Тайна германских военных преступлений

Тема военных преступлений противника играла важную роль в пропаганде любых враждующих блоков. Но поскольку вплоть до самого конца войны чужие территории оккупировали главным образом войска Германии и Австро-Венгрии, именно эти державы давали больше всего материалов для подобной пропаганды. При этом пропагандистские атаки концентрировались главным образом на Германии, поскольку по отношению к многонациональной Австро-Венгрии неизбежно возникал трудноразрешимый вопрос, военнослужащие какой национальности совершили то или иное преступление. Ведь ряд национальностей Австро-Венгрии пользовался поддержкой со стороны Антанты.

Германская армия, оккупировав Бельгию и Северную Францию, столкнулась, как утверждали немецкие газеты, с сопротивлением партизан-франтиреров. Для устрашения бельгийцев, а затем и французов расстреливались заложники, сжигались деревни и обстреливались артиллерией города. Антверпен бомбили «цеппелины». Всего жертвами германских репрессий в Бельгии стали примерно 5 тыс. мирных жителей. Число жертв германских военных преступлений во Франции в 1914 году, когда как раз и была совершена основная часть военных преступлений, оценивается в 1 тыс. человек, а общее число жертв военных преступлений — в 1,5 тыс. человек. 700 мужчин призывного возраста из Эйсдена были направлены на работу в Германию.

25 августа 1914 года германские войска захватили Лувен и уничтожили библиотеку Лувенского университета. В огне исчезли 230 000 средневековых книг и рукописей. В городе были убиты 248 жителей, были отмечены изнасилования и грабежи. Около 2000 зданий были разрушены и большое количество сырья, продовольствия и промышленного оборудования было переправлено в Германию. Позднее немцы ссылались на то, что в Лувене по германским войскам стреляли бельгийские жители, которые также подавали сигналы бельгийской армии с крыш. Бельгийцы же настаивали, что это немцы стреляли друг в друга в темноте. Кто в кого стрелял, так и не было точно установлено. Генерал фон Лютвиц, губернатор Брюсселя, заявил: «В Лувене произошла неприятная вещь. Сын местного бургомистра застрелил нашего генерала. Жители стреляли по войскам… Теперь, конечно, нам придется разрушить город».

Уничтожение библиотеки, о чем официально сообщила американская миссия, вызвало протест бельгийского правительства, обращенный к мировой общественности. В иностранных газетах появились репортажи о разрушении города.

Правительство Германии направило телеграмму своему посольству в Вашингтоне, в которой говорилось, что из-за «вероломного» нападения бельгийского населения «Лувен был наказан разрушением города».

Сообщения в иностранной прессе о бомбардировке Лувена появились 29 августа 1914 года, а уже на следующий день уничтожение Лувена было остановлено. В тот же самый день в официальном коммюнике германское Министерство иностранных дел заявляло, что «вся ответственность за эти события ложится на бельгийское правительство», не забыв повторить обычные обвинения в том, что «женщины и девушки принимали участие в стрельбе и ослепляли наших раненых, выкалывая им глаза».

Газета «Кельнише Цайтунг» писала 10 февраля 1915 года: «У нас у всех было принято за принцип, что за провинность одного отвечает вся целиком группа, к которой он принадлежит. Деревня, из которой стреляли по нашим войскам, должна быть сожжена. Если не найден истинный виновник, то из среды населения должны быть выбраны несколько его представителей, которые, согласно законам военного времени, должны быть казнены… Невинные должны нести наказание вместе с виновными; и если этих последних нельзя найти, то за них должны поплатиться невинные: и это не потому, что преступление было совершено, а чтобы оно не повторилось впоследствии. Всякий раз, когда сожжена какая-нибудь деревня, когда казнены какие-нибудь заложники, когда рассеяны жители какой-нибудь общины, где взялись за оружие против наших наступающих войск, — всякий раз это служит лишь предупреждением для областей еще не занятых. Нет никакого сомнения, что ради такого же предупреждения были истреблены огнем Баггис, Эрве, Лувен и Динан».

27 августа 1914 года немецкий комендант предупредил бургомистра бельгийского города Вавр: «Город Вавр будет сожжен и разрушен, если уплата контрибуции в три миллиона франков не будет произведена без всяких отступлений, в необходимый срок. Невинные пострадают вместе с виновными».

