СВЯТО-ЕКАТЕРИНИНСКАЯ ПУСТЫНЬ

В ноябре 1656 г. царь Алексей Михайлович охотился со своими приближенными на землях «Ермолинской рощи». Вечером царь решил не возвращаться в Москву, а остаться ночевать здесь, для чего были раскинуты теплые шатры. Только царь начал засыпать, как вдруг ему показалось, что «шатер его осветился необыкновенным сиянием, и пред ним предстала дева ангельской красоты, облеченная в белую, как снег, одежду». Царь узнал в ней святую великомученицу Екатерину, которая сказала ему: «Не ужасайся, царь. Я явилась сказать тебе, что Господь в эту ночь разрешил от бремени супругу твою и даровал тебе дочь на утешение».

Царь проснулся, объятый одновременно радостью и ужасом, и повелел будить всех бояр и холопов, которым и рассказал о чудном видении. Несмотря на глубокую ночь, приказано было охотничьему стану сниматься с места. У села Коломенское им встретился гонец, который летел, чтобы сообщить государю радостную весть. Царь Алексей Михайлович, обливаясь слезами умиления, снял шапку и, перекрестившись, воскликнул: «Чудны дела Твои, Господи!». И тогда же решил назвать новорожденную Екатериной, а на месте чудного видения повелел основать монастырь.

В 1663 г. новая церковь встала в Ермолинской роще, которую со временем переименовали в Екатерининскую. Территорию вокруг храма обнесли сплошной высокой оградой, у ворот поставили «белую избу с сенями» — для вратарника и сторожа. Вокруг нее с трех сторон были возведены деревянные кельи, хлебня и другие хозяйственные постройки.

Но уже через год царь Алексей Михайлович повелел деревянные строения продать или пустить на другие цели, а здесь возвести каменные сооружения: одно — для церковного причта, другое — для содержания престарелых царских слуг. Со всех сторон к пустыни подвозили необходимые материалы — кирпич, известь, сваи, бут, камень и т. д. Строительство государь поручил московскому приказчику А. Мерчукову и сам следил за устроением новой обители. К лету 1667 г. начались работы по внутреннему благоустройству палат. Деньги на строительство и содержание пустыни, на церковную утварь и облачения священнослужителей царь жаловал «из комнатных государевых денег». И в дар церкви государь принес славившуюся как чудотворная икону святой великомученицы Екатерины, украшенную драгоценной ризой.

С 1674 г. церковь с небольшим кладбищем при ней, деревянными и двумя каменными строениями называется уже пустынью «Екатерининские Рощи». К 1679 г. в ней была выстроена новая каменная церковь с двумя приделами: левый — во имя преподобного Сергия Радонежского; правый первоначально был посвящен святителю Николаю, а позже переосвящен в честь святителя Дмитрия Ростовского.

Пустынь не имела приписных сел и деревень, поэтому ругу (хлебное и денежное жалованье) насельники получали из Приказа Большого Дворца. Но иногда жалованье подолгу задерживалось, а то и вовсе не поступало в монастырь. Так, например, было в 1714–1716 гг., и тогда монахи голодали, побирались по селам вблизи монастыря, от «великой нужды» останавливалась даже церковная служба. В марте 1717 г. иеромонах Гавриил пишет на имя царя Петра I отчаянное послание: «Ныне мы, богомольцы твои, весьма оскудели и платьем обносились… И дров, и хлеба, и свеч купить не на что, а без одежды и без дров от морозов погибаем смертию».

Дело слушалось в Правительственном Сенате, и московскому губернатору от Петра I был послан указ: выдать монастырю не только положенное жалованье, но и «деньги на шубы, и на мантии, и на рясы, и на клобуки, и на камилавки». В середине 1760-х гг. пустынь имела уже почти 100 десятин земли — березовый лес, орешник, пашни и сенокосы. В алтаре храма было 12 старинных икон, украшенных серебряными окладами с золотыми венцами, жемчугом и драгоценными камнями. В ризнице, в вызолоченном ковчеге, хранились частицы мощей святой Екатерины и других мучеников. В монастыре была собрана неплохая библиотека; приезжие богомольцы могли разместиться в деревянной «светлице», а в ограде монастыря были разбит фруктовый сад и выкопан пруд.

