Открытие и исследование хараппской культуры (названа так по месту раскопок в Хараппе, округ Монтгомери, Западный Пенджаб) имели чрезвычайно большое научное значение. После этих открытий уже невозможно было утверждать, как это раньше делали многие ученые, что Индия в древности «никогда не проходила через стадию цивилизации, отмеченную широким употреблением бронзы», что индийская культура была прочной стеной отделена от других государств древнего Востока и резко уступала им по уровню развития.

Еще сравнительно недавно Индская цивилизация объявлялась иногда лишь провинциальным вариантом шумерийской. Научные открытия в долине Инда убедительно доказали древность, самобытность и автономность индийской культуры, процветавшей задолго до появления в стране индоарийских племен. Этим был нанесен удар по тем теориям, которые связывали происхождение цивилизации в Индии лишь с приходом арьев.

Первые научные раскопки памятников Индской цивилизации были начаты в 1921 г. индийским археологом Р. Сахни в Хараппе, а годом позже Р.Д. Банерджи открыл остатки другого центра – Мохенджо-Даро (на языке синдхи – «Холм мертвых»). В дальнейшем памятники Индской цивилизации исследовались многочисленными научными экспедициями под руководством Дж. Маршалла, Н. Маджумдара, Э. Маккея, М. Ватса, М. Уилера и др.

При изучении ранних этапов хараппской культуры немалая трудность состоит в отсутствии точных стратиграфических данных с периода неолита до строительных комплексов в индских городах. Повышение уровня подпочвенных вод затрудняет исследование древнейших слоев в Мохенджо-Даро. Мало известно и о возникновении поселения в самой Хараппе. Все это привело к тому, что до сих пор среди исследователей нет единодушия в трактовке такого важного вопроса, как происхождение хараппской культуры. По мнению некоторых исследователей, она обязана своим возникновением цивилизации на Евфрате и Тигре.

Наиболее популярна сейчас точка зрения, рассматривающая хараппскую культуру как создание чисто местное, индийское. Однако при этом ученые нередко впадают в крайность. Стремясь подчеркнуть древность индийской культуры, Э. Эрас, например, считал, что хараппская культура предшествовала шумерийской и, возможно, даже породила ее.

Среди исследователей Индской цивилизации имеются защитники мнения о создании хараппской культуры арийскими племенами. Даже некоторые авторы большого труда «История и культура индийского народа» склонны рассматривать хараппскую культуру как первую волну индоевропейского проникновения. К этому примыкает и точка зрения К. Шастри, согласно которой Индская цивилизация была по своему характеру ведийской (по времени соответствующая «Атхарваведе»), так как, по мнению К. Шастри, «Ригведа» была много древнее этой цивилизации.

Ошибочность таких заключений становится особенно очевидной в свете новых археологических раскопок, говорящих о вызревании хараппской культуры в результате закономерного прогрессивного развития местных раннеземледельческих культур и до появления индоарийских племен в Индии. О местном характере культуры свидетельствует изучение древних культур Белуджистана и Синда – областей, с которыми граничила и находилась в тесном контакте хараппская культура. Но планомерные широкие археологические изыскания до недавнего времени здесь фактически не проводились. Не существует и общепринятой классификации этих культур. Лишь в последние годы получены новые данные о развитии раннеземледельческих культур не только Белуджистана и Афганистана, но и соседних районов.

Материалы раскопок показали последовательное развитие культур в горных долинах Северного Белуджистана. Первые жители поселения (Кили 1) употребляли еще кремневые орудия и не были знакомы с изготовлением керамики. О возможном развитии земледелия уже в этот ранний период говорит значительная толщина культурного слоя и небольшое число костных останков диких животных. Карбонный анализ определяет верхнюю границу докерамической культуры в Северном Белуджистане 3712–3688 (+85) гг. до н. э.

Только культура третьего периода предстает как типично земледельческая. Связь с Хараппой прослеживается лишь на материале седьмого периода. Существенным аргументом в пользу местного происхождения раннеземледельческих культур Белуджистана некоторые археологи считают наличие среди одомашненных животных местных пород скота.

