Гибель космонавта В. Комарова на корабле «Союз-1»

Идея создания нового корабля, который должен сменить «Восток», родилась у Сергея Павловича Королева вскоре после полета Юрия Гагарина. Увы, главный конструктор не дожил до того дня, когда начались летные испытания «Союза».

Отработка пилотируемых кораблей включала запуски беспилотных образцов. В конце 1966 года первый «Союз» вышел на орбиту. Но корабль плохо маневрировал из-за отсутствия стабилизации при работе бортового двигателя. Во время посадки «Союз» стал уходить на территорию Китая и аппарат пришлось взорвать.

При старте второго беспилотного корабля произошла авария. Сначала автоматика носителя по какой-то причине прервала предстартовые операции за несколько секунд до зажигания. Уже начали вновь сводить фермы обслуживания; члены Госкомиссии поспешили из бункера к стартовой позиции. И вдруг тишину прорезал резкий хлопок: по команде гироскопов носителя сработали двигатели системы аварийного спасения корабля. При этом воспламенился теплоноситель в его системе терморегулирования; взорвались топливные баки корабля, третья ступень, наконец, весь носитель.

6 февраля руководитель отряда космонавтов Николай Каманин записывает в дневнике: «Сегодня — запуск беспилотного корабля „Союз“. Третья попытка! Первые две оказались неудачными. Твердой веры в надежность „Союзов“ у нас нет; беспокоит и слабость технического руководства: Мишин как руководитель — не силен…»

Полет третьего беспилотного «Союза» протекал благополучно, за исключением этапа спуска и приземления. На лобовом теплозащитном щите установлена технологическая заглушка. В этом месте при спуске в атмосфере случился прогар, в корабле образовалась дыра, и «Союз» ушел на дно Аральского моря.

Начальник ВВИА имени проф. Н.Е. Жуковского генерал-полковник Владимир Коваленок сетует, что «третий, „зачетный“, корабль „Союз“ оказался таким же „сырым“, как и его предшественники; „мы его трое суток искали на вертолетах, обшарив пространство размером с пол-Казахстана… Само собой, не найди мы тогда его на дне Арала — Володе Комарову вообще не пришлось бы никуда лететь!..“

Вспоминает инженер-полковник ВВС в отставке Николай Варваров: «Где-то в середине февраля получил сигнал из Звездного о том, что из командировки вернулся космонавт Комаров. В Центре управления полетом я разыскал Комарова и застал его в чрезвычайно озабоченном состоянии. Владимир Михайлович с досадой в голосе заметил: „Все ранее запущенные беспилотные „Союзы“ по разным причинам гробанулись. Наивно думать, что следующий корабль, условно говоря мой, будет принципиально отличаться от предыдущих! Так что же, если с „Союзом“ за время, пока его гоняли в беспилотном варианте, его создатели так и не поняли, что делать для обеспечения его надежности здесь, на Земле, — скажите, что к беспомощности целой могучей отрасли промышленности я смогу добавить там, в космосе, оказавшись наедине с этой развалюхой?! Надеюсь, вы меня понимаете!“

Действительно, корабли «Союз» нельзя считать отлаженными, однако для них уже придумали дерзкую, эффектную программу. На трехместном «Союзе-1» стартует Комаров; на следующий день на «Союзе-2» летят Быковский, Елисеев и Хрунов. «Союз-1» подходит к «Союзу-2» и стыкуется с ним. Елисеев и Хрунов через открытый космос переходят в корабль Комарова, и все идут на посадку. (Эта программа выполнена в январе 1969 года, только вместо Быковского летал Волынов, а вместо Комарова — Шаталов.)

Владимир Комаров — старший по возрасту в первом отряде космонавтов, единственный с высшим инженерным образованием, что и определило выбор именно его кандидатуры для выполнения сложнейшего пионерского полета на корабле «Союз-1».

17 апреля 1967 года к космонавтам приехал главный конструктор В. Мишин. Он предложил провести первую стыковку кораблей на орбите автоматически. Однако Комаров доказал, что самый надежный способ стыковки — смешанный. До 300—200 м сближение идет с помощью автоматического комплекса «Игла»; потом он полностью выключается и стыковка производится при ручном управлении кораблями. Комарова поддержал Ю. Гагарин и все остальные космонавты.

