КРЕМЛЕВСКИЙ ЗАГОВОР ПРОТИВ ХРУЩЕВА

Неопределенные слухи о растущем недовольстве политикой Хрущева стали распространяться в высших эшелонах власти уже в конце 1963 года. Видимо, тогда же в его окружении стали появляться и мысли о возможном отстранении Хрущева. Тем более что обиженных им было немало.

В 1962–1963 годах самыми близкими к Хрущеву людьми были Брежнев, Подгорный, Козлов и Шелепин. Брежнев, являясь вторым секретарем ЦК, в отсутствие Хрущева вел заседания Президиума и Секретариата ЦК КПСС. В этом ближайшем окружении Хрущева и начал постепенно вызревать замысел заговора.

Все эти люди отражали интересы номенклатуры, недовольной постоянными кадровыми перестановками, покушением на привилегии. Некоторые историки полагают, что определяющим стало решение Хрущева разделить партийные комитеты на промышленные и сельские. Новшество было принято в штыки. Как можно делить орган власти и противопоставлять одну часть аппарата другой? То ли Хрущев задумал нанести удар по функционерам, то ли вообще размышлял о возможности создания двух партий. Аппарат постепенно приходил к выводу, что лидер-реформатор – это смертельная опасность для него.

Особенно обеспокоила партноменклатуру речь Хрущева на пленуме ЦК в июле 1964 года, наполненная резкими выпадами и даже угрозами по адресу местных партийных органов в связи с провалами в сельском хозяйстве. И содержание, и тон выступления показали, что Хрущев готов к новым непредвиденным шагам, что он становится все более непредсказуемым. А вскоре на места поступила записка Хрущева от 18 июля: он предлагал исключить всякое вмешательство партийных органов в экономическую деятельность колхозов и совхозов.

Хрущев был по-прежнему энергичен и физически крепок, допоздна засиживался в своем кремлевском кабинете. Но постепенно копилась усталость, не столько даже физическая, сколько моральная, психологическая Он видел, что далеко не все из обещанного удается осуществить. Помощник Хрущева А. Шевченко вспоминает, как тот говорил в феврале 1964 года: «Чертовски устал! Вот 70 лет стукнет в апреле, надо или отказаться от всех постов, или оставить за собой что-нибудь маленькое». По мнению помощника, Хрущев действительно собирался уходить, потому что был на пределе. Да и выступая на заседании Президиума ЦК в день своего смещения, Хрущев сказал: «Я давно думал, что мне надо уходить».

17 апреля 1964 года Хрущеву исполнилось 70 лет. Юбиляру присвоили звание Героя Советского Союза. На торжественном обеде в Георгиевском зале Кремля все выступавшие говорили о крепком здоровье Хрущева и желали ему многих лет плодотворной работы на благо партии и советского народа.

Некоторые из активных участников смещения Хрущева позднее в своих интервью не раз говорили о том, что никакого заговора не было, а все осуществлялось в «рамках партийной демократии». Однако если все осуществлялось в рамках партийной демократии, то почему инициаторы смещения Хрущева так опасались разоблачения?! Почему в такой шок повергли их слова Хрущева: «Что-то вы, друзья, против меня замышляете?» Егорычев вспоминает, как был тогда напуган Брежнев: «Коля, Хрущеву все известно. Нас всех расстреляют». Спасло их лишь то, что самонадеянный Хрущев не принимал всерьез доходящую до него информацию о заговоре.

Кто же играл главную роль в подготовке смещения Хрущева? Называют фамилии Брежнева, Подгорного, Шелепина, Семичастного, Суслова, Игнатова. Хотя, конечно, в итоге вся руководящая политическая элита была вовлечена в заговор: создавалась ситуация «коллективной ответственности».

Сергей Хрущев свидетельствует, что по данным охранника Игнатова по фамилии Галюков, «Брежнев, Подгорный, Полянский, Шелепин, Семичастный уже почти год тайно подготавливали отстранение отца от власти. В отличие от самонадеянных Маленкова, Молотова и Кагановича, рассчитывавших в 1957 году лишь на поддержку членов Президиума ЦК, на сей раз все обставили обстоятельно. Под тем или иным предлогом переговорили с большинством членов ЦК, добились их согласия. Одни поддержали сразу: перестройки, перестановки им давно надоели. Других понадобилось уговаривать, убеждать, а кое-кого подталкивать ссылками на сложившееся большинство».

