Въ Понедѣльникъ въ вечеру 1 Маія.

Въ сію минуту я оставила то непріятное общество, въ которое видѣла я себя привлеченною противъ моей воли. Но какъ я находила бы весьма мало удовольствія воспоминая подробность разговора; то будь довольна тѣмъ, что я сообщу токмо то изображеніе, которое г. Ловеласъ учинилъ мнѣ вчерашняго дня о четырехъ своихъ друзьяхъ, и нѣкоторыя примѣчанія о собраніи, отъ котораго я по щастію освободилась.

Вотъ имена четырехъ Кавалеровъ: Белтонъ, Мовбре, Турвилль и Белфордъ. Гж. Синклеръ, дѣвица Партиньіонъ, та богатая наслѣдница, о коей я тебѣ говорила въ послѣднемъ моемъ письмѣ. Г. Ловеласъ и я, составляли прочихъ собѣседниковъ.

Я уже тебѣ описала дѣвицу Партиньіонъ, съ хорошей стороны, по свидѣтельству гж. Синклеръ и ея племянницъ, а здѣсь присовокуплю нѣсколько собственныхъ моихъ наблюденій о поведеніи ея въ собраніи.

Можетъ быть въ лучшемъ сообществѣ, она бы казалась съ меньшею невыгодою, но не взирая на невинные ея взоры, кои г. Ловеласъ весьма похваляетъ, нѣтъ такого человѣка въ свѣтѣ, ко мнѣнію котораго я бы имѣла великую довѣренность касательно истинной кротости. По случаю нѣкоторыхъ разговоровъ, кои однако не столь были вольны, чтобъ заслуживали явное порицаніе, но которые заключали въ себѣ нѣчто непристойнаго въ разсужденіи благовоспитанныхъ особъ, я примѣтила что съ начала сія молодая дѣвица изъявляла нѣкое замѣшательство: но потомъ улыбкою или взглядомъ, она ободряла скорѣе, нежели осуждала великое множество весьма странныхъ вольностей, естьли онѣ ничего не значатъ, то такъ; но естьли онѣ заключаютъ въ себѣ какой ни есть умыселъ, то должны казаться чрезвычайно обидными. По истиннѣ я знала довольно женщинъ, о коихъ имѣю гораздо лучшее мнѣніе, нежели о гж. Синклеръ, которыя безъ малѣйшаго затрудненія прощали какъ мущинамъ такъ и самимъ себѣ таковыя вольности. Но я не понимаю, чтобъ столь великая благоувѣтливость могла соображаться съ честною кротостію, составляющею отличное свойство нашего пола. Естьли слова суть не что инное, какъ тѣло или одѣжда мыслей; то душа не можетъ ли быть познана по наружному сему одѣянію?

Что касается до четырехъ друзей г. Ловеласа; то я почитаю ихъ знатными людьми по праву ихъ предковъ; но впрочемъ я не примѣтила въ нихъ никакого благородства.

Г. Белтонъ воспитанъ въ Университетѣ; потому что онъ назначенъ былъ къ штатской службѣ. Сей родъ жизни нимало не согласовался съ естественною его живостію; по смерти же его дяди, которой оставилъ ему весьма знатное наслѣдство, онъ вышелъ изъ штатской службы и поѣхалъ въ городъ, въ коемъ онъ въ скоромъ времени научился свѣтскимъ обращеніямъ. Говорятъ, что онъ человѣкъ весьма разумной. Онъ одѣвается великолѣпно; но безъ всякой пріятности. Онъ чрезвычайно любитъ напитки. Неусыпенъ во всемъ, и въ томъ состоитъ его слава. Онъ великое имѣетъ пристрастіе къ карточной игрѣ, которая разстроила всѣ его дѣла. Ему не болѣе тридцати лѣтъ.

Лицемъ онъ весьма красенъ и рябоватъ. Распутная его жизнь кажется угрожаетъ его кратковременнымъ бытіемъ на семъ свѣтѣ; ибо онъ страждетъ сухимъ кашлемъ, по которому примѣтить можно, что его легкія не весьма здоровы; впрочемъ онъ смѣется съ притворствомъ и побуждаетъ къ тому же своихъ друзей, надъ сими угрожающими признаками болѣзни, которые должны бы его учинить гораздо разсудительнѣйшимъ.

