Невероятное приключение Альберта Остмена
Оловянную ровность воды взбили удары вёсел; они опускались и взлетали почти невесомо — многолетняя привычка, как дыхание здорового человека. Старый индеец-перевозчик остановил на молодом мужчине глаза, отвёл взгляд и посмотрел ещё раз, внимательнее.
— Старые золотые копи, — повторил он слова Альберта и замолчал. Руки привычно совершали ритмичное движение. Индеец испытующе взглянул на Альберта ещё раз: хоть и чужой — белый, но предупредить стоит. Совесть будет спокойна, да и человек, сидящий в его лодке, видно, неплохой. И такой ещё молодой…
* * *
Альберт Остмен действительно внушал чувство надёжности — как хорошая лодка, как прочный дом. Невозмутимый, спокойный.
— Тот белый человек привозил золото из старых копей. Много раз. И последний раз я его отвёз. Туда. Обратно — нет. Не пришёл на берег.
Альберт ничего не ответил. Он был уверен: с ним ничего плохого не случится.
— Думаю, его убил сасквач, — добавил старик.
— Кто убил? — равнодушно сказал молодой человек, не отрывая взгляда от воды за кормой.
— Сасквач.
— А-а, выдумки, — небрежно бросил Альберт. — Это сказки. Чепуха.
Индеец промолчал.
Альберт вздохнул полной грудью, выпрямил спину и зорко вгляделся в крутой берег.
— Приезжай за мной через две недели.
После года работы лесорубом Альберт Остмен получил отпуск. Место для отдыха он выбрал за сто миль севернее Ванкувера. Где-то в тех местах должны быть заброшенные золотые прииски. Вот бы ему убить двух зайцев: намыть золотого песочка и хорошенько отдохнуть! Поохотиться, полежать у костра в безлюдье, в тиши. Каждый день — как месяц…
Дней этих прошло только шесть. На седьмой — началось.
Проснувшись утром, он вылез из спального мешка, потянулся, пригладил волосы, повернулся, чтобы снять с ветки брюки. А их нет — брюки валяются на земле. Ветром сдуло? Но почему так скомканы? Упали вечером, и он в темноте на них наступил? Но и вокруг что-то не так. Консервные банки вечером стояли горкой — он устанавливал их, как на витрине магазина. Большие банки — внизу, чем меньше, тем выше — пирамидой. А сейчас пирамида повалена. И кострище разворочено… Может, побывала тут какая-то зверюшка? Альберт почему-то заподозрил дикобраза.
На следующий вечер, ложась спать, Альберт положил под край спального мешка винчестер с полным магазином — на всякий случай. Консервные банки, пакеты и коробки — в рюкзак. Рюкзак же повесил повыше над землёй, чтобы ни одна четвероногая скотина его не достала. Спал он, как всегда, крепко. Проснувшись, увидел странную картину: всё кругом беспорядочно разбросано. Рюкзак, подвешенный довольно высоко — в его, Альберта, рост — остался висеть на лямках, но был вывернут наизнанку, и всё содержимое валялось на земле. Странно!
Он спустился к ручью. Здесь, в холодном горном потоке, была им оставлена оленья туша — он привязал её к камню. А сейчас с трудом поверил своим глазам: ни туши, ни обрывка верёвки, ни даже камня! Неужели он забыл место, где оставлял тушу? Да нет, именно здесь! Кто же он, его ночной гость? Медведь? Альберт попытался найти следы на земле, но на каменистой почве не осталось никаких отпечатков. И он не стал менять место базового лагеря. В принципе всё произошедшее — не повод для того, чтобы лишаться душевного равновесия.
…В тот роковой день погода испортилась. Казалось, ночью пойдёт дождь. Альберт твёрдо решил не спать, а подсмотреть — кто же посещает его лагерь по ночам? Он залез в спальный мешок не раздеваясь, в брюках и куртке, снял только тяжёлые бутсы, сунул их поглубже и устроился поудобнее, насколько позволяла ширина мешка. «Спать не буду, а то не увижу, кто же…» — успел подумать Альберт и…
Его разбудил толчок, встряска. В первый миг ему почудилось, что он не лежит, а висит внутри своего спальника и как будто бы едет — на ком-то или на чём-то. Наконец, Альберт проснулся окончательно и совершенно чётко осознал: он — внутри своего спальника, и стоя, или, вернее, полусидя перемещается в пространстве, будто привязанный к седлу. И всё, что он сложил накануне в спальный мешок, спасая от дождя — жестяные рёбра консервных банок, несгибаемый кол ружья — всё вибрирует и бьёт его железными углами.