Жители окрестных деревень часто брали из церкви чудотворный образ святой великомученицы Екатерины и с крестным ходом носили по деревням и по домам и благоговейно служили перед ней молебен.

Императрица Екатерина II тоже не оставляла без внимания обитель, посвященную ее небесной покровительнице. В последние годы ее правления в подмосковной пустыне развернулось бурное строительство. Своим возрождением обитель обязана также митрополиту московскому Платону (Левшину) и настоятелю храма отцу Мелхиседеку. При нем на щедрые пожертвования благочестивых верующих в пустыне был выстроен великолепный собор, к первоначальному храму сделаны обширные пристройки, обновлена надвратная церковь с колокольней. Было поставлено два корпуса келий, монастырь обнесли «не весьма высокой, но красивой» каменной оградой с четырьмя башнями по углам. Старинная церковь была переосвящена в честь первоверховных апостолов Петра и Павла, а новый собор освятили во имя великомученицы Екатерины.

Оба храма, старинный и новый, были соединены в одно здание. Но особенно удачной в архитектурном отношении представляется надвратная церковь во имя Святителя Николая. Сооружение выдержано в едином стиле, поэтому радует глаз особой легкостью, стройностью и изяществом.

Но отцу Мелхиседеку не пришлось насладиться плодами своих трудов: в 1802 г. он был назначен в серпуховский Высоцкий монастырь — с возведением в сан архимандрита. Со слезами покидал старец обитель, устроенную его трудами и руками, и из тихой рощи переселился в шумный торговый город. Он просил только об одном: чтобы ему разрешили, когда уже недостанет у него сил управлять большим Высоцким монастырем, окончить жизнь в любимой Екатерининской пустыни. Если же «по грехам его» ему и этого не будет дано, то пусть похоронят его в пустыни… Он и был погребен на месте, которое сам указал: в старом храме монастыря — в приделе во имя преподобного Сергия.

Война 1812 г. не причинила обители особого вреда. Ворвавшиеся в Екатерининскую пустынь «безбожники-французы» лишь немного постреляли по колоколам. Беда пришла позже… В начале XIX в. обитель посетил архимандрит Фотий — настоятель Ростовского Юрьевского монастыря, отличавшийся необыкновенной щедростью. Все драгоценные подарки графини А. А. Орловой-Чесменской (своей духовной дочери) — кресты, четки, посохи с золотыми набалдашниками, меха, бархат и т. д. — он рассылал по бедным монастырям и церквам. Желая помочь обновленной Екатерининской пустыни, владыка снял с себя наперсный крест, украшенный бриллиантами, и передал его настоятелю — «на поддержание монастыря и на нужды братии». Но дар владыки Фотия, оцененный в 9000 рублей ассигнациями, в дело не употребили, а почтительно хранили в монастырской ризнице. Примерно через 30 лет драгоценный крест вынули из ризницы и с благоговением водворили на чудотворный образ великомученицы Екатерины.

Слух о подарке архимандрита Фотия дошел до Москвы, и в 1835 г. под видом смиренных богомольцев в обитель пришли некие молодые люди. Они жили в монастыре, исправно выстаивали долгие церковные службы и, дождавшись грозовой ночи, под оглушительные раскаты грома взломали пудовые соборные замки. Но креста на месте не обнаружили. Настоятель, как бы почуяв беду, вечером снял крест с иконы и унес к себе в келью. Разочарованные святотатцы утащили золоченую серебряную чашу из-под Святых Даров, обложенное серебром напрестольное Евангелие, содрали с икон драгоценные ризы и оклады.

Екатерининская пустынь ничем особенным не была знаменита, разве что скромной непритязательностью свих насельников да красотой окрестных березовых рощ. Даже построенная в 1864–1869 гг. Южная железная дорога (Курское направление) хоть и упростила сообщение между Москвой и пустынью, но мало что изменила в судьбе обители. Даже число паломников увеличилось ненамного, потому что от «полустанции» Бутово надо было добираться еще 6 верст. Однако въезд в монастырь, перенесенный с северной стороны на южную, украсили чугунными решетчатыми воротами. Слева от ворот, вместо деревянной и уже обветшавшей часовенки, выстроили новую каменную, в которой открыли иконную лавку. Товары в нее поступали от неизвестной благотворительницы из Москвы. Были возведены каменные кельи для братии и много других церковных и хозяйственных сооружений. Монастырский летописец в конце XIX в. писал: «Пустынь зданиями не бедна. Все каменное, крытое железом, даже скотный двор за монастырской оградой… Пустынь ведет хозяйство исправно, и покупает немногое, в основном, рыбу, которая, однако, за монастырской трапезой появляется только по праздникам».

