Книга: 100 великих загадок истории
Назад: ЛЕТАЛ ЛИ БЭРД К СЕВЕРНОМУ ПОЛЮСУ?
Дальше: ВОЕННАЯ БАЗА НАЦИСТОВ В АНТАРКТИКЕ?

БЫЛ ЛИ УБИТ ИОСИФ СТАЛИН?

(По материалам д.ю.н. Ю. Орлова)

 

Смерть Иосифа Сталина является одной из самых интригующих загадок XX в. Хотя по официальной версии она была естественной, многие её обстоятельства выглядят слишком странными, чтобы вписываться в эту версию. Поэтому не один исследователь ставил её под сомнение. В категорической форме об убийстве Сталина в результате тщательного организованного заговора говорит А. Авторханов. В более осторожной форме ту же мысль высказывает Э. Радзинский. Известны и потенциальные заговорщики-убийцы, находившиеся с ним в момент, предшествующий его внезапной болезни. Это — Берия, Маленков, Хрущёв и Булганин.
Ну а теперь попробуем разобраться, что же произошло в действительности в те мартовские дни 1953 г., которые оказались гранью двух эпох в истории нашей страны. Какова же была политическая обстановка в последние годы жизни Сталина и были ли лица, заинтересованные в его физическом устранении?
Победоносно завершилась Великая Отечественная война. Преодолена послевоенная разруха. Создан «социалистический лагерь». Советский Союз — могучая мировая держава, обладающая ядерным оружием, успешно противостоит Североатлантическому блоку во главе с другой мировой державой — Соединёнными Штатами Америки.
Сталин — в зените славы и могущества. Его власть и авторитет безграничны. Ни о какой оппозиции не может быть и речи. Опасно высказывать собственное мнение даже при обсуждении сугубо деловых вопросов. Приближённые Сталина ловят каждое его слово, наперебой стараются угадать мысли вождя. Всякое выступление любого оратора, от простого шахтёра до министра, любой учебник начинается и заканчивается здравицами в честь Сталина.
Однако по мнению ряда серьёзных исследований, Сталин в последние годы жизни готовил глобальную акцию по уничтожению всего своего ближайшего окружения, отстрел засидевшейся генерации. И это вполне вероятно. А если это так, то заговор должен был возникнуть почти со стопроцентной неизбежностью. Сталинское окружение того времени — это не Бухарины, Зиновьевы и Каменевы, которые безропотно подставили головы под сталинский топор, да ещё и утешая себя мыслью, что «так надо» для партии. Они прошли вместе с вождём все огни и воды, отлично знали ему цену и без боя бы не сдались, а уж спасая собственную жизнь, могли пойти и на самые крайние меры (не все, конечно, но значительная часть).
Сталин принадлежал к тому типу правителей-тиранов, для которых периодическое уничтожение своего окружения было стилем, принципом деятельности. В своё время он пустил под топор всю «ленинскую гвардию» (за исключением буквально единиц). Зачем он это сделал?
В массовом сознании, а также среди политиков и исследователей довольно распространено мнение о Сталине как о каком-то злобном маньяке, исключительно по своей патологической подозрительности и мнительности уничтожившем лучших большевиков-ленинцев (это частенько сквозит, например, в высказываниях Хрущёва). Это — другая крайность в оценке личности Сталина, ничего общего не имеющая с действительностью. Никаким маньяком и параноиком Сталин не был. Он был трезвым, расчётливым и прагматичным политиком. Все его действия (а уж глобальные акции — тем более) — это тщательно продуманные и спланированные операции, преследующие вполне конкретные политические цели. И уничтожение «ленинской гвардии» — тоже часть общего стратегического замысла вождя.
Чего же достигал Сталин в результате этой акции? Этим выстрелом он убивал, как минимум, трёх зайцев. Во-первых, эта генерация деятелей исторически себя исчерпала. На новом этапе — этапе строительства социализма «в отдельно взятой стране» путём колоссальнейшего напряжения сил нужны были исполнительные чиновники типа Молотова. Время пламенных ораторов и говорунов, тем более не привыкших к повседневной рутинной работе, прошло. Они просто были не нужны, а со своими амбициями ещё и мешали.
Во-вторых, все они психологически не могли воспринимать Сталина как «гениального вождя», «продолжателя дела Ленина» и т. п., как бы они перед ним ни лебезили, потом, когда почувствовали приставленный к виску пистолет. Для них он был лишь Коба, один из соратников по партии. Уж они-то хорошо знали, что никаким другом и соратником Ленина, вторым вождём революции Сталин не был. Поэтому Сталин, вознамерившийся переписать историю, избавлялся от ненужных свидетелей.
И, в-третьих, этой акцией Сталин апробировал своё основное оружие укрепления безраздельной личной власти — политический террор. Потом он его будет применять постоянно.
Начавшаяся война приостановила череду политических процессов. Нельзя, конечно, сказать, что ведомство товарища Берии бездействовало. Нет, тюрьмы и лагеря были заполнены до отказа. Не дремал СМЕРШ, вовсю трудились военные трибуналы. Понемногу сажали и расстреливали и рядовых, и офицеров, иногда даже генералов и маршалов. Но прежнего размаха не было. Крупномасштабных, показательных процессов не проводилось. Было не до того. Да и необходимости не ощущалось. Народ и так был идеологически сплочён и выкладывался на пределе сил как на фронте, так и в тылу.
Первой послевоенной ласточкой явилось так называемое «Ленинградское дело», когда была расстреляна группа высокопоставленных партийных и государственных деятелей во главе с Вознесенским и Кузнецовым, молодыми, способными руководителями, выдвинувшимися в годы войны. Сценарий процесса классический: обвинение в измене Родине и прочих фантастических преступлениях, судебное разбирательство, на котором обвиняемые дружно признаются во всех смертных грехах и каются, смертный приговор, который приводится в исполнение немедленно. Одновременно — массированный разгром всего ленинградского партийно-государственного руководства.
На первый взгляд, не совсем ясно, почему Сталин начал с молодых деятелей, которые, казалось бы, должны быть его союзниками в борьбе со старой гвардией. Высказывалось мнение, что они поплатились за излишнюю самостоятельность, чего Сталин у своих подчинённых не выносил и лишь во время войны кое-как терпел. Возможно, сыграло роль и это. Но главное, думается, в другом. Этой акцией Сталин, во-первых, напоминал всем своим подчинённым, под кем они ходят, о чём они за годы войны несколько подзабыли. Во-вторых, и народ снова нужно было приучать к мысли, что враги повсюду, в том числе и в самых высших эшелонах. За годы войны народ об этом тоже как-то подзабыл и привык абсолютно доверять и беспрекословно подчиняться любому начальству. Поэтому начинать со старых, заслуженных соратников, к которым народ относился с большим пиететом, было как-то неудобно. Таким образом, этот процесс являлся скорее всего лишь пристрелкой, разминкой перед какими-то более глобальными акциями, в частности, и идеологической подготовкой к ним народа.
