Книга: 100 великих украинцев
Назад: Артемий Ведель (1767–1808) композитор, дирижер, певец, скрипач, педагог
Дальше: Иван Равич (1677–1762) киевский ювелир

Дмитрий Бортнянский
(1751–1825)
композитор, музыкант, дирижер, общественный деятель

Почти всю жизнь находясь далеко от родной Украины, Дмитрий Бортнянский достиг высочайшего взлета в творческой и служебной карьере.

 

 

При нем мировую славу получила Придворная певческая капелла в Петербурге, которой он руководил почти тридцать лет. Ведущие музыкальные критики России нарекли его «дедушкой российской музыки» (и это при том, что ее «отцом» признан М. И. Глинка). Продолжительное время Бортнянский был известен в основном как автор духовных хоровых произведении, в частности в жанре хорового концерта «а капелла», многие из которых признаны мировыми шедеврами.
В последнее время Бортнянский возвращается к нам и как выдающийся автор светской музыки эпохи классицизма — опер, камерно-инструментальных и камерно-вокальных произведений.
Дмитрий Степанович Бортнянский родился в 1751 году в старинном украинском городе Глухове на Сумщине в семье зажиточных мещан. Отец будущего композитора — Степан Васильевич Бортнянский, родом из Галиции, поселился в Глухове за несколько лет до рождения Дмитрия, а в 1755-м получил звание казацкого сотника. Мать — Марина Дмитриевна Толстая — была простого происхождения (фамилия Толстая — от первого мужа). Из-за недостатка точных сведений о детстве Бортнянского сложно говорить о том, насколько и каким образом атмосфера тогдашнего Глухова — столицы Гетманщины и главной резиденции графа К. Г. Разумовского — повлияла на становление будущего композитора. Бурливший светской и художественной жизнью город дал отечественной культуре немало выдающихся деятелей (в том числе композитора Максима Березовского и скульптора Ивана Мартоса). Существуют предположения, что Бортнянский некоторое время учился в Глуховской певческой школе — самом известном музыкальном учебном заведении Российской империи того времени. Из учеников этой школы набирали певцов для Придворной певческой капеллы в Петербурге. В один из таких наборов вскоре попал и маленький Дмитрий. Произошло это в 1758 году, когда ему было всего семь лет.
Первым музыкальным наставником Бортнянского в Петербурге был Марк Полторацкий — уставник (руководитель) Придворной капеллы. При капелле действовала музыкальная школа, где все малолетние певчие проходили обязательный курс обучения. Юный. Бортнянский параллельно учился в Кадетском корпусе и вместе с другими его воспитанниками участвовал в оперных спектаклях, в частности в 1762 и 1764 годах исполнял сложную женскую партию в опере Г. Раупаха «Альцеста», а со временем, в 1765-м, он в той же опере пел мужскую партию.
Звонкий, серебристый голос и прекрасная внешность юного Бортнянского пришлись по душе императрице Елизавете Петровне, которая, по словам одного из первых ее биографов Д. Долгова, относилась к нему с материнской заботой.
В 1766 году будущий композитор, как и все певчие Придворной капеллы, начинает изучать иностранные языки — французский, итальянский и немецкий, знание которых пригодилось в его дальнейшей жизни.
Поворотным пунктом этого периода жизни Бортнянского стало начало его занятий с работавшим тогда при российском императорском дворе известным итальянским композитором Бальдассаре Галуппи. Тот вскоре порекомендовал отправить юношу в Италию, чтобы продолжить — музыкальное образование.
Дальнейшие десять лет, проведенные Бортнянским на «родине музыкального искусства», в Италии, — период не только интенсивного творческого самосовершенствования и раскрытия его как композитора, но и стремительного восхождения по ступеням международного признания. Основным местом пребывания Бортнянского в Италии была Венеция, где он продолжил занятия у Б. Галуппи — директора консерватории «Ospedaletto a Santi Jovanni е Paolo» («Малый приют святых Иоанна и Павла»). Другие места пребывания Бортнянского — Флоренция, Рим, Милан, Неаполь, Модена и Болонья с ее известной на всю Европу филармонической академией, своеобразным «нерестилищем музыкального классицизма». В Болонье он учился у авторитетнейшего в то время музыкального теоретика Джамбаттиста Мартини.
