ДЖОН БРАУН

Джон Браун родился в 1800 году. С 15 лет он работал в дубильной и кожевенных мастерских своего отца в Гудзоне. В 12 лет ему довелось побывать на Юге, он остановился в доме плантатора и подружился со своим ровесником – негритенком. На его глазах друга за какую-то мелкую провинность наказали железным прутом. Этих впечатлений юности хватило Брауну для того, чтобы стать убежденным противником рабства.

Не попав в колледж, он начал заниматься самостоятельно и стал опытным землемером.

Браун часто переезжал с места на место – работал то землемером, то кожевником, то торговцем лесом, то почтмейстером, то овцеводом, то пастухом, то фермером. Он жил в Гудзоне, Франклине, Ричаршиде, Огайо, Пенсильвании, Нью-Йорке, Массачусетсе. В 1855 году он поселился в Канзасе и занялся фермерством, но нападения миссурийских банд, во время которых был убит его сын и опустошена ферма, заставили его взяться за оружие. Своими постоянными набегами на Миссури Браун навел такой ужас, что южане (а это был именно южный штат) объявили награду за его голову.

Убежденный противник рабства, в разгар спора о законе о беглых рабах он организовал «Лигу галаадитов» и таким образом сделал первый шаг на пути создания вооруженной негритянской организации. По его предложению 44 негра подписались под следующим документом: «Мы, граждане США, уповая на справедливого и милосердного Бога, позаботимся об обеспечении себя необходимым военным снаряжением».

Джон Браун. Гравюра XIX в.

Браун неоднократно освобождал и отводил в Канаду толпы негров с миссурийских плантаций, укрывал беглых рабов и снабжал их оружием. Чтобы нанести решительный удар по рабству, Браун задумал вооружить и поднять негров.

Первым делом он решил захватить городок Харперс-Ферри, неподалеку от Вашингтона. Там находился арсенал, где хранилось более 100 тысяч ружей.

16 октября 1859 года отряд Брауна насчитывал всего 22 человека, среди которых 5 были неграми, захватил правительственный арсенал в Харпес-Ферри и железнодорожный мост через реку Потомак.

Говорят, что вначале выступление было намечено на 24 октября, но начать его пришлось раньше, поскольку на Брауна донесли.

Выступление Брауна не получило поддержки со стороны негров-рабов, потому что Харпес-Ферри, где действовал отряд Брауна, не был районом плантаций и негритянское население здесь было немногочисленно. Кроме того, негры рабы не были посвящены в планы Джона Брауна, и выступление его было для них полной неожиданностью. Прежде чем они успели разобраться в происходящих событиях, отряд Брауна был окружен и уничтожен совместными усилиями рабовладельческой милиции и правительственных войск.

Оставшись без поддержки, отряд Брауна забаррикадировался в пожарном сарае при арсенале. В течение суток отряд отбивал атаки регулярных войск.

Через 2 дня после захвата – 18 октября – арсенал был отбит обратно, а тяжело раненный Браун взят в плен. К истекавшему кровью Джону Брауну подошел губернатор Виргинии и, наклонившись над ним, спросил: «Кто вы?» – «Мое имя Браун, меня хорошо знают как Джона Брауна из Канзаса. Сегодня погибли два моих сына, и я тоже умираю. Я пришел сюда, чтобы освободить рабов».

Сообщение о том, что мужественному борцу за права негров рабов грозит смертная казнь, вызвало бурю возмущения во всем мире. Свой голос в защиту Джона Брауна подняли ученые, писатели, общественные деятели. Французский писатель Виктор Гюго опубликовал страстную речь в защиту патриота:

«В Южных штатах существует рабство: эта чудовищная нелепость приводит в негодование ум и чистую совесть жителей Северных штатов. Один свободный гражданин белой расы, Джон Браун, возымел намерение освободить этих рабов, этих негров. Великое дело освобождения Джон Браун хотел начать с рабов Виргинии. Пуританин, человек строгой жизни, набожный, проникнутый духом Евангелия, он бросил этим людям, этим братьям клич свободы. Отупевшие от рабства негры не отозвались на его призыв. Рабство делает душу глухой. Покинутый всеми, Джон Браун все же начал борьбу: с небольшою горстью героев он вступил в бой; его изрешетили пулями; двое молодых сыновей, светлых мучеников, пали возле него; его самого схватили».

Джон Браун предстал перед судом с четырьмя своими товарищами: Стефенсоном, Коппом, Грином и Копландсом.

Джон Браун лежал на складной кровати, на матраце, пропитанном кровью, сочившейся из его еще почти открытых ран. А во дворе здания, где заседал суд, были поставлены две пушки, заряженные картечью, и тюремщикам было приказано расстрелять обвиняемых, если будет сделана попытка отбить их. После сорокаминутного совещания было объявлено три смертных приговора.

