История поисков древних животных, возможно доживших до наших дней, во многом сродни другой столь же нашумевшей и, увы, скомпрометированной в глазах науки проблеме — существования на Земле так называемых реликтовых гоминидов, а проще говоря — человекоподобных существ, которые остановились в своем развитии (а возможно, и деградировали) где-то между питекантропами и неандертальцами.

— Речь идет о пресловутом снежном человеке (название неудачное), который, если верить легендам и показаниям очевидцев, до нашего времени живет в труднодоступных местах земного шара, — говорит писатель В. Мезенцев. — О встречах с этими существами собрано за десятилетия столько рассказов, что уже по одной этой причине стоит задуматься, нет ли тут чего-то реального. Ведь в таком допущении нет ничего противоестественного, антинаучного. Открытие примитивных людей, остановившихся в своем развитии на стадии далекой древности, не будет противоречить законам природы, не потрясет основ науки о происхождении человека.

Доктор исторических и философских наук Б.Ф. Поршнев писал, что загадочные и неуловимые существа, о которых у народов мира ходит столько выдумок, — скорее всего тупиковая ветвь неандертальцев, наших предков, живших 40—120 тысяч лет назад.

Принято думать, что, как только появился человек разумный, предыдущий вид, неандерталец, исчез. Однако находки археологов ставят под сомнение такой взгляд. И костные останки и изделия неандертальцев доказывают, что они очень долго сохранялись кое-где на Земле после появления и расселения человека разумного. Их сосуществование длилось десятки тысяч лет. Еще несколько тысяч лет, остающихся до нашей эры, не так уж много.

Другое соображение: считается, что все неандертальцы изготовляли каменные орудия и поэтому были в полном смысле слова людьми. Однако возможно, что эта способность была развита лишь у некоторых групп. Возможно, очеловечились, развились до homo sapiens только те, кто совершенствовался в труде. Другие остались животными.

Таким образом, перед нами вполне правомерная антропологическая загадка: нет ли на земном шаре живых неандертальцев?

Бесспорных доказательств этому не имеется. Лучшим доказательством явился бы живой неандерталец, представленный ученому сообществу. Но чего нет — того нет. Однако нельзя ли отнести к вещественным доказательствам его существования следующую историю?

Авторы журнала «Знание — сила» супруги Бурцевы в своей статье «Косички в гриве» рассказали об одном интересном факте, изложив его так, чтобы не было места отвлеченным рассуждениям.

Летом 1970 года в Азербайджане, в одном из селений, они обратили внимание на то, что в гривах у некоторых лошадей есть косички. На вопрос, зачем так делают, местные жители объяснили, что это работа шайтана.

Хозяин одной из таких лошадей, Мирзамед Агаев, посетовал: сколько ни срезай или ни распутывай косичку, она все равно появляется снова. Из расспросов выяснилось, что лошадь Мирзамеда по ночам пасется в балке, поросшей лесом, а утром часто приходит в таком состоянии, словно на ней скакали всю ночь: выглядит загнанной, вся в мыле.

«Вот уже третье лето, — пишут Бурцевы, — мы приезжаем в те места. За это время нам удалось собрать более шестидесяти косичек. Почти все они различаются лишь размерами и степенью аккуратности изготовления. Кто же их заплетает?»

Заплетенные неизвестно кем гривы лошадей наблюдали в различных районах нашей страны и в прошлом. Зоологи предполагают, что косички в гривах запутывает ласка, маленький хищный зверек, который распространен почти по всей стране. Известный зоолог П. Мантейфель описал в книге «Рассказы натуралиста», как ласка в поисках соли взбирается на лошадь и вылизывает соль с шеи, одновременно запутывая и заплетая гриву.

Что ж, объяснение вполне правдоподобное. Можно представить себе, что ласки действительно способны так спутать гриву, что на ней образуются какие-то косички. «Но, — пишут авторы статьи, — коса косе рознь. Одного взгляда на „наши“ косички достаточно, чтобы отказаться от мысли о ласке. Никакие лапы не в состоянии так искусно скрутить и перевязать их. Косички представляют собой скорее петли, сделанные из трех жгутов. Два из них скручены из пучков волос. Затем один из этих двух скручен с третьим более слабо закрученным жгутом (из чего можно сделать вывод, что, когда закручивался третий жгут, руки не отпускали первые два, поэтому он и не такой плотный). После этого, примерно с середины длины жгутов, они сплетены все три вместе в некое подобие косы и завязаны несколькими крепкими узлами, так что образуется довольно прочная петля, и ее нельзя разорвать даже большим усилием…

