ревкоме станицы Каргинской, работал делопроизводителем в заготовительной конторе Донпродкома, наконец вступил добровольцем в продовольственный отряд, вместе с которым собирал положенный по продразверстке хлеб и участвовал в боях с бандитами. В сентябре 1920 г. несколько бойцов из каргинского продотряда попали в плен к махновцам. Всех приговорили к расстрелу. Но когда осужденных выводили за село, встретили батьку. Его внимание привлек подросток Шолохов, который брел с «довольно жалким видом» перед конвоирами. Махно подозвал его к себе и после короткого разговора распорядился: «Отпустим… пусть подрастет. А нет, в другой раз повесим». Были у Шолохова недоразумения и с советской властью. «Шибко я комиссарил, — вспоминал он впоследствии, — был судим ревтрибуналом за превышение власти». (И получил год тюрьмы условно.) Когда в 1922 г. война кончилась, Шолохов некоторое время работал продовольственным инспектором станицы Букановской. Осенью он отправился в Москву с намерением продолжать учебу, но поступить в рабфак из-за своего непролетарского происхождения не смог. Так ему и не пришлось завершить свое образование. В это трудное время он работал грузчиком, мостил мостовые, служил счетоводом. Тогда же он попробовал свои силы в литературе. В одном из сентябрьских номеров «Юношеской правды» за 1923 г. был напечатан его первый фельетон «Испытание», а в декабре 1924 г. в «Молодом ленинце» появился первый рассказ Шолохова из донской жизни. В 1926 г. была уже издана первая книга Шолохова «Донские рассказы». В 1927 г. вышел второй сборник.

Возвратившись на Дон и поселившись в станице Букановской, Шолохов в начале 1924 г. женился на Марии Петровне Громославской, дочери бывшего станичного атамана. Жизнь их в 20-е гг. была полна лишений. Литературные заработки Шолохова тогда были скудными. Поначалу семья не имела даже своего дома. Только осенью 1926 г. Шолохов купил в станице Вешенской маленький флигель. В 1928 г. он построил рядом с ним небольшой трехкомнатный дом. «И писалось трудно, — вспоминал потом Шолохов, — и жилось трудно, но в общем писалось». Двадцати лет от роду он взялся за большой роман о Гражданской войне, получивший потом название «Тихий Дон». «Начал я писать роман в 1925 г., - говорил он позже. — Причем первоначально я не мыслил так широко его развернуть. Привлекала задача показать казачество в революции. Начал с участия казаков в походе Корнилова на Петроград… Написал листов 5–6 печатных. Когда писал, почувствовал: что-то не то… бросил начатую работу. Стал думать о более широком романе. Когда план созрел, приступил к собиранию материала… «Тихий Дон», таким, каким он есть, я начал примерно с конца 1926 г.». Первая и вторая книги романа были напечатаны в журнале «Октябрь» за 1927–1928 гг. Успех их был ошеломляющим и совершенно неожиданным. Всех поражало удивительное совершенство и суровая, поистине сверхчеловеческая жизненная мудрость романа. Казалось невероятным, что молодой 23-летний писатель, выпустивший до этого всего два маленьких сборника рассказов и еще вчера числившийся в начинающих, не получивший сносного образования и живущий в глуши далеко от столицы, смог написать такой шедевр. Почти сразу возникли слухи, что рукопись «Тихого Дона» не принадлежит Шолохову, а украдена у убитого (расстрелянного) белого офицера. Среди возможных авторов называли казачьего писателя Крюкова. Официально дело о плагиате возникло в 1928 г. Специальная комиссия из писателей и литературных чиновников рассматривала черновики и рукописи Шолохова — авторство его было подтверждено. Однако обвинения в плагиате преследовали Шолохова и в дальнейшем, вплоть до самой смерти.

«Тихий Дон» произведение необычное. Всякий читатель, хорошо знакомый с литературой XIX — начала XX века, погружаясь в стихию этого романа, сразу чувствует его обособленность от каких бы то ни было литературных установок или условностей. Книга Шолохова (на что уже не раз обращали внимание) написана вопреки всем выработанным в предшествующую эпоху канонам построения художественного произведения. Прежде всего, общая философия и атмосфера, сама, если можно так выразиться, установка жизни у Шолохова принята в такой суровой форме, какой мы не находим ни у одного из предшествующих классиков мировой литературы. Законы гуманности, бывшие прежде мерилом всех поступков и действий героев, в мире его произведений не действуют, а человеческая личность, хотя и не отвергается совсем, не имеет никакой цены — через нее перешагивают без малейшего колебания.