Через 35 лет после открытия Курской железной дороги начались движение поездов на участке Москва — Кашира и одновременно строительство дачного поселка Расторгуево на землях купца П. А. Расторгуева. От железнодорожной станции до монастыря было теперь всего 2 километра по густому лесу.

Несмотря на отлично налаженное хозяйство, братия вела аскетический образ жизни. Паломников поражали братские кельи с их внешней непритязательностью и даже убогостью убранства. Большинство монахов были уже в преклонном возрасте, «давно свыклись с глубоким уединением пустыни и с ее строгими правилами» и вели жизнь в молитвенных трудах и наставлениях пасторских. Ни политические страсти, ни пожары и погромы революции 1905 г. не коснулись Свято-Екатерининской пустыни. В ноябре 1908 г. обители исполнялось 250 лет, и все готовились к этому торжеству. Но Бог судил иначе…

13 сентября 1908 г. в монастыре, после утреннего богослужения, тремя револьверными выстрелами в своей келье был убит настоятель пустыни — игумен Мартирий. Убийство, очевидно, было совершено с целью грабежа, потому что вскоре волна похожих ограблений прокатилась и по другим церквам и обителям Подмосковья. Вскоре были схвачены боевики-максималисты, к чьим услугам часто прибегали социал-революционеры для пополнения партийных касс. Обстоятельства этого дела впоследствии были забыты, и о трагическом событии напоминало лишь белокаменное, чудом сохранившееся надгробие.

После Октябрьской революции 1917 г. большинство российских монастырей постигла трагическая участь. Но то, что произошло с затерянной в подмосковных лесах Екатерининской пустынью превзошло все мыслимые пределы зла. Монастырь был закрыт в 1918 г. Монахи, в основном уже престарелые люди, разбрелись кто куда, а в опустевшие помещения новые власти предложили поселиться — на особых условиях — монахиням, прибывшим из Красностокского Богородице-Рождественского монастыря (г. Гродно). Монастырям, которые подлежали закрытию, предоставлялась возможность организоваться в трудовые артели: обитель была превращена в одно из таких хозяйств и стала называться сельскохозяйственной артелью «Екатерининская пустынь». В монастыре оставили только один действующий храм, который обрел статус обычной приходской церкви.

Из Богородице-Рождественского монастыря в Подмосковье прибыли 164 монахини, причем 14 из них были уже старые и немощные и находились на иждивении артели. Первые годы существования на новом месте насельницам приходилось терпеть голод и холод, но красностокские матушки не унывали. Они и лес пилили, и пни корчевали, и землю на себе пахали. На Бога не роптали, а смиренно трудились и молились, и через несколько лет у них было уже налаженное хозяйство: плантации огурцов, помидоров и других овощей поддерживались в образцовом порядке. По краям поля матушки ставили сторожевые шалаши, и монашки, положив на колени незаряженную берданку, бдительно следили за сохранностью урожая.

Зато и кормило их хозяйство всю округу, да еще как кормило! Осенью жители Расторгуева представляли в монастырь списки нужных на зиму продуктов, и монахини на подводах привозили им картошку, свеклу, морковь, яблоки и т. д. Продукты «монастырской коммуны» покупало все население Расторгуева, покупали и дачники в летнее время. К тому же расторгуевцы весь год покупали в монастыре дешевые молочные продукты и вкусный монастырский хлеб и квас. А так как монахини владели и медицинскими навыками, то выхаживали и заболевших жителей.

Кельи в Екатерининской пустыни они тщательно выбелили, и в них было очень чисто и уютно: полы покрыты половичками, в углу висели иконы, привезенные из прежней обители.

Но монастырь со своим неукоснительным стоянием перед Богом и бескорыстной помощью людям доживал уже последние дни. Новая власть снисходительно наблюдала, как монастырь кормит и лечит всю округу, и в то же время вела самую грубую антирелигиозную пропаганду. А летом 1931 г., когда полевые работы были в самом разгаре, из Москвы пришла бумага — в 24 часа освободить монастырские помещения. Бедные матушки были в отчаянии и не понимали, за что их гонят. Со своим наспех собранным скудным скарбом отправились они на станцию Расторгуево и там целый день сидели на платформе и плакали.