Раскопки Е. Росса в Рана-Гундай позволили выявить последовательность культур на протяжении длительного периода и дали относительную стратиграфию Северного Белуджистана. Сравнение материала нижних слоев Рана-Гундай с культурами Северного Ирана показывает и определенное сходство культур Северного Белуджистана и Северного Ирана (Гиссар). Можно предполагать, что здесь имело место и проникновение отдельных племенных групп из Ирана в Северный Белуджистан. Однако в целом северобелуджистанская земледельческая культура характеризуется своеобразными местными чертами, что противоречит взгляду некоторых археологов об иранском характере и иранском происхождении земледельческих культур Северного Белуджистана.

Керамика, близкая к керамике второго и третьего периода в Рана-Гундай, была найдена М. Уилером под укреплениями в Хараппе. Это позволяет не только говорить о связи культур Северного Белуджистана с самыми ранними культурами долины Инда, но и определить во времени третий период Рана-Гундай как дохараппский.

В особую группу могут быть выделены дохараппские по времени культуры Южного Белуджистана и Синда – Амри (часто Амри-Наль) и Кулли.

Для первых раннеземледельческих культур Южного Белуджистана характерен более высокий уровень их развития по сравнению с древними земледельческими культурами севера. Освоение севера Белуджистана проходило значительно раньше, и на юг первые земледельческие общины пришли уже более развитыми…

Показательно, что в ряде районов дохараппская культура предстает перед нами уже как высокоразвитая. Недавние раскопки в Кот-Диджи (недалеко от Хайрпура, Западный Пакистан) открыли существование местной самостоятельной и высокоразвитой оседлой земледельческой культуры. Археологи нашли непосредственно под памятниками хараппской культуры большое сооружение дохараппской эпохи. Исследованный здесь архитектурный комплекс состоял из двух частей: крепости и предместья с постройками. Изучение керамики из Кот-Диджи свидетельствует о высоком развитии гончарного производства, а сходство керамики с раннехараппской вскрывает корни собственно хараппского гончарного производства. Интересный материал о предшественниках хараппцев был добыт индийскими археологами и при раскопках Калибангана. Два холма, расположенные на левом берегу высохшего русла реки Гхаггар в Раджастхане, были местом обитания и хараппцев и их предшественников. Первые жители Калибангана возводили свои дома из сырцового кирпича, знали уже медь, хотя продолжали пользоваться орудиями и из камня. Форма керамических изделий, техника и характер росписи сближают керамику предшественников хараппцев с керамикой раннеземледельческих общин Белуджистана и Синда (например, с керамикой Амри и Koт-Диджи). Но она встречается и в нижних слоях Хараппы и Мохенджо-Даро, а также, как показали новые раскопки, во многих хараппских поселениях долины Сарасвати. Это привело ученых к выводу о значительной роли «предхараппской культуры» в сложении Индской цивилизации. Новые раскопки окончательно опровергли мнение о «внезапном возникновении Индской цивилизации без всяких следов предшествующего развития».

Поселения хараппской культуры, вначале обнаруженные лишь в долине Инда, известны теперь на территории более чем 1100 км с севера на юг, начиная от Сиваликских гор до реки Тапти и Нармады, и более 1500 км с запада на восток от Суткаген-Дора до Аламгирпура (близ Дели) и даже Аллахабада.

Новые археологические исследования показали, что хараппская культура охватывала долину Инда, Гуджарат, области Раджастхана, верховья Джамны. Территориально она значительно превосходила древнейшие цивилизации Египта и Двуречья. Среди многочисленных городов и поселений этой культуры лучше всего исследованы два главных города – Хараппа и Мохенджо-Даро, а также Чанху-Даро, Рупар, Калибанган и Лотхал. Область распространения хараппской культуры не оставалась неизменной на протяжении столетий ее истории. В процессе развития хараппцы двигались на юг, к Катхиавару, и на восток, проникая во все новые и новые районы.

