Перед глазами вновь промелькнули замечательные исполнители ролей героев киноповести – Соломин, Стржельчик, Шутов и другие, а также возникло одно обстоятельство, имевшее отношение к содержанию ленты.

Вспомнилось, что летом 1979 года, во время отдыха в Ялте, один пляжный приятель пригласил меня в клуб элитарного санатория КГБ «Черноморье» на просмотр первой серии фильма и встречу с соавтором сценария полковником в отставке Г. Северским.

В своем выступлении Северский рассказал, что сценарий писался им в творческом содружестве с уже известным специалистом этого жанра Игорем Болгариным, автором сценариев к получившим признание фильмам «Дума про Ковпака», «На графских развалинах», «Испытательный срок» и другим.

Сценарий картины основан на архивных материалах украинской ЧК о подлинных событиях Гражданской войны на юге России, героических действиях чекиста Фомина в качестве адъютанта командующего Добровольческой армией генерала Май-Маевского, проигравшего Красной армии сражения за города Орел и Курск и отстраненного от должности главкомом Деникиным в конце ноября 1919 года. Перед бегством Добровольческой армии из Харькова ее новым командующим стал генерал-лейтенант царской армии барон П.Н. Врангель, выходец из обрусевших немцев.

Значительно позже довелось прочитать мемуары матери генерала Врангеля – баронессы Марии Дмитриевны Врангель «Моя жизнь в коммунистическом раю», которые автор сопроводила следующим предуведомлением:

«Я не внесу в мой рассказ ни политики, ни истории, я лишь хочу искренне и правдиво, шаг за шагом передать, через что я прошла и что мною, очевидицею, пережито в дни большевиков. Прожив в Петрограде с 1918 до 1920 года, я, несмотря на все ужасы жизни и особенно щекотливое мое положение, уцелела каким-то чудом».

Но при таком заклинании «об искренности и правдивости», на наш взгляд, автор, скорее всего, лукавила, и потому ее мемуары содержат некие странности и несовпадения с грозными реалиями той часто бессмысленно жестокой поры.

Известно, что мемуары – это всегда воспоминания конкретных личностей о пережитом, совершенном, виденном. Они субъективны и зависимы от многих компонентов» интеллекта, памяти, совести и убеждений автора. Но они зависят и от обстоятельств, изменить которые автор не может, не желает или не имеет мужества и права.

Однако судите сами! Как сообщала автор мемуаров, после революции ее муж сбежал в Ревель (теперь Таллинн), а она осталась проживать в своей (надо полагать шикарной и комфортабельной) квартире, где ее, как и других жителей, назойливо посещал бывший старший дворник, ставший при Советах председателем домового комитета. Однажды он обратил внимание на висевшие по стенам многочисленные портреты «сына в военных доспехах». Он приказал ей немедленно их убрать, предупредив, что если снова увидит «портреты генералов», то без разговоров отправит ее в ЧК вместе с портретами. Этот строгий приказ был ею немедленно исполнен. Она переслала портреты на хранение к знакомому присяжному поверенному.

По нашему мнению, под этой наивной фантастикой о дворнике и портретах просматриваются продуманные действия органов ЧК по подготовке к проведению оперативных мероприятий в отношении баронессы Врангель.

Затем следует испугавший баронессу ночной обыск, во время которого она, спасая от ворвавшихся в квартиру мужланов, бросила в туалет фамильные бриллианты и письма любимого старшего сына Петра Николаевича.

Как нам кажется, этот обыск надо положить в копилку мероприятий ЧК по созданию условий для привлечения баронессы к сотрудничеству, о чем читатель узнает из дальнейшего изложения.

В то время воззвания большевиков, пестревшие на всех стенах и заборах Петрограда, взывали к смерти врага республики генерала Врангеля, а матросы и солдаты, маршировавшие по улицам и площадям, с энтузиазмом горланили новую державную песню: «Белая армия, черный барон снова готовят нам царский трон. Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!»

