20 ноября 1947 года

1947 год, послевоенная Англия, журнал «Лайф»: «На девятом году сурового экономии и самоограничения, в небесах, наконец, мелькнул просвет. На прошлой неделе британцы увидели мимолётный проблеск славы предков, напоминающий о славном прошлом и показывающий, что надежда на возвращение лучших времён ещё есть. Принцесса, наследница британского трона, выходила замуж, и былые пышность и великолепие на миг возродились».

20 ноября 1947 года принцесса Елизавета, старшая дочь Георга VI, будущая королева Елизавета II, выходила замуж, и этот день праздновала вся страна.

Почти ровно за тринадцать лет до того, в 1934 году, восьмилетняя Елизавета была маленькой подружкой невесты на свадьбе своего дяди, герцога Кентского, и принцессы Марины Датской и Греческой. Приехал на свадьбу и четырнадцатилетний кузен принцессы Марины, принц Филипп. Так состоялась их первая встреча. Второй раз дальние родственники (оба — прапраправнуки королевы Виктории) встретились три года спустя, на коронации отца Елизаветы. Третья встреча произошла ещё два года спустя, в 1939 году, когда король с королевой посетили знаменитый военно-морской колледж в Дартмуре, а принц Филипп, учившийся там, сопровождал во время этого визита обеих принцесс, Елизавету, которой было тогда тринадцать, и Маргариту.

В официальной биографии Георга VI, которая вышла в 1958 году и которую Елизавета, тогда уже королева, внимательнейшим образом прочитала, была фраза, которую её величество не исправила, а значит, её можно считать получившей одобрение. И говорилось там о принце Филиппе следующее: «Это был человек, которого принцесса Елизавета полюбила с их первой встречи».

Начиная с той третьей встречи, они обменивались письмами и порой встречались. У каждого была своя собственная, очень насыщенная жизнь (особенно если вспомнить, что это было военное время), но чувства крепли, и летом 1946 года, приехав в отпуск, принц Филипп, лейтенант флота, отправился в королевскую резиденцию, замок Балморал, и там сделал предложение Елизавете, а затем попросил её руки у Георга VI.

Прошёл год, прежде чем о помолвке было официально объявлено, — ожидали, пока принцессе не исполнится двадцать один год. За это время Филипп отказался от своих титулов принца Датского и Греческого, принял фамилию Маунтбаттен (его матерью была принцесса Алиса Баттенберг, и «Маунтбаттен» — англизированная форма «Баттенберг»), стал британским подданным и перешёл из православия в англиканство. Словом, совершил все необходимые процедуры, чтобы иметь возможность стать супругом будущей королевы. Королева-мать с одобрением отмечала, что жениху, кажется, вообще всё равно, какой титул он будет носить. Перед свадьбой Филипп получил от короля титул герцога Эдинбургского, который носит и по сей день.

У жениха, увы, не было возможности подарить невесте кольцо, которое было бы достойно её высокого положения. К счастью, на помощь пришла его мать, принцесса Алиса, которая отдала сыну свою бриллиантовую тиару. Из нескольких камней — одного трёхкаратного бриллианта и пяти небольших — сделали изящное кольцо для помолвки (обручальное же кольцо принцессы, которое жених надел ей в день свадьбы, было, как и кольца её родителей, из уэльского золота).

Платье невесты поручили сшить Норману Хартнеллу, официальному кутюрье королевской семьи с 1938 года. Впервые его пригласили в Букингемский дворец в преддверии коронации Георга VI, тогда Хартнеллу предстояло создать наряды для фрейлин королевы. Говорят, что сам король Георг показал ему залу с портретами кисти Франца Винтерхальтера — художника, прославившегося в середине XIX века великолепными женскими портретами. Красавицы в роскошных платьях с пышными юбками по тогдашней моде стали для Хартнелла источником вдохновения — впрочем, и позже черпал его в работах художников прошлого, от Ватто до Ренуара. И когда в 1947 году принцесса Елизавета готовилась к свадьбе, Хартнелл снова обратился к живописи. В своей автобиографии он писал: «Я обходил лондонские музеи, вдохновляясь классической живописью, и, к счастью, нашёл то, что нужно — девушка с картины Боттичелли в струящемся вдоль тела шёлке цвета слоновой кости, усыпанном цветами жасмина, аспарагусом и крошечными бутонами белых роз. Я подумал, что всю это флору на современном платье можно воссоздать с помощью хрустальных бусин и жемчуга». (Речь идёт о платье Флоры на картине «Весна».)

