Моя драгая Памела,

Письмо твое совершенно намъ съ матерью твоею навело печаль, и нѣсколько утѣшенія; въ истинну тужимъ о смерти госпожи твоею, которая такъ много о тебѣ попеченія имѣла, стараясь изрядно воспитать и научить тебя, и вовсѣ четыре года дарила тебя платьемъ, бѣльемъ и другими вещами, такъ что и дворянкѣ носить не стыдно, но страхъ насъ беспокоитъ въ томъ наиболѣе, чтобъ ты видя себя теперь предъ прежнимъ столь счастливу, не была попользновенна на что нибудь безчестное и грѣшное въ свѣтѣ. Всѣ говорятъ, что ты велика стала и стройна, а нынѣ сказываютъ что ты и очень пригожа, а и въ правду ежелибъ ты не дочь моя была, я бы и самъ тебя похвалилъ когда тебя видѣлъ, тому назадъ месяцовъ шесть. Но что то все будетъ, ежели ты погибнешь и раззоришся безъ помощи? Безъ шутокъ любезное дитя, мы начинаемъ о тебѣ крушится? Подумай, что богатство на свѣтѣ, когда нарушится совѣсть, живучи бесчестно? Правда, что мы очень бѣдны, живемъ въ великой скудости, хотя прежъ сего живали и гораздо лутче, какъ ты сама знаешь, но лутче желаемъ ѣсть сухой хлѣбъ и пить воду изъ тово рва, которой я ископалъ своими руками, нежели жить раскошно въ довольствіи; купя сное непорочностью твоею.

Я не думаю, чтобъ господинъ твой имѣлъ такое злое намѣреніе, но онъ тебѣ давъ столько денегъ, говорилъ милостиво и хвалилъ тебя, а всево болѣе насъ мучатъ; о! вредные слова, будь вѣрна, исполняй свою должность, ты мнѣ будешь нравна, тѣ самые слова смертельно насъ огорчили.

Я говорилъ о томъ сосѣдкѣ нашей Мумфордъ, ты знаешъ, что сія честная вдова у господъ живала, та насъ порадовала не много, сказавъ, что такъ водитца въ знатныхъ домахъ, у нихъ, когда кто умретъ то людямъ даютъ деньги, а особливо ежели госпожа, то всѣ деньги, что у нее были въ кармане отдаютъ горнишной дѣвушкѣ и другимъ которые, вовремя болѣзни у постели сидѣли; да лихъ для чегобъ ему такъ быть ласкову. Для чегобъ ему бѣдную дѣвку дважды за руку держать? Такъ какъ ты писала! зачемъ бы ему читать твое письмо, и хвалить, что ты хорошо пишешь? Для чегобъ ему позволить тебѣ читать матери своей книги? ей! ей! любезное дитя! мы трясемся въ страхъ о тебѣ помышляя: а ты такъ очень милости ево кажешся рада и веселишся сладостнымъ ево рѣчамъ, (которые, я признаюсь, что тебѣ можно принять за милость ежели только отъ добраго сердца происходятъ); куда какъ мы боимся… Дорогая дочь моя, боимся говорю, чтобъ къ тебѣ чрезъ чуръ много лишней благодарности не явилось, и чтобъ ты ему отъ признанія не пожрала въ воздаяніе свою добродѣтель, сокровище такое, которое ни съ чемъ на свѣтѣ несравненно.

Хотя я къ тебѣ пишу письмо и велико, только и еще нѣчто прибавлю, что мы въ срединѣ живучи нищеты, всегда надежду нашу ка единаго Бога полагали; мы всегда чистоту хранили, и надѣемся чрезъ то благополучія достигнуть; толькобъ мы жили въ добродѣтели на свѣтѣ; хотя участь наша и зла въ здѣшней жизни, и ежели ты любезная дочь! свою не взлюбишъ непорочность, то не сносная печаль скоро взявъ насъ за сѣдые наши волосы, во влечетъ во гробъ меня и съ матерію твоею"

Ежели ты насъ любишь, и хочешь благословенія Божія и будущаго спасенія желаешь, мы тебѣ приказываемъ быть осторожной, и ежели примѣтишь, что хотя малое, предначинаютъ противное твоей добродѣтели, оставь все и скорѣе бѣги къ намъ, мы лутче тебя хотимъ видѣть въ лоскуткахъ и въ полѣ на работѣ, нежели слышать, что дочь наша за что нибудь суетное и временное предала добродѣтель.

Мы съ радостію пріемлемъ присланныя отъ тебя деньги, въ знакъ любви твоей и почтенія, и пока будемъ въ безпокойствѣ, никуда ихъ тратить не станемъ, чтобъ въ твоемъ бесчестьѣ не имѣть доли, мы завернули Гинеи въ трепицу и положили подъ притолоку да окнѣ, боясь, чтобъ ихъ не украли, и молясь о тебѣ Богу, посылаемъ свое благословеніе,

Твои безпокойные, но доброжелательные,

Отецъ и Мать.

Иванъ и Елисавета Андревсъ.