Лишенные всяких общественных регуляторов герои «Тихого Дона» одновременно и беспредельно свободны и бесконечно беззащитны. Отсюда совершенно особое отношение Шолохова к человеку, его жизни и смерти. Наверно, никто до него так много и так часто не описывал смерть. Вообще, убийство, умирание на страницах «Тихого Дона» явление самое обычное, привычное, почти заурядное. Однако каждый раз у Шолохова находятся для них совершенно особенные, глубоко прочувствованные краски, отчего смерть в его описании всегда является как трагедия исключительной силы. Но трагедия только отдельной личности, а не всего мира в целом. Жестокая, антигуманная действительность принимается Шолоховым с холодной беспристрастностью, без всякого ужаса или отвращения, просто как неизбежная данность жизни.

Еще одно важное отличие «Тихого Дона» кроется в глубоко эпической форме подаче жизненного материала. По словам Брехта, это, в сущности, даже не роман, а необработанная материя. Как если бы вырезали из жизни большой пласт и положили перед читателем: разбирайся сам! Так, например, в «Тихом Доне» не соблюдается ни единства места, ни единства времени, ни (по существу) даже единства идеи. Конец и начало романа в какой-то мере условны — можно раздвинуть его границы в одну и другую сторону. Та же безмерность в подборе материала. Трагедия народа в революцию показана во многом через трагедию семьи Мелеховых. Но далеко не все события романа замыкаются на нее. Наряду с Григорием Мелеховым, которому уделено главное внимание автора, в романе живут и действуют другие герои, линии которых почти или совсем не связаны с линией Мелеховых. Есть множество вставных, прекрасно выписанных эпизодов, которые исчерпываются в самих себе, не имея связи ни с последующими, ни с предшествовавшими событиями (например, рассказ об изнасиловании Аксиньи ее отцом). Нет, в сущности, и самого сюжета. (По словам Грэма Грина, если он и есть, то «теряется в узорах ковра».) Другими словами, творение Шолохова представляет собой эпос в самом первозданном, почти мифологическом виде, являет собой тот первородный вид творчества, при котором сказитель, не имея никакой заданной цели (что-нибудь «восславить» или что-нибудь «обличить»), красочно и без разбора описывает все, что попадается ему на глаза. Способы организации материала невольно рождают ассоциации с «Илиадой» или «Махабхаратой».

Третья особенность «Тихого Дона» заключается в почти гомеровской беспристрастности изложения. Нет авторских критериев оценки событий, нет меры, по которой меряются герои, вообще не видно работы писателя (который должен был бы, по существующим традициям, подчинить и организовать текучую жизнь). Отсутствие сквозной, заданной идеи для читателя, воспитанного на прежней классической литературе, особенно поразительно. Шолохов, по-видимому, в отличие, например, от Толстого, «не любит» в своем романе ни «мысль народную», ни «мысль семейную». Он не показывает, подобно Фадееву, как происходит в гражданской войне «отбор человеческого материала», он вообще не старается подвести читателя к какой-нибудь окончательной мысли. Единой, на весь роман, правды в «Тихом Доне» нет. Своя правда есть лишь в каждом отдельном эпизоде, но эта правда не абсолютная, не окончательная, она, как и в жизни, относительна. Возьмем, к примеру, «любовную линию». Какая любовь «более значима»: запретная и ничему не подвластная или хранящая дом и верность? Читатель, как и сам Мелехов, не в состоянии решить этот вопрос и выбрать между Аксиньей и Натальей. Точно так же до конца не выясненным остается главный вопрос романа: кому же следует «отдать предпочтение» — красным или белым9 Правда ни там, ни здесь, она разлита повсюду, но всюду смешана с ложью. Точки над і остаются не расставлены. Книга словно выводит нас на простор, откуда ясно видишь, что свет ни на чем клином не сошелся, что жизнь есть поток, главная особенность которого состоит в бесконечном движении, а не устремленности к какой-то цели. В сложном и запутанном мире «Тихого Дона» нет единой дороги.

У каждого в нем своя дорога и своя правда. Поэтому и прочитать его можно по-разному, и увидеть в нем каждый может свое. «Тихий Дон» потому и гениален, что загадочная, противоречивая и трагичная природа русской революции отразилась в нем таковой, какой она и была — во всей своей трагичности, противоречивости и загадочности.

