В краеведческом музее Касимова среди прочих экспонатов нельзя не обратить внимания на красивое и интересное чугунное литьё. Это всё, что сегодня в этом городе напоминает об одном уже почти забытом семействе, чьё имя в своё время не только гремело по соседним губерниям, но было известно в Москве и Петербурге. Семействе, о котором ходили предания и легенды, вдохновившие на создание своих произведений известных писателей. Семействе, одни деяния которого внесли немалый вклад в становление промышленной, купеческой России и заслуживают славу и хвалу, а другие — до сих пор окружены недоброй молвой, слухами, легендами и неразгаданными тайнами.

Несколькими километрами выше Касимова в Оку с севера впадает река Гусь. Там в екатерининские времена в старинном селе Погост предприниматель и вельможа Андрей Баташёв создал свой железоделательный завод, назвав его по реке Гусь-Баташёв, или, как его сегодня и именуют, Гусь-Железный.

Братья Андрей Родионович и Иван Баташёвы во второй половине XVIII века были богатыми тульскими заводчиками и владели в Туле несколькими фабриками. Но Андрей Родионович задумал устроить что-нибудь более грандиозное, и его взгляд остановился на глухой, лесистой, многоводной местности вдоль Оки, богатой железняком. И постепенно Баташёвы при посредстве связей и путём всевозможных махинаций стали владельцами огромных земельных наделов и железных заводов на Оке. И если Иван Родионович больше занимался купеческой, промышленной деятельностью, приобретя славу своими железоделательными заводами, среди которых особо выделялся завод в Выксе, существующий и поныне, то имя его брата Андрея стало греметь по тамошним краям по иной причине.

При посредстве своего состояния Баташёв приобрёл огромную власть и влияние в окрестных местах, превратившись в почти безграничного хозяина здешних краёв, а его имение посреди колоссальной вотчины заслужило прозвище «Орлиного гнезда».

«С первого взгляда на эту массу построек на берегу огромного искусственного озера, большей частью уже превратившихся в развалины, вас поражает оригинальность этого „Орлиного гнезда“, напоминающего гораздо больше жилище средневекового феодала, чем усадьбу русского помещика. Полуразрушенная теперь каменная стена, больше 2-х вёрст длиной, охватывает, как бы крепостным кольцом, площадь, где кроме огромного „барского“ дома с десятком флигелей и бесконечных „служб“, помещается парк, „страшный сад“, грандиозные развалины театра и больше 20 оранжерей» — так описывалось баташёвское имение на реке Гусь в 1923 году в касимовской газете «Красный восход».

«Орлиное гнездо» действительно представляло собой впечатляющее зрелище, и в Гусь-Железный до революции не раз специально приезжали даже члены археологических обществ из Москвы и Петербурга. Особенно большой интерес у них вызывали «подземная часть и плотина», про которую в одном из докладов в Московском археологическом обществе в 1903 году было сказано, что «равной ей по оригинальности устройства и ценности, трудно найти во всей России». Что же касается «подземной части», то с ней как раз и связано большинство преданий и легенд, и она до сих пор окружена тайнами, которые всё ещё ждут своей разгадки.

Андрей Баташёв согнал в Гусь чуть ли не весь народ из подвластных ему деревень, и меньше чем через два года на огромной, окружённой лесом поляне появилась усадьба-крепость, обнесённая сплошной каменной стеной двухсаженной высоты с башнями и бойницами, могущая выдержать настоящую осаду. Три двора были окружены каменными флигелями, «людскими» и всевозможными «службами», которые ещё в начале нашего века, хоть и полуразрушенные, поражали своей величиной и численностью. За огромным, в два этажа барским домом находился парк и сад, который ещё при жизни Андрея Родионовича получил жуткое название «страшного сада». Посредине его был устроен «позорный столб», к которому привязывали провинившегося для наказания плетьми перед лицом всей дворни.

Вместе с постройкой «хором» со всеми «причудами» того времени шла работа по возведению плотин, которыми были запружены речки, образовавшие огромное озеро около 30 вёрст в окружности, и чугунолитейного завода.

Впрочем, своим заводам Андрей Баташёв со временем уделял всё меньше внимания, найдя, судя по всему, другие источники богатства. Всё огромное поместье с заводом и плотиной было закончено меньше чем через два года, и тут-то и начался период деятельности хозяина «Орлиного гнезда», который сразу вызвал удивление и страх всей округи и породил массу слухов, не проверенных, но и не опровергнутых по сей день.

