АЛЕКСЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ РАЗУМОВСКИЙ
(1709—1771)

…В 1931 году полковник Федор Степанович Вишневский, возвращаясь из Венгрии, где скупал вино для погреба Анны Иоанновны, остановился отдохнуть в украинской деревне Лемехи. Он зашел в маленькую церковь и был поражен басом, потрясавшим ее деревянные стены. Выяснилось, что голос принадлежит молодому крестьянину, мечтавшему петь в столице.

Отец обладателя необыкновенного голоса, казак, беспробудный пьяница, часто бил его и однажды чуть не убил, бросив ему в голову топор. Григорий Яковлевич получил прозвище Разум, потому что после выпивки имел обыкновение говорить о себе: «Что за голова, что за разум!»

Сын его пас деревенское стадо и часто бросал ничего не подозревающих животных на произвол судьбы, отправляясь к дьячку, учившему его читать и петь псалмы. На хороших певчих был тогда большой спрос в России. Почти все певчие двора были выходцами из Малороссии. Вишневский увез с собой юного пастуха и вскоре получил в награду за этот «подвиг» чин генерал-майора и место при дворе Елизаветы. Последняя настояла, чтобы ей уступили певца, и с 1731 года Разумовский стал певчим императорской капеллы. Однако она недолго наслаждалась его прекрасным голосом, поскольку Алексей Григорьевич, как впоследствии звали Разумовского, потерял его. Тогда царевна сделала из него бандуриста, и он, вероятно, сумел отличиться в этой области, так как Елизавета доверила ему администрацию одного из своих поместий, а потом и всего хозяйства.

Маркиз де ла Шетарди писал в 1742 году: «Некая Нарышкина, впоследствии вышедшая замуж, доверенная Елизаветы, была поражена (инцидент относится к 1732 году) фигурой Разумовского, которого она случайно увидела. Это в самом деле красавец, брюнет с окладистой черной бородой, черты которого, уже сложившиеся, имеют всю привлекательность, какую только может иметь деликатное лицо. Рост его также бросается в глаза. Он высок, широкоплеч, с нервными членами. Хотя в его манере держаться остается нечто неуклюжее, результат воспитания и происхождения, однако заботы царевны, направленные на то, чтобы вышколить и, – хотя ему уже тридцать два года, – научить танцевать всегда в ее присутствии, под руководством создавшего здешние балеты француза могут исправить этот недостаток. Нарышкина не знала, что значит делать различие между желанием и его удовлетворением. Она приняла все меры, и Разумовский не ушел от нее. Упадок духа, в котором она находилась, возвращаясь домой, возбудил нежные расспросы Елизаветы и ее любопытство. Та не скрыла от нее ничего. Немедленно было принято решение привлечь к себе этого нечеловечного мужчину, которому сострадание было чуждо. Ради этого принцесса несколько раз посещала обедню у царицы».

Алексей Григорьевич не принимал активного участия в государственном перевороте 1741 года. Политика была не его делом. Он охранял дом царевны, а потом во время коронации держал шлейф царской мантии и исполнял обязанности виночерпия. После коронации он быстро повышался в чинах. Елизавета выделила ему Рождественно-Поречье из наследства Миниха и другие имения. Она пожелала, чтобы родственники фаворита разделили с ним богатство и почести. Мать Разумовского, Наталья Демьяновна, получила приглашение приехать в Москву.

Фаворит съездил на несколько дней домой. В блестящем барине, который вышел ей навстречу из шикарного экипажа, мать не узнала своего сына, и Алексею Григорьевичу даже пришлось показать знакомую ей татуировку.

Елизавета встретила ее в Москве очень нежно. Назначенная придворной дамой, получив комнату во дворце, Разумиха, однако, тоскуя по родной деревне, мечтала снова облачиться в крестьянское платье. Узнав, что двор собирается перебраться в Петербург, она не выдержала и попросила, чтобы ее отпустили домой. Но прежде чем вернуться в родное село она, вероятно, присутствовала на одной церемонии, которая, несмотря на уже преподнесенные ей сюрпризы, должна была показаться ей волшебным сном. Речь идет о бракосочетании Елизаветы и Разумовского, тайно отпразднованное в конце 1742 года в деревенской церкви в Перове, недалеко от Москвы.

Разумовский занял особое положение при дворе. Он жил во дворце рядом с императрицей, повсюду сопровождал ее, словно был супругом. Иногда путешествие Ее Величества откладывалось в последнюю минуту, хотя великий князь и великая княгиня уже сели в карету, – по причине недомогания Алексея Григорьевича. Выходя из театра в сильный мороз, императрица на виду у всех спешила поплотнее закутать фаворита в шубу и шапку.