В Италии Бортнянский написал три оперы, премьеры которых прошли с успехом: «Креонт» (1776), «Алкид» (1778) — обе впервые были поставлены в театрах Венеции, со временем шли и в других городах Италии; а также «Квинт Фабий» (1779; Модена). Бортнянский выдержал «оперное испытание» в Риме и Болонье, публика которых считалась наиболее искушенной и бескомпромиссной в оценках. Уже в этих ранних произведениях композитор проявил себя типичным представителем музыкального классицизма. Он педантично (и высокопрофессионально) придерживался традиций итальянской оперы-seria: пения бельканто, мифологического сюжета, ряда определенных сюжетно-композиционных норм. Вместе с тем в упомянутых операх, прежде всего в «Алкиде», прослеживаются отдельные мелодии, близкие к украинским народным песням. «Украинскость» проявляется и в фактурных приемах, в ведении двух верхних голосов параллельными терциями («терцевой второй»), пении всего состава хора в октаву или в унисон и т. п. В произведениях более позднего, «зрелого» Бортнянского это станет обычным. Украина жила в его душе, пронизывая ее своими песнями.
Наряду с операми Бортнянский создает и первые инструментальные композиции, хоровые произведения для католического богослужения — «Ave Maria», «Salve Regina», «Dextera Domini» на канонические латинские тексты, хоровую мессу на немецком языке. Заслуживает внимания и написанный на немецкий текст хор «Русская вечерня» («Russischer Vesperchor»), где определенно прослеживается влияние знаменного и киевского распевов, воплощена общая интонационная «аура», присущая православной литургии.
В Италии Бортнянский проявляет себя и как коллекционер живописи. На этой почве он подружился со своим земляком-глуховчанином, который тоже работал там, скульптором Иваном Мартосом. Позднее эта дружба увенчается установлением мраморного бюста композитора работы Мартоса в Петербургской Придворной певческой капелле.
Остается загадкой, общался ли Бортнянский с другим выдающимся композитором-украинцем — Максимом Березовским, который находился в Италии в то же время. Известно лишь, что Бортнянский как человек уравновешенный и рассудительный, в отличие от пылкого, романтичного Березовского, не слишком спешил на родину (то есть в Российскую империю). Вероятно, повлияла на него и трагическая судьба Березовского, который по возвращении в Петербург (в 1774 году) не получил ожидаемого признания и, доведенный до отчаяния, вскоре покончил с жизнью. Кроме того, политическая и культурная ситуация в России, где правила императрица Екатерина II, складывалась далеко не в пользу отечественных деятелей культуры, ведь лучшие должности и выгодные творческие заказы распределялись исключительно между иностранцами.
Лишь после того, как в 1779 году директор императорских театров и придворный музыкант И. Елагин предложил Бортнянскому такие условия работы на родине, которые гарантировали ему достойную реализацию творческих намерений и достойный уровень жизни, композитор дал согласие возвратиться в Россию.
Поработав несколько лет в Придворной певческой капелле, для которой он создал ряд хоровых произведений культового назначения, Бортнянский приобрел себе нового мощного покровителя. Им стал будущий российский император, а тогда еще престолонаследник Павел Петрович (Павел I). В 1784–1796 годах Бортнянский работает «композитором и клавесинистом», а со временем и капельмейстером в резиденциях Павла Петровича в Гатчине и Павловске, где композитору был выделен земельный участок под постройку собственного дома.
Бортнянский в этот период пишет три оперы — «Праздник сеньора», «Сокол» (обе — 1786) и «Сын-соперник, или Новая Стратоника» (1787), а также многочисленные инструментальные произведения.
Но настоящей святая святых Бортнянского становится хоровая музыка — духовная и светская. Как отмечает украинский исследователь творчества Бортнянского В. Иванов, большинство его хоровых произведений написаны как раз в «павловский» период. Только для хора без сопровождения он написал свыше ста произведений. Большинство из них — это большие многочастные композиции: две литургии и 67 хоровых концертов, семь кантат, 40 одночастных хоровых произведений.
