Лев Толстой и Софья Берс
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» — так начинает свой знаменитый роман «Анна Каренина» Лев Николаевич Толстой.
Писатель родился в 1828 году в Ясной Поляне Тульской губернии. Богатый и знатный род Толстых, к которому он принадлежал, уже во времена Петра Великого занимал видное положение. Лёве не было и трёх лет, когда умерла его мать. А в июне 1837 года скоропостижно скончался и отец — отставной подполковник Николай Ильич Толстой. Лёва воспитывался сестрой отца П. И. Юшковой. В дальнейшем были — учёба в Казанском университете, воинские подвиги в Севастопольской кампании, попытки стать светским львом, кутежи, цыгане, карты и мучительные размышления о своём предназначении, которые доверялись пока только личному дневнику.
В 1856 году Лев Толстой вышел в отставку. Молодой писатель скоро становится литературной знаменитостью. Не меньших успехов он добивается на любовном фронте, завоёвывая сердца светских красавиц, милых мещаночек, пышнотелых крестьянок…
Наконец 34-летний граф Толстой решает жениться. Его избранница — Софья Берс, дочь доктора Андрея Евстафиевича. 23 августа 1862 года писатель отмечает в своём дневнике: «Ночевал у Берсов. Ребёнок! Похоже! А путаница большая. О, коли бы выбраться на ясное и честное кресло!.. Я боюсь себя; что, ежели и это желание любви, а не любовь? я стараюсь глядеть только на её слабые стороны и всё-таки оно. Ребёнок! Похоже!»
Софья Берс родилась 22 августа 1844 года. Её мать, Любовь Александровна Иславина, была внебрачной дочерью княгини Козловской и помещика Александра Ислентьева. Она носила по незаконнорождённости вымышленную фамилию и была приписана к купеческому сословию. Любовь Александровна с детства дружила с Толстыми — Марией Николаевной и её братом Львом Николаевичем. Ещё до поездки на Кавказ Толстой часто бывал в гостях у славного семейства Берсов. Он любил возиться с Любочкиными дочками — Лизой, Соней и Танечкой. Сонечка помнила, как они все пели хором под аккомпанемент Льва Николаевича, как ставили вместе оперу. Но потом граф уехал на Кавказ.
Софья Берс получила хорошее воспитание и в семнадцать лет с успехом выдержала экзамен на звание домашней учительницы в Московском университете. Она знала историю русской литературы, писала прозу и стихи, интересовалась философией, увлекалась музыкой. «Я должен сказать, что при всём сходстве её с сотнями женщин, в особенности с женщинами аристократических кругов с их хорошими и дурными качествами, она во многих отношениях была крупным, выдающимся человеком…»
Однажды она позволила Толстому прочесть написанную ею повесть о любви, в которой фигурировали два героя — молодой «обольстительный Смирнов» и средних лет, непривлекательной наружности Дублицкий. Мнительный Толстой решил, что Дублицкий списан с него, и невыносимо страдал. Чувства всё разгорались: «Я влюблён, как не верил, чтобы можно любить… Она прелестна во всех отношениях, а я — отвратительный Дублицкий… Теперь уже я не могу остановиться. Дублицкий — пускай, но я прекрасен любовью…»
Соня любила рукодельничать, охотно помогала по хозяйству.
Толстой 16 сентября делает предложение Софье: «Я бы помер со смеху, если б месяц тому назад мне сказали, что можно мучаться, как я мучаюсь, и счастливо мучаюсь это время. Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в себе. Ради Бога, спросите себя хорошо». Софья Берс согласна.
Лев Николаевич считал, что секретов от невесты у него быть не должно, поэтому ещё до свадьбы показал Соне свои дневники. В них было всё: карточные долги, пьяные гулянки, цыганка, с которой намеревался жить вместе, девки, к которым ездил с друзьями, яснополянская крестьянка Аксинья, с которой проводил летние ночи, и, наконец, барышня Валерия Арсеньева, на которой три года назад чуть было не женился.
Сразу после свадьбы молодые уехали в Ясную Поляну. Конечно, юной Софье Толстой не мог не льстить графский титул. Она ещё долго будет обращаться к мужу на «вы». Не следует забывать, что граф был всего на два года моложе собственной тёщи, они вместе играли в детстве.
Первая брачная ночь заставила Соню забеспокоиться: «У него играет большую роль физическая сторона любви. Это ужасно — у меня никакой, напротив». Толстой, конечно, тоже почувствовал что-то неладное: «Ночь, тяжёлый сон. Не она». Так что первые ссоры произошли уже во время медового месяца. Примирение было быстрым и страстным.
«Люблю его ужасно — и это чувство только мной и владеет, всю меня обхватило… — радуется Софья Андреевна. — Всё больше его узнаю, и всё он мне милее. С каждым днём думаю, что так я ещё его никогда не любила. И всё больше. Ничего, кроме его и его интересов, для меня не существует».