Обстановка в городе становилась для баронессы все более мрачной, тучи над ее головой сгущались, и безысходный страх давил на ее мятущееся сознание. К тому же она знала, что ЧК уже расстреляло кузенов сына и что многие их дальние родственники, а также известные ей знатные дамы – графиня Бенингсен, княгиня Куракина, баронессы Икскуль и Тизенгаузен, старуха Родзянко (мать председателя Госдумы Родзянко, настоявшего на отречении самодержца Николая II от престола) месяцами томились во вшивых казематах. Достоверные слухи об этом надрывали и жалили сердце баронессы, как тучи осатаневших шмелей.

Получив от мужа четыре письма, она покинула стены своего привычного жилища и более чем странным образом, в жуткое для нее время, как по волшебству, устроилась на работу в городской музей, превратившись в «девицу Врангель», (а ей в то время было около 60 лет) с трудовой книжкой, заменявшей тогда паспорт, жалованием и даже повышением по службе. Как утверждается в мемуарах, баронесса, т.е. «девица Врангель» работала сперва эмиссаром с жалованием 950 рублей, затем научным сотрудником (получая 4—6 тыс. руб.). И наконец хранителем музея с окладом 18 тысяч рублей. Перепадали ей на этом поприще и тогдашние пайковые «прелести» в виде чечевичной похлебки, ржавой селедки и твердой, как камень, сухой воблы. От потребления столь непривычной для нее пищи она потеряла два пуда веса, к тому же у нее возникла ужасная проблема из-за развалившихся вдрызг сапог.

Однако, по утверждению баронессы, неожиданно произошло настоящее чудо. В конце октября 1920 года давняя приятельница, жившая в Финляндии (которую баронесса почему-то никак не именует), прямо на работу в музей прислала свою доверенную, молодую женщину-финку с письмом, открывшим дорогу на свободу, за пределы России в привычный для нее мир и образ жизни. Благодетельница сообщала, что побег баронессы в Финляндию стоимостью в один миллион рублей, или 10 тысяч финских марок, уже оплачен. Надо только полностью довериться подательнице письма и беспрекословно следовать ее советам. При этом условии успех побега будет полностью гарантирован.

На следующий день та же самая женщина по железной дороге и пешком сопроводила баронессу к Балтийскому морю, в «гнездо контрабандистов», мимо дома которых непрерывно ходили красноармейские патрули. Здесь она пробыла более суток, испытывая душевные волнения и щемящий сердце страх из-за перевозчика (ей сказали, что он изрядно напился), ночного шума, возни и ругани прибывших с товаром контрабандистов, кроме того, в окно можно было наблюдать то и дело появлявшиеся патрули.

Наконец та же верная, молчаливая финка на следующую штормовую ночь поместила ее в заваленную ящиками парусную лодку, в которой, кроме двух рыбаков, оказался некий неизвестный трусливый господин, уже побывавший в тюрьме за попытку бегства из России.

Преодолевая давящий душу страх, холод, шторм, неудобства и мучения, баронесса в этой компании безропотно отправилась в неизведанный путь, на свободу. Ей было особенно страшно, когда лодка огибала Кронштадт, освещавший прожекторами окружавшее берег морское пространство.

После многочасовой болтанки в холодном штормовом море, доведенная до жуткого изнеможения, она все же оказалась на финском берегу, за пределами власти большевиков. Рыбаки тут же исчезли, а ее трусливый попутчик неожиданно преобразился в знатока местности и обстановки. Несмотря на глухомань ночи, он сразу заявил, что они находятся у форта Иво, а им надо двигаться в противоположную сторону, к городу Териоки. К утру он привел ее в дом финнов, сносно говоривших по-русски. После радушного приема, хлебосольного угощения и приятного отдыха хозяин на своей телеге доставил их за 20 верст, в так называемый карантин для перебежчиков из советской России. Вскоре представители американской миссии проявили к ней особое внимание, а затем давняя приятельница перевезла ее к себе домой. Так баронесса Врангель, непонятным для нее самой образом, «выскочила благополучно» из адской бездны, которой для нее стала Россия.

