Въ Воскресенье 9 Апрѣля въ вечеру.

Не думай, любезнѣйшая моя пріятельница, чтобъ вчерашнее твое разсужденіе, хотя и заключаетъ въ себѣ самую большую строгость, какой я никогда не видала отъ безпристрастной твоей любви, привело меня хотя въ малѣйшее противъ тебя негодованіе. Сіе подвергло бы меня величайшей неудобности, какая видна въ санѣ королей, то есть, лишилобы меня средства быть увѣдомляемою о своихъ погрѣшностяхъ и отъ оныхъ исправляться, и слѣдственно отняло бы у меня драгоцѣннѣйшій плодъ горячей и искренной дружбы. Съ какимъ блескомъ и чистотою священное сіе пламя должно возгараться въ сердцѣ твоемъ, когда ты укоряешь нещастную, что менѣе имѣетъ попеченія и собственномъ своемъ дѣлѣ, нежели ты сама по тому, что она старается оправдать тѣхъ, кои не разположены подать ей свою помощь? Должна ли я хулить тебя за сію горячность, или не должна ли еще взирать на оную съ удивленіемъ?

Однако, опасаяся чтобъ ты не утвердилась еще болѣе въ томъ подозрѣніи, которое бы сдѣлало меня неизвинительною, естьлибъ оно имѣло какое ниесть основаніе, должна я объявить тебѣ, дабы отдать самой себѣ справедливость, что я не знаю, скрываетъ ли мое сердце въ себѣ сію тайную склонность, которую по твоему мнѣнію всякая бы другая женщина, выключая меня, въ себѣ питала. Я также ни мало не мышлю, чтобъ была болѣе беспристрастна, нежели кажусь въ разсужденіи благополучиаго исполненія того, чегобъ я надѣялась отъ твоей матушки. Но я почитаю за долгъ ее извинить, не иннымъ чемъ, какъ по сей единой причинѣ, что какъ она совсѣмъ другихъ лѣтъ, нежели я, и притомъ мать любезнѣйшей моей пріятельннцы, то и не могу я ожидать отъ нее такихъ чувствованій дружбы, какъ отъ ея дочери. Но я ей обязана, токмо почтеніемъ и уваженіемъ, котороебъ весьма трудно было согласовать съ тою сладостною благопріязнію, которая составляетъ одинъ изъ необходимѣйшихъ и священнѣйшихъ узовъ, соединяющимъ наши сердца. Я могу ожидать отъ любезнѣйшей моей Аннѣ Гове то, чего не должно надѣяться получить отъ ея матери. Въ самомъ дѣлѣ, не страннолибъ было, когдабъ опытная женщина подвергла себя какой-нибудь укоризнѣ, за то только, что внимала собственному своему разсудку, въ такомъ обстоятельствѣ, въ которомъ не могла она сообразоваться съ желаніями другаго, не оскорбя той фамиліи, къ коей она всегда оказывала дружбу и не возставъ противъ правъ родителей надъ своими дѣтьми, наипаче когда она сама есть мать такой дочери, (позволь мнѣ сіе сказать) коей пылкаго и изящнаго свойства она опасается. Матерний страхъ поистиннѣ заставляетъ ее разсуждать болѣе о твоей молодости, нежели о благоразуміи; хотя она и равно, какъ и всѣ, знаетъ, что твое благоразуміе несравненно превосходитъ твои лѣта.

Но я хочу разсмотрѣть тѣ два предложенія въ твоемъ письмѣ, помянутыя которыя мнѣ столь же важны кажутся, какъ и тебѣ.

Ты меня спрашиваешь, не должнали я рѣшиться ѣхать лучше съ особою моего пола, съ любезною моею,,Анною Гове, нежели мущиною, съ Ловеласомъ?,,

,,Положимъ что я съ нимъ поѣду, не должнали я, какъ можно скореѣ соединиться съ нимъ бракомъ.,,

Ты знаешь, любезная моя, по какимъ причинамъ я отвергаю твои представленія, и для чего весьма желаю, чтобъ ты ни мало не участвовала въ такомъ предпріятіи, къ которому единая токмо жестокая не обходимость удобна была меня привесть и въ коемъ бы ты не могла принести равнаго со мною извиненія. Въ такомъ случаѣ, конечно твоя матушка имѣла бы причину безпокоиться о нашей перепискѣ, естьли бы произшествіе оправдало ея опасеніе. Естьли мнѣ трудно согласовать съ моею должностію мысль избавиться бѣгствомъ отъ жестокости моихъ друзей; то чемъ ты можешь извиниться, оставя мать исполненную къ тебѣ милости? Она страшится, чтобъ горячая твоя дружба не вовлекла тебя въ какія непристойности; а ты, дабы наказать за подозрѣніе тебя оскорбляющее, ты желаешь показать ей и всѣмъ, что своевольно ввергаешься въ величайшее заблужденіе, коему только полъ нашъ подверженъ быть можетъ. Я тебя вопрошаю любезная моя, думаешь ли ты, чтобъ достойно было твоего великодушія пускаться въ заблужденіе, потому только, что твоя мать почитаетъ себя весьма щастливою, опять тебя видѣть съ собою.