Однако наибольший интерес для нашего расследования представляет целая серия последовательных акций, которые условно можно назвать антиеврейскими. Первой из них явился разгром Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Этот комитет был создан в начале войны с целью мобилизации усилий и оказания всяческой помощи (материальной, благотворительной и пр.) в борьбе с фашизмом со стороны евреев стран антигитлеровской коалиции. В его состав входил ряд известных советских деятелей культуры еврейской национальности. Задачу свою комитет выполнил и свой посильный вклад в победу над фашизмом внёс. Однако после войны надобность в нём отпала. Связи с мировым еврейством стали не нужны, а с наступлением холодной войны — и вовсе нежелательны. Для начала убрали лидера ЕАК, известного режиссёра и актёра Михоэлса, имевшего обширные связи и большой авторитет за рубежом: была организована автокатастрофа. Однако окончательное решение вопроса с Комитетом пришлось отложить в связи с появлением на политической карте мира государства Израиль, в отношении которого у Сталина были определённые виды (в связи с чем Советский Союз и проголосовал в ООН за создание этого государства). Однако Израиль ответил чёрной неблагодарностью, предпочтя в качестве стратегического союзника Соединённые Штаты. Надобность в ЕАК окончательно отпала и за него взялись более основательно. Все его члены — активные и не очень — были арестованы, соответствующими методами из них выбили нужные показания и одних расстреляли, а других направили в места не столь отдалённые. В орбиту следствия было вовлечено немало лиц, никакого касательства к деятельности ЕАК не имевших. Находились среди арестованных и личности, в отношении которых у Сталина были особые соображения, в частности, жена Молотова Жемчужина, а также уцелевшие от репрессий родственники покойной жены Сталина Надежды Аллилуевой, с которыми вождь давно собирался свести счёты, да всё как-то руки не доходили.
Параллельно с разгромом ЕАК в стране была развёрнута шумная кампания по борьбе с «безродными космополитами», за которыми без труда угадывались евреи. Они обвинялись в «низкопоклонстве перед западом», тайном и явном восхвалении «буржуазного образа жизни» и прочих подобных грехах. По всей стране «космополитов» дружно клеймили и устно и письменно.
Но и это ещё не всё. События продолжали развиваться по нарастающей. Следующей акцией, явившейся апофеозом сталинского сценария, было так называемое «дело врачей». Группа кремлёвских врачей, в основном евреев, была обвинена в умышленном неправильном лечении советских руководителей с целью их умерщвления, естественно, по заданию империалистических спецслужб. Массовый психоз достиг своего апогея. Пресса захлёбывалась в изобличении подлых отравителей, «убийц в белых халатах», «презренных наймитов» и т. п. Негодованию «простых советских людей» не было границ. Коварство и изуверство врага, проникшего в святая святых — в Кремль, не поддавалось описанию. Но… Пути Господни неисповедимы. В самый разгар кампании (случайно ли? — нам предстоит выяснить) вождь покидает этот бренный мир. Кампания мгновенно стихает, как оратор, споткнувшийся на полуслове. ‹Кстати, интересная деталь. Как известно, «дело врачей» возникло по письму некоей Лидии Тимашук, за что она некоторое время походила в героинях и даже была награждена орденом (которого потом, когда врачи были реабилитированы, её лишили). Так вот, видный деятель советской разведки и выдающийся специалист по тайным операциям Павел Судоплатов, человек весьма осведомлённый, пишет в своих воспоминаниях, что первоначальная реакция Сталина на это письмо была крайне пренебрежительной. Письмо пошло в архив, откуда было извлечено на свет божий лишь через три года. Это ещё одно свидетельство того, что «дело» было не спонтанной реакцией на «сигнал» и тем более не следствием благородного возмущения злодеяниями врачей, а продуманной акцией, проведённой так и тогда, как и когда требовалось по сценарию. Да и по своему содержанию письмо, как пишет Судоплатов, было не политическим доносом, а содержало чисто медицинские претензии склочного характера к своим коллегам.›
А теперь зададимся вопросом, для чего нужна была Сталину эта оголтелая пропагандистская кампания, зачем ему понадобилось до такой степени взвинтить психологическую ситуацию в стране?
Конечно, никаких симпатий Сталин к евреям не испытывал. Но и назвать его патологическим антисемитом нельзя. Были евреи и в его ближайшем окружении (Каганович, Мехлис). Мог он, если того требовали политические интересы, обласкать и любого иностранного еврея (Фейхтвангера, например). Сталин был прежде всего прагматичным политиком и его отношение к евреям, равно как и ко всем другим, определялось прежде всего политическими целями и интересами, было производным от них.
Даже если предположить, что Сталин решил расправиться со всеми евреями (допустим, выселить их всех в специально для них созданную автономную область на Дальнем Востоке), то он мог бы сделать это одним движением пальца. С мировым общественным мнением Сталин и раньше-то особенно не считался, а теперь, в разгар холодной войны, даже демонстративно его игнорировал. Нет, дело не в евреях. Не стал бы Сталин только из-за них затевать такую шумиху, не стал бы палить из пушек по воробьям.
И ещё. Вспомним, в каких ситуациях Сталин, сам нерусский, апеллировал к национальному самосознанию русского народа (забыв о социалистическом интернационализме)? Правильно, в самых критических. В разгар войны он призвал русский народ (хотя каждый четвёртый фронтовик был нерусским: СССР — страна многонациональная) вдохновляться примером своих великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Козьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Что же заставило вождя вновь, пусть и в гротескной форме, обратиться к национальному чувству русских? И вообще, что побудило Сталина к столь массированной идеологической обработке всего населения?
Диктовала ли это внутренняя обстановка? Ни в малейшей мере. Это не 1920-е — 1930-е гг., когда Сталину приходилось вести ожесточённую борьбу за власть с ленинскими соратниками и в больших количествах требовались вредители и диверсанты. Для поддержания должного порядка вполне достаточно было тех одиночных выборочных расправ, которые регулярно проводились. Была ли такая необходимость перед лицом внешней опасности? Конечно, какой-то риск был, но в общем-то противная сторона разрабатывала доктрины то сдерживания, то отбрасывания, но никак не внезапного нападения, о чём Сталин не мог не знать. Остаётся только одно — он сам готовил какую-то глобальную акцию. Сталин хотел начать ТРЕТЬЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ.
Эту версию выдвигают известный писатель и драматург, а также популярный телевизионный рассказчик Эдвард Радзинский и автор ряда бестселлеров Виктор Суворов (настоящая фамилия — Резун), профессиональный разведчик, а затем — перебежчик, заочно приговорённый к смертной казни.
На наш взгляд, эта версия вполне обоснована и позволяет сделать, как минимум, два вывода. Вывод первый. Историческая задача, завещанная коммунистическими пророками, — победа социализма во всемирном масштабе — всё ещё не была выполнена. А момент был достаточно удобный. Советский Союз вооружён до зубов, в том числе атомной бомбой. Накоплен колоссальный военный опыт.