Вникнув в прочитанное – о музее, письме, патрулях, контрабандистах и прочем, – так и хочется (хотя бы задним числом) подравить молодых чекистов с безупречно проведенной инсценировкой, о которой, возможно, госпожа баронесса и не подозревала.

Но здесь настало время вернуться к выступлению Северского в клубе номенклатурного санатория «Черноморье». По его словам, после выхода сериала об адъютанте его превосходительства на экраны страны успех картины превзошел все ожидания. Он, Болгарин и вся труппа радовались удаче и считали дело завершенным. Однако на киностудию поступило более 20 тысяч писем с настойчивыми просьбами зрителей нашей страны и зарубежья (откуда-то писала даже женщина, называвшая себя женой Врангеля) о постановке продолжения сериала.

– Тогда мы с Болгариным решили действовать. Получив доступ к архивам, вновь принялись за их изучение и нашли много интересного, – утверждал рассказчик.

По его словам, выходило, что во время одной из облав петроградские чекисты где-то в трущобах обнаружили и задержали жалкую и голодную старуху без документов. Она была одета в лохмотья, состоявшие из черной замызганной куртки и грязной вонючей юбки, сшитой из солдатской шинели. Задержанную доставили в ЧК, где неотесанные и внешне безалаберные чекисты прощупали эту нищенскую одежонку, в которой, на первый взгляд, и искать-то было нечего. Однако чекистов ждал потрясающий сюрприз. В подоле старушечьей юбки были обнаружены зашитые бриллианты немалого достоинства. После недолгого запирательства задержанная бабуся гордо заявила о том, что она баронесса Врангель и мать «черного барона» генерала Петра Николаевича Врангеля. Разумеется, бриллианты были изъяты, а баронессу водворили в те самые вшивые казематы, где она и встретила хорошо известных ей княгинь, графинь и баронесс.

О дальнейших действиях чекисты якобы думали по-разному. Они предлагали решительно и бесповоротно пустить мадам «в расход», что было сподручнее и надежней. Так обычно и поступали с явной контрой. Другие вроде бы с этим не согласились и, на всякий случай доложив в Москву, стали ждать указаний.

По мнению Северского, на решение проблемы повлияли события. Так уж случилось, что примерно в то же самое время, осенью 1919 года, чекист-разведчик Фомин по заданию командующего Украинским фронтом В.А. Антонова-Овсеенко, после службы у Май-Маевского неоднократно выполнявший опасные поручения в тылу белых, совершил крупную диверсию. Пустив под откос эшелон танков (как показано в одной из серий «Адъютанта его превосходительства»), он был схвачен и ожидал своей участи в харьковской тюрьме у белых.

Обдумав ситуацию, умные головы из ВЧК, получив доклад о задержании баронессы Врангель, нашли превосходный выход для спасения Фомина. Петроградскому ЧК предписывалось не только не обижать мать генерала, но поить, кормить, лелеять и беречь пуще глаза, убеждая в необходимости написать любимому сыну письмо с изложением трепетных материнских чувств и горячей просьбы об освобождении ожидавшего казни Фомина. За эту акцию была обещана гарантированная переброска баронессы в любую европейскую столицу, в частности, в Париж, так хорошо знакомый генералу и его матери.

«Лучше хоть одним глазком взглянуть на милый Париж, чем переселиться из каземата даже в райские кущи Эдема», – решила она и согласилась написать сыну письмо, о котором вежливо просили чекисты.

Помня рассказ Северского об обнаруженных ими в архивах новых материалах и извлекая сведения из мемуаров баронессы, можно предположить, что с того момента Мария Дмитриевна и превратилась в «девицу Врангель» с трудовой книжкой, работой в музее и прочими подробностями ее жизни в «коммунистическом раю», о которых она поведала потомкам в своих мемуарах.

Разумеется, Северский никаких уточнений не делал, но уверял слушавшую его публику в том, что когда письмо нужного чекистам содержания баронессой было написано, их верные «письменосцы» совершили многоходовую операцию, и в суматохе бегства белых из Харькова новый командующий Добровольческой армией генерал Врангель неожиданно обнаружил на своем рабочем столе конверт с письмом его горячо любимой матушки, которую считал погибшей, так как уже знал об ее аресте чекистами в Петербурге.