Как-то вечером несколько сот рабочих были вызваны к «самому» в громадный зал «хором». Что им говорил Баташёв, не знает никто, кроме напутственных слов, сказанных уже на крыльце: «Коли волю мою будете выполнять усердно, — всем награда на весь ваш век, но ежели кто-нибудь слово проронит, хоть во сне, или попу „на духу“ — то сделаю, что покойники в гробах перевернутся!»

На следующий день рабочие были разделены на две партии, одна из которых с наступлением ночи исчезла за чугунными воротами барской усадьбы и вышла из них только через сутки, когда ей на смену вошла луда вторая партия. Так продолжалось каждый день. Рабочих этих никто ни о чём не смел спрашивать — слишком трепетали все перед грозным владыкою. Стало известно только, что каждую ночь с барского двора тянутся целые обозы с землёй, которую ссыпают к озеру, а туда ввозят тёсаный камень, болты да двери железные — «точно другую усадьбу строить собираются», хотя вся постройка была уже как будто закончена. Чугунные ворота день и ночь охранялись стражей (Баташёву удалось получить разрешение властей иметь своих «егерей числом в 800»), и ничей любопытный глаз не мог проникнуть за стены усадьбы без воли властелина.

Днём там в общем-то всё носило обыденный характер, и только с наступлением темноты начиналась кипучая загадочная деятельность, продолжавшаяся почти год. Конечно, и тогда многие в округе догадывались, что «новоиспечённый вельможа» под землёй «другие хоромы строит», но где ход в эти таинственные постройки, для чего они делаются — никто почти не знал даже из живших в усадьбе.

Как только началась эта таинственная ночная жизнь, было отдано строжайшее приказание всем живущим за стенами «феодальной крепости» — с наступлением темноты запираться в своих помещениях и не сметь отворять ни окна, ни двери до тех пор, пока утром не зазвонит колокол, повешенный над чугунными воротами усадьбы. Только несколько человек «отборных» опричников целыми ночами стояли в карауле, охраняя тайну своего повелителя.

В одну из своих частых поездок в Петербург он поступил в масонскую ложу, где состояли членами чуть ли не все аристократы того времени, и этим завязал знакомство и дружбу с массой влиятельных лиц столицы, которые всё чаще стали превозносить ум и щедрость нового вельможи, а некоторые приезжали даже отдохнуть от дел правления государственного в дальнее поместье масона-помещика, где пиры и гулянья длились, бывало, по несколько дней. Но мало кто задавался вопросом — откуда берётся та масса червонцев, которые рекой текли из рук щедрого вельможи?

Дворовые да заводские рабочие знали лишь, что за барской усадьбой выстроена целая слобода для трёхсот рабочих, которых барин привёз откуда-то со стороны. При этом было одно странное обстоятельство: дома ли, в кабаке, на гулянье их можно было видеть только 150 человек, остальная же половина всегда отсутствовала. Заметили лишь то, что ровно в полночь 150 человек этих таинственных рабочих отправлялись к одной из башен, помешавшейся в задней стене парка, и исчезали за её дверями, а оттуда выходила другая половина и безмолвно рассыпалась по своим домикам. Долгое время напрасно старались допытаться от кого-нибудь из этих рабочих — куда они ходят по ночам и что делают, но и от пьяных даже получали один ответ: мол, своя голова ещё не надоела, а «с вашим барином шутки плохи». Некоторые вообще отвечали угрозой «доложить самому» об излишнем любопытстве дворовых, после чего всякие расспросы прекратились.

А через некоторое время жуткий слух взволновал всю округу: в десяти верстах от имения Баташёва, в дремучем лесу, был ограблен огромный обоз, вёзший товары из Касимова в Муром. Часть извозчиков была перебита, а часть успела разбежаться и спрятаться в лесу. Добравшись до ближайшей деревни, они рассказывали, что их окружил целый отряд всадников «в чёрных образинах», и те стали стрелять по ним «из пищалей». Все спасшиеся удивлялись лошадям и амуниции нападавших: на разбойников не похожи — точно войско какое! Никто не смел ничего сказать вслух, но молва расходилась всё шире и шире, и втихомолку Баташёва стали называть не только «масоном-безбожником» и «монетчиком», но и просто «душегубом-разбойником». А случаи ограбления богатых обозов стали повторяться всё чаще и чаше, так что губернские власти волей-неволей должны были устроить «расследование», которое, впрочем, конечно, ничего не раскрыло. Только в конторских книгах того времени особо часто стали попадаться записи о щедрых дарах губернскому заседателю.

