Прохор Мошнин (так в миру звался преподобный старец Серафим Саровский) родился в 1759 г. в городе Курске.

Его семья принадлежала к именитому купеческому сословию, и Прохору с детства была уготована судьба преуспевающего торговца. Однако свыше ему был определен другой жребий. На десятом году мальчик вдруг впал в тяжелый недуг, так что домашние не надеялись на его выздоровление. В это время Прохору в сонном видении явилась Пресвятая Богородица, которая пообещала исцелить его от болезни. И действительно, в скором времени слова Божией Матери сбылись: во время крестного хода Прохор приложился к знаменитой курской святыне — иконе Знамения Пресвятой Богородицы и совершенно исцелился. После этого душа мальчика была обращена только к Богу, и никакие другие занятия его не увлекали. В 17 лет он твердо решил оставить мир и с благословения матери (отец его умер, когда Прохору было три года) посвятил себя иноческой жизни. Сначала он отправился в Киево-Печерскую лавру, а потом в Тамбовскую губернию, на реку Саровку, где находилась знаменитая Саровская пустынь. Настоятель определил Прохора в число послушников. Но юный подвижник, не довольствуясь тяготами монастырской жизни, удалился на полное уединение в глубь леса. К несчастью, подвиги его вскоре прервал новый приступ тяжелой болезни. Все тело Прохора распухло, и, испытывая жестокие страдания, он около трех лет провел прикованным к постели. Постепенно ему становилось все хуже и хуже.

Монахи исповедали юношу, причастили и готовились уже к его кончине, когда в сопровождении апостолов Иоанна и Петра к нему опять явилась Богородица. Она возложила свою руку на голову больного — и тотчас в болезни произошел кризис, а через короткое время он совершенно исцелился.

Пробыв семь лет послушником, Прохор в 1786 г. удостоился пострижения в иноческий образ. При этом ему было дано новое имя — Серафим. В следующем году он был посвящен в иеродиаконы и около шести лет беспрерывно служил в этом сане. В эти годы посещали его многочисленные видения: не раз видел он небесных ангелов, а однажды во время литургии удостоился увидеть самого Иисуса Христа в окружении множества ангелов С этого времени Серафим стал еще более искать безмолвия и чаще прежнего уходил для молитвы в Саровский лес, где для него была устроена пустынная келия. В 1793 г., после рукоположения в иеромонахи, он окончательно удалился в пустынь.

Келия, которую выбрал для себя Серафим, находилась в дремучем сосновом лесу, на берегу реки Саровки, верстах в пяти или шести от монастыря, и состояла из одной деревянной комнатки с печкой. Преподобный устроил при ней небольшой огород, а потом и пчельник. Невдалеке жили в уединении другие Саровские отшельники, и вся окрестная местность, состоявшая из возвышенностей, усеянная лесом, кустарниками и келиями пустынножителей, напоминала собой святую гору Афон. Все время Серафима проходило в непрестанных молитвах, чтении священных книг и телесных трудах. В будни он работал на своем огороде или на пасеке, а праздники и воскресения проводил в обители: слушал здесь литургию, причащался Святых Тайн и возвращался потом к себе.

Так прожил Серафим около 15 лет, постепенно увеличивая тяжесть своего подвига. По примеру древних столпников он нашел в глубине леса высокий гранитный камень и стал проводить на нем в молитве большую часть времени.

В келий он тоже молился на небольшом камне и доводил себя этим до полного изнурения. Следствием этого стала тяжелая болезнь ног, поэтому из-за телесной немощи Серафим должен был на третий год отказаться от столпничества. Но во всем остальном его жизнь оставалась до крайности суровой.

Сначала он питался сухим черствым хлебом, который приносил себе из обители, но потом научился обходиться без него и летом ел только то, что выращивал на своем огороде, а в зимние месяцы пил отвар из сушеной травы снити. На протяжении многих лет это была его единственная пища. Чтобы никто посторонний не мешал его уединению, Серафим завалил тропинку к своей келий колодами и сучьями деревьев. К несчастью, таким образом он отгородился лишь от назойливых посетителей. От нечистой силы и лихих людей могли его спасти только собственная твердость да заступничество Божие. Бесы постоянно донимали старца своими искушениями, кознями и ужасными видениями. Потом в его келию явились трое грабителей и избили святого до полусмерти, требуя денег. Они перевернули всю келию, но ничего не найдя, ушли. С пробитой головой, с переломанными ребрами, покрытый многими ранами, Серафим едва смог добраться до обители. Врач, которого перепуганные монахи вызвали к постели больного, считал, что тот неминуемо должен умереть. Но, как уже бывало два раза, Богородица явилась к постели своего мученика, и после этого здоровье стало быстро возвращаться к нему.

Через пять месяцев Серафим смог уже вернуться к своей прежней жизни.

Вскоре разбойников, совершивших это ужасное злодейство, поймали, однако Серафим запретил накладывать на них какое-либо наказание, и по его мольбе их простили.