Он сразу четко оценил некую щекотливость содержавшейся в письме просьбы об освобождении от виселицы какого-то мерзавца, но как любящий сын ради спасения матушки был готов исполнить просимое.

Для ясности заметим, что ни отставной полковник Северский в его рассказе, ни госпожа баронесса в ее мемуарах не пользовались правилами ученых летописцев и не уточняли дат каждого эпизода минувших событий.

Этот невольный пробел помогают нам преодолеть другие источники, свидетельствующие о том, что генерал Врангель сменил спившегося Май-Маевского на посту командующего Добровольческой армией белых именно в ноябре 1919 года.

Как утверждал близкий Врангелю очевидец, бывший депутат царской Госдумы, эмигрант В.В. Савич, осенью 1919 года, «прибыв на фронт, Врангель застал полный хаос и разложение. Дисциплина пала, царил разгул, солдаты распустились и массами дезертировали… Так был велик размах грабежа, что на полк, в составе которого числилось 200 бойцов, в то время приходилось имущества на… 200 вагонов! Естественно, его надо было беречь и возить, для чего требовалось гораздо больше людей, чем имелось в строю. Поезда стояли, заполненные имуществом, а составов для переброски подкрепления и угля не хватало. (Помнится, в фильме адъютант внушил его превосходительству, что не хватает машинистов. — Авт.) Никто никого не слушал, железнодорожники сплошь и рядом саботировали. При таком положении вещей Врангель ничего поделать не мог (для укрепления боеспособности. – Авт.). Потребовалось пять дней, чтобы собрать сведения, где находятся отдельные части штаба».

Поскольку, по утверждению Северского, чекист Фомин тогда находился в застенках харьковской тюрьмы, то при нарисованной Савичем обстановке Врангелю не составляло большого труда ловко выпустить его на свободу. Последний вскоре действительно оказался в крепких объятиях своих верных товарищей, а в итоге обратных ходок «письменосцев» в Москве и Петербурге чекисты узнали, что цель освобождения Фомина достигнута.

Что касается баронессы Врангель, то согласно ее мемуарам, ей пришлось коротать время не в паршивом узилище, а в неком городском музее, да еще с прибавлением жалования.

Видимо, она была нужна ВЧК, и там продолжали думать и планировать. В это время для молодой республики военные дела складывались удачно и белых с награбленными трофеями ходко гнали на юг, хотя и не без боев.

Не входя в изложенные нами подробности, Северский закончил рассказ тем, что новые архивные материалы они с Болгариным творчески осмыслили и сочинили сценарий нового сериала. Затем они стали готовиться к воплощению творческого замысла на киноленту.

Но случилось непредвиденное. Соответствующие власти (рассказчик не уточнил, какие) не дали согласия на эту работу, и их вожделения и старания как бы ушли в песок.

Очевидно, что против создания фильма о баронессе Врангель или событиях вокруг этой фамилии возражало руководство КГБ СССР.

Много позже, когда мне довелось прочитать мемуары баронессы Врангель, у меня возникли мысли о том, что содержание мемуаров и рассказ сценариста Северского, вероятно, находятся где-то рядом с истиной, которая, возможно, была иной.

Очень похоже, что тогдашние чекисты, несмотря на недостатки знаний и опыта, проявили себя мастерами-оперативниками высокого класса. В Москве и Петрограде они вызнали все необходимое о баронессе Врангель и держали ее, как говорится, на коротком поводке. Видимо, в ВЧК была заранее задумана оперативная комбинация по оказанию помощи фронту в разгроме Добровольческой армии, а позже и армии Врангеля в Крыму. В этом замысле немалая роль отводилась матери барона Врангеля и ему самому.

Теперь можно увереннее сказать о том, что посещения жилища баронессы в Петрограде бывшим старшим дворником, его требования и угрозы относительно портретов, а также ночные обыски являлись лишь прелюдией к сложной оперативной игре.