Андрей Родионович признавал только один закон — собственную волю, а благодаря покровительству Потёмкина, с одной стороны, и поблажке, закупленной им у местной власти, — с другой, ему всё сходило с рук. Новые налёты со своими молодцами, видимо, пришлись ему по вкусу, и на Муромском тракте стало опасно проезжать не только купцам, но и богатым помещикам.

При этом рассказывают, что, когда Баташёв появился в здешних краях, по среднему течению Оки ютились целые разбойничьи шайки, и для них Андрей Родионович был истинной грозой. Эти шайки он всячески истреблял, но при этом сам поступал по-разбойничьи: тут же захватывал в свои руки имения мелких землевладельцев, из которых редкий не был в дружбе с разбойниками.

Вообще для расширения своих владений он не останавливался ни перед какими средствами. Как-то у одного из соседних помещиков Баташёв оттяпал деревню Роксаново, причём прежний её владелец исчез неизвестно куда. Наследники помещика начали дело: приехали следователи, которые осмотрели издали деревеньку, затем переночевали у Баташёва, а утром решили ехать в Роксаново. Вышли на крыльцо, и что же? Видят: деревни как не бывало! «Где деревня?» — спрашивают следователи у понятых. «Знать не знаем и ведать не ведаем! — отвечают те. — Да такой деревни у нас и не бывало!» С тем следователи и уехали от Баташёва. После оказалось, что две тысячи человек работали в ночь пребывания на заводе следователей. Деревню снесли по брёвнышку, а землю распахали, так что и следа деревни не осталось, а жителей её Баташёв разослал по своим заводам.

Что же касается загадочного исчезновения этого помещика и многих других пропавших без вести людей, вошедших в конфликт с Баташёвым, то свет на это могут пролить записанные в начале нашего века рассказы одной девяностолетней старухи, родной дед которой служил «казачком» у Андрея Родионовича. По словам старухи, дверь в угловую правую башню парка была железная, а пол весь «по шарниру двигался, и вот как барин на кого „опаску поимеет“ и надо, чтобы его и следа не осталось (больше из начальства, которые ему супротивничали), — сейчас того угостит хорошенько, да пьяного и поведёт свои постройки смотреть. Сам на пороге станет, а его наперёд в эту самую башню пропустит. Только как тот на эти самые доски станет, они сразу на обе стороны, под стену-то и уйдут, а под полом-то этим колодезь бездонный… Полетит человек и крикнуть не успеет, а барин пуговку какую-то нажмёт — и опять пол ровный и следов нет — хоть век ищи, не найдёшь человека…»

До поры до времени благодаря богатствам и связям Баташёва все его выходки и проделки сходили ему с рук. Не раз против него пытались возбудить дело, но каждый раз они улаживались на месте, и даже если и доходили до столицы, то и там не получали должного хода. Но грозовая туча уже висела над «Орлиным гнездом». Смерть Потёмкина сильно поколебала его влияние в столице, а при вступлении на престол Павла всё вообще круто изменилось. Начались гонения на всех любимцев Екатерины, живших в столице, а затем добрались и до тёмного прошлого «Баташёвского магната».

Везде была рука у Андрея Родионовича, и вот однажды прискакал к нему нарочный с секретным извещением от «благожелателя» из столицы, что назначена «строжайшая ревизия» всех его дел, особенно касающихся слухов о «монетном дворе», находящемся где-то в тайниках баташёвской усадьбы. Раньше бы это не смутило грозного владельца — он знал, что никто из дворовых не дерзнул бы донести на него, не исключая и тех рабочих, которые продолжали посменно исчезать в одной из башен парка. Но теперь всем было известно, что пожелания «владыки» пошатнулись, что и на него могла найтись управа, и здесь-то, по рассказам, и произошло одно из самых страшных деяний Баташёва. Когда на другой день после приезда «эстафеты» очередная смена «ночных» рабочих ушла на свои всегдашние занятия, ей никто не вышел навстречу: барский доверенный ещё днём сказал всем, что надо разом прикончить спешное дело, после чего «барин» выдаст всем по 100 рублей и отпустит их по домам.

Весёлые и радостные ходили этот день рабочие и всем хвастались, что, мол, «скоро сами богатеями будем и уйдём от вас на родную сторону». Такие же весёлые шли они и на «последнюю работу», но больше никто их уже никогда не видел… Как в воду канули 300 человек, а управляющим было объявлено, что барин «тех рабочих отпустил домой, а стройку их жертвует своим заводским». Как ни боялись все Андрея Родионовича, но всё же пошёл кругом возмущённый глухой гул, особенно когда один из двух любимцев барина в тот же вечер в кабаке «сбрехнул», что, мол, теперь хоть сто ревизий приезжай, никто ничего не дознается, всё у нас «шито-крыто».