Хараппские поселения в Гуджарате располагались преимущественно по берегу моря. По мнению некоторых индийских археологов, это указывает на морской путь движения хараппцев из долины Инда к Гуджарату.

Археологические открытия последних лет убедительно опровергли широко распространенное мнение о единообразии и застойном характере хараппской культуры. В настоящее время уже можно говорить не только об общих чертах хараппской культуры в целом, но и об определенном своеобразии отдельных областей и периодов в истории хараппских поселений.

Фаза развитой хараппской культуры датируется примерно 2100 г. до н. э., что позволяет отнести ее начальные периоды на несколько столетий раньше – условно к 2500–2400 гг. до н. э.

Упадок хараппских поселений протекал в разных районах не одновременно. Лучше всего верхний рубеж устанавливается в Хараппе и Мохенджо-Даро. В верхних слоях Хараппы обнаружены сегментированные фаянсовые бусы, спектральный анализ которых показал их идентичность с бусами из Кносса (Крит), относящимися к XVI в. до н. э. Это позволило датировать экземпляры из Хараппы, а отсюда и верхние слои самого поселения также приблизительно XVI в. до н. э.

В настоящее время радиоуглеродный анализ дает более ранние, чем это было принято, даты для поздних хараппских слоев в Мохенджо-Даро– примерно XVIII в. до н. э. Новые исследования в Лотхале показали, что здесь не позднее XVII в. до н. э. культура теряет типично хараппские черты. Мы не имеем точных данных о времени упадка самой Хараппы, но можно думать, что запустение ее произошло не позднее XVII–XVI вв. до н. э. Новые датировки конца хараппской культуры, безусловно, нуждаются в дальнейшем подтверждении, но уже сейчас ясно, что старые схемы должны быть пересмотрены в сторону некоторого удревнения принятых ранее дат.

О степени развития Индской цивилизации мы судим главным образом на основании раскопок городов, поскольку поселения так называемого сельского типа исследовались до сих пор в ограниченном масштабе. При этом надо иметь в виду, что при относительной однотипности культуры в целом города, а тем более крупные центры, какими являлись лучше всего исследованные Мохенджо-Даро и Хараппа, находились на более высокой ступени развития, чем небольшие провинциальные поселения.

Раскопки показали очень высокий уровень городского строительства. Город Мохенджо-Даро располагался, например, на площади до 2,5 кв. км и мог иметь население в 100 и более тысяч человек. Строительство велось по заранее разработанному плану. Даже в древних городах Шумера не было такой строгой и четкой планировки. Улицы шли параллельно друг другу и пересекались с другими под прямым углом. Ширина главных улиц была довольно значительной, доходя до 10 м. К ним сходились более мелкие улочки и переулки, иногда такие узкие, что по ним с трудом могли передвигаться повозки. Раскопки не выявили каких-либо следов дорожного покрытия, и, вероятно, в условиях индийского климата движение по дорогам в период муссонов было чрезвычайно затруднено. При раскопках Хараппы была открыта специальная прецессионная дорога, проходившая у края цитадели. Возможно, по ней шествовали войска, охрана правителя и различные процессии во время праздников и состязаний.

Городские постройки подразделялись на жилые дома и общественные строения. Дома зажиточных граждан обычно были двух– и трехэтажные. Строились они из обожженного кирпича, который был очень прочен и мог служить в течение длительного времени, что имело особое значение в условиях довольно влажного в то время климата в Синде. Наряду с обожженным кирпичом пользовались и сырцом; его изготовление было дешевле. Летом в зданиях, построенных из сырца, было значительно прохладней. Связывающим материалом служил специальный илистый раствор; в особых случаях (например, при строительстве системы канализации) применяли и гипсовый раствор.

Вход в дом обычно вел с улицы. Двери изготовлялись из дерева. Деревянными, очевидно, были и крыши, которые делались плоскими. Возможно, что для настила крыш применялся утрамбованный ил. Судя по сохранившимся постройкам, окон в домах не было, и свет поступал через специальные отверстия в верхней части стен. Кроме жилых комнат, в домах находились хозяйственные помещения и специальные комнаты для прислуги и сторожей.