Все это хорошо поняли уже первые читатели «Тихого Дона» и потому восприняли книгу Шолохова неоднозначно. По меркам того времени, неясно выраженная «классовая» направленность произведения являлась не просто художественным недостатком, но чревата была обвинениями в политической неблагонадежности. Шолохову следовало ожидать ударов именно с этой стороны. И действительно, в 1929 г. началась его организованная травля. Комфракция РАППа сурово осудила «Тихий Дон» за «идеализацию кулачества и белогвардейщины». Журнал «Настоящее» напечатал разгромную статью под заголовком «Почему «Тихий Дон» понравился белогвардейцам?». За этими нападками последовали другие. Фадеев, став редактором «Октября», потребовал кардинальной переделки третьей книги романа: он хотел выбросить из нее все главы, в которых говорилось о репрессиях красных на Дону и вообще считал необходимым подбавить «белой» и «красной» краски, дабы ясно было, кто в романе «свой», а кто «враг». Шолохов чувствовал, что дело идет к уничтожению и запрещению «Тихого Дона». В 1931 г. в одном из писем он писал:

«У меня убийственное настроение, не было более худшего настроения никогда. Я серьезно боюсь за свою дальнейшую литературную участь. Если за время опубликования «Тихого Дона» против меня сумели создать три крупных дела, и все время вокруг моего имени плелись грязные и темные слухи, то у меня возникает законное опасение: «а что же дальше?» Если я и допишу «Тихий Дон», то не при поддержке проклятых «братьев»-писателей и литературной общественности, а вопреки их стараниям всячески повредить мне… Ну, черт с ними! А я все же допишу «Тихий Дон»! И допишу так, как я его задумал…»

Когда возникли трудности с опубликованием третьей книги, Шолохов обратился за поддержкой к Горькому, и тот в июле 1931 г. организовал в своем доме встречу писателя со Сталиным. Перед этим Сталин прочел рукопись романа. Он ему понравился. И хотя в разговоре с Шолоховым генсек высказал несколько замечаний, он в целом согласился, что «изображение событий в третьей книге «Тихого Дона» работает на революцию». Это сняло все препоны к печатанью. Третья книга появилась в 1932 г. В том же году была напечатана первая книга «Поднятой целины». Так же как и «Тихий Дон», этот роман, повествующий о событиях коллективизации, вышел в свет не без труда. Когда рукопись романа была отправлена в редакции «Октября» и «Правды», начались бесконечные придирки. Хотя «Поднятая целина», вообще говоря, более «красный» роман, чем «Тихий Дон», ортодоксальным его назвать ни в коей мере нельзя. Едва ли не каждая сцена рождала вопросы и наводила на размышления. Главы, посвященные раскулачиванию, особенно смущали редакторов. Шолохов передал рукопись в «Новый мир», но и здесь требовали купюр. Тогда он вновь стал искать поддержки у Сталина. Генсек, прочитав за две ночи рукопись «Поднятой целины», велел ее напечатать. При этом он сказал: «Мы не побоялись этого сделать, а они боятся об этом рассказать?»

Новый роман Шолохова был горячо принят советскими читателями. Вскоре «Поднятая целина» стала одной из самых читаемых в СССР книг. Немедленно появились переводы на другие языки. Как и «Тихий Дон», это произведение Шолохова воспринималось по-разному. Американский журнал «Тайм», например, писал: «Поднятая целина» открыто критична к советской власти и воспевает явную несовместимость с марксистской философией. В романе ярко и громко звучит шолоховский немарксистский тезис: человек является творением своей эпохи, и к нему следует относиться с величайшей заботой». Советская критика, разумеется, видела в «Поднятой целине» совершенно обратное.

Тридцатые годы были едва ли не самыми тяжелыми в жизни Шолохова.

Страшные перегибы коллективизации и последовавший затем безжалостный нажим советской государственной машины на колхозников происходили на его глазах. Согласуясь с опущенными сверху непомерными нормами хлебозаготовок, местные власти подчистую изымали хлеб из колхозных амбаров, обрекая колхозников на голодную смерть. Любые попытки скрыть зерно пресекались с величайшей жестокостью. Бесправие народа было ужасающее. Требовалось большое личное мужество, чтобы не смолчать и высказать наболевшие мысли. Пользуясь своим правом писать лично Сталину, Шолохов в это время отправляет генсеку одно за другим длинные письма, в которых описываются вопиющие беззакония, сопровождавшие «битву за хлеб». Особенно примечательно его письмо 1933 г. «В Ващаевском колхозе, — сообщает Шолохов, — колхозницам обливали подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма?»… Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия январь-февраль… В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков… В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, разбирали крыши домов, разваливали печи, понуждали женщин к сожительству… В Солонцевском колхозе в помещение комсода внесли труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом…

Подвешивали колхозниц за шею к потолку, продолжали допрашивать полузадушенных, потом на ремне вели их к реке, избивая по дороге ногами, ставили на льду на колени и продолжали допрос…» Письмо заканчивалось скрытой угрозой: «Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины». Не менее страшно другое письмо Шолохова, посвященное описанию голода, охватившего в 1933 г. Донскую область. (Сталин отвечал на него короткой телеграммой и разрешил оставить в Вешенской 200 тысяч пудов зерна, уже подготовленных к вывозу по плану хлебозаготовок.) В 1937 г. на Дону, как и по всей стране, начались массовые репрессии.