Все поняли, что не добром сразу исчезли без следа 300 человек, а когда на другой день и проболтавшийся любимец «нечаянно утонул», то ни у кого не было сомнения в том, что барин ловко «схоронил концы».

Приехавшая ревизия ничего не смогла открыть, так как никто действительно теперь не знал, где искать ход в «подземные хоромы», и хотя показали башню, куда входили рабочие («отпущенные домой и убиравшие парк»), но там оказались только дверь в сад и больше ничего… Но страшное предание прожило более ста лет, и ещё в начале нашего века местные крестьяне рассказывали, будто «барин собственноручно задвинул засовы чугунной двери подземелья, где лежали напившиеся на радости рабочие, которые и умерли там голодной смертью».

Вскоре после этого звезда Баташёва закатилась окончательно, а в 1799 году он умер семидесяти трёх лет. С тех пор владения Баташёва стали приходить в упадок.

Посетивший в середине второй половины XIX века Гусь-Железный писатель Мельников-Печерский, оставив подробные описания баташёвского имения, обращал внимание на «страшное запустение и развалины, незаметные только снаружи». Но не обошёл он в своём описании и легендарной «подземной части»: «Нижний этаж по расположению комнат напоминает верхний, а под этим этажом находятся подвалы, частью от времени разрушившиеся, и молва гласит, что из некоторых подвалов когда-то были подземные ходы, выходившие в поле».

Сегодня, к сожалению, мало, что из описанных грандиозных построек уцелело, от некоторых даже не осталось и следа. Ещё краевед Л. П. Чекина, пять лет проведшая в Гусь-Баташёве, изучая это удивительное место, писала через полвека после поездки Мельникова-Печерского: «Хотя все постройки, кроме „барского дома“ и нескольких флигелей, теперь наполовину разрушены, но всё же не потеряли своего стиля, и по ним легко восстановить картину прошлого. Целы огромные развалины театра и бесконечных оранжерей, а в каменной, наполовину осыпавшейся стене и сейчас видны маленькие бойницы для пищалей. В конце столетней липовой аллеи, идущей через весь парк от главного крыльца „хором“, помещаются развалины „павильона любви“… Недалеко от этих развалин находится полуразрушенная угловая башня, представляющая теперь наполовину осыпавшиеся стены без крыши, а вместо пола на аршин ниже уровня земли — остатки прогнивших балок, опавшие листья да всякий мусор».

Именно под этой самой угловой, правой башней парка и находилось подземелье, куда проваливались «неугодные» Баташёву. Чекина не сомневалась в существовании подземных ходов, о которых и по сей день ходит столько легенд в Гусе-Железном. Причём, по её мнению, подземные ходы были сделаны не только под землёй, но и в стенах домов. Последняя владелица Баташёва сама рассказывала Чекиной, что, увлёкшись ещё в молодости рассказами о тайниках баташёвского дома, стала выстукивать стены комнат и велела разломать одну из них, где звук ей показался особенно подозрительным — в угловой комнате нижнего этажа направо от подъезда, выходившей на двор. За тонкой кирпичной оболочкой действительно оказалась крохотная комната — площадка с винтовой лестницей в верхний этаж, в бывший кабинет Андрея Родионовича. Около лестницы стоял маленький круглый стол на трёх вызолоченных львиных лапах, а на нём лежали особой формы шапка, гвоздь и молоток — первый владелец Гусь-Баташёва, как мы помним, был не только разбойником и фальшивомонетчиком, но и масоном. Около столика была маленькая подъёмная дверь, ведущая в подземную часть здания, и, по-видимому, тут помещалась самая «святая святых» владыки дома, так как этот тайный ход вёл куда-то прямо из его кабинета, а стало быть, никто уже не мог проникнуть туда, кроме его владельца. К сожалению, последняя Баташёва «побоялась» проникнуть в подземелье и велела снова заложить стену, захватив с собой только оригинальный столик и масонские реликвии, которые Чекина не раз видела на камине в её кабинете.

Андрей Печерский тоже считал, что молва о подземных ходах, возможно, и справедлива, если принять в расчёт время и обстоятельства, при которых жил основатель и первый владелец Гусевского завода, имя которого «и теперь, более полувека спустя, произносится на заводе с каким-то паническим страхом».