Весть о закрытии обители облетела весь поселок, и местные жители потихоньку от властей прибегали на станцию с пирожками и горячей картошкой. Некоторые монахини сняли комнаты в окрестных селах и деревнях, другие пристроились в больницы сиделками, некоторых «матушек-сирот» разбирали в свои семьи…

Монастырь закрыли, но еще 4 года действовала надвратная церковь, в которой совершались службы. Остальные же строения Екатерининской пустыни были отданы под колонию несовершеннолетних преступников, которая называлась ГУМЗ — Государственное училище для малолетних заключенных. Режим в тюрьме был нестрогий: ребята катались по окрестным перелескам и оврагам на лыжах, а на замерзшем монастырском пруду — на коньках. Заводили знакомства с местными мальчишками, ни хулиганства, ни воровства не наблюдалось.

В начале 1930-х гг. малолетних преступников вывезли, и ворота монастыря наглухо закрылись. Но местное население уже знало, что тут разместилась тюрьма для уголовников, имевших небольшие сроки заключения (до 2 лет) — за бродяжничество, попрошайничество и т. д. Однако среди них были и профессиональные воры и закоренелые бандиты. В Петропавловском соборе открыли клуб, в котором устраивались концерты самодеятельности, а по вечерам выступали приезжие артисты.

Надолго уголовники тут не задерживались, потому что «народный суд» с привлечением общественности, в присутствии всех заключенных, освобождал их «под честное слово» или брал «на поруки». «Прощали» заключенного с условием: если он совершит хотя бы малейшее противозаконное действие, будет досиживать не только положенный срок, но за новое преступление ему добавится еще несколько лет. Читателю, наверное, не надо говорить о том, что, выйдя на свободу, преступники обычно принимались за старое.

Уже в те времена над монастырскими стенами появилась колючая проволока, а по углам — вышки с часовыми. Потом такие вышки появились и вдоль стен, а у входа — проходная с лампочками сверху. В 1935 г.

по плану реконструкции Москвы и Московской области земли вокруг имения князей Волконских Суханова (включая и Екатерининскую пустынь) были объявлены заповедником. Однако вскоре на территории монастыря начались грандиозные работы по переустройству тюрьмы, в спешном порядке велись какие-то подземные работы. «Святые врата» обители наглухо замуровали, посередине восточной стены был устроен новый въезд, где установили контрольно-пропускной пункт с охраной. Здание бывшей монастырской гостиницы, располагавшееся у южных ворот, было переоборудовано под клуб для работников НКВД. И в начале 1938 г. политическая тюрьма приняла первых своих поселенцев.

Екатерининскую пустынь во всех путеводителях территориально обычно приписывают к Суханову, а не к Расторгуеву. Происходит это потому, что Суханово уже существовало, когда неподалеку от него закладывался монастырь. Расторгуево же возникло во второй половине XIX в., когда строилась железная дорога.

Шло время, и бывший к западу от монастыря так называемый Фельдмаршальский поселок и поселок вблизи станции Расторгуево так разрослись, что со временем слились в один. Поэтому политическую тюрьму особого режима, бывшую в Расторгуеве, обычно называют Сухановской, или просто Сухановкой.

Устроителем тюрьмы был нарком Н. И. Ежов, вложивший немало сил и изобретательности в создание печально знаменитой «Дачи пыток», как впоследствии стали называть тюрьму. Снаружи ее охраняла спецрота НКВД, и местные жители потом вспоминали, что охрана стояла даже в полях — далеко от самой тюрьмы.

Обитатели тюрьмы, прошедшие все круги ада, чаще всего заканчивали свой путь в расстрельном подвале. Все, что имело отношение к новой тюрьме, держалось в строжайшей тайне. Кому удавалось выйти, мало знали о страшной Сухановке, т. к. все заключенные были изолированы друг от друга. Имен у них не было, и не только заключенные, но и охранники существовали под номерами. Даже трупы умерших «от различных болезней», которые первое время привозили в тюремный морг Бутырок, значились под номерами. Тех же, кто знал все или почти все, потом самих убирали как нежелательных свидетелей. У А. И. Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГе» читаем:

«Сухановка — это самая страшная тюрьма, которая только есть у МГБ. Ею пугают нашего брата, ее имя выговаривают следователи со зловещим шипением. (А кто там был — потом не допросишься: или бессвязный бред несут или нет их в живых.)