Внешне дома обычно не украшались. При каждом доме имелся двор, где приготовляли пищу. Существовали специальные кладовые, где хранились продукты. При раскопках были обнаружены и остатки кухонь. В одном из дворов археологи нашли круглую печь, предназначенную для выпечки хлеба. Во дворе, вероятно, находился и мелкий рогатый скот. Почти в каждом доме имелась комната для омовений. Грязная вода стекала в отстойник, затем в специальные каналы, построенные для стока воды на каждой улице. Уличные каналы соединялись с главными городскими каналами. Можно полагать, что через определенные периоды времени вся система подвергалась очистке. Для отвода дождевой воды были построены специальные подземные стоки из кирпича. Таким образом, система канализации была тщательно разработана и являлась одной из наиболее совершенных на Древнем Востоке. Раскопки говорят и о хорошо налаженной системе водоснабжения. Колодцы имелись при крупных домах; общественные колодцы устраивались на улицах.

Кроме жилых зданий, в хараппских городах раскопаны и различные общественные постройки, в частности городской рынок. Было найдено и зернохранилище, построенное на кирпичной платформе размером 61×46 м для защиты от наводнения. Вблизи находились специально сделанные платформы для помола зерна. Большой интерес представляет открытие в Мохенджо-Даро помещений для омовений, которые, очевидно, являлись частью общественного бассейна. Возможно, что последний существовал при каком-либо религиозном сооружении, но ответить определенно на этот вопрос пока нельзя. Бассейн был построен с учетом постоянного спуска воды и поступления свежей. Его дно покрыто битумом. Недалеко от бассейна обнаружили здание бани, которое, судя по раскопкам, обогревалось горячим воздухом.

Размеры зданий иногда довольно значительные. Так, раскопанное в Мохенджо-Даро здание (полагают, что это дворец) имело размеры 230×170 м. Длина общественного бассейна в Хараппе составляла 11,9 м, ширина – 7 м и глубина – 2,4 м.

Специфика городского планирования определялась характером городского поселения, его положением. В ряде городов, страдавших от наводнений, дома строились на особых платформах, защищавших жителей от водной стихии. Таковым предстает перед нами, например, городское поселение в Лотхале, где город был защищен от наводнений глиняной стеной и массивной платформой, на которой стояли жилые кварталы.

Основным занятием населения долины Инда было земледелие. Раскопки говорят о культивировании пшеницы, ячменя, гороха, кунжута, хлопка, дыни, о развитии садоводства. В городах существовали специальные амбары для хранения этих продуктов. На большое значение земледелия в хозяйстве указывают находки огромного числа зернотерок.

Жители долины Инда были знакомы с водочерпательным колесом. Современная археология не располагает прямыми данными о наличии ирригационных сооружений в тот отдаленный период, однако можно предполагать их существование.

Из домашних животных разводили овец, коз, коров, а также кур. Население Хараппы знало собаку, домашнюю кошку, осла. Некоторые исследователи полагают, что жителям индских поселений была известна и лошадь, но имеющиеся данные еще требуют дальнейших подтверждений. Находки костей животных – слона, верблюда, льва – свидетельствуют о фауне той эпохи. Многие изображения домашних и диких животных мы находим на индских печатях.

Хараппская культура была культурой бронзы. В этот период бронза наряду с медью играла важную роль в хозяйстве и ремеслах. Из этих металлов изготовлялись многие орудия производства и оружие. Жителям хараппских поселений хорошо были известны плавка, ковка и литье металлов. При раскопках было найдено много ножей, топоров, зеркал, бритв, из оружия – кинжалов, мечей, наконечников стрел и копий, булав. Из металлов делались и предметы искусства.