На следующий день Мишин провел совет главных конструкторов. Присутствовали все космонавты. Председатель Госкомиссии К. Керимов, представители конструкторских бюро высказались за полуавтоматическую стыковку (на дистанции 50—70 м «Игла» выключается и дальнейшее сближение кораблей производится вручную). Конструкторы выступали за автоматическую стыковку, но, учитывая мнение космонавтов, все-таки остановились на первом варианте.

После обеда К. Феоктистов провел с экипажами занятия по возможным отказам оборудования кораблей и дал рекомендации по действиям и решениям экипажей в таких случаях. В этот же день на одном из кораблей отказал клапан системы наддува азотных баков; специалисты устранили неисправность.

20 апреля Госкомиссия приняла окончательное решение: пуск космического корабля «Союз-1» осуществить 23 апреля, в 3 часа 35 минут по московскому времени, а «Союза-2» — 24 апреля, в 3.10. Конструкторы подтвердили готовность носителей, кораблей и служб к пускам в эти сроки.

Руководитель отряда космонавтов Н. Каманин внес предложение назначить командиром активного корабля «Союз» и командиром группы космических кораблей Владимира Комарова. Командиром пассивного корабля — Валерия Быковского. Членами экипажа, выходящими в космос, — Евгения Хрунова, Алексея Елисеева. Запасные экипажи определить в следующем составе: командир активного корабля и командир группы космических кораблей — Гагарин. Командир пассивного корабля — Николаев; члены экипажа — Горбатко и Кубасов.

Госкомиссия единогласно утвердила это предложение.

22 апреля ракета и корабль «Союз-1» уже на старте. В 11.00 состоялась встреча представителей промышленности и стартовой команды с экипажами космических кораблей. Те, кто готовил старт, заверили космонавтов, что техника не подведет, и пожелали удачных полетов. С ответным словом выступили В. Комаров и В. Быковский.

Главный конструктор говорил с экипажами о тех отказах в работе систем корабля «Союз-1», которые могут привести к тому, что пуск «Союза-2» будет отложен. Это отказ «Иглы» и отсутствие подзарядки солнечных батарей.

В 23.30 началось предполетное заседание Госкомиссии. Главные конструкторы коротко подтвердили: ракета, космический корабль «Союз-1», его оборудование, все службы подготовлены к пуску. Космонавт В. Комаров прошел все медицинские обследования, спал шесть часов и приступил к подготовке к полету.

В третьем часу ночи Николай Каманин приехал в гостиницу космонавтов. Наклейка датчиков и все медпроверки закончены, Комаров готов к отъезду на старт. На вопрос руководителя отряда, как спал, Владимир ответил: «Лег рановато, около часа не мог заснуть, а потом заснул крепко; чувствую себя хорошо».

Вся подготовка пуска проходила при свете прожекторов. Ровно в три часа Комаров прибыл на старт. Короткий доклад председателю Госкомиссии Керимову: «Товарищ председатель Государственной комиссии, космонавт Комаров к старту готов!»

К лифту его провожали Мишин, Гагарин и Каманин. Гагарин вместе с Комаровым поднялся к кораблю и был там до закрытия люка.

Подготовка пуска проходила точно по графику; все параметры ракеты и корабля в норме; температура в корабле плюс пятнадцать.

Пуск состоялся в назначенное время; ракета поднималась устойчиво. Все три ступени ракеты отработали отлично, и через 540 секунд после старта космический корабль «Союз-1» вышел на орбиту. На земле поздравляли друг друга с успехом.

На втором витке Комаров доложил: «Самочувствие хорошее, параметры кабины в норме, но не открылась левая солнечная батарея, зарядный ток только 13—14 ампер, не работает КВ-связь. Попытка закрутить (ориентировать. — И.М.) корабль на Солнце не прошла, закрутку пытался осуществить вручную…»

Космонавт получил команду с земли: обязательно закрутить корабль на Солнце, экономить энергию.