В тайной политической борьбе объединились такие непохожие люди, как Н. Подгорный и А. Косыгин, М. Суслов и А. Шелепин, К. Мазуров и Д. Полянский. Но у них, этих непохожих, отныне была общая цель и один противник. Идея заговора объединяла даже В. Мжаванадзе, первого секретаря ЦК КП Грузии, и А. Шелепина, которые до этого не испытывали друг к другу симпатий.

1964 год стал годом особенно интенсивных поездок Хрущева по стране и за ее пределы. За девять месяцев этого года он 135 дней провел в поездках. Все это вызывало недовольство правящей элиты. Хрущев также предложил провести новую реформу управления сельским хозяйством. Свои идеи по этому поводу он изложил в записке от 18 июля, которую разослал по областным комитетам партии и ЦК компартий союзных республик. Обсуждение этой очередной реорганизации предполагалось провести на пленуме ЦК в ноябре.

В сентябре 1964 года, когда многие из заговорщиков находились на юге на отдыхе, были обсуждены все детали смещения Хрущева. Принимал их тогдашний первый секретарь Ставропольского крайкома Ф. Кулаков. В начале октября 1964 года Хрущев отправился на отдых в Пицунду. Аджубей свидетельствует: Хрущев знал, что один руководящий товарищ, разъезжая по областям, прямо заявляет: «Надо снимать Хрущева». Видимо, имелся в виду Игнатов, тогдашний глава Президиума Верховного Совета РСФСР, один из самых активных участников заговора, который в то время чуть ли не в открытую сколачивал антихрущевский блок.

12 октября в Кремле собрался Президиум ЦК. Председательствовал на нем Брежнев. Было решено обсудить на заседании Президиума некоторые вопросы нового пятилетнего плана с участием Хрущева, а также отозвать с мест записку Хрущева от 18 июля 1964 года «с путаными установками „О руководстве сельским хозяйством в связи с переходом на путь интенсификации“.

Впрочем, судя по воспоминаниям первого секретаря ЦК КП Украины П. Шелеста, тогда вопрос «снимать – не снимать» Хрущева не ставился. Речь шла о том, чтобы пригласить его и откровенно поговорить. Наконец, решили, что Брежнев позвонит в Пицунду и пригласит Хрущева в Москву.

Заговорщики учли печальный опыт «антипартийной группы» 1957 года, когда, сняв Хрущева 18 июня, «маленковцы» собирались сообщить об этом в партийной печати и по радио, однако встретили отказ. Им ответили, что средства массовой информации подчиняются Первому секретарю ЦК и его аппарату, а не Президиуму ЦК. Поэтому накануне свержения Хрущева главный редактор «Правды» Г. Сатюков и председатель Гостелерадио М. Харламов были отправлены в зарубежные командировки, а главный редактор «Известий» А. Аджубей и секретарь ЦК по идеологии Л. Ильичев находились в поездке по стране. Накануне главных событий участники «дворцового переворота» поставили своих людей на ключевых постах в средствах массовой информации. Председателем Гостелерадио был назначен Н. Месяцев, а руководителем ТАСС —Д. Горюнов. Оба они были доверенными лицами Шелепина.

Когда днем 13 октября Хрущев прилетел в Москву, его встретили только председатель КГБ Семичастный и секретарь Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе. «Где остальные?» – спросил Хрущев. – «В Кремле». – «Они уже пообедали?» – «Нет, кажется, Вас ждут». Семичастный свидетельствует, что Хрущев был спокоен; видимо, ни о чем не подозревал.

Протокол заседания Президиума ЦК 13 октября не вели. Выступили все члены Президиума. Говорили очень резко, что Хрущев игнорирует принцип коллективного руководства, проявляет самодурство, допустил много ошибок. И каждый из выступавших предлагал отстранить Хрущева от руководства.