Г. Мовбре много путешествовалъ. Онъ говоритъ многими языками, такъ какъ и г. Ловеласъ, но съ меншею однако удобностію. Онъ произходитъ отъ знатнаго дома; ему отъ роду тридцать три или тридцать четыре года. Станъ у него высокой и весьма складной, глаза исполнены живостію, взоръ величественный, его лобъ и правая щека весьма обезображены двумя широкими ранами. Онъ одѣвается съ великимъ вкусомъ. При немъ всегда находится довольно служителей, онъ безпрестанно ихъ къ себѣ призываетъ и обременяетъ ихъ какимъ ни есть безразсуднымъ дѣломъ, какъ я съ десять примѣровъ тому видѣла въ то короткое время, которое препроводила я въ семъ обществѣ. Они кажется въ точности наблюдали гордое движеніе глазъ его, дабы быть въ готовности бѣжать прежде, нежели выслушаютъ и половину его приказовъ, и я думаю по примѣчанію моему, что они служили ему съ трепетомъ. Впрочемъ сей человѣкъ кажется сносенъ съ равными себѣ. Онъ весьма хорошо говоритъ о зрѣлищахъ и публичныхъ веселостяхъ, наипаче произходящихъ въ иностранныхъ земляхъ. Но въ его видѣ и рѣчахъ заключается нѣчто романическаго; онъ часто увѣряетъ, и даже съ великою твердостію, о вещахъ никакого правдоподобія не имѣющихъ. Онъ ни о чемъ не сумнѣвается, выключая того, чему бы долженъ вѣрить, то есть: онъ издѣвается надъ священными вещами, и ненавидитъ священниковъ, какого бы закона они ни были. Онъ весьма почитаетъ честность; сіе то онъ ежеминутно повторяетъ; но кажется что онъ не очень уважаетъ общественныя права и нравы.

Г. Турвилль оказалъ намъ, я не знаю по какому случаю, милость увѣдомивши насъ о своихъ лѣтахъ. Ему отъ роду токмо тридцать второй годъ. Онъ также произсходитъ отъ знатнаго рода; но по его виду и поведеніямъ въ немъ еще болѣе заключается того, что нынѣ называютъ вертопрашествомъ нежели въ комъ другомъ изъ его товарищей. Онъ одѣвается весьма богато. Онъ желалъ бы, чтобъ его почитали за человѣка имѣющаго великой вкусъ во всемъ томъ, что токмо служитъ къ его украшенію; но я нашла въ томъ болѣе разточительности, нежели красоты. Онъ оказываетъ явно безъ всякаго затрудненія попеченіе, которое онъ принимаетъ о своей внѣшности и вниманіе прилагаемое имъ къ отличенію себя съ наружности; но о внутренности своей онъ нимало не помышляетъ. Г. Ловеласъ сказалъ, что онъ танцуетъ безподобно, что онъ играетъ отмѣнно на инструментахъ, и что пѣніе составляетъ главное его совершенство. Его просили что ни есть пропѣть. Онъ спѣлъ нѣсколько Италіанскихъ и Французскихъ арій; и дабы отдать ему справедливость, его пѣніе было весьма благопристойно. Все собраніе было тѣмъ довольно; но наиболѣе тому удивлялись гж. Синклеръ, дѣвица Партиньіонъ и самъ онъ, что касается до меня; то я усмотрѣла, что онъ въ пѣніи много притворствуетъ.

Обращеніе и обхожденіе г. Турвилля наполнены тѣми жестокими оскорбленіями противъ благонравія нашего пола, которыя по употребленіи названы комплиментами, и котрыя почитаютъ знакомъ воспитанія, хотя они впрочемъ ничего другаго въ себѣ не содержатъ, кромѣ великаго множества смѣшныхъ Иперболъ, свойственныхъ токмо къ изъявленію мыслей безсовѣстнымъ людямъ, и худаго мнѣнія, которое они имѣютъ о женщинахъ. Онъ притворно вмѣшиваетъ въ своихъ разговорахъ Французскія и Италіанскія слова, и часто отвѣчаетъ по Французски на вопросъ предложенной ему по Англински; поелику онъ предпочитаетъ сей языкъ, какъ онъ говоритъ шепелянью своего народа. Но онъ и тогда находится принужденымъ переводить свой отвѣтъ на ненавидимый имъ языкъ своего государства, опасаясь по видимому, чтобъ его не подозрѣвали въ незнаніи того, что онъ сказалъ. Онъ любитъ разсказывать повѣсти. Онъ всегда обѣщается разсказать хорошую исторію, прежде нежели начнетъ; но онъ никогда не приходитъ въ замѣшательство, хотя и не устоитъ въ своемъ словѣ. Онъ весьма рѣдко оканчивалъ до конца свою повѣсть, хотябъ его и со вниманіемъ слушали. Онъ прерываетъ ее самъ столь многими парентезами и новыми произшествіями, что теряетъ содержаніе своего разговора, и бываетъ довольнымъ хотя не докончивъ оставитъ свое повѣствованіе; но, естли пожелаетъ начать оное опять; то спрашиваетъ у собранія съ пріятнымъ видомъ, чортъ меня возьми, естьли я помню на чемъ остановился. Но сего описанія довольно и предовольно о г. Турвиллѣ