Но сталинским соратникам такие честолюбивые устремления были совершенно чужды. Мечты о Всемирной социалистической республике их меньше всего занимали. Они были готовы довольствоваться тем, что есть (а может, даже и меньшим — предлагал же Берия отказаться от ГДР, что потом явилось одним из пунктов обвинения на его процессе). Дай Бог переварить уже захваченное. И ещё. Как здравомыслящие политики они понимали, что в грядущей термоядерной войне победителей скорее всего не будет. И опять же — эта тенденция блестяще реализуется в дальнейшем. Хрущёв открыто откажется от классического марксистского постулата — утверждения социализма насильственным, вооружённым путём, и провозгласит принцип мирного сосуществования двух систем. Какой бы крамолой это ни звучало на первых порах для марксистско-ленинского уха, этот принцип не только прижился, но и даже под сомнение никогда и никем не ставился. А если это так, то такое намерение Сталина было уже достаточным стимулом для созревания заговора с целью его устранения. Перспектива сгореть в пламени термоядерной войны его приближённых совершенно не устраивала.
И вывод второй. Если Сталин действительно решился на развязывание новой мировой войны, то тогда акция по смещению и отстрелу всего старого его окружения становится не только ещё более вероятной, но и практически неизбежной. Не мог Сталин пойти на такое дело со старой командой. Слишком много они про него знали. Они знали, как жестоко Сталин был обманут Гитлером, видели его растерянность и даже панику в начале войны. Были свидетелями других крупнейших военных промахов и поражений. Поэтому оставалось одно — избавиться от них (а заодно установить в стране атмосферу жесточайшего террора и страха). Здесь уместна определённая аналогия с уничтожением «ленинской гвардии». Те тоже знали подлинную историю революции не понаслышке. Теперь Сталину потребовалось второй раз уничтожить свидетелей истории.
И этому намерению Сталина имеется целый ряд объективных подтверждений. Давно уже в опале Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович. Сталин демонстративно их игнорирует (а некоторых ещё называет английскими или какими-то иными агентами). У Молотова арестована жена по делу ЕАК. В разгар кампании против «космополитов» понижен в должности Маленков. Но особенно шатким стало положение Берии. Он отстранён от руководства и курирования всех правоохранительных (по терминологии того времени «карательных») органов. Через «Мингрельское дело» (дело выходцев из Мингрелии, земляков и выдвиженцев Берии) к нему явно протягивались сталинские щупальца.
Как могли повести себя сталинские соратники в такой ситуации? По-разному. В зависимости от характера, индивидуальных психологических качеств. Одни затаились, как зайцы, покорно ожидания решения своей участи. Другие были способны и на контрмеры, в том числе и на крайние. И здесь мы переходим к следующему пункту нашего расследования — психологической характеристике наших потенциальных подозреваемых.
Начнём с центральной фигуры (не по роли в предполагаемом заговоре — она нам неизвестна, а по значимости в истории) — Хрущёва.
О Хрущёве написаны горы литературы. Психологическая характеристика его хорошо известна (а у старшего поколения — ещё на памяти). В нём причудливо сочетались самые, казалось бы, несовместимые качества — прогрессивные устремления и дремучее невежество, трезвый, практический ум и безудержное прожектёрство, демократизм и откровенное самодурство, практическая смётка и идеализм, святая вера в скорейшее наступление «коммунизьма» (он до конца жизни так и не научился правильно выговаривать это слово). След, оставленный им в истории, тоже противоречив и неоднозначен. Много сделано им хорошего — либерализация общества и освобождение его от страха массовых политических репрессий, реабилитация репрессированных, улучшение материального благосостояния народа (в том числе жилищных условий) и др. Но немало было и откровенной дури — разделение райкомов и обкомов на промышленные и сельскохозяйственные, насаждение кукурузы чуть ли не за Полярным кругом, причём непременно квадратно-гнездовым способом и пр.
В нашу задачу не входит подробный анализ личностных качеств Хрущёва. Отметим лишь те черты, которые представляют интерес для нашего расследования, которые могли сделать его участником антисталинского заговора.
Во-первых, Хрущёв был не робкого десятка. Он обладал способностью на смелые, решительные поступки. Больше того, была в нём даже некоторая авантюристическая жилка, иногда с налётом этакой чисто русской удали. Поэтому при наличии достаточных мотивов и побудительных причин он (в принципе) вполне мог решиться и на такую авантюру.
Вообще всех сталинских соратников по этому признаку можно разделить на две категории (разумеется, с какой-то долей условности). Одни — беспредельно, по-собачьи преданные вождю, безоговорочно оправдывающие любые его поступки (например, Молотов, по некоторым данным — также Каганович). Другие — циничные, расчётливые политики, не верящие ни в Бога, ни в чёрта, готовые в любой момент предать и продать кого угодно, для которых личная преданность Сталину была лишь маской, мимикрией, суровой необходимостью соблюдения правил игры (яркий пример — Берия).
Хрущёв относился к промежуточной категории. На первых порах он был беспредельно ему предан, находился под сильным влиянием его магии, личного обаяния (Сталин, когда хотел, мог быть очень обаятельным; это отмечали многие, особенно иностранцы). Но постепенно началось разочарование, которое со временем перешло в полное неприятие. Хрущёв, конечно, не мог не быть замешанным в сталинских репрессиях (в то время и на таком посту такое было невозможно). Но он искренне жалел репрессированных, многих из которых знал лично и глубоко уважал. И вообще, Хрущёв хотя и был способен на жёсткие поступки (вспомним, например, расстрел рабочих в Новочеркасске), но в целом мстительным и кровожадным не был. Мог, конечно, в горячке наломать дров, но часто впоследствии об этом жалел (например, по многим свидетельствам, будучи на пенсии, он очень сожалел о гонениях на художников и поэтов). Поэтому сталинская жестокость, полное безразличие к судьбам отдельных людей не могла ему импонировать.
И ещё одна очень важная для нас психологическая деталь. В ближайшем сталинском окружении Хрущёв нередко выступал кем-то вроде шута. Люди по-разному относятся к постоянным издёвкам и насмешкам со стороны более сильных. Одни терпеливо их сносят, прощая своему кумиру всё. Тот же Молотов до конца жизни оправдывал буквально все поступки Сталина, даже арест своей жены. Хрущёв был вылеплен из другого теста. Все эти сталинские шутки глубоко его ранили, психологически травмировали. Чаша терпения переполнялась постепенно, внешне ранее ни в чём не выражаясь. Хрущёв не раз рассказывал, какой холодок шёл у него по спине после сталинских шуток типа: «Ну что, расстреляем Микиту или лучше пусть он нам гопака спляшет? Ладно (после некоторого раздумья), пусть спляшет». И Хрущёв плясал. Но всё это откладывалось и накапливалось в глубинах психики, ожидая своего детонатора. Поэтому Хрущёв — кандидатура для предполагаемого заговора весьма подходящая.