В свою очередь Толстой записывает в дневнике: «Неимоверное счастье. Не может быть, чтобы это кончилось жизнью… Я люблю её ещё больше. Она прелесть».
Боясь спугнуть своё счастье, они, стоя рядом на коленях, молили Бога продлить их блаженство.
Приятель графа И. П. Борисов в 1862 году пророчески замечает: «Она — прелесть хороша собою вся. Здраво умна, проста и нехитроумна — в ней должно быть и много характера, т. е. воля её у неё в команде. Он в неё влюблён до Сириусов».
В Ясной Поляне Софья сразу взялась за хозяйство. Граф же начал «Войну и мир», и его жене приходилось каждый вечер переписывать начисто то, что он сочинил утром. Как пишет один из современников, «по семи раз она переписывала без конца им переделываемые, дополняемые и исправляемые произведения…».
С появлением детей в семье началась другая жизнь. Первый ребёнок рождался в муках. Толстой находился рядом — вытирал жене лоб, целовал руки. Недоношенного, слабенького мальчика назвали Сергеем. «Сергулевич», — шутил Лев Николаевич. Вслед за Сергеем родилась Татьяна, потом появились на свет Илья, Лев, Мария, Андрей, Михаил, Александра, Иван. Ещё четверо умерли в младенчестве.
Софья Андреевна ведёт хозяйство безупречно; всех обшивает, сама издаёт сочинения мужа, принимает подписку, судится с мужиками, которые рубят барский лес. Бунин с нескрываемой симпатией пишет о жене писателя: «Софья Андреевна нравилась мне своей высокой, видной фигурой, чёрными, гладко зачёсанными блестящими волосами, подвижным привлекательным лицом, выразительным крупным ртом, улыбкой и даже манерой присматриваться, щурить большие чёрные глаза. Настоящая женщина-мать, хлопотливая, задорная, постоянно защищающая свои семейные интересы, наседка!».
Толстой же не был создан для тихого семейного счастья. Как-то на вопрос жены, зачем он женился, граф с горячностью ответил: «Глуп был, думал тогда иначе… В браке люди сходятся только затем, чтобы друг другу мешать. Сходятся два чужих человека и на весь свой век остаются друг другу чужими. Говорят: муж и жена — параллельные линии. Вздор, это пересекающиеся — линии; как только пересеклись, так и пошли в разные стороны».
К моменту переезда в Москву в 1881 году в семье Толстых было семеро детей. Лев Николаевич стал самым знаменитым писателем России.
Толстой всё дальше уходит от мелочной суеты быта; он мечтает о ревизии основ христианских догм, о создании новой религии, «соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей блаженства на небе, но дающей блаженства на земле». Настроение Льва Николаевича улучшалось, когда он уходил на Девичье поле и работал вместе с мужиками: «…Бессмысленно связывать своё счастье с матерьяльными условиями — жена, дети, здоровье, богатство».
Софья Андреевна не разделяла новых идей мужа, его стремлений отказаться от собственности, жить своим, преимущественно физическим трудом.
В мае 1884 года великий писатель говорил о своём одиночестве в семье: «Страдаю я ужасно… Они не видят и не знают моих страданий». 17 июня после тяжёлого разговора с беременной женой он ушёл по направлению к Туле, но, к счастью, возвратился с половины дороги. На следующий день у Толстых родилась младшая дочь Александра…
«До сих пор вижу, как он удаляется по берёзовой аллее, — вспоминала дочь Татьяна. — И вижу мать, сидящую под деревьями у дома. Её лицо искажено страданием. Широко раскрытыми глазами, мрачным, безжизненным взглядом смотрит она перед собою. Она должна была родить и уже чувствовала первые схватки. Было за полночь. Мой брат Илья пришёл и бережно отвёл её до постели в её комнату. К утру родилась сестра Александра».
Это был первый уход Толстого. Тогда он вернулся, но не вернулись прежние отношения. Даже в переписке рукописей — то, чем Софья Андреевна самозабвенно занималась всю жизнь, — ей отказывают. «Теперь он даёт всё дочерям и от меня тщательно скрывает. Он убивает меня систематично и выживает из своей личной жизни, и это невыносимо больно. Бывает так, что в этой безучастной жизни на меня находит бешеное отчаяние. Мне хочется убить себя, бежать куда-нибудь, полюбить кого-нибудь».
В женщине Лев Николаевич в первую очередь хотел видеть мать и только потом жену. Он считал, что брак без детей — абсолютный грех, и в 1888 году, когда графу было уже шестьдесят, а Софье Андреевне сорок четыре, во время пребывания в Москве у них родился последний сын Иван. Роды были очень трудные. «Два часа эти я неистово кричала почти бессознательно», — писала Толстая сестре.