Кто или что его тащит? Но что бы это ни было, оно шло. Вот сейчас оно поднимается круто вверх, слышно тяжёлое дыхание, а временами кряхтение — совсем как человеческое. Неужели это сасквач? Тот самый, о котором предупреждал старик индеец? Горный гигант, дикий волосатый человек, дух подземного царства… Что делать? Выхватить нож, прорезать в спальнике дырку и выскочить? Но ему не шелохнуться, он сдавлен со всех сторон. Экая беспомощность! А ведь вооружён до зубов.
Консервные банки били его по спине и ниже спины. Ружейный ствол то и дело стукал по голове. Ни шевельнуться, ни поменять положение ног. А тот, кто его тащит, пыхтит — знать, приустал. А вот он, кажется, стал спускаться вниз, под гору. Спальник Альберта коснулся земли, и он изловчился передвинуть затёкшие ноги. Похититель поволок мешок по земле: спускается вниз. Потом сильно встряхнул Альберта вместе с мешком — похоже, вскинул себе на плечо — и затрусил рысцой. Скоро ли он доберётся до места назначения? Альберту казалось, что он путешествует в мешке уже больше четырёх часов…
То, что он испытал спустя полминуты, было страшнее любой боли. Альберт почувствовал, как его перевернули головой вниз и начали опускать в… пропасть? В бездну? Он висел над пустотой, а тот, кто его держал, спускал его вниз, как ведро в колодец. Альберт покрылся холодным потом…
Его бросили на твёрдую почву — как мешок с картошкой. Он выкатился головой вперёд и жадно сделал глоток холодного предрассветного воздуха. Живой… Сведённые судорогой ноги никак не выпрямлялись. Рядом кто-то стоял, тяжело дыша. Было ещё темно, и он не видел — кто. В полумраке вырисовывалось лишь что-то очень большое, тёмное и почти квадратное.
Альберт встал, сделал неуверенный шаг, огляделся. Поблизости темнели четыре силуэта. Тот, первый, рядом, остальные — вдали. Впервые в жизни Альберт не знал, как себя вести.
Он кашлянул и неуверенно произнёс.
— Ну, что? А?
Молчание.
— Хм, ребята, что вам от меня надо?
В ответ смутное бормотание. Но не злобное. Силуэты оставались неподвижны. Немного рассвело, и Альберт наконец смог рассмотреть своего похитителя. Колоритный персонаж! Как будто буйвола захотели превратить в человека, да бросили, работу не закончив. Весь в шерсти! Глазки маленькие, красноватые. Случись ему увидеть такое невзначай, может, и напала бы на Альберта оторопь. Но после четырёх часов путешествия в мешке он уже был готов ко всему.
Убивать Альберта явно никто не собирался. Его разглядывали, как в зоопарке. Но куда его притащили? Это, надо полагать, семья. Главный — тот самый гигант, сасквач, о котором говорил индеец, ростом метра два с половиной. Не то очень сутулый, не то просто горбатый. Поодаль — трое ростом поменьше. Старая «леди» — это можно понять по мешкам, покрытым мехом, что висели у неё впереди. Молодая «мисс» — меховые мешки чуть-чуть свисают. И молодой парень — ростом её повыше.
Теперь, когда рассвело, Альберт увидел: эти трое испуганы не меньше его. «Подарок» отца семейства, кажется, показался им слишком экстравагантным. «Старая леди» что-то гортанно бормотала: мадам явно не одобряла поступок своего супруга. Сасквач-старший отвернулся от Альберта, на которого смотрел с нескрываемым любопытством, подошёл к тем троим и начал издавать хриплые звуки, как если бы глухонемой пытался говорить. Нелепо взмахивая в воздухе огромными ручищами, он, очевидно, объяснял цель своего странного приобретения. Двое молодых, стоя поодаль, не спускали глаз с Альберта.
Когда совсем рассвело, все четверо ушли за кусты и исчезли — будто и не было их. К Альберту помаленьку возвращалось его обычное хладнокровие. У него есть с собой всё необходимое: еда, ружьё, патроны, компас. Через неделю индеец-перевозчик будет ждать его вон в той стороне. Да, но как ему отсюда выбраться? Вокруг отвесные скалы, он сидит под ними, как в колодце. Он не альпинист, у него нет никакого снаряжения. Правда, вон там, в середине, зелень погуще — видимо, ручей или речка, а значит, есть и русло. Ведь если вода втекает в этот каменный мешок, то значит, как-то и вытекает!
Альберт собрал свои пожитки, взобрался на дерево, повесил спальник на сук и из подзорной трубы начал осматривать окрестности. Да, горы вокруг таковы, что отсюда не выбраться. Опустил трубу вниз, туда, где виднелась густая зелень, и увидел ручей с быстрым течением. Перевёл трубу вправо — и в поле зрения попала молодая «мисс». Наклонившись к воде, она встала на колени; мохнатые груди свисли. Вытянув вперёд голову, она начала лакать воду, как животное. Потом встала, опёршись руками, и объела листья с ветки. Были хорошо видны красный язык — им она охватывала листья, и белые, крупные зубы. Она перетирала ими листья так, как это делают коровы.