Шелепин вспоминает, что выступил по следующим пунктам. Во-первых, критика сельскохозяйственной политики Хрущева. Во-вторых, неправомочное разделение партийных и советских органов на промышленные и сельские. В-третьих, что сыну Хрущева – Сергею – были совершенно неправильно присвоены звания Героя Социалистического Труда и лауреата Государственной премии. Говорил он также о крупных внешнеполитических ошибках, в результате чего страна трижды стояла на грани войны (Суэцкий, Берлинский и Кубинский кризисы).

Для Хрущева все это оказалось неожиданным Вначале он вел себя достаточно самоуверенно, перебивал выступающих, бросал язвительные реплики. Но вскоре ему стало ясно, что все заранее предрешено, и он сник. На этом заседании Хрущеву пришлось выслушать немало резких слов.

Вот примерное содержание заключительного выступления Хрущева на заседании Президиума ЦК, которое Шелепин по своим сохранившимся записям надиктовал на магнитофон Н. Барсукову в мае 1989 года:

«Вы все здесь много говорили о моих отрицательных качествах и действиях и говорили также о моих положительных качествах, и за это вам спасибо Я с вами бороться не собираюсь, да и не могу. Я вместе с вами боролся с антипартийной группой. Вашу честность я ценю. Я по-разному относился к вам и извиняюсь за грубость, которую допускал в отношении некоторых товарищей. Извините меня за это. Я многого не помню, о чем здесь говорили, но главная моя ошибка состоит в том, что я проявил слабость и не замечал порочных явлений Я пытался не иметь два поста, но ведь эти два поста дали мне вы! Ошибка моя в том, что я не поставил этот вопрос на XXII съезде КПСС. Я понимаю, что я за все отвечаю, но я не могу все читать сам…,

О Суэцком кризисе. Да, я был инициатором наших действий. Гордился и сейчас этим горжусь.

Карибский кризис. Этот вопрос мы обсуждали несколько раз и все откладывали, а потом направили туда ракеты.

Берлинский кризис. Признаю, что я допустил ошибку, но вместе с тем горжусь тем, что все так хорошо закончилось.

В отношении разделения обкомов партии на промышленные и сельские. Я считал и сейчас считаю, что решение об этом было принято правильно.

Я понимаю, что моей персоны уже нет, но я на вашем месте сразу мою персону не сбрасывал бы со счетов. Выступать на пленуме ЦК я не буду. Я не прошу у вас милости. Уходя со сцены, повторяю: бороться с вами не собираюсь и обмазывать вас не буду, так как мы единомышленники. Я сейчас переживаю, но и радуюсь, так как настал период, когда члены Президиума ЦК начали контролировать деятельность Первого секретаря ЦК и говорить полным голосом. Разве я – «культ»? Вы меня кругом обмазали г…, а я говорю: «Правильно». Разве это «культ»? Сегодняшнее заседание Президиума ЦК – это победа партии. Я давно думал, что мне надо уходить. Но жизнь – штука цепкая. Я сам вижу, что не справляюсь с делом, ни с кем из вас не встречаюсь. Я оторвался от вас. Вы меня за это здорово критиковали, а я и сам страдал из-за этого…

Я благодарю вас за предоставляемую мне возможность уйти в отставку. Прошу вас, напишите за меня заявление, и я его подпишу. Я готов сделать все во имя интересов партии. Я сорок шесть лет в партии состою – поймите меня! Я думал, что, может, вы сочтете возможным учредить какой-либо почетный пост, но я не прошу вас об этом. Где мне жить – решите сами. Я готов, если надо, уехать куда угодно. Еще раз спасибо вам за критику, за совместную работу в течение ряда лет и за вашу готовность дать мне возможность уйти в отставку».

В постановлении Президиума ЦК, датированном 13–14 октября 1964 года, говорилось: «Признать, что в результате ошибок и неправильных действий тов. Хрущева, нарушающих ленинские принципы коллективного руководства, в Президиуме ЦК за последнее время создалась совершенно ненормальная обстановка, затрудняющая выполнение членами Президиума ЦК ответственных обязанностей по руководству партией и страной». Хрущев обвинялся в том, что он проявляет нетерпимость и грубость к товарищам по Президиуму и ЦК, пренебрежительно относится к их мнению и допустил ряд крупных ошибок в практическом осуществлении линии, намеченной решениями XX, XXI и XXII съездов партии.