Г. Белфордъ есть четвертый гость, которому, какъ кажется, г, Ловеласъ наиболѣе оказываетъ почтенія и любви. Я думаю, что етотъ человѣкъ долженъ быть весьма храбръ. Они сдѣлались друзьями по причинѣ ссоры [можетъ быть за какую ни есть женщину] повстрѣчавшись на рысталищахъ въ Кенсингтонѣ, гдѣ какіе-то прохожіе ихъ примирили.

Я думаю, что г. Белфордъ не старѣе двадцати семи или двадцати осьми лѣтъ. Онъ самый младшій изъ пяти по г. Ловеласѣ. Можетъ быть они оба злѣе всѣхъ; ибо они въ состояніи управлять тремя прочими по своему соизволенію. Г. Белфордъ столь же хорошо одѣтъ какъ и прочіе; но онъ не имѣетъ такого вида и красоты, какъ г. Ловеласъ. Однако его видъ изъявляетъ чѣловѣка знатнаго роду. Ему извѣстны славные древніе сочинители и лучше наши писатели. По сей то причинѣ собѣседованіе его иногда было весьма пріятно; а я будучи почитаема ими гж. Ловеласъ, всячески старалась придать лучшій видъ моему состоянію, и тогда я присоединилась къ нимъ. Да и все собраніе свидѣтельствовало мнѣ уваженіе на мои замѣчанія.

Г. Белфордъ, кажется человѣкъ вѣжливой, услужливой и хорошаго свойства. Хотя и очень онъ угождателенъ, но не простираетъ оной до такой степени какъ г. Турвилль. Онъ говоритъ весьма свободно и учтиво и я усмотрѣла основательное умословіе какъ въ его разумѣ, такъ и въ разсужденіяхъ. Г. Белтонъ имѣетъ такія жъ качества. Они весьма спорили оба въ разсужденіи сего, смотря на насъ, какъ будто бы для того, дабы примѣтить, удивляемся ли мы ихъ знанію, когда они сами весьма тѣмъ были довольны. Но, имѣя болѣе проницательности и вѣрности, г. Белфордъ явно одерживалъ побѣду, и восхищаяся тѣмъ преимуществомъ, онъ почелъ за удовольствіе защищать слабую сторону своими доказательствами.

Сколь мало ни имѣютъ склонности вообще къ тѣмъ предмѣтамъ, о коихъ въ сихъ случаяхъ разговариваютъ; но вступаютъ въ оныя столько, сколько благопристойность позволяетъ, и сколько относятся оныя къ другимъ намѣреніямъ: Я удобно могла примѣтить, колико г. Ловеласъ превосходилъ во всемъ четырехъ своихъ друзей, даже и въ томъ, что они почитали за главное свое знаніе. Чтожъ касается до разума и живости; то нѣтъ изъ нихъ ни одного ему подобнаго. Они во всемъ ему уступали, естьли онъ начиналъ говорить. Тогда гордый Мовбре увѣщевалъ Турвилля прекратить свои вздоры: онъ толкнулъ локтемъ Белтона, дабы слушалъ со вниманіемъ то, что г. Ловеласъ говоритъ, и когда онъ окончалъ рѣчь свою; то слова толико пленяющаго человѣка всѣми были повторяемы, отъ нѣкоего чрезвычайнаго удивленія, или можетъ быть отъ зависти. Дѣйствительно онъ толико имѣлъ прелести въ видѣ, въ рѣчахъ и обхожденіяхъ, что естьлибъ нимало не помышлялъ о самомъ себѣ, и не отличалъ бы истинну отъ лжи, то частобъ считали его за мѣчту.