В тяжёлое послевоенное время не так легко было создать роскошное платье, пусть даже речь шла о принцессе. Елизавете выделили дополнительные сто карточек на одежду, поскольку в ходу всё ещё была карточная система — что ж, будущая королева, прежде всего, гражданка своей страны. Кроме того, для платья нужно более десяти тысяч жемчужин, а в Англии невозможно было найти столько жемчуга, так что его пришлось заказывать в США. Шёлк заказали в Шотландии, и тут возникли слухи, что он из «вражеских шелковичных червей», то ли японских, то ли итальянских. Разразился скандал. К счастью, оказалось, что шелкопряды были китайскими… Возможно, тогда Хартнеллу пришлось пожалеть, что он не воспользовался, как предлагала королева-мать Мария Текская, английским атласом. Но тот был слишком плотным и блестящим, а кутюрье видел будущее платье более нежным. Таким оно и получилось.

«Богато расшитое белое атласное платье переливалось при каждом движении. По ткани были разбросаны букеты из флёрдоранжа, жасмина и белой розы Йорков. Их искусно соединились с колосьями пшеницы, символом плодородия. Вышивка была из жемчуга и стразов». От плеч спускался почти четырёхметровый шлейф из шёлкового тюля, тоже весь расшитый. Два месяца работы, двадцать пять швей, десять вышивальщиц… Платье шили в обстановке, что называется, величайшей секретности. Все сотрудники Хартнелла дали подписку о неразглашении информации, а окна в ателье закрасили белым и завесили плотным муслином. Платье никто не должен был видеть до церемонии! Естественно, все умирали от любопытства, и журналисты пытались добиться своего путём подкупа — не самого кутюрье, конечно, а его сотрудников. Но им это не удалось. Всё, что увидел один из репортёров, — это как из ателье за день до свадьбы выносили огромную коробку — её отправляли во дворец. Наряд невесты дополняла длинная вуаль и атласные босоножки на относительно высоких каблучках, застёгивавшиеся серебряными пряжками, украшенными жемчугом.

Платья восьми подружек невесты тоже были хороши — правда, не за счёт ткани, а за счёт покроя и отделки. Эти леди, включая сестру Елизаветы, принцессу Маргариту, и их кузину Александру Кентскую, использовали все свои карточки на одежду, чтобы достойно выглядеть на свадьбе. Их платья тоже шили в ателье Хартнелла, но при этом использовали белый тюль, который отпускался без карточек. Зато его вышили крошечными звёздочками, плотно облегавшие тело корсажи украсили мелкими складочками, плечи окутывал тот же тюль, отделанный по краям вышитыми белым бисером цветами, а у вырезов прикрепили большие атласные банты. Волосы юных леди украшали небольшие венки, сделанные из белых атласных лилий, розоватых «звёздчатых» цветов камнеломки, дополненных деталями из серебряного ламе. Эти наряды — прекрасный пример того, как за счёт мастерства можно из скромных материалов создать нечто по-настоящему волшебное.

Пажами, которые должны были нести шлейф невесты, были её маленькие кузены, Уильям Глостерский и Майкл Кентский (сын герцогов Кентских, на свадьбе которых и познакомились Елизавета и Филипп). Оба пятилетних принца были одеты в шотландские килты (что тоже уже является традицией — младшие братья будущего Эдуарда VII, деда Елизаветы, на его свадьбе тоже были в килтах).

По давней традиции в туалете невесты непременно должно быть что-нибудь «чужое». У Елизаветы такой деталью стала бриллиантовая тиара, которую одолжила ей мать. Когда в 1893 году будущий король Георг V обвенчался с принцессой Мэй, Марией Текской, королева Виктория подарила невесте бриллиантовое колье. В 1919 году Мэй, тогда уже королева, велела переделать свадебный подарок, и из извлечённых оттуда бриллиантов была сделана тиара, которую можно было носить и в качестве колье, сняв предварительно с жёсткой основы. В августе 1936 года Мария подарила её супруге своего младшего сына Елизавете, тогда ещё герцогине Йоркской, вскоре ставшей, после отречения своего деверя, королевой-консортом. Именно эту тиару и надела в день свадьбы принцесса Елизавета, однако тиара распалась надвое прямо у неё на голове! Украшение пришлось срочно чинить, ведь это случилось незадолго до того, как свадебный кортеж должен был покинуть дворец, однако, к счастью, успели вовремя.