Следующая фигура — Берия. О Берии тоже написано предостаточно. Из этих описаний он предстаёт как политик циничный, коварный и беспринципный, как человек жестокий и вероломный, а в быту — безнравственный и развращённый и даже как насильник. Всё это верно. Как и верно то, что Берия вписал (а по своей должности и не мог не вписать) одну из самых мрачных страниц в нашей истории. На его совести немало безвинных жертв и искалеченных судеб. Но будем объективны. Отметим и другие его качества. Берия был бесспорно умён. Он был великолепный организатор и руководитель. Нельзя отказать ему и в проницательности и других качествах крупномасштабного государственного деятеля. Есть данные о наличии у него каких-то серьёзных реформаторских идей. Во всяком случае, упоминавшееся его предложение отказаться от строительства социализма в ГДР, впоследствии поставленное ему в вину, уже само по себе свидетельствует и о смелости и о нестандартности мышления. Претендовал ли Берия на роль преемника Сталина? Здесь мнения расходятся. Одни считают, что его честолюбие не знало границ. По мнению других, Берия, как политик здравомыслящий, отлично понимал, что второго кавказца на троне Россия (а СССР — это прежде всего Россия) не потерпит, и поэтому вполне довольствовался бы вторыми ролями. Как бы то ни было, оснований для участия в антисталинском заговоре у него было более чем достаточно.
Лично у нас очень сильное подозрение, что главой (а может, и душой) заговора был именно Берия. Во-первых, по своим волевым и лидерским качествам он более всего для этого подходил. Во-вторых, Берия более других был заинтересован в устранении Сталина, так как его положение, как уже говорилось, было наиболее угрожающим. И, в-третьих, Берия был совершенно необходим заговорщикам и даже незаменим как специалист по тайным убийствам. Все они, бесспорно, были весьма искушены в придворных интригах и заговорах, но технологию физического устранения людей знал (причём в совершенстве) только Берия, имевший для этого специальные тайные лаборатории. Да и косвенные признаки лидирующей роли Берии всё-таки имеются. На кого сразу после смерти вождя дружно набросились его соратники и коллективными усилиями свалили? Именно на Берию. Почему? Это и психологическая, и политическая закономерность — первой жертвой борьбы за наследство обычно падает самый влиятельный и авторитетный, т. е. главный претендент на власть. Хрущёв на первых порах никем всерьёз не воспринимался как преемник Сталина (чему немало способствовала и его репутация придворного шута), пока он одного за другим не устранит всех своих конкурентов (с той лишь разницей, что в отличие от сталинских соперников они поплатятся не головами, а лишь постами). Но первой жертвой придворной борьбы был именно Берия, устранённый, кстати, типично сталинским методом — путём объявления врагом народа и агентом империалистических разведок. (К счастью для страны, он оказался и последним «врагом народа», с которым расправились подобным образом.) Всё это — и крайняя поспешность в его устранении, и неразборчивость в средствах, и полное единодушие всех сталинских соратников — свидетельствует о том, что он рассматривался ими как самый главный и опасный конкурент. А следовательно, и лидером в антисталинском заговоре вероятнее всего был именно он. ‹Многих удивляет, как такой человек — бывший многолетний шеф тайной полиции, десятилетиями успешно обходивший все придворные рифы и устранивший не одного политического противника, мог элементарно угодить в расставленную ловушку, прозевать такой разветвлённый заговор. Однако существует психологическая закономерность — когда человеку удаётся избежать какой-то смертельной опасности, то он обязательно на некоторое время расслабится и может запросто прозевать следующую. Видимо, нечто подобное произошло и с Берией.›
Теперь о Маленкове. С ним несколько посложней, написано о нём значительно меньше. Почему-то он после отставки превратился в некую фигуру умолчания и на целые десятилетия, вплоть до наступления периода гласности, выпал из поля общественного внимания. Возможно, в какой-то мере этому способствовали скрытность и замкнутость его характера и образа жизни (в отличие, например, от говорливого Хрущёва).
Что же нам известно о Маленкове? Карьера его была типично аппаратной. Самостоятельных участков работы, как, например, у Хрущёва или у Берии, он не имел. Тем не менее организатором он был неплохим. Являлся также достаточно ловким интриганом. Так, упоминавшееся «ленинградское дело» в значительной мере было инициировано им. Способен и на решительные поступки, резкие повороты. Пример — его кульбит по делу Берии, когда он предал своего многолетнего союзника и (как считалось) друга и мгновенно переметнулся на сторону заговорщиков.
С 1950 г. Маленков считался самым влиятельным после Сталина политиком и его неофициальным преемником. Именно ему Сталин поручил сделать Отчётный доклад на XIX съезде партии. В народе Маленков был очень популярен и нередко именовался «маленький Сталин». А это было очень опасно. Соратники Сталина хорошо знали, что если вождь кого-то называл своим преемником, то это равносильно смертному приговору (так было, например, с Вознесенским, расстрелянным по «ленинградскому делу»). Поэтому Маленков не мог не понимать, что в списке подлежащих отстрелу он если не первый, то один из первых. Следовательно, для антисталинского заговора он был кандидатурой вполне подходящей.
Как показало время, Маленков настроен был реформаторски. Короткий период его правления был довольно ярким. Именно он (а не Хрущёв) первым выступил с осуждением культа личности Сталина (правда, в узком кругу, на Президиуме ЦК). Он же предложил на сессии Верховного Совета СССР целый комплекс мероприятий по выправлению экономического положения, в частности, снижение налогов с крестьянства и аннулирование долгов колхозов. Это ещё больше увеличило его авторитет в народе. Маленкову же принадлежит весьма реформаторская (по тем временам) идея об увеличении производства товаров группы Б (предметов потребления).
Почему же Маленков не удержался у власти? Наиболее распространённое объяснение — не имея навыков самостоятельной работы и всегда находясь в чьей-то тени, — то Сталина, то Берии, — он просто не справился, не смог возглавить огромную страну на её переломном этапе. Воз оказался не по силам. Более энергичный и динамичный Хрущёв оттеснил его.
Ну и последняя кандидатура — Булганин. Это серая, заурядная, невыразительная личность. Был премьер-министром, а ни малейшего следа в истории не оставил (сравним с тем же Маленковым). Являлся Маршалом Советского Союза, а ни одной стратегической операции, ни одной военной победы. Почти во всех мемуарах, где он упоминается, — сухие протокольные строки: занимаемые должности, даты.
Весьма нелестную характеристику Булганину как политическому деятелю даёт Хрущёв. Но в объективности Хрущёва можно усомниться — он обо всех своих бывших соратниках, смещённых им со своих постов, отзывается нелицеприятно. Резко отрицательно характеризует Булганина упоминавшийся Павел Судоплатов — как абсолютно некомпетентного деятеля, не способного принимать никаких решений и державшегося на плаву исключительно благодаря угодливости — сначала перед Сталиным, а потом перед Хрущёвым. Судоплатову вроде верить можно, он лицо незаинтересованное, к тому же его характеристика в целом совпадает с другими вышеприведёнными. Правда, остаётся непонятным, как такая бездарная личность могла добраться до столь высоких постов. Одной угодливости тут, пожалуй, маловато.
После политической и психологической характеристики подозреваемых в политическом убийстве подлежит исследованию следующий вопрос, логически вытекающий из предыдущих: а как же они распорядились полученными дивидендами, т. е., совпадают ли мотивы предполагаемого убийства с их последующими действиями. Политические убийства тем и характерны, что убийца преследует вполне определённые политические цели, которые потом более или менее успешно пытается реализовать.
