Госпожа Жевкесъ на разсвѣтѣ проснулась, и не нашедъ меня въ постелѣ кликала, видя же, что ни кто не отвѣчаетъ, искала меня въ обѣихъ комнатахъ и подъ постеляй, осмотря двери и видя, что ключь у нее привязанъ, не думала чтобъ я ушла куда нибудь; а хотябъ и вышла изъ спальни, далѣе было уйти неможно, потому, что трои или четверы двери еще были заперты, но не нашедъ меня нигдѣ, очень испужалась, разбудя господина Кольбранта, и обѣихъ дѣвокъ сказывала имъ, что всѣ двери заперты были а меня нѣту, думала, развѣ меня Ангелъ такъ какъ Петра изъ темницы извелъ; мнѣ очень мудрено было, что она не вздумала сего хуже: по томъ стала плакать и кричать во все горло, бегая какъ безъ ума по всюду, а тово ни какъ не вздумала, что мнѣ сквозь решетку пролезть было можно, но увидя отворенное въ садъ окно, всѣ побѣжали, а имянно: Жевкесъ, Кольбрантъ и Нанонъ, а кухарка побѣжала сказать людемъ, чтобъ осѣдлавъ лошадей по разнымъ дорогамъ скакали.

У воротъ нашли каблукъ мой отъ башмака, и упадшую черепицу, по чему и думали, что я конечно перелѣзла черезъ стѣну и ушла. Злая Жевкесъ сказываютъ тогда была обезумленна, а Нанонъ бѣгала по саду, и идучи мимо пруда увидѣла, что все то плаваетъ что я бросила въ воду и что есть мочи закричала, госпожа Жевкееъ, здѣсь бѣдная Памела утопилась! Они всѣ збѣжались, и видя въ прудѣ мой чепецъ, не сумнѣнно повѣрили, что я подлинно утонула, стали всѣ горько плакать и купно и съ Швейцаромъ, а госпожа Жевкесъ послала Нанонъ, чтобъ люди оставили лошадей съ неводомъ бѣжали. Надобно говорила найти не повинной бѣдной дѣвицы сей тѣло, (такъ она зжалясь назвала меня) драла себѣ за волосы, и била въ грудь, сожалѣла о моемъ несчастіи, а болѣе боялась, какъ сказать господину. Между тѣмъ какъ они были въ сей тревогѣ, Нанонъ вскочила не чаянно въ сарай гдѣ я чуть жива лежала, не имѣя силы пошевелится. Нанонъ, Нанонъ, я кликала ее слабымъ голосомъ, а она увидя меня такъ испужалась, что подхватя полѣно пришибить меня хотѣла, думая, что тутъ были воры, но я что есть силы закричала для Бога Нанонъ, помоги мнѣ я не могу встать, и отведи меня къ госпожѣ Жевкесъ. О мой Боже она отвѣчала, вы ли любезная Памела? Мы всѣ съ печали умираемъ, и въ прудѣ васъ ищемъ, думая, что утопилась, теперь вы насъ оживили.

Нанонъ оставя меня побѣжала къ пруду, и всѣхъ кто тамъ были привела съ собою. Злая Жевкесъ вошедъ говорила, гдѣ она? Чортъ бы ее взялъ со всѣми вымыслами лукавыми, в ей заплачу за это, и прибѣжавъ ко мнѣ схватила меня за больную руку и потащила, отъ чего я обезпамятѣвъ закричала, а она толкнула меня такъ, что я съ нова упала на землю. О злая! говорила ей, естлибъ ты знала, что я претерпѣла, тобъ и въ немилосердомъ своемъ сердцѣ по чувствовала жалость. Какъ ни свирѣпообразъ господинъ Кольбрантъ, и тотъ зжалился; какъ не стыдно говорилъ онъ, госпожа Жевкесъ? Вы видите, что она чуть жива, а вы такъ съ нею поступаете. Кучеръ Робертъ въ слезахъ говорилъ, о какъ печально сіе видѣть, посмотрите, она вся въ крови и неможетъ на ногахъ стоять. Прокляты будь ее лукавствы, немилосердая Жевкесъ сказала, она меня чуть со страху не уморила, зачемъ тебя чортъ сюда занесъ? Не спрашивай меня теперь, я ей отвѣчала, вели отнесть въ темницу, и дай умереть съ покоемъ, я чаю болѣе двухъ часовъ живой не увидишь.

Тебѣ надобенъ я вижу, сказала безчеловѣчная Жевкесъ, господинъ Вилліамсъ, изрядно я тотчасъ пошлю за моимъ господиномъ, пускай онъ самъ стережетъ тебя, а я не хочю съ лукавствомъ твоимъ всечасно боротся.

Обѣ дѣвки понесли меня къ ней въ спалню, сія злодѣйка увидя, что я больна въ правду, умягчать стала свое злобное сердцѣ, я же ни силы ни желаніи не имѣла имъ обо всемъ расказать.

Какъ скоро принесли меня въ спалню и положили на постелю, то я обеспамѣтѣла, Жевкесъ приказала согрѣть водки и тереть мнѣ руки и ноги, по томъ обрѣзала мнѣ назади волосы, которыя въ крови запеклися, она на рану положила мнѣ пластырь; только и добра въ ней было, что скорую помощь больнымъ подавала. По томъ я заснула очень крѣпко, и спала до половины дня не просыпаясь, а какъ проснулась то пришла ко мнѣ маленькая лихорадка, но мнѣ было легче отъ ранъ моихъ.

Госпожа Жевкесъ хотѣла меня звать къ обѣду, но я такъ слаба была, что на силу сидѣла въ креслахъ, пока перестилали постелю, а какъ скоро переслали, легла опять и спала всю ночь очень хорошо. Въ пятницу гораздо мнѣ легче было, а въ субботу встала и за столомъ не много по ѣла, лихорадка же моя къ вечеру и со всѣмъ миновалась. Я просила госпожу Жевкесъ, чтобъ позволила мнѣ итти въ кабинетъ мой, она мнѣ сего и не запретила, для тово, что решетку при дѣлали въ двое, при томъ же я ей вѣрно обѣщала что впредь уходить не буду покушатся; но прежде она меня принудила разсказать всѣ мои не удачные предпріятіи, что я и исполняла и расказала такъ какъ было, зная, что не наведетъ мнѣ бѣды. Она смѣлости моей весьма дивилась, а при томъ сказала, что мнѣ уйти ни какъ было не можно для тово, что здѣсь въ уѣздѣ Бетфортскомъ всѣ судьи друзья ее господина, и всѣмъ сказано заранье, что гдѣ только покажешся, то поимаютъ и приведутъ подъ карауломъ, сказавъ, что въ домѣ покрала и снесла пожитки.

О неизмѣримая глубина человѣческаго лукавства! Какіе приуготовленіи чинятъ погубить человѣка! я не думаю, что была такихъ вымысловъ гибель моя достойна, вспомня, что господинъ мой давно себя заклялъ, что во что ни станетъ лишь бы меня только достать. Не допусти меня Господи до изполненія ужасной сей ево клятвы.

Нынѣ съ нова злая моя смотрительница увидѣвъ, что я выздоровѣла, начела мною ругатся, отняла всю у меня бумагу, и требовала отчоту, что я на ней писала, однако у меня есть она въ запасѣ. Часто сія злодѣйка съ насмѣшкою называетъ меня госпожею Вилліамсъ, и другими именами, которые знаетъ что меня печалятъ.