Этот народ стал известен сравнительно недавно, но уже привлек внимание исследователей первобытного общества, палеоантропологов и палеолингвистов. Связано это с тем, что андаманские аборигены, являясь остатком одного из древнейших человеческих сообществ, смогли донести до наших дней хозяйственные навыки, культуру и психологию людей каменного века и сохранить (хотя, естественно, и в несколько преломленном за многие века виде) самые ранние формы социальной организации.

Лес для жителей – не только место обитания, но и источник буквально всего, что составляет их жизнь; вся их культура сформировалась в условиях леса и питается тем, что он дает. Наступление на лес оказалось и наступлением на аборигенов, которое в конечном счете и решило их судьбу.

Собака – единственное одомашненное животное андаманцев.

В целом природа Андаман достаточно щедра, чтобы прокормить и не столь редкое население; вероятно, именно данное обстоятельство привело к тому, что на островах полностью отсутствовали окультуренные растения и животные – готовые продукты леса и моря вполне удовлетворяли скромные потребности аборигенов, не вынуждая их переходить к новым формам добычи пищи.

К сожалению, те сведения, которые позволяют дать им этнографическую характеристику (хотя далеко не полную), относятся к уже разлагающейся, гибнущей системе, к народу, неуклонно теряющему свои этнические характеристики…

Андаманцы в непостижимо короткие сроки (исчисляемые даже не десятилетиями, а годами) оказались на грани вымирания, и в настоящее время их будущее не внушает особых надежд.

По существу, первые достоверные сведения об аборигенах Андаман относятся уже ко второй половине XIX в., когда с установлением британской власти началось знакомство ее представителей с местными жителями.

По мнению некоторых исследователей, именно андаманцев можно считать прямыми потомками изначальных негрито. По существу, андаманцы оказались единственными хранителями негритосских языков, поскольку малайские семанги говорят на одном из языков монкхмерской семьи и аэта перешли на языки своих филиппинских соседей.

Итак, антропологически андаманцы принадлежат к негритосской группе австралоидной малой расы. Это очень темные по цвету кожи, малорослые (почти как пигмеи) люди, курчавоволосые, короткоголовые, с инфантильными чертами лица. Исследователи подчеркивают чисто азиатский характер их антропологического облика, не имеющего никакого отношения к африканским пигмеям.

Что касается языка, то различные племена андаманцев говорят на множестве языков или диалектов, принадлежащих к особой, изолированной андаманской языковой семье.

Основным источником сведений по этнографии и древним миграциям аборигенов являются «кухонные кучи» – накапливающиеся век за веком пласты хозяйственных отбросов, которые обнаруживаются на местах постоянных стоянок кочевых обитателей как Большого, так и Малого Андамана. Именно эти кучи служат единственным объектом приложения труда археологов, на основании их только и можно строить предположения о датировках и путях переселений предков современных андаманцев. Как известно, последние, собиратели и охотники, постоянно переходили с места на место в поисках пищи.

«Кухонные кучи» представляют большой интерес не только в качестве археологического, но и этнографического источника – по ним, в частности, можно определить оптимальную численность кочевавших групп (примерно 30 человек).

Андаманцы жили в районах их современного (т. е. к моменту знакомства с ними первых исследователей) обитания еще в ту пору, когда острова были непосредственно связаны с Азиатским материком. Об этом свидетельствуют не только данные раскопок кухонных куч; о великой давности обитания аборигенов на островах (исчисляемой тысячелетиями) говорит и такой небезынтересный факт: при отсутствии на Андаманах крупных хищников, их жители (при полной оторванности от внешнего мира) знали названия ряда крупных животных и даже могли их описать, и делали они это, по их утверждению, со слов предков, рассказы которых передавались от поколения к поколению.

Итак, известно, что андаманцы в результате геологической катастрофы оказались отторгнутыми от могучего в то время единого ствола негритосских народов и благодаря полной изоляции сумели сохранить в наиболее чистом виде черты древней культуры.

