СТЕПАН ХАЛТУРИН

Степан Халтурин родился в Вятке в семье бедных мещан. В начале 1870-х годов приехал в Петербург, где поступил на завод. В 1875—1876 годах он был уже деятельным пропагандистом... «Он был из тех людей, наружность которых не дает даже приблизительно верного понятия об их характере... Близко сойтись с ним можно было только на деле... Степан Халтурин стал увлекаться террором. Уже с осени 1879 года он входит в деловые сношения с народовольцами», – вспоминал один из его современников.

«Александр II должен быть убит рабочим, – считал Халтурин, – пусть не думают русские цари, что рабочие – болваны, не понимающие их истинного значения для народа».

Речь шла о взрыве всей царской фамилии в Зимнем дворце. Исполнительный комитет согласился на его предложение. Халтурин поступил во дворец столяром. Сношения с Исполнительным комитетом он вел главным образом через Желябова; кроме того, ему помогали Кибальчич, Квятковский и Исаев. С октября 1879 года вплоть до самого взрыва 5 февраля 1880 года Халтурин занимался минированием Зимнего дворца.

5 февраля Зимний дворец потряс страшный взрыв – мина взорвалась. Огни во дворце потухли. Черная Адмиралтейская площадь стала как будто еще темнее. Ко дворцу сходились люди, прибежали пожарные. Оттуда выносили трупы и раненых. Их казалось ужасно много.

Желябов и Халтурин быстро удалились. Для последнего уже готово было верное убежище, насколько, конечно, они вообще существуют в России. И только по прибытии туда нервы Халтурина будто сразу размякли. Усталый, больной, он едва мог стоять и только немедленно справился, есть ли в квартире достаточно оружия. «Живой я не отдамся!» – говорил он. Его успокоили: квартира была защищена такими же динамитными бомбами.

Степан Халтурин

Известие о том, что царь спасся, подействовало на Халтурина самым угнетающим образом. Он свалился, совсем больной, и только рассказы о громадном впечатлении, произведенном 5 февраля на всю Россию, могли его несколько утешить, хотя никогда он не мог примириться со своей неудачей и не простил Желябову того, что называл его ошибкой.

Угнетенный своей неудачей, Халтурин уехал на юг России, где около двух лет занимался пропагандой среди рабочих, но деятельность Стрельникова, предназначенного Александром III производить следствия по политическим делам на всем юге России и снабженного особыми полномочиями, вскоре стала мешать Степану. Он известил об этом Исполнительный комитет, который и поручил ему организовать убийство прокурора. Поручение это было удачно выполнено 18 марта 1882 года Халтуриным и его товарищем Желваковым.

К ночи всюду было уже известно, что убийство «политическое» и убит именно Стрельников. В городе стало заметно возбуждение. Одни спешили на бульвар, посмотреть место происшествия, кровь, скамейку; другие толпились у полиции, куда привезли арестованных. Сочувственное отношение к событию можно было подметить повсюду.

Пешие и конные патрули попадались на каждом шагу. По тротуару перед зданием полиции было запрещено ходить; сюда то и дело подъезжают предержащие власти: генерал-губернатор, градоначальник и другие. А в самом здании шли допросы. Желваков отказался отвечать, пока ему не скажут, убит ли Стрельников. «Убит», – ответили ему. «Ну, теперь делайте со мной, что хотите». Допросы ни к чему не приводили. Узнали квартиры арестованных, так как при них были паспорта, но ни их личности, ни настоящие фамилии констатированы не были. Поздно ночью под сильным конвоем их перевели в тюрьму и поместили в подвальном этаже. Допросы шли беспрерывно, и до самой казни арестованным не дали ни одного часа отдыха.

В ночь с 20-го на 21-е собрался суд, не виданный в России. На заседании были только Гурко, им самим избранные судьи и подсудимые. Даже высшие чины военного и судебного ведомств не были допущены. Халтурин заявил, что приехал в Одессу с целью заняться организацией рабочих, но в деятельности Стрельникова встретил сильное препятствие. Он сообщил об этом Исполнительному комитету и получил от него поручение организовать убийство Стрельникова, что и было им выполнено.

Желваков, говорят, сказал: «Меня повесят, но найдутся другие. Всех вам не перевешать. От ожидающего вас конца ничто не спасет вас!»

Из Гатчины было получено предписание немедленно повесить убийц Стрельникова, и ввиду такой поспешности Гурко решил, не беспокоя профессионального палача Ивана Фролова, выбрать палача из содержащихся в Одесской тюрьме приговоренных к каторге арестантов. Интересны подробности этого выбора.

Весть о том, что Стрельников убит и арестованные убийцы привезены в тюрьму, быстро разнеслась между уголовными арестантами. Факт убийства был встречен всеобщим одобрением, а арестованные вызвали живейшее сочувствие, особенно Желваков своим удальством и молодостью. Поэтому предложение повесить за известное вознаграждение убийц Стрельникова было встречено арестантами решительным отказом. Некоторые выражали его в самой резкой форме: «Да не сойти мне с этого места, подохнуть совсем, если я их хоть на столько трону», «Скорей всех генералов передушу, чем их хоть мизинцем трону!» – слышалось в ответ на позорное предложение.

Наконец напали на одного, который, видимо, начал колебаться, прельщенный обещаниями льгот и подарков. «Я только вешать не умею», – отговаривался еще он. «Ну, это пустяки, – возражали ему, – вешать доктор (тюремный врач Розен) подучит».

Палач был наконец найден, и казнь назначена на рассвете 22 марта.

Ни о суде, ни о приговоре, ни о самой казни общество не должно было знать, раньше чем все будет кончено, но тем не менее при повешении требовалось присутствие его представителей. Эта дилемма была разрешена следующим образом: двум-трем благонадежным гласным Думы и известному редактору «Новороссийского Телеграфа» Озмидову был послан лаконичный приказ: явиться в 5 часов утра к городскому голове. Несчастные представители гласности провели очень тревожную ночь и на рассвете явились к Маразли (городской голова), который и повез их прямо в тюрьму.

В 6 часов вывели Халтурина и Желвакова. Последний быстро взошел по ступенькам эшафота и пересчитал их. «Четырнадцать, о, как высоко!» – сказал он. Сам надел петлю на шею и повис. Чахоточного, больного Халтурина должны были поддерживать. Слишком много выпивший для бодрости палач долго возился, одевая на него петлю, и несколько раз поправлял ее. Из-за его неумелости Халтурин страшно долго мучился, прежде чем быть окончательно задушен. Полицмейстер, присутствовавший при казни, отвернулся, чтобы не видеть его судорог, а офицеру, распоряжавшемуся процедурой, сделалось дурно.