Шею принцессы украсил самый роскошный жемчуг королевской сокровищницы. Это две отдельные жемчужные нити, которые по сложившейся традиции обычно надевают вместе. Одна из них состоит из сорока шести жемчужин, и принадлежала она некогда королеве Анне, последнему монарху из династии Стюартов, которой подарил её супруг, принц Георг; вторая нить, из пятидесяти жемчужин, принадлежала королеве Каролине, супруге Георга II. Размер жемчужин можно хорошо представить, если знать, что первое ожерелье весит около килограмма, а второе — почти полтора…

Эти жемчуга стали свадебным подарком принцессе Елизавете от родителей. Но, когда, собралась их надеть, выяснилось, что ожерелья вместе с прочими свадебными подарками выставлены в Сент-Джеймском дворце и их просто-напросто забыли оттуда забрать! Лесли Филд, автор книги о драгоценностях Елизаветы, так описывала «приключения» секретаря принцессы Джона Колвилла, который отправился спасать ситуацию: «Он промчался по казавшимся бесконечными коридорам, сбежал с главной лестницы и оказался во дворе, где реквизировал большой “даймлер” короля Норвегии Хаакона VII. Хотя движение было перекрыто с утра, у ворот Мальборо собралась такая толпа, что машина, пусть и с королевским флагом, вынуждена была задержаться, а он пробирался пешком. Когда он добрался до дверей государственных апартаментов, выходящих во Фрайери-Корт, там был только престарелый уборщик, который и выслушал его путаный рассказ. В конце концов, он позволил Колвиллу подняться наверх, чтобы пояснить цель прихода тем, кто охранял 2660 подарков. Дилемма состояла в следующем: если бы ему поверили, а он оказался ловким похитителем драгоценностей, который удрал бы с коронными жемчугами, то у них были бы проблемы; если же они отказались бы выдать ему ожерелье, а история оказалась правдивой, то у них снова-таки были бы проблемы. Посоветоваться было не с кем, время истекало. И только когда они нашли его имя в программе свадьбе, в числе членов свиты принцессы, ему позволили забрать жемчуг». Всё закончилось благополучно, и Елизавета надела свой жемчуг.

Букет невесты был из белых орхидей, но, главное, мирт в нём был с того же куста, с которого срывали веточки для свадебного букета королевы Виктории. Правда, и здесь не обошлось без заминки — уже перед выходом выяснилось, что букет пропал. К счастью, быстро выяснилось, что один из служителей дворца просто положил его в коробку со льдом, чтобы цветы не завяли. (Точно такой же букет Елизавете преподнесли полвека спустя, когда в 1997 году они с принцем Филиппом праздновали золотую свадьбу.) Этот букет, согласно традиции, начало которой положила её мать, Елизавета должна была возложить на могилу Неизвестного солдата в Вестминстерском аббатстве. Но, разволновавшись, она просто забыла это сделать, и букет положили туда на следующий день.

Скамеечки, на которые преклоняли колени жених и невеста во время венчания, были сделаны из… двух ящиков из-под апельсинов. Конечно же, их красиво задрапировали розовым шёлком, но это было очередным штрихом в общей картине послевоенной Англии. Эта свадьба была гораздо более скромной, чем свадьба родителей Елизаветы, но ей радовались не меньше, а быть может, даже больше — ведь позади была страшная, измотавшая половину мира война, и очень хотелось верить, что теперь «и на нашей улице будет праздник».

Журнал «Лайф» так описывал свадьбу будущей королевы: «Дорога от Букингемского дворца до Вестминстерского аббатства, которую должна была проделать свадебная процессия, была под охраной на протяжении полутора миль, что не дало возможности многим любопытным лондонцам полюбоваться королевскими каретами и лимузинами. Меню свадебных торжеств было скромным, а в аббатстве цветов, украшающих алтарь, было совсем немного. Многие из числа приглашённых, которых было около 2500, появились на церемонии в старых костюмах и шляпах, которые знавали лучшие времена. Но королевская кавалерия выглядела ослепительно в своих блестящих кирасах, гарцуя на холёных, подобранных одна к одной, чёрных лошадях. Королева Мария, по-королевски прямая, ехала в своём старомодном лимузине, высоко подняв голову, чтобы все могли её видеть. Конечно же, представители всех понемногу исчезающих королевских семейств Европы, сверкая чудом уцелевшими драгоценностями, заполнили аббатство. Казалось, весь Лондон собрался, чтобы посмотреть на зрелище, пусть и анахронистическое по своей сути, но тем не менее впечатляющее. Люди заполнили Уайт-Холл, чтобы посмотреть на процессию, движущуюся к аббатству. В аббатстве же они приветствовали появление шести королей, семи королев и множества принцев и принцесс. Через репродукторы они слушали, как принцесса Елизавета приносит брачные обеты. Часами они толпились вокруг дворца, надеясь, что новобрачные выйдут на балкон. А потом, чувствуя себя такими же счастливыми, как будто это был день их собственной свадьбы, они отправились по домам со вновь обретённой уверенностью в добром, спокойном и долговечном, то есть во всём том, что для британцев олицетворяет британская монархия».

На этот раз свадьба транслировалась по радио (хотя наверняка кто-нибудь из двухсот миллионов, слушавших его в тот день, делал это не снимая шляпы).