,,Посмотрите на его къ столь многочисленномъ собраніи, сказалъ мнѣ г. Белфордъ, никого съ толикимъ вниманіемъ не слушаютъ, какъ его.,, Сей Белфордъ, увидѣвши друга своего вышедшаго на нѣкоторое время воспользовался его отсудствіемъ и подошедши ко мнѣ близко, говорилъ на ухо, съ видомъ фаворита, коему наша тайна была сообщена; онъ поздравлялъ меня мнимымъ моимъ бракомъ, увѣщевая меня не весьма долго настоять твердо на тѣхъ жестокихъ договорахъ, которые я предложила толико плѣнительному человѣку. Смущеніе, въ коемъ онъ меня примѣтилъ вскорѣ принудило его оставить таковый предмѣтъ, и онъ началъ опять превозносить похвалами своего друга.

По истиннѣ, дражайшая моя, справедливость требуетъ признаться, что г. Ловеласъ имѣетъ видъ оказывающій сродное ему достоинство, которое надмѣнность и наглость не токмо въ немъ дѣлаетъ безполезными, но совершенно неизвинительными. И такъ сія обманчивая пріятность изъявляемая имъ въ улыбкѣ, въ рѣчахъ и во всѣхъ его обращеніяхъ, покрайней мѣрѣ тогда, когда онъ желаетъ нравиться, не ясно ли показываетъ, что онъ рожденъ съ невинными склонностями, и что по природѣ онъ не былъ толико жестокъ, толико стремителенъ, и толико наглъ, каковымъ статься можетъ отъ столь худаго сообщества сдѣлался? Ибо впрочемъ его физіономія показываетъ его простосердечіе, и могу сказать, честность. Не думаешь ли и ты такъ, дражайшая моя? И такъ на всѣхъ сихъ видимыхъ вѣроятностяхъ, я основываю надѣжду о его исправленіи.

Но я весьма удивляюсь, чтобъ съ толикими благородными качествами, съ толь великимъ познаніемъ о людяхъ и книгахъ, съ толико образованнымъ разумомъ, можетъ онъ находить удовольствіе въ такомъ сообществѣ, коего начертаніе я тебѣ сдѣлала, и въ собѣседованіи возмущающей наглости, недостойной его дарованій и всѣхъ естественныхъ и пріобрѣтенныхъ его качествъ. Я предполагаю тому токмо одну причину, и къ нещастію моему она не изъявляетъ величественной души то есть; его тщеславіе, приносящее ему смѣха достойную честь видѣть себя начальникомъ надъ избранными имъ товарищами. Какъ можно любить и ощущать удовольствіе отъ такихъ похвалъ, которыя происходятъ отъ столь презрѣнія достойнаго источника!

Г. Белфордъ вздумалъ ему изъявить почтеніе, которое принудило меня немѣдленно оставить сіе обидное для меня собраніе.,,Щастливый человѣкъ! сказалъ онъ ему, по случаю нѣкоторыхъ ласкательствъ гж. Синклеръ, которыя были одобрены дѣвицею Партиньіонъ, вы толико одарены разумомъ и бодростію, что нѣтъ ни женщины ни мущины, которой бы могъ противустоять вамъ.,, Говоря сіе г. Белфордъ смотрѣлъ на меня. Такъ, дражайшая моя, онъ смотрѣлъ на меня съ нѣкоею улыбкою, а потомъ обратилъ свои взоры на своего друга. И такъ все собраніе, мущины и женщины, вдругъ обратились на твою Клариссу. По крайней мѣрѣ сердце мое то чувствовало; ибо едва осмѣливалась я поднять свои глаза.

Ахъ дражайшая моя, естьлибъ тѣ женщины, коихъ почитаютъ влюбленными въ какого человѣка, [въ семъ то я теперь нахожусь положеніи, ибо какой другой причинѣ можно приписать мой побѣгъ, которой полагаютъ произвольнымъ?] въ состояніи были разсуждать о той гордости, которую онѣ въ немъ питаютъ, и о томъ уничиженіи, которое навлекаютъ на себя; о ложномъ благочестіи, о безмолвномъ презрѣніи, о наглыхъ улыбкахъ и злобныхъ изъясненіяхъ, коимъ онѣ подвергаются со стороны осуждающихъ людей его пола; то какого бы презрѣнія не ощущали онѣ къ самимъ себѣ? И колико смерть со всѣми своими ужасами, казалась бы имъ предпочтительнѣе сего чрезвычайнаго уничиженія? Ты можешь теперь видѣть, для чего не могу я болѣе пространно говорить о всѣхъ обстоятельствахъ сего разговора.