По-видимому, оба основных острова архипелага – Большой и Малый Андаманы – были заселены достаточно давно. Большинство ученых, занимавшихся изучением прошлого архипелага, пришли к выводу, что две группы андаманцев представляют два разных слоя примитивной негритосской расы. Так, В. Эйкштедт придерживается мнения, что предки андаманцев вступили на Большой Андаман двумя группами, при этом более ранняя включала онге, джаравов и сентинельцев, т. е. те племена, которые входят в группу Малого Андамана.

Предки же «больших андаманцев» составляли более позднюю по времени переселения волну негрито. Приход более могучей по численности группы (известной нам как группа Большого Андамана) привел к оттеснению ранее появившихся племен, которые первоначально расселились в наиболее удобных местах самого крупного острова архипелага. Новые переселенцы оттеснили их в южном направлении.

Такое давление носило длительный характер и постепенно привело к переселению первых насельников на более южные острова, т. е. на Малый Андаман, Рутланд, а также на южную оконечность Большого Андамана. Этим и объясняется враждебная позиция джаравов, которые уцелели на южной окраине Большого Андамана и сохранили ненависть к племенам, некогда оттеснившим их предков с исконных территорий.

Сторонники данной точки зрения обычно считают, что онге и джаравы одного происхождения. Джаравы и онге, полагает М.Портмэн, некогда составляли единый народ, в состав которого входили и прибрежные, и лесные группы. Они были первыми, с кем столкнулся еще отряд Блэра в 1789–1796 гг. В результате этой встречи их численность сократилась, они оказались не в состоянии противостоять другим племенам, с которыми у них были стычки, и вынуждены были расселиться, став, таким образом, отдельными племенами.

Но тот же автор выражает сомнение, что разделение на онге и джаравов могло произойти так поздно – в конце XVIII в., ведь каждое из племен обладает своей достаточно ярко выраженной культурной спецификой, которая никак не могла сложиться за столь короткий срок.

Иначе видит соотношение двух андаманских групп А. Браун. Его привлекает вопрос, почему джаравы, обитатели Южного Андамана, составляющего часть Большого, относятся к группе Малого Андамана. Он считает джаравов потомками эмигрантов, которые в далеком прошлом переселились на Большой Андаман с Малого, оттеснив аборигенов Южного Андамана на о-в Рутланд и силой утвердившись на их территории, – картина, обратная описанной выше. Браун полагает, что эти передвижения имели место много позднее разделения андаманцев на две группы, т. е. уже после того, как сложились особенности их языка и культуры. Отсюда языковой и культурный барьер между жителями Южного Андамана – исконным населением этого района – и пришельцами с Малого Андамана, оттеснившими последних.

Данный барьер сохраняется и поныне, как и вражда, которая, по мнению Брауна, извечно существует между коренным населением Большого Андамана и переселенцами-джаравами. Браун считает, что только эта гипотеза может объяснить, откуда взялся на Южном Андамане народ, по языку и культуре полностью подобный жителям Малого Андамана, но отличный от его южноандаманских соседей.

Итак, к началу колонизации андаманцы существовали в виде примерно дюжины племен, которые находились на одном уровне общественного развития, имели общее происхождение, говорили на языках одной (не имеющей в мире аналогов) языковой семьи и в целом демонстрировали общность (при неизбежных племенных вариациях) культурных традиций. Из этого следует, что, используя материал по одному из племен, можно получить представление об особенностях организации андаманцев в целом. А значит, не будет нарушением историчности, если материал по онге станет рядом с данными по исчезнувшим «большим андаманцам».

Так как на протяжении тысячелетий уклад андаманских племен почти не менялся, онге продолжают ту же линию и позволяют тем самым вести наблюдение за андаманским обществом – как бы оно ни было трансформировано – и в наши дни.