Стремясь прояснить загадку, Бурцевы показывали косички людям разных специальностей. Биолог Н. Мадьярная сказала: «Я десять лет держала ласку у себя дома. Она, конечно, запутывает волосы и любит это делать, но так их заплести она не может». Потомственный коневод Николай Самохвалов ответил: «Я не однажды видел „косы“, запутанные лаской, и видел ласку, когда она спрыгивала с шеи лошади, но те „косы“ представляли собой просто запутанные жгуты, иногда даже петли, но не косички в буквальном смысле слова. Такую косичку ласка не заплетет».

Кандидат биологических наук В. Флинт: «Ласка не в состоянии заплести таких косичек. Я скорее соглашусь, что эта косичка образуется сама собой, при случайном переплетении жгутов». Зоопсихолог и этолог К. Фабри, кандидат биологических наук, работающий над проблемой поведения животных: «Если эти косички заплела ласка, то всю теорию движения кисти куньих надо поставить с ног на голову».

Так кто же делает косички? Люди? Но зачем и почему столь одинаковые? Все косички расположены ближе к холке кобылы; жгуты всегда закручены в одних и тех же направлениях: «почерк» вязания узлов в основе одинаков.

Можно было бы предположить, что плетение косичек — религиозный обряд. Но у хозяев лошадей нет оснований скрывать это, как они не скрывают другие обряды. Тем более они сами недовольны появлением косичек.

«Итак, звери косичек заплетать не могут, люди — не заплетают. Тогда кто же? Когда мы расспрашивали об этом местных жителей, то некоторые отвечали: это гуляйбаны заплетает косички, катается на лошадях, портит молоко у кобыл».

Гуляйбаны — одно из местных названий кавказских гоминидов. Алмасты, каптар, пеша-адам, гуляйбаны — все это означает «дикий», «лесной» человек.

Для многих суеверных, религиозных людей алмасты — не кто иной, как сам черт, шайтан. Это поверье распространено на Кавказе очень широко. Существует оно у кабардинцев и карачаевцев, у чеченцев и ингушей, в Дагестане и в Грузии. Бродят в горах духи зла — шайтаны, наказанные аллахом за то, что попытались влезть на небо. С тех пор ходят они неприкаянные по земле, пугая правоверных. Если встретишь кого из них, предупреждают суеверные люди, не надо трогать: шайтан отомстит. Лучше тут же уйти и никому не говорить об этой встрече.

Здесь, кстати, кроется одна из трудностей, с которыми сталкиваются ученые, пытающиеся выяснить загадку с «живыми предками» на Кавказе.

О «диких людях», живущих в Якутии, рассказывает журналист Ю. Свинтицкий, хорошо знающий этот край. Однажды у него произошел такой разговор с местным старожилом Христофором Стручковым:

«— По нашим речкам и горам сам не ходи!

— Что так?

— Не ходи сам в темноту. Не ходи ночью к реке Будь осторожен в горах. Живет такой человек, чучунаа. Совсем дикий такой. Ростом, как два Христофора. Сильный, как медведь. В шкуру одевается. Стрелы пускает. Очень трудно его заметить — хорошо прячется чучунаа. Очень трудно от него спастись — быстро бегает чучунаа…

— Красивая сказка, Христофор Михайлович!

— Не сказка вовсе! Сам видел. Два раза. Стрелять, однако, не стал. Видели мы друг друга, вот как я тебя. С ружьем я был, он ружья боится. Днем сам не нападает. Смотрит. Нюхает. Далеко чует чучунаа.

Я не знал, что сказать.

— Не веришь? — огорчился Стручков. — У нас многие якуты знают чучунаа. Меня ученые люди слушали. Рассказы стариков записывали. Они верят нам…

Сначала совсем нелепым и фантастическим казался мне этот рассказ. Но вот что запомнил я со слов старого якута. То, что кто-то записывал легенды о чучунаа. Надо бы поинтересоваться у специалистов».

По совету этнографа С. Николаева Юрий Свинтицкий познакомился с рукописным фондом Якутского института языка, литературы и истории.

…Вот свидетельство (1940 года) этнографа А. Савина — со слов 35-летнего Михаила Щелканова из Аллаиховского района. Тот рассказывает, что в округе водится чучунаа. Он велик ростом и очень худ. Имеет привычку подкрадываться к человеческому жилью и красть рыбу. Говорить не умеет, только свистит. Одежда на нем такая, что тесно облегает тело.

