Страшноватое название «мертвая голова», в сущности, не соответствует настоящему виду его головы. Название это дано вследствие самого поверхностного сходства, исчезающего при ближайшем сравнении. У стройного саймири очень длинный хвост. Его мягкая шерсть на животе белая, а на спине красновато-черная; в старости она становится померанцевого цвета с серыми крапинками на конечностях. Иногда преобладает серый цвет. Встречаются также обезьяны с черной как уголь головой и ярко-желтым телом с черными крапинками; конечности в таком случае золотисто-желтые. Общая длина 80 см, на хвост приходится 50 см.

Родиной этой обезьяны следует считать Гвиану, где она водится преимущественно по берегам рек. По словам охотника и путешественника Шомбургка, саймири принадлежат к самым распространенным видам обезьян этой полосы. Подобно встречающемуся там капуцину, саймири живут многочисленными (по сто особей и более) стадами не в высоких лесах, а в кустарнике на окраинах лесов, и поднимаются иногда до 600 метров над уровнем моря. Нередко они соединяются со стадами капуцинов. Саймири целый день в постоянном движении, а ночь проводят на вершинах пальм, которые служат им самым верным убежищем. Они очень пугливы, ночью не смеют шевельнуться, днем же обращаются в бегство при малейшей опасности, и тогда можно видеть, как все стадо тянется длинной вереницей по верхушкам деревьев. Впереди идет вожак, который благодаря проворству этих животных скоро приводит все стадо в безопасное место. Матери носят своих детенышей сначала на руках, а потом, когда они немного окрепнут, — на спине. Впрочем, детенышей можно видеть у матерей круглый год, из чего можно заключить, что самки рождают их в разное время года.

Все движения саймири удивительно грациозны. Они превосходно лазают и перепрыгивают с изумительной легкостью довольно большие промежутки между деревьями. В покое часто принимают позу сидящей собаки; во время сна опускают голову между ног, так что она касается земли. Хвост служит им большей частью как руль во время прыжков. Они, правда, обматывают им иногда какой-нибудь предмет, но не в состоянии удержаться на хвосте. Голос их состоит из свиста, повторенного несколько раз. Когда с ними случается что-нибудь неприятное, они начинают жалобно кричать и визжать. Утром и вечером часто слышатся подобные крики целого сообщества, и даже ночью раздается их визжание, пробуждающее уснувший лес. «Если спросить индейца, — говорит Гумбольдт, — почему лесные звери в известные ночные часы поднимают такой шум, он даст странный ответ: они празднуют полнолуние. Я же думаю, что причина этих звуков — завязавшаяся среди леса битва. Например, ягуары преследуют пекари или тапиров, те ищут спасения в бегстве, при этом они так несутся, что вырывают с корнем растущие на дороге кусты. Чуткие и пугливые обезьяны, испуганные этой охотой, вторят с деревьев крику больших животных, они будят птиц, и скоро все население леса приходит в смятение».

Саймири принадлежит к самым трусливым животным, но во всех своих действиях он выказывает себя настоящей обезьяной. Нравом он напоминает ребенка, на которого похож и лицом: «…то же выражение невинности, та же лукавая улыбка, тот же быстрый переход от радости к печали». Его лицо служит верным отражением внешних впечатлений и внутренних ощущений. В минуты испуга в его больших глазах показываются слезы; горе тоже выражается слезами. В неволе саймири жалуется и визжит по самому незначительному поводу. Чувствительность и раздражительность его одинаково велики, но он вовсе не своеволен, напротив, так добродушен, что невозможно на него сердиться. Саймири внимательно следит за всеми действиями своего хозяина. Когда ему что-то говорят, он пристально всматривается в лицо говорящего, следит глазами за каждым движением его губ, старается к нему приблизиться, садится на его плечо, дотрагивается до его зубов и языка, как будто старается угадать смысл непонятных ему звуков. Пищу саймири берет руками, а иногда и ртом.

Это животное всеми любимо за свой добрый нрав; его охотно держат в домах. Часто можно встретить саймири даже в хижинах диких племен. Потерю свободы переносит плохо, среди людей живет недолго. Однако же Капплер в течение 13 лет держал у себя на родине такую обезьянку.

Индейцы выбирают для охоты за саймири преимущественно холодные, дождливые дни. Мясо их они считают не таким вкусным, как у других обезьян (оно, говорят, пахнет козлом), поэтому индейцы преследуют их не ради мяса, а для того чтобы приручить. «Пустив стрелы, пропитанные слабым раствором яда, в кучу таких обезьян, — говорит Гумбольдт, — можно поймать много живых детенышей. Молодой саймири даже при падении не выпускает шеи или плеча мертвой матери и, если сам не ранен, остается висеть на ее трупе. Большая часть из тех обезьян, которых мы встретили в хижинах индейцев, оторваны от тела матери. Взрослые животные легко вылечиваются от ран, но все же умирают, так и не привыкнув к неволе, поэтому их очень трудно доставить живыми к берегу моря. Как только с ними перейдут из лесной полосы в степь — они становятся печальными и унылыми. Нельзя приписать эту перемену незначительному увеличению тепла; она происходит скорее от усиления света, уменьшения сырости и от каких-нибудь изменений в составе воздуха на берегу моря». По этой причине саймири почти никогда не встречаются у европейских торговцев зверями и в наших зоологических садах.

При заботливом уходе они выдерживают в неволе до семи месяцев, и только холодное время года губит их. Гааке сообщает, что в 1889 году в зоологический сад во Франкфурт привезли из Лондона четырех саймири. Они прибыли туда благополучно, но были вялыми и неповоротливыми и умерли через 2–3 недели.