Однако наш случай особый. По нашей версии, основным мотивом убийства было избавление от грозящей опасности. Поэтому криминалисту здесь особенно поживиться нечем. Ну облегчённо вздохнули заговорщики, перевели дух. Ну поделили наследство, расселись по-новому на иерархической лестнице. Но точно также они могли рассесться и в случае естественной смерти вождя. Так что это ещё не показатель.
И тем не менее и здесь имеются кое-какие весьма интересные для следствия обстоятельства. Всё-таки раздел сталинского имущества был достаточно характерным. Все ключевые посты — и партийные и государственные, включая, как теперь говорят, силовые министерства, получила эта четвёрка. Единственное исключение — пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, который достался соратнику Сталина ещё со времён Гражданской войны Ворошилову. Но эта должность в то время была чисто представительской, декоративной — вручение наград, приём верительных грамот у послов, подписание указов, подготовленных и одобренных соответствующими партийными инстанциями. Никакой реальной власти она не давала. Поэтому заговорщикам было даже выгодно отдать её нейтральному лицу, да ещё такому, как Ворошилов, который, с одной стороны, был личностью легендарной, а с другой — весьма посредственной и легко управляемой.
Но это, как мы уже говорили, если и улика, то довольно слабая. Гораздо интереснее другое. Сразу же после смерти Сталина (через несколько месяцев, а может, и недель) его имя начинает исчезать со страниц газет и из других средств массовой информации. Редакторы, которые по инерции или по недомыслию продолжают славословить вождя, получают резкий окрик. Не только не предпринято ничего из того, что предполагалось для увековечения памяти вождя (сооружение специального пантеона, учреждение ордена Сталина и др.), но и само его имя начинает старательно вычёркиваться из памяти народа.
Для сравнения. После смерти Ленина Сталин моментально объявил себя единственным его «верным последователем и скромным учеником», а всех своих соперников наотмашь хлестал ленинскими цитатами, обвиняя в отступлении от истинного ленинизма. (Особенно доставалось Троцкому, который, будучи человеком амбициозным, частенько вступал в споры и даже в конфликты с вождём мирового пролетариата.) После же смерти Сталина никто не бил себя в грудь, уверяя, что именно он является верным сталинцем. Никто не обвинял своих соперников в отступлении от сталинской линии. (Как раз наоборот — потом Хрущёв будет называть своих противников сталинистами.)
Это свидетельствует, как минимум, о двух вещах. Первое. Никакого истинного пиетета наши герои к вождю не испытывали. За несколько месяцев или даже недель, прошедших после смерти Сталина, ничего такого, что бы могло так резко изменить их отношение к вождю, не случилось. Какой информацией они обладали раньше, такой же и теперь. Поэтому все их слёзы на похоронах Сталина — это рыдания наследников, дождавшихся наконец смерти богатого дядюшки.
И второе. Наследники Сталина не захотели даже формально следовать сталинским путём, идти под сталинским знаменем. Ведь политику вовсе не обязательно самому верить в те лозунги, которые он провозглашает. Достаточно, чтобы они работали. Поэтому вполне можно было использовать лишь имя Сталина (что, кстати говоря, вполне успешно делал с именем Ленина Сталин). Ведь прижизненный авторитет Сталина («харизма») несопоставим с ленинским. Ленин при жизни не получил и сотой доли тех дифирамбов, которые выпали на долю Сталина. Да что там дифирамбы, народ его просто обожествлял. Казалось бы, проще всего воспользоваться бесхозной харизмой и под вывеской сталинской линии проводить любую свою. Но нет, не захотели. Почему же?
Это можно объяснить либо уж очень сильной личной неприязнью к Сталину, либо желанием проводить совершенно новый курс, к которому никакие прежние вывески не подходят (либо и тем и другим).
А вот ещё один небольшой штришок. Он касается упоминавшегося «дела врачей». Так вот, эти врачи были реабилитированы почти сразу же после смерти Сталина. И не просто реабилитированы, но и всё следствие было признано сфальсифицированным, проведённым незаконными методами. Это случай в истории советской власти беспрецедентный. Были, конечно, случаи, когда выпускали арестованных, но это, во-первых, при очень сильном переборе (после «ежовщины», например) или острой необходимости (перед войной и в начале её выпустили многих военных, которых не успели расстрелять, в частности, будущего маршала Рокоссовского). Во-вторых, это не афишировалось, от освобождённых даже брали подписку о сохранении случившегося в строжайшей тайне. А уж о том, чтобы повиниться перед невинно пострадавшими, не могло быть и речи. Здесь же власти официально приносят извинения (естественно, свалив вину на политических противников). А ведь можно было спустить дело на тормозах, воспользоваться предстоящей вскоре амнистией, наконец, можно было реабилитировать позднее в общей массе, чтобы не так бросалось в глаза. Но нет, врачи реабилитируются в первую очередь и, так сказать, персонально. Это опять же свидетельство сильного желания отмежеваться от сталинской политики.
Заговорщики, вероятнее всего, знали (или догадывались) о готовящемся Сталиным сценарии. И их поспешность, стремление как можно скорее поставить крест на этом деле — это инстинктивное стремление обороняющегося выбить оружие из рук нападавшего, даже если тот уже повержен и никакой опасности не представляет.
Впрочем, к этому загадочному делу нам предстоит вернуться ещё раз.
Итак, можно подвести некоторые предварительные итоги. Во-первых, оснований для антисталинского заговора было более чем достаточно. И, во-вторых, были люди, наиболее заинтересованные в физическом устранении Сталина и способные это сделать, настроенные резко антисталински и реформаторски. Но, как известно, «мог сделать» — это ещё не значит «сделал». А теперь обратимся к обстоятельствам (механизму) предполагаемого преступления.
Вообще расследование любого убийства начинается с судебно-медицинского исследования трупа. Именно от экспертного заключения (акт вскрытия трупа) следователь получает исходные первичные данные, нити к дальнейшему расследованию — причина наступления смерти, является она насильственной или нет, если да, то каким способом причинены повреждения, каким орудием и т. п. Все эти данные считаются объективными, так как основываются на строго научных методах, в отличие, например, от показаний свидетелей, которые могут ошибаться или умышленно вводить следствие в заблуждение, т. е. в значительной мере субъективны.
Однако нам, к сожалению, это доказательство — медицинское заключение о смерти Сталина — придётся отвергнуть. Причём сразу, не вдаваясь в суть. Как минимум, по двум причинам.
Во-первых, уже в то время спецслужбы ведущих государств (естественно, и СССР) располагали методикой тайных убийств, замаскированных под естественную смерть (и применяли на практике). Поэтому наши герои, если уж они решились на такое дело, то уж наверняка всё продумали и просчитали, и если уж сделали, то так, что комар носа не подточит, никакая экспертиза ничего не установит. Так что, надо полагать, всё было сделано (если было сделано) на самом высоком уровне, тем более что такие возможности у них были — ведь среди них был такой профессионал высочайшего класса, как Берия, много лет курировавший специально для этого созданные тайные лаборатории и осуществивший ранее не одну такую операцию.
Поэтому медицинское заключение о смерти Сталина из доказательства само превращается в доказываемый тезис — если будет установлено, что никакого убийства не было, оно верно, ну а если наоборот, то… и цена ему соответствующая.