Как сказал король Георг VI, растроганно наблюдая за церемонией, «свадьба дочери берёт за душу куда сильнее, чем собственная свадьба…»

Режим суровой экономии и карточная система в послевоенной Англии могли создать проблемы и с такой неотъемлемой частью торжества, как свадебный торт. К счастью, помогли другие страны Британского Содружества — например, всё необходимое для главного торта (всего тортов было двенадцать, и одиннадцать затем раздали) прислали из Австралии, как подарок от Ассоциации девочек-скаутов. Торт был высотой около двух с половиной метров и состоял из четырёх ярусов: «Первый ярус был украшен сделанными из сахара миниатюрными копиями Виндзорского замка, Букингемского дворца и замка Балморал, а также эмблемами жениха и невесты. На втором было изображено, как принцессе, полковнику гвардейских гренадёров, те отдают честь; сражение у мыса Матапатан [состоявшееся 27–29 марта 1941 года, когда английский флот нанёс поражение итальянцам — Филипп принимал в нём участие]; спортивные мотивы, которые отражали разнообразные интересы молодожёнов. На третьем ярусе купидон держал украшенные инициалами щиты, эмблемы Вспомогательного корпуса при сухопутных войсках (ATS) и Ассоциации девочек-скаутов, а рядом стояла маленькая копия корабля “Отважный” (Valiant), на котором герцог Эдинбургский сражался во время войны. Последний ярус был украшен эмблемами Британского Содружества».

В своей книге воспоминаний «Маленькие принцессы — история детства королевы, рассказанная её няней» Марион Кроуфорд, присутствовавшая на свадьбе своей воспитанницы, писала о приёме в Букингемском дворце, последовавшем за венчанием: «Это был оживлённый, очаровательный обед. Столы были украшены сарсапарелью и белыми гвоздиками, на каждом стоял букет из белого вереска, который прислали из Балморала. Знаменитые лакеи в кармазинно-золотом создавали атмосферу волшебной сказки. Я словно попала в воплощённую мечту».

А, наверное, одним из самых важных подарков, которые король с супругой сделали дочери и её жениху, было то, что по их указаниям все свадебные тосты и выступления были короткими. Во время своей собственной свадьбы Георг, тогда ещё герцог Йоркский, и его юная супруга умирали от скуки во время длинных, казавшихся бесконечными речей. Так что собственную дочь они постарались от этого избавить.

Молодожёны получили более двух с половиной тысяч подарков буквально со всего мира. Их выставили на всеобщее обозрение во дворце Сент-Джеймс, и на этой своеобразной выставке побывало около двухсот тысяч человек. Подарки от родственников, друзей, официальных лиц и, наверное, самое трогательное, подарки от простых граждан (скажем, сто сорок восемь пар нейлоновых чулок — огромная ценность и редкость по тем временам! — связанные вручную кардиган и чехол для чайника, семьдесят шесть носовых платков, шестнадцать ночных рубашек). Самым необычным подарком был, пожалуй, кусок кружева, сделанного из нитей, которые спрял сам Махатма Ганди — он и по сей день хранится в королевской коллекции. Правда, юная принцесса Маргарет, сестра Елизаветы, приняла его за набедренную повязку и сочла «очень нескромным подарком». Но были подарки практичные, такие, которые получают, наверное, все молодожёны. Стиральная машина, пылесос, холодильник, швейная машинка, книжный шкаф… Что ж, у принцессы тоже должно быть своё хозяйство.

Медовый месяц Елизавета и Филипп провели в Шотландии, в поместье дяди Филиппа, графа Маунтбаттена. Именно тогда принцесса, герцогиня Эдинбургская, получила от отца письмо. «Я был так горд тобой и так взволнован, пока мы шли рядом по этой длинной дороге в Вестминстерское аббатство; но когда передал твою руку архиепископу, то почувствовал, что потерял нечто очень дорогое. Ты была так спокойна и собрана во время церемонии и произносила свои слова с таким убеждением, что я понял — всё в порядке…

Я с гордостью наблюдал за тем, как ты росла все эти годы — под маминым руководством, а она, как ты знаешь, в моих глазах самый чудесный человек на всём свете. И теперь, я знаю, я могу всегда рассчитывать на помощь твою, а теперь и Филиппа, в нашей работе. То, что ты покинула нас, оставило огромную пустоту в наших душах, но помни, что твой старый дом навсегда останется твоим. Возвращайся сюда как можно чаще. Я знаю, что ты счастлива с Филиппом, и это правильно, но, прошу тебя, не забывай и нас. Твой любящий отец».

В 2007 году королева Елизавета и принц Филипп отпраздновали шестьдесят лет совместной жизни — ни один правящий монарх Британии прежде не праздновал такой юбилей! А пока страна готовится к шестидесятипятилетнему юбилею в следующем, 2012 году. И будем надеяться, что это не последний совместный праздник этой четы!