Произведения Бортнянского начинают привлекать внимание и отечественных издателей. Среди первых изданных — «Херувимская» для хора а капелла (1782) и романс на французский текст (1783).
Бурная творческая деятельность и популярность постановок его опер в имениях Павла Петровича в большой степени содействовали росту авторитета Бортнянского-царедворца.
11 ноября 1796 года композитора назначили директором Придворной певческой капеллы. Одновременно специальным указом царя Бортнянский был повышен в ранге от коллежского асессора до коллежского советника. Придворная капелла всегда была украшением, гордостью и «лицом» царского двора. Она являлась едва ли не единственным его творческим учреждением, во главе которого никогда не стояли иностранцы. Даже при Екатерине II она оставалась «оазисом» украинства.
На рубеже веков авторитет Бортнянского при дворе был столь высок, что после очередного дворцового переворота, — когда на царствование взошел Александр I, пятидесятилетний маэстро не только не потерял своей должности (которую он занимал до самой кончины), но и продолжал неустанно укреплять собственное положение в обществе. С 1804 года он почетный член Академии в Петербурге, с 1815-го — член Петербургского филармонического общества. А в 1816 году Бортнянского назначают главным церковно-музыкальным цензором Российской империи. Его произведения («Панихида», «Господи, силой Твоею возвеселится царь») непременно звучат на самых важных придворных церемониях. Он сотрудничает с известнейшими «официальными» поэтами России — Г. Державиным, М. Херасковым, В. Жуковским. В честь победы над Наполеоном он создает широко исполняемую при его жизни песню «Певец во стане русских воинов» (стихи В. Жуковского), пишет гимн «Коль славен» (стихи М. Хераскова).
Довольно красноречиво о признании творчества Бортнянского высшими имперскими должностными лицами свидетельствует текст царского указа о назначении композитора на должность главного музыкального цензора: «Государь император, известясь, что во многих церквях поют по нотам не соответственно тому роду пения, которое может быть принято в церквях, высочайше повелел, дабы впредь не вводить в употребление тетрадей рукописных, кои отныне строжайше запрещаются, но все, что ни поется в церквях по нотам, должно быть печатанное и состоять или из собственных сочинений Директора Придворного хора, действительного статского советника Бортнянского, или других известных сочинителей, но сих последних сочинения непременно должны быть печатаемы с одобрения г. Бортнянского».
Управление Придворной капеллой стало для Дмитрия Степановича не только местом исполнения собственных произведений, но и главным делом жизни. Он готов был даже несколько снизить свою активность как композитора, лишь бы вывести исполнительское мастерство капеллы на наивысший уровень. Сразу после назначения директором он начинает ее радикальную реформу: увеличивает состав с 24 до 90 человек, добивается освобождения Капеллы от участия в оперных спектаклях и сокращения до минимума ее привлечения к изнурительным придворным церемониям (которые лишь отнимали силы и вовсе не способствовали повышению ее художественного уровня), сосредоточивается исключительно на пении «а капелла» (то есть без инструментального сопровождения) и, разумеется, существенным образом повышает требования к качеству исполнения. Бортнянский добивается ощутимого повышения жалования для малолетних певчих — до 120 рублей в год. При Бортнянском певчие уже не ощущали, как ранее, недостатка в предметах первой необходимости. Новый директор добился того, чтобы они имели не только ежедневную, но и праздничную одежду — «цветную» для концертов и «траурную» — для панихид.
Все эти многочисленные новации Бортнянского не имели бы ожидаемого эффекта, если бы не его удивительный магнетизм как личности, исключительная способность соединять профессиональную требовательность к певчим с чутким и заботливым отношением к ним. Один из учеников композитора, будущий классик российского романса О. Варламов вспоминал: «Бывало, Бортнянский подойдет к мальчику, который поет, остановит его и скажет: „Вот лучше так запой, душечка“, и семидесятилетний дедушка возьмет фальцетом так нежно, с такой душою, что остановишься от удивления… Не удивительно, что певчие уважали Бортнянского как отца и любили его горячо».