Около 1806 г. Серафим возложил на себя подвиг молчальничества. Он совершенно перестал выходить к посетителям, а если встречал кого-то в лесу то падал ниц на землю и до тех пор не поднимал глаз, пока встретившийся не проходил мимо. В таком безмолвии он прожил около трех лет. В 1810 г., недуги не позволили ему больше вести прежнюю отшельническую жизнь, Серафим вновь переселился в Саровскую обитель, но жил и здесь совершенно уединенно в полном затворничестве. В келий его не было ничего, кроме иконы Божьей Матери и обрубка пня, заменявшего стул. Огня он не употреблял.

Под рубашкой Серафим носил на веревках большой пятивершковый железный крест для умерщвления плоти, но вериг и власяницы не надевал никогда.

Пил он одну воду, а в пищу употреблял лишь толокно да квашеную капусту.

Воду и пищу монахи приносили к дверям его келий, а Серафим, накрывшись большим полотнищем, чтобы его никто не видел, стоя на коленях, брал блюдо и затем уносил его к себе. Единственным занятием его были молитвенные подвиги и чтение Нового завета (каждую неделю он прочитывал его от начала до конца, употребляя первые четыре дня на чтение Евангелия, а следующие три — на Деяния апостольские и послания). Иногда во время молитвы он впадал в особого рода состояние, когда не слышал и не видел ничего вокруг себя. Где была в это время его душа — неизвестно. Незадолго до смерти Серафим признался одному иноку, что Господь несколько раз раскрывал перед ним свое царство и переносил его в свои небесные обители. Там он не раз вкушал небесную сладость и блаженство.

За всеми этими подвигами святого совершенно миновали внешние бури, потрясавшие в то время мир (в том числе и война 1812 г.). Пробыв в строгом затворе около пяти лет, он потом несколько ослабил его — по утрам его видели гуляющим по кладбищу, дверь келий он больше не запирал, и каждый желающий мог видеть его, однако, продолжая хранить обет молчания, он поначалу не отвечал ни на какие вопросы. Затем Серафим стал постепенно вступать в разговоры с приходившими к нему иноками, а потом и с посторонними мирскими посетителями, специально приезжавшими в Саровскую обитель для свидания с ним. Наконец он стал принимать всех желающих, никому не отказывая в благословении и кратком наставлении. Слава об удивительном старце быстро распространилась по всем окружающим губерниям. К Серафиму потянулись люди всех возрастов и званий, и каждый искренне и чистосердечно раскрывал перед ним свой ум и сердце, свои духовные печали и свои грехи.

Бывали дни, когда к Саровскому старцу стекалось до тысячи человек. Он всех принимал и выслушивал и никогда не показывал утомления. Среди других посетителей иногда являлись к нему и знатные лица: так, в 1825 г. у него принял благословение великий князь Михаил Павлович. Но особенно много являлось к старцу простолюдинов, искавших у него не только наставлений, но также житейской помощи и исцеления. И в самом деле, верующие открыли в нем великое и драгоценное сокровище. Многим он помог советом, других исцелил своей молитвой (особенно успешно исцелял он всякого рода психические расстройства, но иногда перед его молитвой и страстной верой страждущих отступали и другие болезни). Замечено было также, что целебными свойствами обладала вода из любимого источника Серафима, над которой он творил свою молитву. Необыкновенно усладительна для всех была душеполезная беседа Серафима, проникнутая какой-то особенной любовью. Прозорливость его и знание человеческой натуры были поразительны. Часто по не- скольким словам или даже по одному внешнему виду он мгновенно постигал человека и обращался к нему именно с теми словами, которые сразу задевали сокровенные струны его души. Все обхождение его с посетителями отличалось глубоким смирением и действенной любовью Никогда и ни к кому не обращал он укоризненных речей, однако сила его внушения была так велика, что даже самые черствые и холодные люди выходили от него в каком-то слезном умилении и с желанием творить добро После беседы Серафим имел обыкновение возлагать на склоненную голову гостя свою правую руку При этом он предлагал ему повторять за собой краткую покаянную молитву и сам произносил разрешительную молитву. От этого приходившие получали облегчение совести и какое-то особое духовное наслаждение. Затем старец крестообразно помазывал лицо посетителя елеем из лампады, давал вкушать Богоявленской воды, благословлял частицей антидора и давал прикладываться к образу Божьей Матери или к висевшему на его груди кресту Многочисленные приношения, оставляемые посетителями, Серафим раздавал нищим и братии Очень много средств пожертвовал он женскому Дивеевскому монастырю, который со временем превратился в один из самых многолюдных и благоустроенных женских монастырей России.

Прозорливость Серафима проявлялась и в его предсказаниях. Они касались как ближайшего будущего (например, голода 1831 г. и последовавшей затем эпидемии холеры), так и времен более отдаленных (Крымской войны) За год до смерти Серафиму в последний раз явилась Богородица и предрекла, что скоро он будет с ней неразлучен. Короткое время спустя старец ощутил сильное изнеможение, на ногах у него появились незаживающие язвы, открылись также старые раны, полученные святым от разбойников Умер он 2 января 1833 г. во время молитвы, когда стоял в своей келий на коленях перед аналоем.