Вешенская парторганизация была разгромлена, все руководители ее оказались в тюрьме. Шолохов спешно отправился в Москву, жаловался Сталину и просил разобраться. Ему удалось спасти четверых руководителей Вешенского района. Но Шолохов на этом не успокоился — отправил Сталину новое большое письмо, с описанием ужасов, которые творятся в застенках НКВД: о расстрелах, пытках, бесконечных издевательствах, о вошедшем в норму беззаконии и тысячах невинных людей, оказавшихся в заключении. Сталин переслал письмо Шолохова наркому НКВД Ежову с пометкой «Разобраться». Была организована комиссия для расследования деятельности ростовского отдела НКВД. Понятно, что далеко не все, но кое-какие злоупотребления были выявлены. Некоторые из невинно арестованных получили свободу.

Своими действиями Шолохов вызвал ненависть всемогущих карательных органов. Осенью 1938 г. ему по секрету сообщили, что ростовское управление НКВД готовится его арестовать. «Предупредили меня, что ночью придут арестовывать и из Ростова уже выехала бригада, — вспоминал позже Шолохов. — Наши станичные чекисты, как сказали мне, тоже предупреждены — их у окон и ворот поставят… Решили мы… что делать? Бежать! В Москву! Куда же еще?

Только Сталин и мог спасти… И бежал на попутке…» В Москве Шолохов укрылся на квартире Фадеева и просил генсека принять его. Сталин принял не сразу — заставил промучиться несколько дней в тревожном ожидании.

Выслушав, наконец, Шолохова, который рассказал ему об интригах, плетущихся вокруг него энкаведешниками, Сталин сказал в присутствии Ежова:

«Дорогой товарищ Шолохов, напрасно вы подумали, что мы поверили бы этим клеветникам». Таким образом, работникам НКВД, которые два года ходили вокруг Шолохова, подступая к нему с разных сторон, пришлось его оставить.

Понятно, что атмосфера 30-х гг. не располагала к творчеству. В одном из писем к Сталину Шолохов признавался: «За пять лет я с трудом написал полкниги. В такой обстановке, какая была в Вешенской, не только невозможно было продуктивно работать, но и жить было безмерно тяжело». В письме к Левицкой Шолохов высказался еще откровеннее: «Пишут со всех концов страны и, знаете, дорогая Елена Григорьевна, так много человеческого горя на меня взвалили, что я начал гнуться. Слишком много на одного человека…» Четвертая, завершающая, книга «Тихого Дона» появилась только в 1940 г. А в марте 1941 г. Сталин (вопреки мнению комитета по Сталинским премиям) включил Шолохова в число лауреатов.

Когда началась Великая Отечественная война, Шолохов в качестве военного корреспондента был на Южном, Юго-Западном и Западном фронтах. В 1942 г. был опубликован его рассказ «Наука ненависти», а в 1943–1944 гг.

«Правда» напечатала первые главы из его нового романа «Они сражались за Родину». Вешенская в годы войны была занята немцами. Дом Шолохова сгорел. Погиб весь его архив, в том числе почти законченная вторая часть «Поднятой целины». Возвратившись с фронта Шолохов сел писать ее с начала. Но былого творческого горения уже не было, писал он медленно. В 1957 г. журнал «Дон» напечатал одно из самых сильных произведений Шолохова — рассказ «Судьба человека». Это был последний яркий взлет шолоховского таланта. В I960 г. была окончена вторая часть «Поднятой целины». За исключением некоторых великолепных сцен, в целом она получилась несравненно слабее и ниже по уровню, чем первая. В последующие годы Шолохов работал над окончанием романа «Они сражались за Родину», но постоянно браковал работу.

Роман так и остался незаконченным. Тем, кто с нетерпением ожидал новых его произведений, Шолохов откровенно говорил: «Вы не ждите от меня ничего более значительного, чем «Тихий Дон». Я сгорел, работая над «Тихим Доном». Сгорел…» В 1961 г. Шолохов перенес первый инсульт, но продолжал писать вплоть до 1975 г. В 1965 г. ему была присуждена Нобелевская премия. (К этому времени сводный тираж шолоховских книг в мире приблизился к 130 миллионам, а он сам был одним из самых читаемых за рубежом русских писателей.) В 1980 г. у Шолохова обнаружили рак. После двух лет безуспешного лечения в Москве он уехал умирать на родину. Скончался Шолохов в феврале 1984 г.