«Н-да, красавица, — подумал Альберт и опустил трубу. — Может, папаша меня для неё в женихи присмотрел? Как же удрать?»
Два последующих дня прошли довольно мирно. Вероятно, сасквачи наблюдали за ним издали. Один раз появился глава семейства: постоял, побормотал и ушёл. Альберт перенёс свои пожитки в другое место, выше по течению ручья. Отсюда было видно, как вода вытекает из подгорного туннеля. Он частенько смотрел в этот проём. Сасквачи сюда не пролезут (в случае преследования) — даже «мисс», самая субтильная из их семейства, имела ширину плеч около метра. А вот он, пожалуй, сможет… Альберт ещё ближе подошёл к туннелю, наклонился, успел заметить просвет…
— Ссоакха! Ссоакха! — сзади раздался внезапный крик, громкий и резкий. Сильный толчок мохнатых рук — и Альберт, как отфутболенный мяч, отлетел в сторону, ударившись о землю. Встал, огляделся — никого. Только ветки кустов шевелятся, потревоженные. И короткий вскрик где-то там, за кустами — не то рыдающий, не то хохочущий.
…Альберт сидел на спальнике, перебирая свои запасы. На сколько дней их хватит? Ясно одно: есть надо как можно меньше. Взял из пакета с сушёным черносливом сморщенную ягоду, положил в рот. Уложил все запасы в спальник, вытащил подзорную трубу и начал осматривать каменные стены. На восточной, самой крутой горе, он заметил выступ с нависающим над ним карнизом. Это была довольно длинная площадка глубиной метра три. Похоже, она служила его хозяевам «спальней»: её устилала циновка, сотканная из полос кедровой коры, забитая сухим мхом. Комфортабельно устроились, черти! Альберт медленно двинул подзорную трубу вдоль площадки, и в поле его зрения у самого конца «балкона» попало чёрное пятно. Похоже на вход в пещеру. Может, там они прячутся и оттуда наблюдают за ним?
Альберт пошёл зачерпнуть воды в ручье. Вернулся — а у него гость! Около его вещей сидел на корточках меньшой сасквач, с любопытством разглядывая их. Но ничего не трогал. Когда подошёл Альберт, он отпрыгнул в сторону, как лягушка. И остался сидеть поодаль — не спрятался. С жадным любопытством смотрел, как Альберт варит на спиртовке кофе. Запах ему явно нравился: он смешно водил носом, вернее, ноздрями — только они и были видны, как если бы человек задрал голову и прижался к стеклу, расплющив нос. Придётся с ним поделиться чем-нибудь, подумал Альберт и вытащил из спальника пустую банку из-под тушёнки — доел её сегодня утром. Он бросил её, как собаке кость. Сасквач упруго подпрыгнул, с кошачьей ловкостью поймал банку, понюхал, быстро облизал её изнутри и скрылся. Вернулся почти тотчас, таща за руку сестру.
«Ага, значит, и она была поблизости, а я никого не заметил! Похоже, парень просит сувенир и для сестрёнки». Альберт подумал, что «невесте» придётся отдать расписную банку из-под нюхательного табака. Допив кофе, он сунул руку в мешок, ощупью нашёл банку, высыпал остатки табака на землю и кинул подарок «молодой мисс». Она жадно схватила яркую вещицу, растянув в улыбке безобразный рот. Раздался резкий визгливый звук! Альберт — человек невозмутимый — вздрогнул от неожиданности. Надо полагать, это был смех. Так смеялась бы девочка-идиотка. «Мисс» скорчила несколько гримас, взмахнула рукой, в которой всей горстью зажимала подарок, и исчезла. По-видимому, она осталась очень довольна.
Парень тоже веселился по-своему: он поставил банку перед собой на землю и, скрестив на земле ноги, держа себя двумя руками за лодыжки, из положения сидя подпрыгивал в воздух. Трюк для человека невозможный, подумал Альберт, но обезьяны, как видно, могут. Потом, схватив банку, глянул на Альберта, гыкнул, как бы приглашая смотреть на себя, и подбежал к ближайшей скале. Вытянув вверх руку с пустой банкой — как с победным кубком, он начал карабкаться вверх по отвесной каменной стене, цепляясь пальцами ног и одной руки. По-видимому, вот так же, подумал Альберт, его папаша спускался по этой стене, таща меня в мешке. Зачем он взял на себя этот труд? Уж не из-за того ли, что и у людей встречается редко, — из-за пытливой любознательности?