И вторая причина. Для этого нужно вспомнить, кто возглавлял комиссию экспертов. Это — главный судебно-медицинский эксперт страны профессор Прозоровский. Тот самый, который был одним из ведущих членов комиссии, сфальсифицировавшей заключение по «Катынскому делу» и потом отстаивавший это заключение на Нюрнбергском процессе. А человеку, сфальсифицировавшему заключение о смерти 15 тысяч (!) убитых, сделать то же самое в отношении лишь одного, естественно, никакого труда не составит. Поэтому вера такому заключению — как и показаниям патологического лгуна или душевно больного человека; не исключено, что в данном случае он может говорит и правду, но абсолютно никаких гарантий этому нет.
Итак, какова хронология смерти Сталина? В ночь на 1 марта 1953 г. он находился на так называемой «Ближней даче», в Кунцево. Вечером у него «в гостях» была наша четвёрка — Берия, Маленков, Хрущёв и Булганин. Поужинали. По воспоминаниям Хрущёва, Сталин был навеселе, в хорошем расположении духа. (По Волкогонову — наоборот, раздражён и не скрывал своего недовольства.) Разошлись после четырёх-пяти утра (обычный сталинский режим).
И сразу же начинаются, мягко говоря, странности.
Во-первых, была отпущена вся обслуга и охрана, которая всегда находилась ночью у комнаты Сталина. Это произошло впервые за всю историю нахождения Сталина у власти (и, кстати говоря, несказанно удивило саму охрану).
Расследование этого факта провёл Эдвард Радзинский. Он установил, что такое распоряжение было дано одним из охранников («прикреплённых» — по терминологии того времени) Хрусталёвым якобы от имени Сталина. Однако Радзинский (как и большинство читателей) абсолютно убеждён, что Сталин такого распоряжения дать не мог. Известно, с какой тщательностью, даже болезненной подозрительностью он относился к проблемам своей личной безопасности. Поэтому такое указание могло быть дано только кем-то другим (разумеется, от имени Сталина). Вероятнее всего — Берией.
Никакой случайностью такое распоряжение объяснить невозможно. Оно могло быть дано только с какими-то недобрыми намерениями. А если ещё учесть, что это произошло именно в ту ночь, перед которой Сталина последний раз видели здоровым, то цепочка совпадений становится слишком фантастической для того, чтобы считать их случайными.
Но на этом «странности» не заканчиваются. Дальше события развивались следующим образом.
Утром следующего дня (1 марта, воскресенье), после 10–11 часов, охрана начала беспокоиться, поскольку никаких признаков жизни Сталин не подавал (обычно в это время он уже вставал). Но заходить без вызова было нельзя. Как на иголках люди прождали до вечера. В седьмом часу в кабинете Сталина зажёгся свет. Все облегчённо вздохнули. Но Сталин не выходил и никого не вызывал. Поздним вечером напряжение достигло предела. После долгих споров и колебаний охрана решается войти в кабинет Сталина. Там они застают его лежащим на полу в нижнем белье, обмочившимся, лишившимся речи. Охрана поднимает тревогу и обзванивает руководство страны.
Первой появляется наша четвёрка (по некоторым данным, в неполном составе, но Берия и Маленков присутствуют всегда). И что же они предпринимают? Берия (опять Берия? Всё-таки он командует?) начинает орать на охрану, чтобы они не мешали отдыхать товарищу Сталину, не нарушали его сон. С тем они и укатили, запретив, по существу, кого-либо вызывать и кому-либо сообщать о случившемся. И лишь на следующий день появились и другие члены Политбюро, были вызваны наконец врачи, допущены дети Сталина — Светлана и Василий.
Такое поведение совершено не вписывается ни в какие рамки — ни в политические, ни даже общечеловеческие. Как оставить даже без элементарной помощи больного старика, недвижимого, пардон, описавшегося? Даже не переодеть. Поначалу это просто ошарашивает. Ну а потом наводит на размышления.
Давайте проанализируем, чем же можно объяснить такое, мягко выражаясь, необычное поведение. Для начала проведём несложный мысленный эксперимент. Представим, как бы повели себя истинно преданные царедворцы, увидев своего вождя и кумира в столь плачевном состоянии? Смоделировать нетрудно. В первую очередь они бы со всех ног бросились к телефонам и вызвали бы врачей — и кремлёвских, которые под рукой (наверняка какое-то врачебное дежурство в Кремле было), а затем и всех светил, начиная с министра здравоохранения. Во-вторых, они, если бы хватило смелости, сами бы переодели вождя, а если нет, то уж сдули все пылинки с одежды. И, наконец, выстроились бы у дверей, ожидая результата и готовые в любой момент продемонстрировать и своим видом и словами, что жизнь и здоровье вождя им дороже любых неотложных дел.
А теперь изменим условия эксперимента. Допустим, что никаких искренних чувств к вождю они не питали и даже, наоборот, не могли дождаться, когда же он наконец преставится. Но к случившемуся никак не причастны. Могли бы они повести себя так, как они повели? Ни в коем случае. Слишком рискованно. Неизвестно, что приключилось. Может, какой-то лёгкий обморок. Через полчаса очухается и тогда уж точно не сносить головы. То есть и в этом случае они повели бы себя точно так же, с той лишь разницей, что в душе испытывали бы совсем другие чувства. Но поведение было бы точно таким же.
Ну а в каком же случае они могли бы повести себя так нагло и цинично, как это было в действительности? Только в одном — когда они не только жаждали скорейшей кончины вождя, но и были абсолютно уверены в своей безнаказанности. Откуда же могла быть такая уверенность? Опять же только от одного — они прекрасно знали, что смерть неизбежна и близка. Нужно только немного подождать. Ну, и лучше не рисковать — избежать, хотя бы в ближайшее время, медицинского вмешательства. Никаких других толкований в данной ситуации быть просто не может.
Интересное объяснение этому событию даёт в своих воспоминаниях Хрущёв. Он пишет, что когда они вчетвером приехали к Сталину и выяснили обстановку, то «…посчитали, что неудобно нам появляться у него и фиксировать своё присутствие, раз он находится в столь неблаговидном положении. Мы разъехались по домам». Вот так просто, двумя фразами объясняется столь дикая ситуация. В этом хрущёвском объяснении для нас интересно два момента. Во-первых, он признаёт, что первыми прибыли именно они — Берия, Маленков, Хрущёв и Булганин. ‹Как говорилось, количество приехавших указывается в различных источниках по-разному. Охранники называют только двоих — Берию и Маленкова. Мы думаем, причина расхождений в следующем. Приехали они вчетвером, но в охранную комнату вошли только двое. По всей вероятности, миссия по изоляции Сталина была возложена на Берию — его всё-таки охрана боялась и слушалась. Хрущёв решил, видимо, без особой необходимости лишний раз «не светиться».› И, во-вторых, его интерпретация является типичнейшим примером объяснения преступных действий. Преступник всячески стремится избежать подробностей своих неблаговидных действий. То же самое мы видим у Хрущёва. Никаких других аргументов, кроме чисто этических («неудобно»), у него нет. Ну неудобно было самим войти, но врачей-то вызвать можно было. Врачу всё удобно, всё можно, он может осмотреть любого больного. Но Хрущёв даже не пытается хоть как-то объяснить. Походя, вскользь приводит он этот единственный хилый аргумент, и скорее, бегом — дальше, к другим вопросам, о которых говорить не так неприятно.