На третьем витке Комаров доложил: «Давление в кабине 760, зарядка 14. Солнечная батарея не раскрылась, закрутка на Солнце не прошла». Он понял, что нелепая случайность может сорвать программу полета, и не скрывал огорчения. Пружинный механизм, откидывающий солнечные крылья корабля, довольно прост. Конструкция надежно работала в барокамере, при различных нагрузках, искусственно создаваемых помехах — и вдруг закапризничала. Комаров даже стукнул ногой в то место, за которым находился злополучный механизм, но освободиться от стопора не удалось. «Союз-1» переходил на скудный энергетический паек, что создавало проблемы в отношении стыковки с «Союзом-2».

Земля предлагала свои варианты устранения неисправности, но панель так и не раскрылась. Создалась реальная угроза, что не удастся посадить корабль.

Государственная комиссия приняла решение: старт второго корабля отменить, баллистикам просчитать подходящий виток для посадки Комарова…

Быковский воспринял эту новость спокойно: он, как и Комаров, уже успел побывать в космосе; Елисеев с Хруновым не летали и очень кипятились, кричали, что в Госкомиссии перестраховщики, вот Королев взял бы на себя, Королев рискнул бы… А между тем это решение спасло им жизнь…

Прошли сутки; Комаров пробовал выполнять маневры, контролировал работу бортовых систем, часто выходил на связь, давая квалифицированную оценку технических характеристик нового корабля. Он еще не знал решения Госкомиссии, но понимал: возникшие осложнения заставят свернуть программу.

Вспоминает подполковник Валентин Светлов:

«Я во время полета Владимира Комарова Через смену дежурил на связи в Евпатории, в Центре управления полетом. Примерно в половине второго ночи 24 апреля в ЦУПе возникло замешательство после поступившего из Москвы указания руководству полетом: „Всем быть на связи, в готовности к немедленному замыканию на борт „Союза-1“!“

И действительно, через несколько минут в динамиках что-то зашуршало, защелкало, и властный мужской голос произнес: «Говорите, корабль — на связи!»

И все мы, сидящие и стоящие в зале ЦУПа, услышали голос (председателя Совета Министров СССР. — И.М.) Алексея Николаевича Косыгина:

— Товарищ Комаров, здравствуйте. Как слышите меня?

— Здравствуйте. Слышу вас нормально.

Косыгин продолжал:

— Мы внимательно следим за вашим полетом. Мы знаем о том, что вы столкнулись с трудностями, и принимаем все меры для их устранения…

На эту фразу Комаров не прореагировал. Возникла неловкая, тягостная пауза.

Потом Косыгин произнес еще одну, последнюю в этом разговоре фразу:

— Что мы можем для вас сделать?

Комаров изменившимся голосом ответил:

— Позаботьтесь о моей семье!..»

На «Союзе-1» три различные системы ориентации корабля. Астроориентация отказала из-за нераскрытия левой солнечной батареи. Ионная ориентация в предутренние часы ненадежна (ионные ямы). Ручная ориентация на корабле работала, но при посадке корабля, в 5.30 по местному времени, участок ориентации приходится на тень, а в тени корабль трудно ориентировать вручную.

После долгих консультаций решили сажать «Союз-1» на 17-м витке, с ионной ориентацией. На 15-м и 16-м витках Комарову сообщили все посадочные данные на 17-й, 18-й и 19-й витки.

Посадка на 17-м витке не состоялась из-за плохой работы датчиков ионной ориентации. Комарову передали распоряжение садиться на 19-м витке, в районе Орска; для ориентации предложили использовать не предусмотренный инструкциями способ: ориентировать корабль вручную по посадочному в светлой части орбиты; для сохранения устойчивости корабля в полете в тени использовать гироскопы, а при выходе из тени подправить ориентацию вручную. Все вместе — труднейшая задача.

В подмосковном координационно-вычислительном центре находился космонавт Павел Беляев, за два года до этого вручную осуществивший посадку «Восхода-2». Его срочно вызвали по телефону из Евпаторийского ЦУПа и спросили, можно ли сориентировать корабль ночью, при свете полной Луны? Ответ Беляев дал вполне определенный: да, можно. К такому варианту посадки космонавты не готовились, но Комаров понял задание, заверил Госкомиссию — посадит корабль.