Анализ процентного содержания металла свидетельствует об употреблении населением особого сплава меди и мышьяка, причем процент последнего был довольно высоким – до 4,5. Высоким было и содержание олова: в некоторых предметах до 26 %. Железо еще не было известно; его следы не обнаружены даже в самых верхних слоях хараппской культуры. Употреблялись также золото, серебро, свинец. Из золота делали различные украшения, а из серебра также сосуды. Эти металлы могли добывать на севере Индии, но возможно, что их доставляли из некоторых западных районов – Афганистана, Белуджистана, а также с юга Индии. Кроме металлов, в хозяйстве продолжал употребляться и камень.

Крупные города были центрами ремесленного производства, многие отрасли которого достигли в то время значительного развития. Находки пряслиц почти в каждом доме, а в некоторых и кусочков хлопчатобумажной ткани указывают на широкое развитие прядения и ткачества.

Замечательным мастерством славились ювелиры, горшечники, резчики по кости и металлу, судостроители и т. д. Высокой техникой изготовления и росписи отличается керамика местных горшечников. Сосуды делали на гончарном круге и подвергали обжигу. Обнаружены крупные печи для обжига сосудов. Керамику грунтовали обычно красной охрой, затем лощили и перед обжигом расписывали черной краской.

Памятников изобразительного искусства сохранилось немного. Это прежде всего скульптурные изображения: например, прекрасно выполненный женский торс, сделанный из песчаника, мужская голова, которую иногда условно называют скульптурой жреца. До нас не дошли стенные росписи в зданиях, хотя они, безусловно, существовали, о чем свидетельствуют их следы.

Большим спросом у жителей хараппских поселений пользовались различные украшения, бусы, ожерелья, кольца, браслеты. Они делались из металла (золота, серебра), кости и камня. Широкое распространение имели изделия из фаянса: украшения, браслеты и даже небольшие сосуды. Хараппские ремесленники пользовались также раковинами, различными полудрагоценными камнями (агат, яшма), которые добывались, очевидно, в Гуджарате.

Высокого развития в городах достигла внутренняя и внешняя торговля. О широком размахе торговых операций говорят находки весов и большого числа гирь разнообразной величины. Торговля велась как сухопутным путем, так и по рекам и морю.

B течение длительного времени среди ученых была распространена точка зрения о большой пестроте антропологического состава населения Индской цивилизации.

В настоящее время наиболее правильным следует признать мнение о преобладании европеоидных черт в расовых типах древнего населения долины Инда и его принадлежности к европеоидной расе, ныне широко распространенной в Северной Индии. Вместе с тем такое заключение еще не свидетельствует в пользу тех авторов, которые считают хараппскую культуру созданием племен – носителей индоевропейского языка (арьев). Европеоиды проникли в Северную Индию задолго до сложения индоевропейской общности, возможно еще в верхнем палеолите или мезолите.

Одной из характерных черт Индской цивилизации и показателем ее высокого культурного развития является существование письменности, к сожалению, до сих пор еще не расшифрованной. Найдено более тысячи печатей с надписями, включающими почти 400 различных знаков. Надписи наносились не только на особые печати (чаще всего четырехугольные), но и на керамику, медные пластинки и т. д. Многие из печатей просверлены, что позволяет рассматривать их либо как амулеты, либо как своего рода расписки и метки, которые могли прикрепляться к товарам. Все это говорит о широком развитии грамотности в эпоху Индской цивилизации.

Жители Хараппы писали горизонтальными строками. Надписи имеют преимущественно рисуночный характер, однако изучение письма позволило ученым прийти к выводу, что наряду с идеограммами оно имеет и ряд фонетических знаков. Среди знаков привлекают внимание черточки, которые ученые справедливо считают цифрами. Надписи, как правило, коротки, в основном текст содержит от одного до восьми знаков.