Данные о преступлениях немцев в Бельгии породили кампанию в прессе стран Антанты о «германских зверствах», где эти преступления были многократно преувеличены, и родились совершенно фантастические сюжеты — об использовании бельгийских женщин немецкими войсками в качестве «живого щита» при наступлении. Эта кампания продолжилась и в 1919 году, уже после окончания боевых действий. Писали о расстрелах заложников, осквернении церквей, убийствах женщин и детей, не заботясь о документальном подтверждении. Русский философ Василий Розанов отмечал в связи с этим: «Исключительные зверства немцев заставляют спросить себя: «Христиане ли они?» Вопрос естественный, на который ответ может быть очень любопытен.

Никто во время этих зверств не слышал окрика друг другу: офицера — солдату, солдата — офицеру или кого-нибудь вообще из толпы: «Ты — Христа забыл». В запальчивости, в раздражении, в мускульном движении можно «все забыть» и стать животным; но тогда, если дело происходит в толпе, сейчас кто-нибудь напомнит около плеча: «Да ты Бога забыл! Что ты делаешь?» О немцах нет воспоминания, чтобы кто-нибудь напомнил».

Очевидно, забыли все. Не удивительно ли? Отчего?»

Можно также вспомнить медсестру Эдит Кавель, расстрелянную немцами в 1915 году в Бельгии по неосновательному обвинению в шпионаже. В действительности она только оказывала помощь союзным пленным и возглавляла подпольную организацию по переправке бежавших из лагерей пленников за пределы Бельгии. Всего удалось спасти таким образом около 200 человек, переправленных в Голландию. Из Эдит Кавель пропаганда стран Антанты сделала символ немецких преступлений, равно как и символ мужества простой женщины, не дрогнувшей перед лицом смерти. 15 августа 1915 года Эдит Кавель и 35 членов её организации были арестованы и преданы военному суду. Из 35 были казнены только двое — Эдит Кавель и издатель Филип Бокк. Их расстреляли 12 октября 1915 года. Особое внимание пропаганды к этому случаю был вызван тем, что казн или женщину, что даже в условиях войны было редкостью.

А в британской прессе появилась иллюстрация с соответствующей подписью: «Вылетали на воздушном шаре?» — спросили немецкие захватчики бургомистра Льежа. «Нет», — ответил он. «Сейчас вы узнаете, каковы ощущения от полета», — сказали немцы, привязали его к стволу пушки и выстрелом разорвали на куски». То, что в данном случае мы имеем дело с чисто пропагандистской фантазией, доказывается тем, что подобный способ казни — чисто британская традиция. Так, например, они казнили пленных участников восстания сипаев в Индии. В Германии же подобный способ казни не практиковался никогда.

В России пропаганда подробно описывала зверства немцев в городе Калиш, который был ими захвачен в самом начале войны 25–26 июля (7–8 августа) 1914 года. 17-я и 21-я эрзац-резервные бригады вступили в Калиш и Ченстохов, оставленные русскими войсками без боя. Однако при марше по улицам противник был обстрелян из окон, потеряв в общем 10 убитых, 52 раненых и 12 пропавших без вести. В ответ оба города были подвергнуты артиллерийской бомбардировке, была взята контрибуция. Некий инженер Э. И. Оппман в специальной записке утверждал: «Расстреливались все лица, имеющие при себе какое-либо оружие, а равно лица, у которых оружие найдено было на квартире, несмотря на то что 24-часовой срок сдачи оружия, указанный в объявлении Пройскера, еще не истек; расстрелян был губернский казначей Соколов, уничтоживший до прихода немцев наличные суммы казначейства…

Объявлено было распоряжение коменданта, что если кем-либо из жителей будет причинен малейший вред хотя бы одному прусскому солдату, например, будет брошен камень, то каждый десятый мужчина в городе будет расстрелян, город подвергнется бомбардировке, а заподозренные дома будут гранатами сровнены с землей, окна во всех квартирах приказано было освещать до утра…