Утром 24 апреля на восемнадцатом витке, через 26 часов 45 минут после запуска, космонавт сориентировал корабль. Тормозная двигательная установка включилась где-то над Африкой, двигатель отработал расчетное время; несколько позже, у юго-западных границ страны, корабль вошел в зону радиовидимости наземных станций слежения. После этого связь с «Союзом» вдруг резко прервалась. Нараставшее напряжение прервал спокойный голос Комарова, доложившего, что все в порядке. Журналисты отреагировали на это бурным восторгом, начался оживленный обмен мнениями.

Однако веселый настрой прервало сообщение из района приземления: «Космонавту требуется срочная врачебная помощь в полевых условиях». В тот момент никто на Земле, кроме спасателей, не мог поверить в трагедию, но она уже произошла. Спасатели из группы поиска световыми ракетами сразу сообщили о ЧП. Среди обусловленных кодов сигнала о гибели не было; самый тревожный содержал требование о скорой врачебной помощи, его и передали.

Трагедия произошла во время спуска аппарата. Крышка парашютного контейнера отстрелилась вместе с маленьким вытяжным парашютиком — его вытащил тормозной парашют. Далее тормозному предстояло вытащить самый большой, основной купол, но этого не произошло. Корабль падал, вращаясь вокруг своей оси; автоматика сработала и открыла запасной парашют. Но из-за вращения корабля стропы его свились и «задушили» оба купола. «Союз-1» ударился о землю на скорости около 60 м/сек. Корабль лопнул, в нем возник пожар.

«Идя на посадку в Орске, — писал в дневнике Н. Каманин, — я считал, что встречу Комарова уже на аэродроме. Между посадкой „Союза-1“ (6.24) и посадкой нашего Ил-18 (8.25) прошло уже более двух часов. Я внимательно искал признаки оживления на аэродроме и не находил их. В сердце закрадывалась тревога. Когда самолет выключил двигатели, к нам подъехал автобус, из автобуса вышли несколько сотрудников службы поиска. Доложили: „Союз-1“ приземлился в 6.24, в 65 км восточнее Орска, корабль горит, космонавт не обнаружен.

Надежды на встречу с живым Комаровым померкли, для меня было ясно, что космонавт погиб, но где-то в глубине души еще теплилась слабая надежда. В это время неожиданно получили сообщение по телефону, что раненый космонавт находится в больнице населенного пункта Карабутак, в трех километрах от места посадки.

Нужно было немедленно лететь на место происшествия. Когда я садился в вертолет, мне передали, что в Москве срочно ждут звонка. Но мне нечего было докладывать, требовалось выяснить обстановку на месте посадки. Я дал команду взлетать. Через десять минут штурман доложил мне радиотелеграмму: немедленно вернуться на аэродром и позвонить в Москву. Я приказал продолжать полет к месту посадки «Союза-1».

Когда мы сели, корабль еще горел. На месте была группа поиска, группа академика Г. Петрова и много местных жителей. Признаков космонавта в обломках корабля обнаружено пока не было. По докладам местных жителей, корабль спускался с большой скоростью, парашют вращался и не был наполнен. В момент посадки произошло несколько взрывов, начался пожар, космонавта никто не видел. При тушении пожара местные жители забросали корабль толстым слоем земли.

Беглый осмотр корабля убедил меня, что Комаров погиб и находится в обломках догорающего корабля. Я приказал очищать обломки от земли и искать тело космонавта. Одновременно я послал часть сотрудников в вертолете, а других на автомашине в больницу ближайшего населенного пункта, чтобы проверить версию о раненном космонавте. Через час раскопок мы обнаружили тело космонавта Комарова среди обломков корабля…

Я немедленно вылетел в Орск и по телефону связался с Москвой. Доклад был краток: «Был на месте, космонавт Комаров погиб, корабль сгорел. Основной парашют корабля не раскрылся, а запасной парашют не наполнился воздухом. Корабль ударился о землю со скоростью 35—40 м/сек; после удара произошел взрыв тормозных двигателей и начался пожар. Раньше не могли доложить о судьбе космонавта, потому что его никто не видел, а во время тушения пожара корабль засыпали землей. Только после проведения раскопок было обнаружено тело Комарова».

После переговоров с Москвой я опять вылетел к месту происшествия. Принял все меры по сохранности деталей и обломков корабля и категорически запретил нарушать их взаимное расположение.

Через три часа на место происшествия прилетели члены Госкомиссии. Несколько позже прилетел из Евпатории Гагарин.