Лев Николаевич был рад рождению сына, но с женой оставался недолго. Через две с половиной недели он отправился в Ясную Поляну. «Он опять закусил удила: не ест мяса, не курит два месяца, не пьёт вина, всё дремлет и очень постарел». В поместье Толстой пашет землю, тачает сапоги, изрекает вечные истины в кругу своих приверженцев, приезжавших в поместье со всей России. Софья Андреевна ненавидела окружение мужа: «Такие умственные силы пропадают в пиленье дров, в ставлении самоваров и в шитье сапог!»
23 февраля 1895 года умирает всеобщий любимец шестилетний Ванечка. Родители безутешны. Лев Николаевич плакал. Софья Андреевна говорить не могла, только ещё крепче сжимала руку мужа.
Графиню в то время буквально спасла музыка — и особенно музыка Сергея Ивановича Танеева. Отношения Толстой и Танеева были чисто платоническими, но духовная измена жены доставляла Льву Николаевичу огромные страдания. Он говорил и писал ей об этом неоднократно, но она только обижалась: «Я — честная женщина!» И продолжала принимать Танеева или ездила к нему сама.
Толстой часто и подолгу хворал. В его окружении всегда находились домашние врачи, а когда он заболевал, то покорно соглашался на консилиумы именитых медицинских светил.
В начале сентября 1901 года семья Толстых поселилась в Крыму на даче графини Паниной, так как доктора рекомендовали 73-летнему графу поменять климат из-за серьёзного заболевания, перенесённого летом. На этот раз всё обошлось. Лев Николаевич пошёл на поправку.
Когда после десятимесячного пребывания в Крыму Толстые возвратились в Ясную Поляну, Софья Андреевна с облегчением записала в своём дневнике: «Благодарю Бога, что привелось привезти Льва Николаевича ещё раз домой! Дай Бог больше никуда не уезжать!»
С ранней молодости Толстого преследовал безумный страх смерти, хотя он пытался убедить себя: «Смерть есть перенесение себя из жизни мирской (то есть временной) в жизнь вечную…» К смерти других людей Толстой относился значительно спокойнее. Когда опасно заболевшей Софье Андреевне врачи предложили операцию, он высказал особое мнение: «Я смотрю пессимистически на здоровье жены: она страдает серьёзной болезнью. Приблизилась великая и торжественная минута смерти, которая на меня действует умилительно. И надо подчиниться воле Божией. Я против вмешательства, которое нарушает величие и торжественность акта. Все мы должны умереть не сегодня, завтра, через пять лет. И я устраняюсь: я ни „за“, ни „против“».
Операция прошла успешно.
23 сентября 1910 года, на годовщину свадьбы Льва Николаевича и Софьи Андреевны, в Ясной Поляне собралась вся семья. В последний раз.
В начале октября у Толстого участились обмороки, сопровождавшиеся сильнейшими конвульсиями. Припадки повторялись по несколько раз за вечер. В конце месяца, собравшись с последними силами, граф тайно уехал из Ясной Поляны: «Не думай, что я уехал потому, что не люблю тебя. Я люблю тебя и жалею от всей души, но не могу поступить иначе, чем поступаю… И дело не в исполнении каких-нибудь моих желаний и требований, а только в твоей уравновешенности, спокойном, разумном отношении к жизни. А пока этого нет, для меня жизнь с тобой немыслима… Прощай, милая Соня, помогай тебе Бог».
В ночь на 28 октября (10 ноября) он ушёл. В дороге Льву Николаевичу стало хуже. На станции Астапово его положили в домике начальника станции.
В Ясной Поляне все в растерянности, и лишь «моя мать, — писала дочь Татьяна, — с лихорадочной поспешностью обо всём подумала, обо всём позаботилась. Она везла с собою всё, что могло понадобиться отцу, она ничего не забыла».
Вместе с Софьей Андреевной на станцию приехали дочь Таня и сыновья Андрей и Михаил. Графиню до последних минут не пускали к мужу. В последнюю ночь, когда началась агония, ей разрешили войти в комнату, где он умирал. Софья Андреевна постояла, издали глядя на мужа, потом тихо подошла, поцеловала в лоб. Опустилась на колени и едва слышно произнесла: «Прости меня».
Он умер в 6 часов утра 7 ноября 1910 года на восемьдесят третьем году жизни. Софья Андреевна была глубоко несчастна: «Невыносимая тоска, угрызения совести, слабость, жалость до страданий к покойному мужу… Жить не могу».
Она осталась жить в Ясной Поляне. «И пусть люди снисходительно отнесутся к той, которой, может быть, непосильно было с юных лет нести на слабых плечах высокое назначение быть женой гения и великого человека», — напишет она в 1913 году в предисловии книги «Письма графа Л. Н. Толстого к жене».
Софья Андреевна тихо умерла, так же как и муж, от пневмонии 4 ноября 1919 года. Её желание было: «Похороните меня по-христиански».