Существование подземных ходов и обширных подземелий под усадебным парком подтверждает, по мнению старика-лесничего Квятковского, жившего ещё в начале века в Баташёве, и ненормально малый рост старых деревьев «страшного сада» — на это обращал внимание и Печерский. По мнению Квятковского, низкий рост и чахлость чуть ли не двухсотлетних деревьев объясняется тем, что под этим местом находятся подземелья и слой почвы над их каменными сводами недостаточен для нормального питания растительности. Это предположение подтверждается, кстати, и тем, что как раз в этом месте земля при ударе издаёт особо гулкий звук.

Под всем барским домом, по-видимому, действительно помещались двухэтажные подвалы — больше, чем на 6 аршин глубиной каждый, соединённые широкой каменной лестницей, — та самая «подземная часть», о которой с восторгом в начале века говорили археологи. Нижний из подвалов считался «страшным местом», где, по рассказам, появлялись призраки, и никто из прислуги, даже днём, не решался туда спуститься. Это отчасти объясняет скудость информации о «подземном царстве» Андрея Баташёва.

В огромном леднике, который за всё лето таял только наполовину, Л. Чекина сама видела верх громадной чугунной двери аршина на два ниже уровня земли. Живший у последних Баташёвых лет тридцать кучер Григорий рассказывал ей, что лет за пять до своей смерти внук Андрея Родионовича, Эммануил Иванович Баташёв, один год велел набивать заново ледник, так что к концу второго лета лёд растаял до дна и открыл всю чугунную дверь с железными засовами и громадными замками. Тогда «последний Баташёв» взял с собой управляющего и его, Григория, и велел кузнецам сбить замки, с фонарями спустился в огромную яму ледника и проник за чугунную дверь, не открывавшуюся почти сто лет. За дверью оказался высокий и широкий подземный коридор, выложенный серым камнем, который привёл их ко второй такой же двери с железными засовами, но уже без замков. Но только кучер хотел было отпереть их, как «на барина страх напал» — он бросился бегом назад, велел сейчас же заново запереть на замки «страшную дверь», а ключи выбросить в озеро. Он никому не сказал причины своего внезапного страха, но, как полагает Чекина, его напугала возможность встретить за дверью скелеты тех 300 рабочих, которых заморил голодом под землёй его дед…

Некоторые авторы, правда, более скептически относятся ко всем баташёвским легендам, а в частности — к рассказам про подземные ходы. Но даже автор заметки «Ещё об „Орлином гнезде“», появившейся в касимовской газете «Красный восход» осенью 1927 года и подписанной «Исследователь», хоть и с сомнением пишет о «громадной чугунной двери», ведшей якобы из ледника в подземные катакомбы, считает, что в рассказах про подземелья и чеканку фальшивых червонцев «нет дыма без огня»: «что-нибудь легло же в основу этой легенды!» И он заключает: «Сейчас ещё нет достаточных оснований для того, чтобы определённо признать за плод пылкой фантазии все ужасы, приписываемые „Орлиному гнезду“. Несмотря на их крайнюю фантастичность, точно так же в нашем распоряжении нет ничего, что б давало повод сильно сомневаться в правдивости того, о чём трактовалось изустно в Гусь-Баташёве».

Поэтому приходится лишь сожалеть, что волна революции не только порушила многие постройки, но бесследно смыла колоссальный архив Баташёва.

И всё же оставшиеся постройки бывших обширных владений Баташёва вполне подтверждают легенды о былом величии этого вельможи. Ещё в конце 1920-х годов сохранился, например, огромный ледник, который обслуживал некогда не только личные потребности владельца и его семьи, но и нужды производства: из этого громадного склепа летом ежегодно отправлялось на завод по возу льда для охлаждения питьевой воды. А если идти от чугунных ворот усадьбы по берегу озера около стены, то под одним из разрушенных флигелей, на уровне земли были видны круглые окна с чугунными решётками, в которых можно было разглядеть верх каменного столба с приделанными к нему заржавленными кольцами и крючьями. Что находилось внизу этого подземелья и где ход в него — никто не знает, но, несомненно, это был застенок, или подземная тюрьма.

Много мрачных тайн до сих пор хранят баташёвские развалины. Несмотря на поиски отдельных энтузиастов, можно сказать, что серьёзных исследований владений Андрея Баташёва так до сих пор и не проводилось. А ведь если имеющиеся свидетельства о чугунной двери в подземелье и витой лестнице за стеной угловой комнаты правдивы, в чём нет оснований сомневаться, то они (или то, что от них остаюсь сегодня) должны находиться на указанном месте. А это значит, что оттуда, вполне вероятно, возможно проникнуть и в остальные помещения «подземных хором» и раскрыть, наконец, секреты и тайны «Орлиного гнезда» на Оке.