От стрельбы из пушек, винтовок и пулеметов повреждены были многие телефонные столбы, и телефонные провода в большом количестве застилали улицы. Лошадь одного молодого офицера так запуталась в проволоку, что упала на передние ноги; офицер, не отдавая себе отчета о происшедшем, выстрелил из револьвера. Выстрел послужил поводом к всеобщей панике; опять началось обстреливание окон домов, некоторых открытых магазинов и расстрел людей, случайно проходивших по улицам. Стреляли из пулеметов по всему городу. Солдаты врывались в дома и в магазины, грабили, поджигали и вырезывали целые семьи — женщин, детей и старцев. Убито и ранено несколько сот человек. В здании магистрата, где по приказанию коменданта собрались городские служащие, зарублены были топором насмерть городской кассир Пашкевич и три сторожа. На Бабиной и Вроцлавской улицах лежала масса трупов людей, детей и даже лошадей. В общей свалке и панике немцы опять стреляли по своим и потеряли убитыми и ранеными много солдат (не менее 12)».

Добавлю, что калишские зверства, как и зверства в Бельгии, были оперативно воспроизведены на цветных литографиях и открытках. Был также снят фильм «Ужасы Калиша», в рецензии на который некто М. Ланский писал: Калишские зверства» привели меня в кинемо. Масса любит кинематограф, и надо сказать, что простота воспроизведения и несложность замысла обеспечивают кинемо успех у широкой публики, у массы, падкой на зрелища. Фабула и воспроизведение «Калишских зверств» крайне грубы и элементарны, но впечатление у невзыскательной публики остается… зверства, ужасы, мутящие рассудок». Изнасилования, по словам очевидцев, стали чуть ли не центральным материалом в подобных фильмах о немецких зверствах. В «Былине о казаке Крючкове и казначее Соколове» Владимира Вишнякова вторая часть была посвящена председателю Калишского отделения Государственного банка действительного статского советника Петра Ивановича Соколова, при вступлении немцев в Калиш будто бы уничтожившем кредитные билеты и за это расстрелянного оккупантами. Эта история стала одним из любимых сюжетов российской пропаганды. На самом деле он в это время в добром здравии жил в Варшаве, а затем был эвакуирован в Москву в июле 1915 года. Можно предположить, что и другие описания «калишских зверств» имеют примерно такую же степень достоверности.

29 августа (11 сентября) 1915 года генерал Байов сообщал начальнику штаба Северо-Западного фронта генералу Гулевичу: «По показаниям нижних чинов, бежавших из германского плена, а также жителей, прибежавших со стороны противника, германцы забирают у населения весь скот, лошадей, фураж и решительно все кормовые средства и обувь, обыкновенно даже без всяких квитанций. Все мужское население, за исключением стариков и подростков, угоняется в тыл на работы, а по показаниям некоторых для привлечения на военную службу. Женщины насилуются на глазах родных. По донесению начальника второй гвардейской кавалерийской дивизии, германцы зажгли деревни Хлисса, Здитово, Спорово, причем расстреливали жителей, пытавшихся спастись от огня». А крестьянин селения Зелюнь Полоцкой губернии Млавского уезда Теофил Прелевич показал Чрезвычайной следственной комиссии, что 2 февраля 1915 года немцы, заняв деревню, «застрелили Игнатия Никодимовича Веселовского за то, что он отказался лично ехать с ними за покупкой коров, предложив, однако, им для этой цели своих лошадей. Войцех Янов Рохович был застрелен зато, что уезжал со своим скарбом, причем немцы сказали ему: «Раз ты уезжаешь, значит, боишься нас, значит, ты шпион». Эдуарда Томашева Марклевского немцы сочли за переодетого казака, так как он был в штанах русской пограничной стражи, и застрелили его; между тем на самом деле Марклевский был трубочистом и, посещая по своей профессии помещения постов русской пограничной стражи, добыл там себе старые штаны». Он также утверждал, что немецкий разъезд прикрывался детьми от русского разъезда.

Достоверность всех этих сведений проверить невозможно, так как послевоенных расследовании не проводилось.

Не вызывает никаких сомнений тот факт, что немцы совершили целый ряд военных преступлений и на Западном, и на Восточном фронте. Однако надо также иметь в виду, что пропаганда стран Антанты многократно преувеличивала масштаб этих преступлений и оснащала их совершенно фантастическими подробностями.