Я тебя увѣряю; что не смотря на тѣ причины, которыя принуждаютъ меня къ пагубному сему поступку, я желала бы лучше подвергнуться всѣмъ жестокостямъ со стороны моей фамиліи, нежели видѣть тебя спутницею въ моемъ побѣгѣ. Не думаешь ли ты, чтобъ должно было для меня желать усугубить мой проступокъ въ глазахъ публики, такой публики, которая какъ бы я невинною себя нещитала, никогда не почтетъ меня оправданною тѣми жестокими поступками, которые я претерпѣваю; по тому что ей не всѣ оныя извѣстны.

Но дражайшая и нѣжнѣйшая моя подруга, знай, что ни ты ни я, не учинимъ такого поступка, которой бы былъ не достоинъ какъ одной, такъ и другой. То мнѣніе, которое ты подаешь въ двухъ своихъ вопросахъ, ясно мнѣ показываетъ что мнѣ того дѣлать не совѣтуешь. Мнѣ кажется что въ семъ то смыслѣ желаешь ты, чтобъ я оныя приняла; и я весьма тебя благодарю, что убѣдила меня съ толикою же силою, какъ и учтивостію.

Для меня составляетъ нѣкое удовольствіе, что разсуждая о всемъ въ такомъ знаменованіи, начала колебаться предъ полученіемъ послѣдняго твоего письма. И такъ, объявляю тебѣ, что я по оному совершенно рѣшилась не уѣзжать, или покрайней мѣрѣ не уѣзжать завтра.

Естьли на успѣхъ надежды, какую имѣла я на твою матушку, могла я взирать равнодушно, или дабы сказать короче, что мои склонности винны, то конечно всѣ поступятъ со мною съ меньшею пощадою. И такъ, когда ты мнѣ вторично представляешь, что я должна оставить всякую разборчивость въ самую ту минуту, какъ оставлю домъ моего отца когда ты даешь мнѣ разумѣть, что надлежитъ оставить на разсужденіе Г. Ловеласу, когда можетъ онъ оставить меня въ безъопасности, то есть дать ему волю избирать то или другое, или оставить меня или нѣтъ: то тѣмъ приводишь меня въ размышленіе, ты открываешь мнѣ тѣ опасности, коихъ невозможно мнѣ будетъ миновать, сколь долго рѣшеніе дѣла отъ меня зависѣть будетъ.

Между тѣмъ какъ я разсуждала о своемъ побѣгѣ не иначе, какъ о средствѣ избавиться отъ Г. Сольмса; когда я наполнена была тѣмъ мнѣніемъ, что мое доброе имя весьма уже помрачилось, когда я была въ заключеніи, и когда могла всегда или то или другое предпріять, то есть или выдти замужъ за Г. Ловеласа, или совершенно отъ него отрещися, то какуюбъ отважность ни находила въ семъ поступкѣ, но представляла себѣ; что по жестокостямъ, кои надъ собою вижу, онъ могъ бы быть извинителенъ, естьли не въ глазахъ фамиліи, то покрайней мѣрѣ въ моихъ собственныхъ, и безпороченъ бы былъ предъ судилищемъ собственнаго моего сердца; сіе есть такое благополучіе; которое я предпочитаю общему о мнѣ мнѣнію. Но похуля тотъ непристойной жаръ нѣкоторыхъ женщинъ бѣгущихъ изъ своего дома къ жертвеннику; положивши съ Ловеласомъ, нетокмо сдѣлать отсрочку, но и имѣть свободу принять или отвергнуть его руку; изтребуя отъ него, чтобъ онъ меня оставилъ, какъ скоро увидитъ меня въ безопасности, [коею какъ ты однако примѣчаешь онъ долженъ разполагать,] возложа на него всѣ тѣ законы покоимъ не можно бы было болѣе отменить времени, естьли бы я пожелала соединиться съ нимъ бракомъ какъ скоро буду въ его рукахъ; ты видишь любезная, моя, что мнѣ не остается другаго средства какъ то, чтобъ съ нимъ не ѣхать.