Однажды Щелканов строил дом в Русском устье. Внезапно, когда Михаил работал, на него кто-то прыгнул. От неожиданности он выронил из рук топор. Но нападающий был очень слаб. Михаилу удалось повалить его и изо всей силы ударить ногой. Тот громко заверещал и скрылся. Это был чучунаа.

Еще один рассказ. Его оставил Г. Васильев со слов И. Слепцова. Запись сделана в 1945 году в Абыйском районе, тоже в бассейне Индигирки. Слепцов поведал, что однажды был с другом на охоте. Присели отдохнуть, а карабины оставили в стороне. И вот чучунаа украл один затвор. А на другой день оставил его на пне.

Потом, когда Слепцов шел один по тропе, навстречу ему попался «не то черт, не то человек» и стал в него пускать стрелы, быстро, одну за другой, ранил охотника, но не опасно. Вслед за тем чучунаа метнул копье и попал в ногу. Тогда пришлось выстрелить.

Лицо у него, говорит Слепцов, длинное, спина «короткая», руки и ноги длинные. А следы он оставляет большие, полукруглые, «как месяц». Одет в оленью шкуру.

А в 1948 году народный судья М. Попов записал рассказ Иннокентия Попова в Жиганском районе. Тот сообщил, что знал семью Очикасовых, у которых чучунаа похитил трехлетнюю дочь. Это сделал «большой человек, вышедший из леса», который затем скрылся в горах.

Через три года девочку нашли. Сначала ее не узнали — на ней была надета тесная мохнатая шкура. Только когда эту шкуру распороли и сняли, поняли, что перед ними пропавшая дочь, которая совсем одичала.

И вот журналист снова беседует с Николаевым.

— Думаю, — говорит он, — что следует обратить внимание на ряд обстоятельств. Почти все свидетели сообщают о чучунаа как о реальности, без фантастических подробностей, свойственных легендам. В рассказах слишком много совпадений в деталях облика, манерах поведения чучунаа.

Не исключен такой вариант: в какой-то период, когда на территории Якутии наблюдалось вытеснение одних групп древнего населения другими, более развитыми, часть аборигенов ушла в малодоступные районы. Подходящим местом для них были бы, в таком случае, верховья Яны, Индигирки и их притоков.

Впрочем, примерно с середины 50-х годов встречи с чучунаа прекратились. Может быть, ни одного из них уже не осталось? Однако могут сохраниться следы материальной культуры…

Что можно еще добавить? Наверное, вот что.

Историк и этнограф Г. Ксенофонтов в своей книге «Ураангхай Сахалар. Очерки по древней истории якутов» также обращает внимание на сведения о чучунаа. И приводит записи рассказов якутов, которые поразительно совпадают даже в деталях с приводившимися выше. Афанасии Винокуров (Жиганский улус) поведал: «Чучунаа — человек, живущий охотой на диких оленей. Ест он мясо оленей в сыром виде. Говорят, с дикого оленя он целиком сдирает шкуру, как мы снимаем шкуру с песца. Эту шкуру натягивает на себя. Когда шкура ссохнется на теле, чучунаа заводит себе новую одежду. Он будто бы живет в норе наподобие медведя. Голос у него противный .. Часто видят его убегающим…»

Как видим, и тут речь идет совсем не о сказочном или легендарном существе. Показательно, что сам Г. Ксенофонтов цитируемые записи сопроводил заголовком: «Рассказы о диком человеке чучунаа».

— Так что ничего необъяснимого здесь нет, — резюмирует Семен Иванович Николаев. — Ведь до сих пор в дебрях Бразилии, Филиппин и в некоторых других местах даже в наши дни находят неизвестные племена. Некоторые уголки Верхоянья по труднодоступности, думаю, могут поспорить с любыми малоизвестными областями. А по климатическим условиям — тем более. Вполне возможно, что здесь нас, ученых, могут ожидать сюрпризы… Еще одна деталь. «Чучунаа» — это слово можно перевести с одного из местных речений как «беглый», «отверженный».

«…Теперь я часто вспоминаю наш разговор с Христофором Стручковым, — заканчивает Ю. Свинтицкий, — быстрые воды Индигирки, редкие лиственницы, холодные уступы гор, кинжалами упершиеся в небо. Видимо, есть еще у них свои тайны».