Дальнейшие события, происходившие вокруг умирающего Сталина, для нас интереса не представляют. За исключением, разве что, одной детали. По многим описаниям, перед самой смертью он вдруг поднял кверху левую руку и не то указал куда-то вверх, не то пригрозил. Потом этот жест получил у разных авторов самые разнообразные толкования, вплоть до самых мистических. Я думаю, расшифровать его несложно. Известно, что Сталин до самой смерти находился (почти всё время) в полном сознании, только не мог двигаться и говорить. Всё происходящее он хорошо понимал. И поскольку за десятилетия безраздельной власти он привык к подобострастному преклонению, поведение приближённых его шокировало. Естественно, его переполняло негодование. Поэтому этот жест мог означать только одно (в вольном словесном изложении, конечно): «Вот я вас, сукины дети!» Но «сукины дети» знали, что делали, знали, что им бояться нечего. Поэтому вели себя нагло и уверенно.
Итак, подведём итоги нашего расследования по этому пункту.
В ночь, после которой вождя хватил удар, он был оставлен без прислуги и охраны. После этого он был на сутки лишён медицинской помощи, даже не был переодет. Последними из руководства страны, с кем Сталин общался до удара, были Берия, Маленков, Хрущёв и Булганин. Первыми, кто появился после удара, были тоже они. Думается, только этих фактов вполне достаточно для вынесения им обвинительного вердикта. А с учётом ранее рассмотренных косвенных доказательств — тем более. Ведь далеко не каждое убийство совершается прилюдно. Вовсе не по всем делам об убийстве имеются свидетели-очевидцы. И тем не менее многие из них успешно раскрываются. Нередко истину удаётся установить лишь на основании косвенных доказательств, улик, если будет собрана достаточная их совокупность, восстановить картину происшедшего по крохам. В нашем случае, мы думаем, налицо именно такая ситуация.
Но у следствия в запасе есть ещё аргументы. Они касаются нашего последнего пункта расследования — посткриминального поведения подозреваемых.
Начнём с проговоров. Здесь наиболее благодатным объектом является Хрущёв. И потому, что он пожил подольше некоторых своих подельников, и потому, что возможностей для публичных выступлений у него было побольше, а главное — по характеру был он человеком весьма словоохотливым…
В докладе на закрытом заседании XX съезда КПСС Хрущёв прямо заявил, что Сталин намеревался ликвидировать старых членов Политбюро. То есть проговорился, что они действительно знали о нависшей над ними смертельной угрозе. Конечно, это высказывание можно расценить и как политический ход, желание максимально сгустить краски, вызвать антисталинские настроения. Но тогда всё же лучше бы было говорить об угрозе для всего ЦК, а не только Политбюро (причём даже не всего его, только «старых членов»). Это имело бы гораздо больший эффект. Поэтому скорее всего здесь именно проговор.
Интересную трактовку этому высказыванию Хрущёва даёт А. Авторханов. Он связывает его с «делом врачей» (опять это загадочное дело!). В этом же докладе, до приведённого высказывания, Хрущёв много внимания уделяет этому делу, гневно возмущаясь его фальсификацией и допущенным беззаконием (можно подумать, что это единственное сталинское беззаконие!). И затем заявляет:
«Это позорное дело было создано Сталиным. У него не хватило времени, однако, довести его до конца (так, как он представлял себе этот конец)». Как же он себе его представлял? Так вот, Авторханов считает, что следующее затем заявление Хрущёва о намерении Сталина уничтожить старых членов Политбюро и есть ответ на вопрос, каким представлял себе этот конец Сталин. Ну что ж, очень логично. И вполне согласуется с другими нашими уликами.
Характерное признание содержится в Постановлении ЦК КПСС от 30 июня 1956 г. «О преодолении культа личности и его последствий». В нём говорится, что ещё при Сталине «внутри ЦК имелось сложившееся ленинское ядро руководителей». В переводе на нормальный язык это означает сложившийся антисталинский заговор.
Но самый интересный проговор Хрущёва содержится в одной из его речей — на митинге в честь венгерской партийно-правительственной делегации во главе с Яношем Кадаром в 1964 г. Там, опять же гневно осуждая Сталина за допущенные беззакония и произвол, Хрущёв заявил буквально следующее: «В истории человечества было немало тиранов жестоких, но все они погибли так же от топора, как сами свою власть поддерживали топором». Мог ли Хрущёв заявить такое, если бы Сталин умер естественной смертью? Конечно, нет. С какой стати тогда появился бы топор, от которого будто бы погиб Сталин? Хрущёв (да и любой другой на его месте) говорил бы тогда о суде истории, что она воздаст своё каждому тирану, и так далее, в таком же примерно духе, но никак не о топоре.
Теперь о мерах по сокрытию преступления.
Здесь для нас представляет интерес одно обстоятельство, которое почему-то прошло мимо внимания многих исследователей или, во всяком случае, с причинами смерти Сталина не связывалось. Это — злосчастная судьба сына вождя — Василия Сталина.
Василий был младшим ребёнком в семье Сталина. Родился в 1921 г. С детства был неуправляемым, своенравным, капризным, психически неуравновешенным, со слабым здоровьем. Видимо, в значительной мере это объясняется семейными обстоятельствами — в детстве он пережил самоубийство матери, был лишён материнской ласки.
Рос он как и положено наследному принцу. Хотя отец и старался не создавать для него исключительных условий, повседневного контроля он, естественно, осуществлять не мог. Педагоги, понятно, не хотели иметь неприятностей и практически с него никакого спроса не было. Сам Василий, кстати, и тогда и после умело пользовался своим положением сына вождя.
После окончания средней школы Василий избрал стезю военного лётчика — самую престижную в то время мужскую профессию, окружённую ореолом романтики и героизма. В Отечественной войне принял активное участие, проявил личное мужество, совершил несколько десятков боевых вылетов, сбил один вражеский самолёт. Однако потом отец запретил ему боевые вылеты, видимо, опасаясь повторения судьбы своего старшего сына Якова, попавшего в плен и погибшего там при невыясненных обстоятельствах (были данные, что немцы начали охоту на Василия).
Военная карьера Василия была стремительной. Уже через два года после начала службы Василий — полковник, в 24 года — генерал (прямо второй Бонапарт!). Заканчивает войну командиром дивизии. С 1947 г. — помощник командующего, а с 1948 г. — командующий ВВС Московского военного округа.
Василий рано пристрастился к алкоголю. С годами эта порочная страсть усиливалась. Постоянные пьяные кутежи и скандалы становились нормой. Вращался Василий в основном среди богемы — актёров, режиссёров, спортсменов. Естественно, немало было в его окружении и просто прихлебателей, пользовавшихся его доверчивостью и возможностями. Скандальные похождения Василия (в частности, связи с замужними женщинами) нередко становились достоянием гласности. Порой приходилось вмешиваться и отцу.