Как вспоминает П. Шелест, Хрущев будто бы хотел обратиться с просьбой к пленуму, но ему не разрешили!

«Я понимаю, – говорил Хрущев, – что это последняя моя политическая речь, как бы сказать, лебединая песня. На Пленуме я выступать не буду. Но я хотел бы обратиться к Пленуму с просьбой…»

Не успел он договорить, как ему в категорической форме Брежнев ответил: «Этого не будет». После чего Хрущев сказал. «Очевидно, теперь будет так, как вы считаете нужным, – при этом у него на глазах появились слезы. – Ну что же, я готов ко всему. Сам думал, что мне надо было уйти, ведь вопросов много, а в мои годы справиться с ними трудно. Надо двигать молодежь. О том, что происходит сейчас, история когда-то скажет свое веское правдивое слово.

Сейчас я прошу написать заявление о моей отставке, и я его подпишу. В этом вопросе я полагаюсь на вас. Если вам нужно, я уеду из Москвы».

Днем 14 октября 1964 года начался Пленум ЦК. Его открыл Брежнев, объявив, что на повестку дня поставлен вопрос о ненормальном положении, сложившемся в Президиуме ЦК в связи с неправильными действиями Первого секретаря ЦК КПСС Хрущева. Затем с большим докладом выступил М. Суслов. Он отметил, что в последнее время в Президиуме и ЦК сложилось ненормальное положение, вызванное неправильными методами руководства партией и государством со стороны товарища Хрущева. Нарушая ленинские принципы коллективного руководства, он стремится к единоличному решению важнейших вопросов партийной и государственной работы.

За последнее время, говорил Суслов, даже крупные вопросы Хрущев решал по сути дела единолично, грубо навязывая свою субъективистскую, часто совершенно неправильную точку зрения. Он возомнил себя непогрешимым, присвоил себе монопольное право на истину. Всем, кто делал замечания, неугодные Хрущеву, он высокомерно давал всевозможные пренебрежительные и оскорбительные клички, унижающие человеческое достоинство. В итоге коллективное руководство становилось фактически невозможным. К тому же товарищ Хрущев систематически занимается интриганством, стремясь поссорить членов Президиума друг с другом. О стремлении товарища Хрущева уйти из-под контроля Президиума и ЦК свидетельствует и то, что за последние годы у нас проводились не Пленумы ЦК, которые бы собирались для делового обсуждения назревших проблем, а Всесоюзные совещания с участием до пяти-шести тысяч человек, с трибуны которых звучали восхваления в адрес товарища Хрущева.

Все это время Хрущев просидел, опустив голову, за столом Президиума. А вернувшись во второй половине дня домой, сказал: «Все… В отставке…»

Шелепин вспоминает, что после окончания Пленума в комнате для членов Президиума ЦК Хрущев попрощался с каждым из них за руку. Шелепину он сказал: «Поверьте, что с вами они поступят еще хуже, чем со мной».

Судя опять же по последующим воспоминаниям, многих удивляло то обстоятельство, что не стали открывать прения. Почему9 В. Семичастный полагает, что некоторые из членов Президиума попросту этого боялись: наряду с Хрущевым, могло достаться и Подгорному, и Полянскому, и Суслову, да и другим. «А когда начали голосовать, – вспоминает Семичастный, – началось сзади: „Исключить! Под суд отдать!“ Это самые ярые подхалимы. Я вот так, сидя в зале, наблюдал – кто больше всех подхалим, тот больше всех кричал: „Исключить!“ и „Под суд отдать!“ Но сам процесс был нормальный. Проголосовали, все как полагается. Единогласно».

Когда стало ясно, что смещение Хрущева прошло спокойно и сравнительно безболезненно, Брежнев был очень доволен: он благодарил соратников, а для близких друзей устроил роскошный ужин. Хрущеву же самолично определил круг привилегий: 1) пенсию в 500 рублей; 2) кремлевскую столовую и поликлинику; 3) дачу в Петро-Дальнем и городскую квартиру; 4) персональную машину. Есть свидетельства, что Брежневу предлагали подвергнуть Хрущева резкой критике в партийных организациях и печати, но он отказался.

Так был низвергнут с политического Олимпа один из самых интересных, незаурядных и противоречивых правителей советской эпохи.