В 21.45 по московскому времени на аэродроме Орска для прощания с В. Комаровым был выстроен прибывший специально батальон курсантов. Мимо застывших курсантов мы пронесли гроб с телом Комарова и погрузили его в самолет Ил-18. За десять минут до нашего взлета прилетел Ан-12 с космодрома, — космонавты спешили принять участие в прощании с другом.

Прилетели в Москву в час ночи. В Шереметьево из Звездного приехали космонавты, жена Комарова — Валентина Яковлевна. Валя Терешкова и другие космонавты уговаривали Валентину Яковлевну не ехать на аэродром, но она отвергла их советы и твердо заявила: «Последние часы я буду с ним. Я всю жизнь готова стоять перед ним на коленях».

В госпитале имени Бурденко открыли гроб: на белом атласе покоились останки Владимира Михайловича Комарова.

К гробу подошли Гагарин, Леонов, Быковский, Попович, другие космонавты. В крематорий я не поехал…»

Правительственная комиссия уже приступила к расследованию обстоятельств гибели В. Комарова.

На следующий день Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС) передало сообщение:

«23 апреля 1967 года в Советском Союзе был выведен с целью летных испытаний на орбиту Земли новый космический корабль „Союз-1“, пилотируемый летчиком-космонавтом СССР, Героем Советского Союза, инженер-полковником Комаровым Владимиром Михайловичем.

В течение испытательного полета, продолжавшегося более суток, В.М. Комаровым была полностью выполнена намеченная программа отработки систем нового корабля, а также проведены запланированные научные эксперименты.

При полете летчик-космонавт В.М. Комаров совершал маневрирование корабля, проводил испытания основных его систем на различных режимах и давал квалифицированную оценку технических характеристик нового космического корабля.

24 апреля, когда программа испытаний была окончена, ему было предложено прекратить полет и совершить посадку.

После осуществления всех операций, связанных с переходом на режим посадки, корабль благополучно прошел наиболее трудный и ответственный участок торможения в плотных слоях атмосферы и полностью погасил первую космическую скорость.

Однако при открытии основного купола парашюта на семикилометровой высоте, по предварительным данным, в результате скручивания строп парашюта космический корабль снижался с большой скоростью, что явилось причиной гибели В.М. Комарова.

Безвременная гибель выдающегося космонавта инженера-испытателя космических кораблей Владимира Михайловича Комарова является тяжелой утратой для всего советского народа».

Урна с прахом Комарова была установлена в Краснознаменном зале ЦДСА. С 12 до 22 часов непрерывный поток людей проходил через зал. В почетном карауле стояли секретари ЦК, члены правительства, маршалы, генералы, космонавты, представители институтов, заводов, КБ, воинских частей, академий. У многих людей на глазах слезы.

Случившееся заставило руководство Минобщемаша трезво оценить ситуацию. 10 июля министр С.А. Афанасьев писал: «…основные и самые тяжелые по последствиям аварии систематически происходят с объектами разработки ЦКБЭМ (бывшего ОКБ-1 С.П. Королева); достаточно посмотреть на исход летных испытаний всех четырех кораблей „Союз“, чтобы убедиться в изобилии недоработок… Следует признать, что подготовка к полету космонавтов на кораблях „Союз“ велась без должной серьезной отработки этого корабля на земле и в полете; что при каждом полете имели место серьезные ненормальности, каждый раз разные, и перед полетом космонавта не было сделано ни одного нормального пуска корабля „Союз“. В этом причина катастрофы корабля „Союз“ с космонавтом В.М. Комаровым!..»

Далее министр уточняет: «…нераскрытие панели солнечной батареи сразу после выхода „Союза-1“ на орбиту повлекло за собой отказы других бортовых систем и создало исключительные трудности космонавту в управлении кораблем. Преодолев их, Комаров проявил исключительное мастерство и в необычно сложных условиях весьма точно вручную повел корабль на посадку. И только отказ в работе парашютной системы не позволил кораблю благополучно приземлиться…»

Через несколько дней после трагедии Гагарин сказал журналисту Голованову: «Он показал нам, как крута дорога в космос… Мы научим летать „Союз“. В этом я вижу наш долг перед Володей. Это отличный, умный корабль. Он будет летать…» И первый космонавт в этом не ошибся.