Генерал Рене Савари, адъютант Наполеона, был отважным воином, преданным Франции и своему императору. За заслуги и подвиги он получил титул герцога Ровиго (став правителем этого крошечного герцогства в Италии) и, помимо жалования, как кавалер ордена Почётного легиона, ежегодную «пенсию» в размере ста шестидесяти двух тысяч франков (одну из самых больших в стране).

Савари был исполнительным, может быть даже несколько туповатым выходцем из военной среды, не обладавшим ни изворотливостью Фуше, ни хитростью Талейрана. Тем не менее Наполеон ценил его и давал ему серьёзные поручения, не только военного характера.

Савари был искусным царедворцем и начальником императорской жандармерии. Некоторое время он руководил формально не существовавшей секретной службой Наполеона. Именно он отыскал и завербовал талантливого разведчика Шульмейстера (см очерк о нём). Тот проявил свои способности ещё во время кампании 1805 года, внеся немалый вклад в победу Наполеона над русско-австрийскими войсками. Его действиями непосредственно руководил Савари, которому заслуженно принадлежит часть лавров Шульмейстера.

Одним из поручений Наполеона, выполняя которые Савари «попал в историю» как в буквальном, так и в переносном смысле, было похищение и убийство герцога Энгиенского. Министром полиции в то время был Фуше, и, казалось бы, этим грязным делом должен был бы заняться именно он. Но Фуше, хитроумный и дальновидный политик, нашёл способ самоустраниться.

Ещё раз напомним, что герцог Энгиенский не был ни заговорщиком, ни активным врагом Наполеона, он мирно жил в городке Эттенгейме на баденской территории и содержался на английские деньги. Наполеон решил расправиться с ним, обратив против него свою месть за действия графа д'Артуа и герцога Беррийского, действительных заговорщиков, живших в Англии.

Савари назначил исполнителем операции по похищению герцога Энгиенского своего агента Шульмейстера. Существуют две версии похищения несчастного герцога. По одной, более известной, «нарушив неприкосновенность государственных границ, драгунский отряд, вторгшись в пределы Бадена, 15 марта 1804 года захватил молодого герцога». По второй, более романтичной, была захвачена возлюбленная герцога и увезена в городок Бельфор, на территорию Франции, на самой границе с Баденом. И когда герцог, получив от неё письмо с просьбой о помощи, приехал вызволять её, он был схвачен. Читатель вправе выбирать любую из этих версий. Так или иначе, герцог Энгиенский был доставлен в Париж и уже через шесть дней приговорён к смерти комиссией, составленной из полковников парижского гарнизона. Его расстреляли 21 марта во рву Венсенского замка.

Это убийство вызвало во всей Европе чувство ужаса и тревоги. Особенно остро на него реагировало российское высшее общество: о разговорах в салоне мадам Шерер подробно рассказано в самом начале романа «Война и мир».

Но и несколько лет спустя, уже после Тильзитской встречи, об убийстве герцога не забыли.

Историк XX века А. Вандаль подробно описал разведывательно-дипломатическую миссию Савари в Петербурге. Он пишет, что тотчас по заключении Тильзитского договора Наполеон в знак своей признательности царю назначил своим представителем при нём одного из своих адъютантов, генерала Савари. Отправив Савари в Петербург в качестве временного посла, Наполеон хотел поддерживать через него связь с императором Александром впредь до восстановления посольств и правильных дипломатических сношений. Савари должен был на месте ознакомиться с намерениями императора и его двора, а также с настроением общества и настоять на исполнении взятых на себя Россией обязательств против Англии. Он был превосходно принят императором, холодно — императрицею-матерью и очень дурно — обществом. В то время как император приглашал его к своему столу по нескольку раз в неделю и относился к нему с дружеской фамильярностью, все сановники отказывались принимать его, — ему не посылали ответных визитных карточек. Это было демонстративным отчуждением от «палача герцога Энгиенского». Одушевлённая страстной ненавистью к революции, петербургская аристократия отказывалась признать Тильзитский договор, и эта светская оппозиция представлялась первой опасностью, грозившей союзу, так как русское самодержавие, несмотря на неограниченную власть, имело обыкновение считаться с мнением высших классов. Отсюда вытекала своеобразная форма правления: деспотизм, ограниченный салонами.

Ввиду всех этих обстоятельств в первые месяцы по заключении Тильзитского договора общественное мнение энергично выражало своё недовольство новой политикой императора Александра. Говорили даже о заговоре и о революции и вызывали зловещие воспоминания. 1807 год представлял собой странную аналогию с 1801 годом, и невольно возникал вопрос, не закончится ли настоящий кризис такой же развязкой, как кризис, завершившийся убийством Павла I. Маршал Сульт, командовавший войсками в Берлине, предупредил Александра через Савари, что какой-то прусский офицер задумал покушение на его жизнь в расчёте на содействие недовольных русских.