Сухановка… это два корпуса — срочный и следственный из 68 келий. Везут туда „воронками“ два часа, и мало кто знает, что тюрьма эта — в нескольких километрах от Горок Ленинских и от бывшего имения Зинаиды Волконской. Там прелестная местность вокруг.

Принимаемого арестанта там оглушают стоячим карцером — опять же узким таким, что если стоять ты не в силах, остается висеть на упертых коленях, больше никак. В таком карцере держат и больше суток — чтобы дух твой смирился…

Камеры-кельи там устроены на двоих, но подследственных держат чаще по одному. Камеры там — полтора метра на два. В каменный пол вварены два круглых стулика, как пни, и на каждый пень, если надзиратель отопрет в стене английский замок, отпадает из стены на семь ночных часов (то есть на часы следствия, днем там его не ведут вообще) полка и сваливается соломенный матрасик размером на ребенка. Днем стулик освобождается, но сидеть на нем запрещено. Еще на четырех стоячих трубах лежит как доска гладильная — стол. Форточка всегда закрыта, лишь утром на десять минут надзиратель открывает ее штырем. Стекло маленького окна заарматурено. Прогулок не бывает никогда… На отсек в семь камер приходится два надзирателя, оттого глазок смотрит на тебя так часто, как надо надзирателю шагнуть мимо двух дверей к третьей. В том и цель беззвучной Сухановки: не оставить тебе ни минуты сна, ни минут, украденных для частной жизни, — ты всегда смотришься и всегда во власти».

В Сухановской тюрьме содержались лица, занимавшие прежде крупные государственные должности и посты: видные партийные работники, высокопоставленные чины, дипломаты, иностранцы. Попадали сюда и члены семей «врагов народа». Из воспоминаний писателя Е. А. Гнедина — выдающегося советского дипломата, арестованного в 1939 г.:

Сухановская тюрьма была не просто строгорежимной, а именно особорежимной. Заключенных можно было помещать в самые неожиданные условия — и крайне тяжкие, и относительно удобные. Они должны были понимать, что зависят от произвола следователей. Не случайно на стенах камеры отсутствовали правила внутреннего распорядка, как это имело место и во внутренней тюрьме на Лубянке, и в Лефортове, т. е. в тюрьмах вовсе не облегченного режима. В Сухановской же тюрьме не было никаких правил внутреннего распорядка и никаких определенных правил ведения следствия. Одним словом, особый режим для особо страшных государственных преступников…

Сухановская тюрьма имела двоякое назначение: застенок для пыток и расстрелов, расположенный в стороне за городом, и изолированное, засекреченное место заключения для «консервации» жертв. В Сухановской тюрьме имелись подвалы и камеры, где применялась всяческая «техника».

После ареста Н. И. Ежова новым хозяином Сухановки стал Л. П. Берия, кабинет которого располагался на втором этаже настоятельского корпуса. Пол кабинета был покрыт шестигранным шведским паркетом, а стены «задрапированы» отлакированной авиационной многослойной фанерой. Такой же фанерой была покрыта с внутренней стороны и дверь кабинета. Для Л. П. Берии был сооружен лифт, который вел со второго этажа на первый и дальше — в подвальные карцеры. Рассказывают, что в Екатерининском соборе был устроен крематорий; казни совершались по ночам, чтобы дым не был виден окрестным жителям.

Православная обитель последовательно принадлежала НКВД— КГБ — МВД, и только в 1991 г. была возвращена верующим. В апреле 1992 г. монастырь был возрожден, и на Пасху в Екатерининской церкви служили первую литургию. Местные жители долго не решались войти в храм, т. к. территорию монастыря еще и тогда занимало УВД Московской области.

В марте 1997 г. Свято-Екатерининский мужской монастырь посетили два архипастыря Русской православной церкви — митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий и архиепископ Виленский и Литовский Хризостом. Они преподнесли в дар монастырю иконы канонизированных на Архиерейском соборе, проходившем в Москве в феврале того же года, священномучеников и призвали неустанно взывать к их помощи и заступничеству в своих заупокойных молитвах за всех невинно пострадавших в стенах Свято-Екатерининской пустыни в годы репрессий.