В опере итальянские певцы должны были чередоваться с малоросскими, чьи таланты Алексею Григорьевичу было легко оценить. На официальных банкетах подавались малороссийские блюда, Разумовский сидел рядом с императрицей. Именно он ввел в моду алмазные пряжки на туфлях и алмазные пояса. На его широких плечах сверкали алмазные эполеты. Переливались блеском ордена, пожалованные ему государыней. Царедворцы из кожи вон лезли, желая перещеголять друг друга своим благородством. Если Разумовский заказывал из Парижа карету стоимостью в три тысячи рублей, то его соперники покупали экипаж, который стоил четыре тысячи или больше.

В 1747 году после запроса, сделанного версальским кабинетом, д'Алльон сообщал, что все считают брак фактом, так как Шувалова и Лесток присутствовали при этом. Он даже допускал, что Елизавета может в один прекрасный день объявить о нем публично и разделить корону с мужем. Однако этого не произошло, а Шувалова и Лесток хранили молчание.

Разумовский никогда не забывал о своем происхождении. Назначенный в 1744 году графом Священной Римской империи на основании диплома Карла VII, приписавшего ему княжеское происхождение, он первым высмеял эту фантастическую генеалогию. Фаворит совершенно не стыдился своих бедных родственников, но и не стремился во что бы то ни стало продвинуть их на высокие посты. Правда, сестру свою Авдотью он сделал фрейлиной, а брату, Кириллу, получившему воспитание за границей, проложил дорогу к высшим почестям.

В 1744 году, когда Елизавета на две недели задержалась в Козельце, недалеко от родной деревни Разумовского, фаворит позаботился о том, чтобы его родственники не беспокоили императрицу. Он встречался с ними в доме, который построил на месте своего рождения.

Назначенный в 1767 году фельдмаршалом, Алексей Григорьевич поблагодарил императрицу: «Ты можешь из меня сделать кого пожелаешь, но ты никогда не сделаешь того, что меня примут всерьез, хотя бы как простого поручика».

Он был насмешлив, но без тени злости, и его личная философия была проникнута снисходительной и иронической беспечностью. Не любя игры, равнодушный к деньгам, в которых купался, он держал банк для удовольствия своих гостей и ничего не имел против того, когда его обкрадывали без зазрения совести, плутуя или даже набивая себе карманы золотом, которое он бросал на стол.

Алексея Григорьевича можно было бы считать образцовым фаворитом, если бы не его пагубное пристрастие к алкоголю. Он предавался пьянству на охоте, после чего следовал по стопам отца. Когда графу Петру Шувалову не удавалось найти благовидный предлог, чтобы отказаться от охоты, его жена зажигала перед иконами свечи, а когда он возвращался, служила молебен, если дело обходилось без палочных ударов.

Разумовский не любил заниматься политикой. Тем не менее его влияние на Елизавету даже в этой области имело решающее значение, поскольку он поддерживал Бестужева. Иногда, через духовника императрицы Дубянского, он покровительствовал интересам церкви. Таким образом, сам того не сознавая, он оказался втянутым в борьбу политических партий. Морганатический супруг Елизаветы, фаворит, вполне естественно возбуждал подозрение в наследниках императрицы и их присных. С этим связана, в частности, история знаменитой авантюристки княжны Таракановой, выдававшей себя за дочь Елизаветы и Разумовского и представшей впервые Европе под видом персидской принцессы.

Были ли у них дети? Точных сведений на сей счет нет…

Счастье Алексея Григорьевича продолжалось так же долго, как и жизнь государыни. У них, правда, бывали размолвки, но они не нарушили добрых отношений четы. Со свойственной ему кротостью Разумовский никогда не пытался настоять на своих правах, все равно были ли они освящены церковью или нет, чтобы противоречить вкусам Елизаветы или стеснять ее свободу.

Он, по-видимому, сам способствовал возвышению нового фаворита И.И. Шувалова, хотя не мог питать ни малейших иллюзий на счет последствий этого события.

Когда при восшествии на престол Екатерины II от Разумовского потребовали выдачи документов, владельцем которых его считали и которыми некоторые из окружения новой императрицы хотели воспользоваться, чтобы ее заставить выйти замуж за Орлова, то Алексей Григорьевич бросил в огонь содержимое таинственной шкатулки. Он не мог допустить бесчестья доброму имени покойной императрицы Елизаветы…