Однако, несмотря на многочисленные затруднения и препятствия, Савари не падал духом. Благодаря своей настойчивости и смелости он сумел пробить брешь в петербургском обществе, стал вхож в некоторые дома и зондировал почву с целью расположить в свою пользу или по крайней мере нейтрализовать знать. Он втёрся в доверие к любовнице Александра Нарышкиной и через её посредство доводил до императора конфиденциальные советы: он умолял Александра проявить твёрдую волю, поступить как подобает самодержцу, предупредить протест недовольных, а не ждать его, словом — «пронзить тучу мечом». Наполеон поддерживал своего представителя постоянными инструкциями и всякими другими средствами. Он посылал Нарышкиной парижские наряды и драгоценности, которые сам выбирал. «Вы знаете, — писал он Савари, — что я смыслю в дамских туалетах». Неистощимая предупредительность и бесчисленные мелкие услуги царю постепенно смягчали его горечь военных неудач. Между обоими монархами завязалась личная переписка, и Наполеон пользовался ею, чтобы поддерживать на расстоянии интимные отношения, установившиеся между ними во время тильзитского свидания, напоминал русскому императору о великих планах, которые должны возвеличить его царствование и покрыть его славой, старался воздействовать на его воображение и сердце. Но ещё лучшую службу сослужили в это время Наполеону грубость и насильственность английской политики.

Англичане, резко выступая против Тильзитского договора и не имея возможности наказать ни Россию, ни Францию, отыгрались на маленькой Дании. Подвергнув бомбардировке Копенгаген, высадились там и ограбили, а затем, по выражению историка, «поспешно, как воры, удалились со своей добычей, показав миру пример неслыханного нарушения международного права».

Это облегчило миссию Савари. Он удвоил свои усилия, чтобы добиться разрыва России с Англией. Ему это удалось, и Александр I не только разорвал отношения с Англией, но и объявил ей войну.

После выполнения своей миссии Савари в начале 1808 года был отозван в Париж и направлен в Испанию. Ему было поручено выманить Фердинанда, принца Астурийского, сына короля Карла VII, во Францию, где он стал бы заложником Наполеона. И с этой задачей Савари справился успешно. В результате Фердинанд отказался от своих прав на испанскую корону, и на испанский престол был возведён брат императора Жозеф Бонапарт.

В 1810 году, убедившись в нечестности и заговорщических намерениях министра полиции Фуше, Наполеон отстранил его и назначил на эту должность Рене Савари. Тот сопротивлялся этому назначению, но император крикнул ему:

— Вы министр полиции, присягайте и беритесь за дело!

Фуше, человек достаточно умный и проницательный, не хотел уходить со своего поста «хлопнув дверью», понимая, что в эту дверь ему ещё придётся постучаться. Он нашёл другой способ отомстить императору и своему преемнику.

Фуше радушно принял Савари в своём кабинете, в здании министерства полиции. Рассыпаясь в любезностях, он обещал сдать дела в таком образцовом порядке, чтобы у генерала не возникало никаких трудностей.

Для «приведения министерства в порядок» Фуше попросил у Савари несколько дней, которые тот с удовольствием предоставил ему. Эта неосторожность дорого обошлась генералу.

Вместе со своим преданным другом, Фуше в продолжение четырёх дней и ночей сделал всё, чтобы навести в делах министерства чудовищный беспорядок. Любой мало-мальски значительный материал извлекался из канцелярских папок. Множество документов было изъято то ли для обеспечения спокойствия Фуше, то ли для создания трудностей его преемнику. Все компрометирующие материалы на людей, над которыми Фуше намеревался сохранить власть, он отвёз в своё имение Феррьер, остальное сжёг.

Досье и карточки на самых ценных осведомителей министра полиции из числа аристократов, придворных или армейских чинов были сожжены, общий указатель агентуры — уничтожен, списки роялистских эмигрантов и секретнейшая переписка исчезли; многим документам были даны неверные номера.

Остались карточки лишь на мелких филёров, доносчиков и осведомителей — привратников, официантов, прислугу и проституток: пускай-ка новый министр попытается с их помощью руководить полицейской службой Великой империи!

Более того, Фуше подкупил старых агентов и служащих, на которых мог бы опереться Савари, с тем, чтобы они саботировали его работу, а обо всём происходящем в министерстве регулярно доносили бы Фуше.

Таким образом машина, передаваемая Савари и именуемая министерством полиции, была почти полностью приведена в негодность.