Суд над Джоном Брауном проходил с соблюдением всех требуемых законом формальностей, но с ненужной поспешностью, вызванной страхом как перед толпой, так и перед неясной, но страшной угрозой, нависшей над всей системой рабовладения. Только против этой неоправданной поспешности и возражал Джон Браун, потому что он хотел, чтобы мир понял истинные мотивы его поступков. Но прокурор Гентер боялся не только ярости толпы, он боялся всеобщего, все возрастающего сочувствия к Брауну. Оставаясь в рамках закона, он с почти грубой настойчивостью торопил ведение судебного процесса. Джон Браун подвергался допросам, когда он с еще не зажившими ранами лежал на больничной койке. Его поспешно назначенным адвокатам было дано крайне мало времени для сбора материалов и подготовки к защите. 25 октября он подвергся предварительному допросу и уже 26 октября был в соответствии с решением Большого жюри предан суду за «тайный заговор с рабами с целью восстания, за измену Виргинии и за совершение убийства без смягчающих обстоятельств».

Начался суд. Список присяжных был утвержден без единого отвода. Затем защитники Брауна вопреки его воле попробовали прибегнуть к ссылке на его невменяемость. Тогда Джон Браун, приподнявшись с носилок, сказал: «Я с презрением отвергаю эту жалкую попытку представить мои действия в неверном свете, тем более что она была сделана теми, кто должен был бы придерживаться совсем иной линии поведения в отношении меня, если у них вообще есть линия поведения... Я ни в коей степени не считаю себя безумным и отвергаю, поскольку это в моих силах, все попытки оправдать мои действия подобными заявлениями».

Судья грубо отказал адвокатам Джона Брауна, когда они просили дать им время на подготовку к защите, но, несмотря на это, суд затянулся до понедельника. Когда вечером этого дня присяжные наконец вышли из комнаты совещаний, обширное помещение суда было заполнено людьми.

Секретарь суда зачитал обвинительный акт и спросил: «Господа присяжные заседатели, к какому решению вы пришли? Виновен или не виновен подсудимый Джон Браун?»

«Виновен», – последовал на это ответ старшины присяжных.

«Виновен ли он в измене, заговоре, подстрекательстве рабов и свободных людей к восстанию и в совершении убийства?»

«Да».

Во время опроса присяжных вся огромная толпа хранила молчание. Сам Джон Браун также не произнес ни слова; он спокойно поправил свой тюфяк и затем снова лег на него.

В следующую среду суд собрался для вынесения приговора Джону Брауну. С трудом держась на ногах, Браун подошел к своему месту и стоял неподвижно в течение всего времени, которое потребовалось для зачтения приговора.

«Можете ли вы, – спросил его секретарь суда, – указать на какие-либо обстоятельства, которые давали бы вам право требовать для вас отмены смертного приговора?»

Тогда, подавшись вперед, Джон Браун тихо и в то же время твердо ответил:

«С разрешения суда я хотел бы сказать несколько слов. Во-первых, я отрицаю предъявленные мне обвинения, за исключением того, что я действительно намеревался освободить рабов. Я думал, конечно, что моя новая операция удастся мне так же хорошо, как и прошлой зимой в Миссури, где я освободил рабов, провел их через всю страну и доставил затем в Канаду. Это все, что я собирался сделать, только в больших размерах. Я никогда не замышлял убийства или измены, я не собирался уничтожать чужую собственность, подстрекать рабов к бунту или организовывать восстание».

За сутки до этого Джону Брауну было разрешено проститься с женой, а потом он должен был в последний раз навестить своих товарищей. Потом его повезли к месту казни, куда с раннего утра были согнаны три тысячи солдат, окруживших сплошным кольцом как саму виселицу, так и пространство вокруг нее на расстоянии пятнадцати миль в окружности.

Старик без чьей-либо помощи спустился на землю. Не дожидаясь приказа, он направился к виселице; медленно поднялся по десяти ступеням на площадку. Здесь он остановился.

Старик пожал руку тюремщику.

Он пожал руку шерифу.

Шериф закрыл голову Джона Брауна белым колпаком и накинул ему на шею тонкую смоляную веревку.

Полковник Престон, виргинец, поднял руку, люк провалился, веревка развернулась, веревка дернулась и натянулась...

Когда тело Джона Брауна повисло на веревке, все стоявшие вокруг преклонили колена, отдавая последнюю дань уважения тому, кто, прощаясь с ними, сказал:

«Передайте мою любовь всем, кто любит своих ближних. Я просил, чтобы, когда настанет час публичной расправы надо мной, меня избавили бы от жалких и лицемерных молитв. И пусть о моей душе помолятся только грязные, оборванные и босые дети рабов, следуя примеру своей седой матери-рабыни.

Прощайте! Прощайте!»