Не исключено, что баронесса, сильно напуганная такими действиями и всей обстановкой в столице, захватив самое ценное – фамильные бриллианты, – пыталась скрыться. Однако чекисты не дремали, и задержание неизвестной старухи в петроградских трущобах, о котором поведал Северский, не было случайным. Заключение баронессы под стражу потребовалось в первую очередь для освобождения чекиста Фомина. Северский об этом мог не знать, а если и знал, то воздержался от сообщения публике. В свою очередь, и баронесса в мемуарах, опубликованных в Европе в 1922 году, не сочла необходимым до конца раскрывать душу перед читателями.

Изложение баронессой событий о работе в музее, обстоятельств утраты драгоценностей и все остальное содержание ее мемуаров могло быть лишь пересказом усвоенной ею чекистской легенды, наивной, но вполне соответствовавшей тому раскладу событий.

Представляется, что ВЧК в ту пору в этом мероприятии действовало продуманно и целеустремленно с расчетом на будущее, а первое письмо баронессы сыну-генералу, если угодно, стало всего лишь зацепкой для проведения последующих, более значительных действий.

Вспомним, что, осев в Крыму, Врангель сколотил новую армию в количестве около 30 тысяч штыков и сабель. От всех прежних белых армий последняя отличалась боеспособностью. Она имела значительный процент офицеров, для которых это был последний шанс рассчитаться с противником, вернуть назад отобранное у них революцией достояние.

Весной 1920 года польские войска Пилсудского вторглись на Украину, оккупировав большую часть ее Правобережья и захватив 6 мая Киев.

В июне 1920 года Врангель создал угрозу Донбассу, а потом вышел в Таврию, намереваясь соединиться с поляками. Его части подошли к Каховке и захватили остров Хортицу. Еще чуть-чуть – и Врангель мог соединиться с Пилсудским. Это был так называемый третий поход Антанты против новой России.

Врангелю противостояли войска 6-й и 13-й полевых армий и 2-я Конная армия Миронова, в которых насчитывалось где-то 35—40 тысяч штыков и сабель, к тому же измотанных предыдущими боями. Для обеспечения превосходства при наступлении этого было маловато.

Положение республики стало аховым, и неслучайно председатель Совнаркома В.И. Ленин 7 июня 1920 года в шифровке Реввоенсовету требовал сообщать врангелевским офицерам – «о полной безопасности в случае перехода на сторону Советов».

Мать Врангеля в то время продолжала оставаться заложницей ВЧК в роли «девицы Врангель» с трудовой книжкой, зарплатой, порциями ржавой селедки, сухой воблы и при рваных сапогах (чтобы далеко не убежала).

Почему бы теперь нам не предположить, что в этот период ее переписка с сыном была более активной (в духе приведенной шифровки), и проверенные «письменосцы» ВЧК трудились, не зная передышки. Барону Врангелю, как и его подчиненным, могли предлагать почетную капитуляцию во избежание излишнего кровопролития. В тех же письмах матушки могло содержаться обещание благожелательно решить его личную судьбу по принципу, что повинную голову меч не сечет!

Вероятно, посулы красного командования Врангель не принял, ибо для него сие означало измену присяге, данной еще в молодости ушедшему в небытие по вине большевиков государю-императору.

Вполне может быть, что подобные письма баронесса Врангель (по просьбе чекистов) могла направлять и другим белым генералам с теми же «письменосцами».

Положение республики оставалось критическим до тех пор, пока колесо Фортуны не начало раскручиваться в пользу красных. Им удалось отогнать легионы Пилсудского к Варшаве, и, хотя здесь и возникали неудачи, 12 октября 1920 года в Риге был заключен с поляками мирный договор.

Многие войска с польского направления, в том числе и 1-я Конная армия, перебросили к Крыму. Сюда же после переговоров батько Махно привел и свою анархию. Превосходство в силах над Врангелем было обеспечено. В конце сентября 1920 года был создан Южный фронт во главе с известным полководцем гражданской войны Михаилом Васильевичем Фрунзе.