Вместе с тем отмечают у него и положительные черты. Был он хоть вспыльчив и груб, но отходчив, не злопамятен. Часто помогал людям (например, с жильём), вообще был щедр, любил делать подарки, угощения. Меценатствовал. Особенно любил покровительствовать спортсменам. Создавал футбольные и хоккейные команды, переманивая туда лучших спортсменов, строил и оборудовал спортивные сооружения. Сам был страстным болельщиком.
С 1952 г. после появления Василия пьяным на военно-воздушном параде (за подготовку и проведение которого он отвечал) терпение отца лопается и он отстраняет его от всех постов и направляет слушателем в военную академию.
Но настоящие злоключения Василия начались после смерти отца.
Уже в марте 1953 г. Василия увольняют в запас без права ношения военной формы. А ещё через месяц его арестовывают и помещают в Лефортовскую тюрьму, где он содержится как секретный узник. Предъявленное Василию обвинение было настолько надуманным и вздорным, что даже как-то не поднимается рука на его серьёзный юридический анализ — расходование государственных средств не по назначению, в основном — на спортивные нужды, без каких-либо корыстных целей. (Потом, правда, ему добавят ещё одну статью — антисоветскую пропаганду, выразившуюся в нелестных отзывах о тогдашних государственных руководителях.) Известно, что какую-то бесхозяйственность, злоупотребление служебным положением при желании можно найти у любого командира полка, у любого директора самого захудалого заводишка. Но за это никогда никого не сажали. В худшем случае понижали в должности, в самом худшем — увольняли с работы. Василий же более двух лет, пока будет вестись следствие, проведёт в строжайшей изоляции в Лефортово, а затем, после суда, который приговорит его к восьми годам (!) лишения свободы, направится во Владимирскую тюрьму (не в лагерь, как все осуждённые!), имевшую репутацию одной из самых строгих.
Попробуем разобраться, в чём причина такой суровой расправы с сыном вождя.
Был ли Василий сколько-нибудь серьёзным конкурентом сталинским соратникам в их борьбе за власть? Ни в малейшей степени. Ни по каким своим личным качествам Василий на роль политического лидера не подходил. Да и сам он на это не претендовал (хотя на особое положение, как сына великого вождя, естественно, претендовал). В народе он тоже каким-либо авторитетом не пользовался и как наследник престола не расценивался (да и традиций таких у нас нет).
Нельзя принять всерьёз и утверждение некоторых сталинистов, что с Василием так поступили исключительно из ненависти к Сталину, поскольку в народе он воспринимался как живое воплощение Сталина, что всенародная любовь к вождю после его смерти была перенесена на сына. Всенародным любимцем Василия назвать никак нельзя. Военные его не любили за грубость, высокомерие и хамство, за необоснованные разносы, простые люди, для которых сам Сталин был всё-таки воплощением скромности в быту, — за разгульный образ жизни. Так что, никакой всенародной любви Василий не вызывал (правда, отметим ещё раз для объективности, — и особой ненависти тоже; многие считали его просто безобидным шалопаем).
Может, причина в его пьяных скандалах? Тоже недостаточно для столь жёстких мер. Мало ли было горьких пьяниц в высших эшелонах власти (тот же Жданов, например), но за это никого не сажали. Да и вообще, неужели не нашлось бы каких-то других мер для мелкого скандалиста? (Кстати, и возможности для разгульной жизни у Василия после того, как его отправили на пенсию, не очень большую, в соответствии с выслугой лет, были далеко не те, что раньше.)
Нет, для таких строгих санкций должна была быть какая-то другая, более серьёзная причина. Получается, Василий ЧТО-ТО ЗНАЛ о смерти отца. И не просто знал, а БОЛТАЛ. Из многих источников известно, что Василий не раз во всеуслышание заявлял, что отца убили и что он знает, кто это сделал. Именно поэтому его не только выпроводили на пенсию задолго до достижения пенсионного возраста, но и изолировали — сначала в Лефортово, а потом во Владимирской тюрьме.
Знала ли об ЭТОМ дочь Сталина Светлана Аллилуева? Скорее всего, да. Но будучи умнее и хитрее своего незадачливого брата, помалкивала. Потому и осталась жива. ‹После побега Светланы Аллилуевой за границу по Москве пошли слухи (со ссылками на «радиоголоса»), сначала о том, что она собирается написать воспоминания с пикантными подробностями кремлёвской жизни, а потом, — о том, что между ней и советским руководством была договорённость, что она никаких тайн не выдаст, а ей взамен гарантируется жизнь. Эта версия очень правдоподобна. Во-первых, Светлане действительно было что сказать (не о военных секретах, разумеется, они ей не были известны, а о личной жизни кремлёвских небожителей). В те времена любая информация из-за кремлёвской завесы была на вес золота. Светлана могла бы получить за неё очень хорошую цену. Но она этого не сделала.›
Василий отсидел в общей сложности без малого семь лет. В I960 г. его вызвал к себе Хрущёв. Они очень тепло поговорили, оба даже прослезились. Я думаю, реконструировать их разговор несложно. Хрущёв, как уже говорилось, не был ни жестоким, ни злопамятным. К детям Сталина он всегда относился хорошо. Видимо, он искренне, от души желал Василию добра (и — ещё раз — никогда бы так жестоко с ним не поступил без самой острой необходимости). По всей вероятности, они договорились, что Василий прекратит болтовню, а взамен ему будет предоставлена свобода. Но очень скоро Хрущёв понял, что Василию верить нельзя. Светлане — можно, а ему — нет. Все его обещания — до первой рюмки. Василий снова начал БОЛТАТЬ. И тогда с ним было решено разделаться окончательно.
Для начала его снова водворили в Лефортово, «досиживать» отпущенные ему 8 лет, а затем сослали в Казань, город, закрытый для иностранцев, где он и кончил свои дни в возрасте всего 42 лет. О его смерти есть разные версии. Самая распространённая — его «залечила» по заданию КГБ специально приставленная к нему медсестра, некая Мария Нусберг, ставшая его фактической женой.
В разгар «гласности и перестройки», в один из своих очередных приездов в СССР Светлана Аллилуева давала пространное интервью советскому телевидению. В нём она прямо назвала Марию Нусберг агентом КГБ, умышленно умертвившей Василия. Демонстрировала фотографии Василия до казанской ссылки и после «лечения» Марией Нусберг. Зрелище действительно впечатляющее, Василий был неузнаваем — с фото смотрел измученный, смертельно больной человек. Но — опять же — обошла вопрос о причинах такой жестокой расправы с Василием, ограничившись туманной фразой, что он «неправильно себя вёл».
Что же было известно Василию (а скорее всего, и Светлане) о смерти отца? По всей вероятности, мы об этом никогда не узнаем. Разве что Светлана оставит ещё какие-то мемуары…
Мы завершаем наше расследование. По мнению Юрия Орлова, рассмотренных доказательств вполне достаточно для вынесения обвинительного вердикта. Ну а насколько ему удалось убедить других — судить читателю.
Назад: ЛЕТАЛ ЛИ БЭРД К СЕВЕРНОМУ ПОЛЮСУ?
Дальше: ВОЕННАЯ БАЗА НАЦИСТОВ В АНТАРКТИКЕ?