Старший сасквач уже три раза приходил к нему. На правах хозяина он садился довольно близко к Альберту и следил за всеми его движениями, подражал им, как бы учась делать то же самое, и даже самовольно дотрагивался до того или иного предмета. А вот «старая леди» по-прежнему избегала гостя, хотя, кажется, примирилась с его существованием. Зато её дети и сам хозяин охотно приходили к костерку Альберта. Их привлекало всё: и огонь, и манера Альберта есть, и яркие банки, которые, уже опустошённые, доставались им. Альберт одаривал их по очереди.
В тот решающий день обеих самок поблизости не было. Мужская половина семейства присутствовала при трапезе гостя. Альберт на корточках стерёг закипающий кофе. Хозяин пытался фамильярничать с Альбертом и сидел к нему очень близко, даже слишком, мешая Альберту двигаться, и тоже на корточках — копировал позу человека. Альберт милостиво не допил кофе, протянул ему. Сасквач выхватил банку и одним махом опрокинул в себя остатки кофе, в основном — гущу. Вкуса он либо не почувствовал, либо дело было в другом: в престиже. Он пиршествует вместе с существом высшего порядка, которое умеет делать огонь и обладает чудесными вещами!
Альберт залез в рюкзак и вытащил оттуда банку нюхательного табака. Отодвинул пальцем крышку в банке, взял щепотку, поднёс к одной ноздре, нюхнул. Взял ещё щепотку, поднёс к другой ноздре. Старый сасквач повернулся к нему всем телом и смотрел, будто выжидая. Альберт протянул ему банку: угощайтесь! Он ожидал, что и тот возьмёт пальцами вежливую щепотку — человеку свойственно мерить всё на свой аршин. Но пальцы сасквача не умели складываться щепоткой! Он с жадностью выхватил банку и… высыпал себе в рот всё содержимое. Проглотил единым духом. Вылизал банку изнутри. Альберт насторожился: кажется, сейчас что-то случится…
Спустя пару минут сасквач вытаращил глаза и уставился в одну точку. В его глазах отразилась мука. Он схватился за голову, сунул её между колен и начал кататься по земле. По всей видимости, у него страшно болел живот. Сасквач завизжал, как поросёнок — визгливо, пронзительно. Альберт схватил лежащее рядом ружьё и вскочил: если сасквач бросится на него, то придётся стрелять. Но, кажется, хозяин в своих страданиях гостя не винил: визжа и держась руками за живот, сутулый, скрюченный, он подбежал к ручью, упал головой в воду и стал жадно пить.
«Сейчас или никогда», — подумал Альберт и начал быстро бросать свои пожитки в спальный мешок. Парень очнулся от оцепенения, вскочил и мгновенно исчез — побежал за подмогой? Альберт бросился бежать вдоль ручья, к тому месту, где вода выбивалась из расщелины в скале. Пролезет? Не пролезет? Должен!
Внезапно ему путь перегородила «старая леди». Её глаза свирепо горели. Альберт вскинул ружьё повыше — сколько позволяла рука, занятая спальным мешком — и нажал спусковой крючок… От грома выстрела «леди» как ветром сдуло. Больше его не преследовали.
…Он пробирался через туннель против течения, борясь с водой. Тащил за собой тяжёлый намокший спальник; ружьё цеплялось за стены. Проход медленно расширялся. Когда, наконец, он вылез, то побежал вперёд не оборачиваясь, не разбирая пути. В ботинках хлюпала вода, мокрая одежда холодила тело. Судорожно сжатой рукой он тянул за собой спальник. Скорее — дальше, дальше! Шёл до вечера, с каждым шагом всё медленней и медленней, потом уже еле волочил ноги. Дрожавшей рукой пытался разжечь костёр — не смог: спички отсырели.
Эта ночь была просто ужасна — в холодном мокром мешке не заснёшь. К утру понял: заболел. Голова горела, ноги отказывались идти. Опираясь на ружьё, как на костыль, он упрямо шёл вперёд. Вдали слышался звук, казавшийся знакомым. Он не сразу понял, что это визжит лесопилка…
Когда он, шатаясь, дошёл до неё и прислонился к стволу дерева, рабочие долго смотрели на него. Голова у Альберта болела, он весь горел, но мыслил холодно и трезво. С трудом разлепил запёкшиеся губы и сказал.
— Я пытался искать золото. Заблудился. Заболел.
О главном промолчал. Понимал: не поверят. «Всякое семя знает своё время». Он молчал полвека. Потом, уже на закате жизни, всё рассказал журналисту Джону Грину и дотошному исследователю Рене Дахиндену. Его история опубликована во многих книгах. Но всё равно она кажется невероятной…
notes