Письменность Мохенджо-Даро издавна привлекала внимание ученых, пытавшихся дешифровать загадочные письмена. Появление первых публикаций печатей в 70-х гг. XIX в. вызвало серию попыток прочтения надписей. Были высказаны точки зрения о близости письма Мохенджо-Даро письменности острова Пасхи, хеттскому иероглифическому письму и т. д. Основная трудность в правильной дешифровке письменности Мохенджо-Даро состоит в том, что наука не дает пока окончательного ответа на вопрос о языке создателей Индской цивилизации. Не располагают ученые и двуязычными надписями – билингвами.

Некоторые современные индийские ученые склонны рассматривать язык надписей Мохенджо-Даро как архаический санскрит, что противоречит многим историческим и лингвистическим данным. К настоящему времени установлено влияние дравидийских языков на ведийский санскрит, хорошо прослеживаемое по материалам «Ригведы», причем для индоарийских языков Северо-Западной Индии дравидийский субстрат являлся, очевидно, единственным. Наличие такого влияния позволило ряду исследователей высказать предположение о принадлежности языка доарийского населения долины Инда к группе дравидийских языков.

Можно привести еще ряд аргументов в пользу высказанного предположения о дравидоязычности древнего населения долины Инда. Прежде всего это существование явных связей между дравидийскими языками и языками Передней Азии, в частности эламским. Показательно, что дравидоязычное население и много позднее, почти до настоящего времени, было распространено далеко к западу от границ Индской цивилизации. В районе Калата (Белуджистан) сохранилась группа племен, говорящих на одном из дравидийских языков – брагуи, который развивался самостоятельно, без явного влияния дравидийских языков юга Индии.

Интересный вывод о близости языка протоиндийских надписей к дравидийским языкам был в свое время сделан советскими учеными, проведшими анализ текстов при помощи вычислительной техники. По мнению руководителя этих работ Ю.В. Кнорозова, «имеются все основания считать, что протоиндийский язык близок к дравидийским языкам по грамматической структуре».

Российские исследования показали также, что сближение протоиндийского языка с другими языковыми семьями Индостана и Передней Азии неправомерно.

О религиозных представлениях людей в эпоху Индской цивилизации можно судить только на основании отдельных памятников материальной культуры, так как специальных сооружений сакрального характера обнаружено не было. Правда, некоторые исследователи склонны считать храмом огромное здание, частично раскопанное в Мохенджо-Даро под буддийской ступой. К этому комплексу примыкает и бассейн, построенный из обожженного кирпича. Находки большого количества терракотовых статуэток женщин могут указывать на существование культа богини-матери, широко распространенного и у других народов древности. Это согласуется и с той большой ролью, которую играло земледелие в жизни хараппского общества. Жители индских поселений, вероятно, обожествляли животных. На печатях имеются изображения носорога, быка, слона, буйвола, крокодила, льва, тигра и других животных, что в определенной степени могло быть связано с тотемистическими представлениями населения. Интересно, что на печатях изображены также и мифические животные, полубоги-полулюди. Жители хараппских поселений поклонялись также огню и воде.

Особенно интересно изображение на печатях трехликого божества, сидящего в позе, в которой позднее изображали бога Шиву, окруженного животными. Дж. Маршалл идентифицирует его с Шивой в образе Пашупати, т. е. покровителя скота. Это может, по-видимому, указывать на определенную связь религиозных представлений жителей Хараппы с индуизмом. Изображение Шивы было обнаружено и на печатях, найденных после раскопок Дж. Маршалла. Он нарисован трехликим божеством с цветами, возвышающимися над головой. Вероятно, это отражает его власть над природой.

Любопытен так называемый протоиндийский вариант изображения Гильгамеша, встречающийся на печатях (герой держит не львов, как в месопотамском варианте, а тигров).

Весьма сложным остается вопрос о политической и социальной структуре общества Индской цивилизации. Некоторые исследователи считали, что политическая система на Инде являла собой миролюбивую демократию без каких-либо проявлений власти государства. Открытие в Хараппе, Мохенджо-Даро и в Калибангане городских цитаделей произвело переворот в представлениях о структуре хараппского общества; оно окончательно опровергло мнение о доклассовой структуре Индской цивилизации, бытовавшее до последнего времени во многих зарубежных работах.