При передаче дел Фуше предъявил новому министру лишь один серьёзный документ, меморандум, касавшийся изгнанного дома Бурбонов.

Поняв, как его надули, Савари пришёл в бешенство и отправился жаловаться к самому императору. Наполеон направил к Фуше курьера с требованием «немедленной выдачи всех министерских документов» Но Фуше намекнул, что ему известно слишком многое, в том числе о семейных секретах многочисленных братьев и сестёр императора, и он не хотел бы, чтобы эти документы попали в чужие руки, поэтому уничтожил их.

Несколько ответственных чиновников выезжали к Фуше с тем же требованием, но всем им он отвечал одно и то же: бумаги сожжены.

В страшном гневе Наполеон направил к Фуше графа Дюбуа, начальника личной полиции. Тот опечатал все бумаги бывшего министра, оказавшиеся в его имении. Но Фуше особенно не печалился: всё самое важное он успел перепрятать.

Наполеон прислал Фуше лаконичное письмо, в котором потребовал, чтобы тот в течение 24 часов отбыл к месту нового назначения — в Рим. Савари было поручено проконтролировать отъезд Фуше.

Как ни странно, Рене Савари смог навести порядок в своём ведомстве, несмотря на происки Фуше, и наладить систему шпионажа в высших слоях французского общества. Скрупулёзно просматривая все оставшиеся бумаги, он нашёл список адресов, который по каким-то причинам Фуше не успел уничтожить. Он предназначался для курьеров, разносивших письма. Савари, справедливо не доверявший служащим, забрал список в свой кабинет, где тщательно изучил его и скопировал. Он натолкнулся на имена людей, которых он никогда бы не заподозрил в том, что они являются тайными агентами полиции. Сам он говорил, что ожидал бы скорее встретить их в Китае, нежели в этом списке.

Специальным письмом Савари через собственного курьера вызывал к себе каждого агента, по одному человеку в день. У главного привратника Савари наводил справки о том, часто ли этот посетитель бывал у Фуше, и вообще о том, что привратник знает о нём. Таким образом он подготавливался к встрече с этими людьми и брал правильный тон в разговоре.

Но самые ценные агенты из списка не числились под именами и фамилиями, они значились лишь под цифрой или начальной буквой; иногда они имели по два разных инициала.

Наконец, он применил самый верный и беспроигрышный приём: стал «отлавливать» агентов, приходивших за деньгами. Сначала они не шли, но через несколько недель жадность победила, и они начали регулярно являться за «зарплатой». Савари принимал всех лично. «Сердечность» и «радушие» нового министра покорили их, и они начали работать ещё усерднее, чем при Фуше.

С течением времени Савари не только восстановил все мастерски законспирированные связи Фуше, но и значительно расширил всю систему шпионажа. Вскоре Савари получил прозвище «Сеид Мушара», что на смешанном франко-турецком жаргоне означало «Шейх шпионов». Он имел целую сеть доносчиков и филёров в самых разных слоях населения по всей Франции и на всех занятых ею территориях. На него работали домашние слуги, шпионившие за хозяевами, и домовладельцы, следившие за слугами. Конечно, Савари не забывал и того, что главные враги Наполеона — роялисты — находились за рубежом, при дворах иностранных государей. Там он тоже заимел своих агентов, которые доносили о каждом шаге противников императора.

Но Савари оставался-таки деятелем мелкого масштаба. Пронизав всю Францию сетью своей агентуры, он не заметил того, что его мелочная, назойливая слежка вызвала всеобщую ненависть. Его не столько боялись, как презирали. Типичный чиновник, поднявшийся на высшую ступень бюрократической служебной лестницы, он больше заботился о сохранении достоинства собственной фигуры, нежели о пользе дела. Он рассорился не только с людьми света, но и с духовенством.

Незадолго до войны с Россией Савари участвовал в задуманной Наполеоном акции по изготовлению фальшивых денег.

Префект парижской полиции Паскье в своих мемуарах вспоминал, что его секретные агенты обнаружили тайную типографию, где искусные мастера за большие деньги занимались по ночам какой-то работой. Дом строго охранялся, входы в него были наглухо заперты и забаррикадированы. Паскье распорядился о полицейском налёте.

Взломав дверь, полицейские обнаружили, что фабрика печатала фальшивые ассигнации, но не французские, а австрийские и российские. Главой фабрики оказался некий господин Фен, брат одного из доверенных секретарей Наполеона.

Паскье немедленно доложил об этом его открытии своему начальнику, министру полиции Савари. Но тот огорошил его, заявив, что подделка кредиток производится по личному приказу императора. На них предполагается покупать продовольствие во время войны на территории неприятельских стран.