Принятыми мерами была ликвидирована угроза белых Донбассу, а затем их погнали и из Таврии. Бросая артиллерию и обозы, войска Врангеля 28 октября 1920 года укрылись за Перекопом в Крыму.

Для ВЧК пребывание баронессы Врангель в России утратило необходимость, и «в конце октября 1920 года, как она пишет в мемуарах, к ней явилась посланница некой приятельницы-доброхотки, у которой она после побега за кордон и прожила более трех месяцев в ожидании визы.

Таким образом, чекисты выполнили свое обещание о переброске баронессы Врангель в Европу, использовав напоследок в качестве надежного прикрытия для внедрения туда, как мы полагаем, надежного своего агента под видом «трусливого господина», вырвавшегося из лап ЧК. Однако последнее можно отнести к области загадок.

В конце первой и начале второй недели ноября 1920 года Южный фронт осуществил штурм Перекопа и форсирование Сиваша почти при 7—10-градусном морозе. Белые дрогнули и побежали, сдавая города и сдаваясь в плен. 16 ноября последним освобожденным городом стала Керчь. Врангель со свитой на военном корабле сбежал в Турцию, а позднее перебрался в тот самый прекрасный Париж, о котором матушка писала ему в первом письме.

В мемуарах генерала А.И. Деникина «Поход на Москву» имеется достаточно любопытное сообщение о том, что когда в Севастополе 21—22 марта 1920 года военный совет белых, под председательством генерала Драгомирова, обсуждал решение его, Деникина, о назначении главкомом юга России генерала Врангеля, последний, по словам Драгомирова, «согласившись на выбор… удивил всех нас своим решительным требованием дать ему подписку о том, что условием принятия им поста главнокомандующего не будет переход в наступление против большевиков, а только вывод армии с честью из создавшегося тяжелого положения.

На вопрос наш, – продолжает Драгомиров, – зачем эта подписка, генерал Врангель ответил, что он не хочет, чтобы все, и прежде всего его родной сын, упрекнули его в будущем в том, что он не исполнил своего долга. Все это было не совсем для нас понятно – зачем такая предусмотрительность? Но ввиду настойчивого требования генерала Врангеля, чуть ли не под угрозой отказа от выбора, подписка была дана».

Представляется, что в поведении Врангеля усматривается несомненное влияние писем его матушки, изготовленных по настоятельно-вежливым просьбам изворотливых чекистов, отлично сознававших неотвратимость своих действий.

Обратим внимание на то, что, оставив пределы Крыма примерно в 42-летнем возрасте, генерал Врангель представлял собой весьма деятельную личность, не утратившую боевого и морального духа от перенесенных трагедий. С конца 1920 или с начала 1921 года он создал и возглавил за границей антисоветский «Союз освобождения России». В 1924 году он организовал и возглавил еще более активную антисоветскую организацию – «Российский общевоинский союз» (РОВС) с задачей свержения советской власти в СССР. На донское казачье золото РОВС содержал кадетские корпуса и воинские формирования. Не входя в подробности этой деятельности, заметим лишь, что генерал Врангель в апреле 1928 года в возрасте около 50 лет покинул пределы бытия, как говорится, в расцвете сил, а также в здравом уме и при твердой памяти. Подлинные причины его смерти мало кому неизвестны.

Обратим внимание лишь на то, что примерно в 1923—1924 годах соответствующие подразделения ОГПУ-НКВД вели непрерывную охоту за такими одиозными фигурами заграничной контрреволюции, как английский шпион (одесского розлива) Сидней Рейли, проявивший себя организатором терактов и заговоров против советской власти. В 1918 году он был заочно осужден к расстрелу, а затем ОГПУ заманило его в Москву и после допросов он был убит 5 ноября 1925 года.

В том же году удачно заманили и арестовали нескольких активных сподвижников отъявленного экстремиста, организатора антисоветских заговоров, мятежей и террора, эсера Бориса Викторовича Савинкова. Затем заманили в капкан и его самого. Его схватили в Минске, арестовали и доставили в Москву, где состоялся суд. Савинкова приговорили к расстрелу, но ