Книга: 100 великих вокалистов
Назад: ФРЭНК СИНАТРА (1915—1998)
Дальше: ЭЛЛА ФИЦДЖЕРАЛЬД (1917—1996)

ЭДИТ ПИАФ
(1915—1963)

«…Для меня она была больше чем певицей. Она была душой, зеркалом, живым отражением человеческого горя, отчаянным криком страдания, символом нашего одиночества и нашей печали.
Как только она начинала петь, на сцене происходило чудо. Люди уже не видели этой маленькой славной женщины, одетой в черное, почти незначительной, их охватывало большое чувство, этот сильный, несравненный голос, который вас пронизывает, заставляет вас почувствовать всю нищету и отчаяние человечества. Эдит Пиаф была более чем замечательным мастером песни. Она была медиумом. Ее влияние было очень велико, но она была единственной, она была велика, потому что она познала страдание, и это страдание придавало ей искренность, страдание, которого не хватало ее последователям, взявшим от нее только ее внешнюю «маску»».
Строки эти принадлежат поэту Жану Кокто, по странному стечению обстоятельств умершему в тот же день, что и певица, 11 октября 1963 года.
Эдит Джованна Гасьон родилась 19 декабря 1915 года в Париже, в артистической семье, рождение произошло на улице Бельвиль. Ее мать — неудачливая актриса Анет Майяр, носившая сценический псевдоним Лина Марса. Отец Эдит, Луи-Альфонс Гасьон, зарабатывал себе на хлеб ремеслом уличного акробата. Детство ее было далеко не сладким. Отданная на попечение своих бабушек, она стала жертвой тяжелой болезни. Ослепнув на несколько лет, а затем прозрев, некоторое время сопровождала своего отца в поездках по ярмаркам, где он показывал свои акробатические трюки.
В семнадцать лет Эдит впервые решается попытать счастья самостоятельно. На тротуаре улицы Тройон ее замечает Луи Лепле, директор кабаре «Жерни». Именно он привел уличную певицу на профессиональную сцену в 1935 году и придумал ей псевдоним Пиаф («воробышек»); за неотесанностью и грубостью формы, внешней невзрачностью Лепле сумел разгадать и увидеть незаурядный талант.
Лепле вытащил Эдит из нищеты, вывел на сцену, открыл перед ней новые горизонты. Семнадцатого февраля 1936 года Пиаф выступила в большом концерте в цирке «Медрано» вместе с такими звездами французской эстрады, как Морис Шевалье, Мистангетт, Мари Дюба. Короткое выступление на Радио-Сити позволило ей сделать первый шаг к настоящей славе — слушатели звонили на радио, в прямой эфир, и требовали, чтобы Малышка Пиаф выступала еще.
Однако в жизни Пиаф счастливым случайностям сопутствовали трагические ситуации. Лепле вскоре убили при сведении каких-то счетов, и Пиаф, только-только встав на ноги, вновь оказалась на улице. Огромная воля к жизни, целеустремленность и вера в свои силы потребовались ей, чтобы опять подняться, бороться за свое место в жизни, на сцене.
Нужно было уговаривать известных композиторов, музыкантов, поэтов-песенников, чтобы они отдавали ей свои произведения. Иногда ей удавалось уговорить кого-то написать песню именно для нее. Поэтому чаще всего Пиаф исполняла произведения молодых авторов, которые, как и она, только начинали свой путь в шоу-бизнесе.
Один из них, Раймон Ассо, поддержал Пиаф после смерти Папы, как она называла Лепле. Их просто притянуло друг к другу. Ему Пиаф доверила некоторые факты своей биографии, и они легли в основу прекрасных лирических стихотворений, ставших песнями, например «Мой легионер», «Большое путешествие бедного негра», «Мое сердце выбрало его», «Париж — Средиземноморье» и другие.
Музыка к песне «Мой легионер» написана Маргерит Монно, которая тоже впоследствии стала не только «своим» композитором, но и близкой подругой певицы. Позже Пиаф создала с Монно еще несколько песен, и среди них — «Маленькую Мари», «Дьявол рядом со мной» и «Гимн любви».
Именно Раймон Ассо добился, чтобы Эдит выступила в мюзик-холле «ABC» на Больших бульварах, самом знаменитом мюзик-холле Парижа.
"Решалась ее судьба, — вспоминает подруга певицы Симона Берто. — За тридцать минут она должна была добиться успеха. Неудача «ABC» — и все придется начинать сначала.
До рези в глазах всматривалась я в занавес, из-за которого должна была появиться Эдит. Она вышла на сцену так же уверенно, как выходила петь на улице! Но я знала, чего ей это стоило.
По залу пробежала волна. Маленькая, немного недоразвитая женщина выглядела почти бедно в коротком платье (в то время на эстраде принято было выступать в длинном), ее прекрасное лицо, на которое нищета наложила свой отпечаток, ярко светилось в луче прожектора, а в голосе было все: и радость, и печаль, и любовь…
Аплодисменты раздались после первой песни. Вокруг меня, надо мной, я сама — все затаили дыхание. Голос Эдит был как порыв ветра, который все сметает и наполняет легкие пьянящим свежим воздухом.
Когда Эдит кончила петь, зал заревел: «Еще! Еще!..»
Со своего места я видела, что Эдит дрожит, выходя на поклоны. Она выглядела такой хрупкой, что казалось, вот-вот упадет. Впереди ее ждало много успехов, колоссальных триумфов, но этот был особый. Как вихрь он увлекал ее к славе.
Я сидела в зале, в горле комом стояли слезы, и я думала: «Теперь она станет другой. Не может быть, чтобы она осталась такой, как раньше. Что-то изменится, возникнет стена. Этот успех разделит нас, как линия Мажино. Мы больше не будем вместе».
Всем этим людям вокруг, которые аплодировали ей, мне хотелось крикнуть: «Я с ней! Мы вместе!» Я безумно гордилась ею, я опьянела от гордости. Как все в зале, я сидела в кресле. Отныне это было мое место. А ее место теперь — там, на сцене, в свете прожекторов. Пространство, разделявшее нас, внушало мне страх. И вместе с тем безумие, восторг, царившие вокруг, заставляли дрожать от счастья.
Тот вечер в «ABC» в книге жизни Эдит открыл новую страницу. Годы унизительной нищеты ушли в прошлое. Но мы прожили их вместе, и мне были дороги эти восемь лет. А в тот вечер я знала: она будет смеяться, веселиться, и вокруг нее будут другие люди…"
Практически большую часть творческого пути Пиаф пришлось доказывать свое право быть певицей не для развлечения. Она хотела петь и пела реалистические песни о том мире простых людей, откуда сама родом. Певица всегда считала, что зритель должен принимать ее такой, какая она есть.
Из-за такой непримиримой позиции Пиаф однажды чуть было не провалились ее гастроли в Америке. Не сомневаясь в полном успехе, она даже продала свою квартиру в Париже. Но американцы ждали появления настоящей, как они это себе представляли, парижанки и не приняли тот образ певицы в простом черном платье, который она создала. Тогда Эдит впервые поняла, что к гастролям надо тщательно готовиться, учитывая национальные и культурные традиции той страны, в которой собираешься выступать. Постепенно ей удалось завоевать Америку, и Пиаф пробыла там одиннадцать месяцев.
Пиаф успешно прошла свой путь от небольшой строчки на афише до сольных выступлений во всех самых престижных залах мира, включая «Олимпию», «Мулен-Руж», «Карнеги-холл», «Версаль» — самое известное кабаре в нью-йоркском районе Манхэттен.
Пиаф училась практически всю жизнь. Она смотрела выступления своих современниц — А. Лежон, М. Дюба, анализировала их творчество, пытаясь понять, чем они притягивают публику. Не получив музыкального образования, Пиаф самостоятельно осваивала классические произведения. В ее артистической уборной стоял маленький рояль, на котором с помощью самоучителя она даже выучила начало «Лунной сонаты» Бетховена. Певица обладала превосходной музыкальной памятью и могла повторить мелодию, даже не зная нот.
Постепенно она сама начала писать песни, а со временем стала членом Общества авторов, композиторов и издателей музыки. Пиаф больше всего привлекало именно песенное творчество, причем в песне для нее главным всегда оставался текст. Она и раньше включала в свой репертуар только те песни, стихи которых выражали ее чувства.
Первую из своих песен «Жизнь в розовом свете», которую Пиаф написала в 1945 году под впечатлением одной встречи в ночном поезде, она отдала для исполнения Марианн Мишель. Тираж пластинки с этой песней, по свидетельству самой певицы, достиг огромной цифры — три миллиона экземпляров. Впоследствии ее исполняли и другие выдающиеся музыканты, среди них — Бинг Кросби и Луи Армстронг. Она же стала визитной карточкой самой Пиаф.
Любить для певицы означало жить. Она всегда страстно проживала свои отношения с мужчинами независимо от того, сколько времени они продолжались. Ведь характер у Пиаф, слывшей бессребреницей, которую не заботит состояние ее финансов, был довольно жестким и непримиримым, как, впрочем, у большинства настоящих талантов, полностью отдавших себя сцене. В жизни певицы было немало романтических историй, и, конечно, ее имя было окружено множеством легенд. Одна из таких историй, которая потом стала жить самостоятельно и превратилась в миф, некий образ любви, связана с трагически погибшим боксером Марселем Серданом, с которым Эдит Пиаф связывали близкие отношения. В 1949 году Сердан вылетел в Нью-Йорк к Пиаф, которая снова выступала там с гастролями. Самолет разбился над Атлантическим океаном около Азорских островов.
«В 1952 году Эдит попала подряд в две автокатастрофы; чтобы облегчить страдания, вызванные переломами руки и ребер, врачи кололи ей морфий, и Эдит попала в наркотическую зависимость, — пишет Е.Р. Секачева. — Она поклялась самой себе, что никто из ее друзей не узнает об этом, что она избавится от пагубной привычки самостоятельно. Эдит надеялась, что брак с Жаком Пилсом поможет ей начать новую жизнь. 29 июля 1952 года состоялось их бракосочетание в мэрии Парижа, венчались они уже в Нью-Йорке, поскольку этого требовал график их гастролей. Но брак, вопреки надеждам, оказался крайне неудачным, хотя и продержался четыре года.
Зависимость от наркотиков становилась все более сильной, и Эдит решилась на лечение. Это требовало большого мужества. В первый раз лечение не помогло, она снова вернулась в больницу; не выдержав, сбежала оттуда, вернулась опять. Излечиться ей все-таки удалось. Врач сказал ей: «Вы — моя первая победа, до вас мне не удавалось вылечить до конца никого. У вас колоссальная сила воли!»»
Последние годы она много страдала. Каких только трагических событий нет в ее жизни: автомобильные аварии, катастрофы, потери близких людей, операции и болезни. И все-таки она находила в себе силы превозмочь недуги и опять петь. И каждый раз выход на сцену означал возвращение к жизни. Последний концерт Пиаф в ослепительной «Олимпии» превратился в настоящий триумф. Публика стоя приветствовала свою любимицу и долго ее не отпускала, очевидно предчувствуя, что это последняя встреча.
С. Берто пишет:
"Врачи говорят: «Она не сможет петь». Но прежде чем погрузиться в лечебный сон, который должен наконец дать ей покой, возможность отдохнуть, отключиться, Эдит запрещает Лулу отменять «Олимпию». Врач протестует:
— Мадам, для вас выступление на сцене равносильно самоубийству!
Эдит пристально смотрит на него:
— Такое самоубийство мне нравится. Оно в моем жанре.
Через шесть дней ее переводят из больницы в Медоне в клинику Амбруаза-Паре в Нейи. Ей лучше. Главное, в чем она нуждается, — это отдых и покой. Рождество она проводит в клинике. 29 декабря выписывается и начинает репетировать в «Олимпии». Эдит Пиаф создает программу «Олимпия-61», вершину своего мастерства. Так как времени для репетиций не хватает, премьера назначается на первые числа января 1961 года.
Эдит победила все: болезнь, алкоголь, наркотики, «все забыто, сметено». Она очистилась в муках. Она осталась и навсегда останется самой великой. И это при том, что, исполняя «Старину Люсьена», сбивается, останавливается, засмеявшись, говорит: «Не сердитесь!..» — и начинает снова.
В тот вечер Эдит впервые исполнила одну из самых тяжелых песен своего репертуара — «Белые халаты» Маргерит Монно и Мишеля Ривгоша…
…Невозможно было слушать, как она кричала о своем безумии. Хотелось, чтобы она замолчала, чтобы все исчезло. Не было сил выдержать, когда эта маленькая женщина в черном, раскачиваясь, кричала о своей муке! Никогда она не достигала такого величия, как в эту минуту".
"…Публика — горячая черная яма, — говорила Пиаф. — Она втягивает тебя в свои объятия, открывает свое сердце и поглощает тебя целиком. Ты переполняешься ее любовью, а она — твоей. Она желает тебя — ты отдаешься, ты поешь, ты кричишь, ты вопишь от восторга.
Потом в гаснущем свете зала ты слышишь шум уходящих шагов. Ты, еще распаленная, идешь в свою гримерную. Они еще твои… Ты уже больше не содрогаешься от восторга, но тебе хорошо.
А потом улицы, мрак… сердцу становится холодно… ты одна…
Зрители, ждущие у служебного выхода, уже не те, кто был только что в зале, они стали другими. Их руки требуют. Они больше не ласкают, они хватают. Их глаза оценивают, судят: «Смотрите-ка, а она не так хороша, как казалось со сцены!» Их улыбки как звериный оскал…
Артисты и публика не должны встречаться. После того как занавес падает, актер должен исчезнуть как по мановению волшебной палочки!"
Назад: ФРЭНК СИНАТРА (1915—1998)
Дальше: ЭЛЛА ФИЦДЖЕРАЛЬД (1917—1996)