Но какъ можно его успокоить послѣ сей перемѣны? Какъ? Развѣ представить въ достоинство преимущество моего пола. Прежде бракосочетанія я не усматриваю никакой причины его оскорблять. Впрочемъ не сохранила ли я свободы оставить перьвыя свои намѣренія, естьли то разсужу за благо? Къ чему бы послужилъ вольной выборъ, какъ я то примѣтила въ разсужденіи твоей матушки, естьли тѣ, коимъ отказываютъ или коихъ изключаютъ, имѣли право на то жаловаться? Нѣтъ такого разумнаго человѣка, которой бы могъ принять за худо, естьлибъ женщина, которая обѣщается итти за мужъ, но не сдержитъ своего обѣщанія, когда по здравомъ разсужденіи убѣждена будетъ, что по безразсудности хотѣла вступить въ такія обязательства.

И такъ я рѣшилась выдержать то мученіе, которымъ угрожаютъ мнѣ въ наступающую середу, или можетъ быть во вторникъ въ вечеру, должна я сказать; естьли мой батюшка не оставитъ намѣренія принудить меня прочитать и подписать передъ нимъ всѣ статьи. Вотъ, вотъ, любезная моя, ужаснѣйшее изъ всѣхъ моихъ мученій. Естьли меня насильно принудятъ подписать во вторникъ въ вечеру; тогда, о праведное небо! Все то, что меня страшитъ, должно на другой день само собою послѣдовать. Есть ли же я получу моими прозбами, можетъ быть обмороками, и изступленіями [ибо по столь долговремянномъ изгнаніи единое присудствіе моего отца приведетъ меня въ ужасное движеніе] ежели мои друзья оставятъ свои намѣренія, или по крайней мѣрѣ отложитъ на одну недѣлю, хотя на два или на три дни; то наступающая середа покрайней мѣрѣ тѣмъ менѣе будетъ для меня ужасна. Безъ сомнѣнія мнѣ отсрочатъ еще на нѣсколько времени, дабы дать мнѣ вникнуть во все дѣло основательнѣе, и разсудить самой съ собою. Прозба, которую я на то употреблю, ни мало не будетъ изъявлять моего обѣщанія. Какъ я не стану прилагать ни малѣйшихъ усилій къ своему избавленію; то и не могутъ подозрѣвать о семъ намѣреніи; и такъ въ крайной опасности я всегда могу убѣжать. Госпожа Нортонъ должна проводить меня въ собраніе: съ какою гордостію съ нею ни поступаютъ; но она будетъ меня весьма сильно защищать. Можетъ быть тогда будетъ она вспомоществуема теткою моею Гервей. Кто знаетъ, чтобъ и моя матушка не смягчилась? Я брошусь къ ногамъ всѣхъ моихъ судей. Я буду обнимать у каждаго колѣна, дабы тѣмъ привлечь къ себѣ нѣкоторыхъ друзей. Нѣкоторые изъ нихъ и преждѣ избѣгали моего вида, боясь чтобъ не быть тронутыми моими слезами. Неможноли по сему надѣятся, что не всѣ они будутъ нечувствительны? Совѣтъ поданной моимъ братомъ, дабы изгнать меня изъ дому, и предать меня злобному жребію моему, можетъ быть возобновленъ и принятъ. Нещастіе мое будетъ отъ того не больше со стороны моихъ друзей, и я почту за величайшее благополучіе не оставлять ихъ единственно для своего проступка, дабы искать другаго покровительства, котораго тогда должно просить прежде отъ Г. Мордена, нежели отъ Г. Ловеласа.

Однимъ сломъ я ощущаю въ сердцѣ моемъ не столь ужасныя предчувствованія когда о семъ размышляю, какъ тогда, когда намѣрялась принять другое покровительство; и въ принужденомъ намѣреніи, движенія сердца суть не инное что, какъ совѣсть. Самый мудрый изъ всѣхъ человѣковъ такъ оныя именуетъ. (* Кларисса повидимому говоритъ о сочинителѣ Еклезіаста, въ которомъ можно найти сіе изреченіе.)

Я прошу любезная моя, извинить меня за такое множество разсужденій моихъ. Я здѣсь останавливаюсь, и хочу написать отзывное письмо къ Г. Ловеласу. Пусть онъ сіе дѣло приметъ, какъ хочетъ. Сіе будетъ новымъ опытомъ, которому мнѣ нимало не жаль подвергнуть его свойства, и которой впрочемъ для меня чрезвычайно важенъ. Развѣ онъ мнѣ не обѣщалъ совершенной преданности моей волѣ, естьли я и перемѣню умышляемое съ нимъ намѣреніе.

Клар. Гарловъ.