 

 

Бортнянский остался верен извечной традиции Капеллы «набирать певчих из числа малолетних малороссиян». Его посланцы едва ли не каждый год путешествовали по Украине в поисках юных талантов. Посещал ли свою родину сам Бортнянский — неизвестно. Тайной остается и личное знакомство его с другим выдающимся украинским композитором того времени — Артемием Веделем, в конце XVIII века работавшим в Харькове и бывшим едва ли не главным «поставщиком голосов» для Капеллы.
В своем хоровом творчестве Бортнянский развивал традиции украинского партесного пения. Он был далеко не единственным композитором в тогдашней Российской империи, развивавшим эти традиции. Во время никонианской церковной реформы вся культура партесного пения (то есть многоголосого пения по нотным партиям), сам жанр партесного духовного концерта были сознательно «заимствованы» в Украине и целенаправленно «привиты» русской культуре как наиболее органично отвечавшие задачам церковной реформы. Культура пения, созданная в XVI–XVII веках украинскими «братчиками» (то есть участниками движения религиозных «братств» на защиту православной веры), со второй половины XVII века становится «общерусской». Творчество Бортнянского справедливо считается вершиной развития жанра отечественного хорового концерта, своеобразным «лавровым триумфом» культуры «старого» партесного пения. Более того, от упомянутой «общерусскости» его хоровые произведения заметно отличает (так же, как и произведения М. Березовского и А. Веделя) непременная пронизанность музыкальной ткани украинскими интонациями, отголосками украинских кантов и традиционных «братчиковских» партесных произведений.
О художественном уровне хорового наследия Бортнянского и том впечатлении, которое оно производило на современников композитора, говорит великий французский композитор XIX века Гектор Берлиоз: «…Произведения его свидетельствуют о редчайшем опыте в группировании вокальных масс, замечательном понимании нюансировки, полнозвучности гармонии. А более всего приводит в удивление свобода расположения хоровых партий…».
Пик деятельности Д. Бортнянского приходится на последние десятилетия его жизни — первую четверть XIX века. То есть на тот период, когда в мировом искусстве уже сказал свое мощное слово Бетховен, всколыхнули неслыханной новизной и проникновенной эмоциональностью произведения Ф. Шуберта и К. Вебера — первопроходцев музыкального романтизма. Но Бортнянский всем своим естеством оставался верен «галантному» восемнадцатому столетию, ни на миг не расставаясь с белым париком и панталонами, с торжественным, несколько церемонным пафосом общения. Не только произведения Бортнянского, но и сам он как личность представляли своеобразный «культурный итог» XVIII века как для Украины, так и для всей империи. Собственно, композитор и не скрывал своей «старомодности», даже гордился ею. Хотя и был исключительно самокритичен, сознавая, что течения времени не остановить.
Мало сведений сохранилось и о личной жизни Бортнянского. Собственных детей у него не было. Поэтому после смерти композитора, 10 октября (по новому стилю — 28 сентября) 1825 года в Петербурге, все его имущество отошло вдове. Могила Бортнянского затерялась, исчезнув вместе с кладбищем на Васильевском острове в Петербурге. А вскоре с аукциона была продана большая коллекция картин, собранная Бортнянским на протяжении жизни.
Новая эпоха — XIX век — на долгие десятилетия лишила произведения «старомодного» Бортнянского актуальности для молодого поколения, охваченного идеями романтизма и реализма. Некоторое время, особенно в середине столетия, его музыку считали не просто устаревшей, а даже ставили под сомнение ее художественную ценность, считая труды композитора «бледной тенью итальянцев XVIII столетия». И лишь полвека спустя после смерти Бортнянского вновь обратились к его творчеству. А в 1881 году увидело свет «Полное собрание духовно-музыкальных произведений Д. С. Бортнянского» в десяти томах, редактором которого был П. И. Чайковский.
Сегодня имя и наследие Д. С. Бортнянского в равной мере почитаемы и в Украине, и в России. Исследователями убедительно доказано, что творчество великих украинских композиторов М. Березовского, А. Веделя и Д. Бортнянского оказало решающее влияние на становление русской хоровой школы и творческого стиля многих русских композиторов.
То же можно сказать о большинстве западноукраинских композиторов XIX — начала XX века, обращавшихся к хоровому жанру, — М. Вербицком, С. Воробкевиче, И. Лавривском, Я. Лопатинском, В. Матюке, Д. Сичинском.
В год 250-летия со дня рождения несколько масштабных хоровых фестивалей, посвященных памяти Д. С. Бортнянского, отразили все возрастающий интерес к его творчеству на его Родине — в Украине.
Назад: Артемий Ведель (1767–1808) композитор, дирижер, певец, скрипач, педагог
Дальше: Иван Равич (1677–1762) киевский ювелир