В цитаделях, сделанных из обожженного кирпича и хорошо укрепленных оборонительными стенами с башнями, располагались, по-видимому, городские власти. Показательно, что цитадели находились на отдельном холме и как бы господствовали над городскими постройками.

По мнению ряда ученых, общество Хараппы было рабовладельческим, а политический строй индских городов был близок к политическому строю Шумера. В.В. Струве полагал, что государство в долине Инда могло принять форму деспотии, поскольку устои первобытно-общинного строя еще не были изжиты полностью. Д. Косамби склонен был сопоставлять общество Индской цивилизации с обществом Месопотамии и считал, что во главе управления стояли жрецы, а вся земля составляла собственность большого храма.

Однако эти точки зрения пока не могут быть подтверждены письменными свидетельствами и нуждаются в дальнейшем обосновании. С достаточной определенностью можно пока говорить только об имущественном и общественном неравенстве, но какой именно характер имело это неравенство, сказать в настоящее время не представляется возможным. О существовании имущественного и общественного неравенства свидетельствует общий облик городских построек и предметы ремесленного производства. Наряду, например, с небольшими строениями, принадлежавшими, очевидно, ремесленникам, были раскопаны просторные двухэтажные дома с большими внутренними дворами, специальными помещениями для омовений. Здесь, можно полагать, жили зажиточные слои хараппского населения.

Интересное здание было открыто в Мохенджо-Даро, которое, по мнению Э. Маккея, могло быть дворцом. В нем наряду с большими залами имелось несколько караульных помещений, административные комнаты и продовольственные склады. Есть некоторые основания полагать, что в городах находились и рабы, обслуживавшие зажиточных горожан. Они жили либо в домах своих хозяев, либо ютились в хижинах. Вероятно, в городах были и государственные рабы, возводившие общественные постройки, но никаких прямых данных об этом не имеется. Некоторые ученые пытаются даже проследить четыре основные социальные прослойки: «владельцы больших домов», или олигархи, военные, торговцы и, наконец, ремесленники. Среди населения индских городов ученые склонны находить нарождающуюся форму кастовой системы.

Тщательная планировка городов, городское благоустройство также могут говорить о существовании сильной централизованной власти. В городах раскопаны общественные постройки – амбары для хранения продуктов, бассейны для омовения и т. д. Как отмечалось выше, в Мохенджо-Даро имелось огромное крытое помещение, которое являлось городским рынком. За всеми этими постройками должны были следить городские власти. В их функции входил надзор за канализацией и водоснабжением. Они же должны были принимать меры по борьбе с наводнениями.

Можно думать, что при столь сильной власти, осуществлявшей надзор над городом и жизнью населения, существовали и государственные хозяйства, где работали различные категории свободного и подневольного населения. В пользу такого предположения, очевидно, говорят раскопанные археологами огромные амбары для хранения зерна.

Индская цивилизация просуществовала несколько столетий. Затем наступил «закат» хараппской культуры. Новые археологические материалы позволяют восстановить в общих чертах последние этапы истории Индской цивилизации, отмеченные внутренним кризисом культуры и упадком ряда основных центров.

Процесс упадка не был одновременным, а продолжался в течение длительного времени, протекая по-разному в различных районах. В поздний период в главных городах – Хараппе и Мохенджо-Даро – нарушилась нормальная городская жизнь, ранее строго регламентировавшаяся. Ослабел и муниципальный надзор, который являлся характерной чертой города в период расцвета. Это ясно проявляется и в планировке города, и в городском строительстве.

В Мохенджо-Даро крохотные домишки выросли на развалинах пришедших в упадок общественных строений (например, амбара), вторглись на улицы, чего раньше не наблюдалось. Даже на главных улицах появились гончарные печи, а вдоль дорог ряды наспех построенных прилавков. Многие здания в главных центрах просто забрасывались, обширные строения перегораживались в мелкие помещения. Черты внутреннего упадка явно проступают и в Хараппе. В поздний период многие строения пришли в негодность и вскоре превратились в развалины. В городах нарушалась торговля, как внутренняя, так и внешняя (резко уменьшилось количество привозных вещей), упало ремесленное производство.