Савари добавил, что император следует лишь примеру англичан, которые давно «взяли на вооружение» производство фальшивых денег.

В 1812 году и его достоинству, и его карьере был нанесён жестокий удар. Это был заговор генерала Мале, задуманный и осуществлённый в самое тяжёлое для Наполеона время — в октябре 1812 года, когда он со своими войсками начал отступать из Москвы.

Генерал Мале ничем особым не проявился в битвах. За время службы его несколько раз отстраняли от должности за служебные промахи и злоупотребления, но Наполеон каждый раз миловал его. В 1808 году Мале был разоблачён как участник заговора и заключён в тюрьму Сен-Пелажи, но благодаря покровительству Фуше был переведён в частную больницу некоего доктора Дюбюиссона. Это был наполовину санаторий, наполовину арестный дом. Заключённым разрешалось «под честное слово» разгуливать на свободе, принимать посетителей. Находясь в больнице, Мале разработал план нового заговора. Воспользовавшись длительным отсутствием императора в далёкой и дикой России, Мале предполагал объявить о его смерти и провозгласить «временное правительство». Он почему-то рассчитывал на поддержку войсковых частей, которыми собирался командовать лично.

В лечебнице содержались и другие лица, недовольные Наполеоном. Ранее, в тюрьме, Мале познакомился ещё с двумя генералами — Лабори и Гидалем. Но у полубезумного Мале хватило ума, чтобы полностью довериться только одному лицу, аббату Лафону, смелому и рискованному роялистскому заговорщику.

Мале часто забавлялся тем, что облачался в свою парадную военную форму, и поэтому, когда в восемь часов вечера 23 октября 1812 года он в полной форме вместе со своим другом аббатом Лафоном вышел «прогуляться», это никого не удивило. В этот период императора в Париже представлял Жан-Жак Камбасере, герцог Пармский. Всей полицией руководил Савари. Занимаясь сбором мелких сплетен, он ничего не знал о действительных настроениях в городе, а тем более о заговоре Мале. Префект, генерал Паскье, был честным администратором, но не человеком дела, так же, как и военный комендант Парижа генерал Юлен.

Гарнизон города состоял в основном из рекрутов, ибо все ветераны наполеоновской армии находились либо в Испании, либо в России.

Появившись у ворот ближайшей казармы, Мале назвался генералом Ламотом, имя которого было популярно в Париже, и приказал начальнику караула проводить его к командиру.

Предварительно Мале заготовил множество фальшивых бумаг: депешу, извещавшую о смерти Наполеона в России, резолюцию Сената о провозглашении временного правительства, приказ о подчинении ему, Мале, гарнизона столицы.

Командир, которому Мале предъявил эти документы, нисколько не сомневаясь, подчинился ему. Он разослал сильные отряды для захвата ключевых позиций в столице — застав, набережных, площадей. Один из отрядов безо всяких недоразумений освободил из тюрьмы генералов Гидаля и Лабори.

Лабори явился к Мале и по его приказу арестовал префекта Паскье. Затем он арестовал застигнутого врасплох не предупреждённого своими агентами министра полиции Савари. Это произошло около восьми часов утра 24 октября. Оба были отправлены в тюрьму Ла-Форс, из которой только что были освобождены Гидаль и Лабори.

Савари впоследствии иронически называли «герцогом де Ла-Форс» (непереводимый каламбур, имеющий два смысла: «герцог от насилия» и «герцог из тюрьмы Ла-Форс»).

Мале направился к военному коменданту Парижа генералу Юлену и предъявил свои полномочия. Но тот усомнился в них и под каким-то предлогом попытался выйти из комнаты. Мале выстрелил в него и раздробил челюсть. В это время в комнату вошёл генерал-лейтенант Дорсе, а за ним ещё один офицер и прибежавший на выстрел отряд солдат. По приказу Дорсе они скрутили Мале.

Заговор был раскрыт, сообщники Мале арестованы, Савари и Паскье выпущены из тюрьмы.

Постановлением военного суда генерал Клод Франсуа де Мале был приговорён к смерти и расстрелян вместе с двенадцатью своими сторонниками, большинство из которых было виновно лишь в излишней доверчивости.

Известие, полученное Наполеоном о заговоре, стало одной из причин того, что он бросил свою отступавшую армию и поспешил в Париж.

Несмотря на скандальный провал, Савари отделался лишь выговором и остался на прежнем посту.

В 1814 году, когда Париж был взят войсками союзников, Савари оставался начальником полиции.

Во время Ста дней, в 1815 году, Наполеон предложил Савари стать его министром полиции, но Савари отказался, и на это место вернулся непотопляемый Фуше.