До недавнего времени упадок хараппской культуры большинство ученых объясняли внешними факторами: вторжением иноземных племен, отождествляемых, как правило, с ариями. Однако указанные черты упадка отчетливо проявляются до проникновения в индские города каких-либо значительных групп пришлых племен.

Вывод о внутреннем упадке хараппских городов до и независимо от непосредственного вторжения иноземных групп подтверждается новыми исследованиями позднехараппских и послехараппских поселений и городов Саураштры и Катхиаварского полуострова. На этих поселениях не прослеживаются черты каких-либо культур пришлых племен, но и здесь видны изменения, связанные с начавшимся внутренним кризисом хараппской культуры.

В Рангпуре, например, непосредственно над слоем с типично хараппской культурой залегал слой, отличавшийся особыми признаками. В керамике этого периода отмечаются черты упадка, сосуды обработаны грубее, хотя техника их изготовления еще непосредственно связана с Хараппой. Этот «переходный» период, как показали раскопки, был довольно продолжительным. Совершенно очевидно, что в данном районе упадок хараппской культуры не был связан с вторжением арьев, а вызывался внутренними причинами.

Исследователи предлагали различные объяснения упадка хараппской культуры. Большинство из них, как уже отмечалось, ссылались на внешние факторы – одновременное наступление арийских племен, некоторые видели причину в изменении русла рек и направлении муссонов, в засухе, наступившей в результате вырубки лесов, в засолении почв, в наступлении пустыни из Раджастхана, в наводнении. В связи с последним заключением любопытно следующее сообщение, переданное Страбоном (XV, 1.19): «Во всяком случае он (т. е. Аристобул) говорит, что посланный с каким-то поручением он видел страну с более чем тысячью городов вместе с селениями, покинутую жителями, потому что Инд, оставив свое прежнее русло и повернув налево в другое русло, гораздо более глубокое, стремительно течет, низвергаясь подобно катаракту».

Можно привести и ряд других объяснений внутреннего упадка центров на Инде и видоизменения хараппской культуры в провинциях. Не исключено, что в силу развития общества, значительного расширения территории, включавшей уже и многие соседние племена, которые стояли на более низкой ступени развития и социальной организации и отличались в этническом отношении, произошла определенная варваризация культуры, ее приспособление к потребностям нового периода.

Принятие вывода о внутренних причинах падения главных хараппских городов ни в коей мере не исключает, однако, и значительную роль внешнего фактора – вторжения иноземных племен, которые в ряде поселений завершили упадок хараппских городов.

Последний этап Мохенджо-Даро связан со странным на первый взгляд усилением контакта с культурами Южного Белуджистана и главным образом с Кулли, что выражается в появлении керамических изделий и каменных сосудов белуджистанских типов.

Совершенно иная послехараппская культура – культура Джхукар – засвидетельствована в Чанху-Даро, небольшом поселении к юго-востоку от Мохенджо-Даро. Первые три периода относятся к собственно хараппской культуре, затем появляется культура типа Джхукар, известная по находкам одноименного поселения в Синде. Раскопки Э. Маккея показали, что создатели культуры Джхукар оккупировали Чанху-Даро уже после того, как город был покинут населением хараппской культуры, должно быть, из-за наводнения. Таким образом, конец хараппской культуры в Чанху-Даро не наступает с приходом сюда иноземных племен – носителей культуры Джхукар.

Послехараппская культура Джхукар отмечена рядом особенностей, отличающих ее от хараппской, но сближающих с культурами Белуджистана и Ирана. В первую очередь это проявляется в керамическом производстве.

По мнению ряда ученых создателями послехараппской культуры Джхукар были арьи.

Вышеприведенное заключение подтверждает факт проникновения индоарийских племен в Индию, реальность которого теперь не вызывает никаких сомнений.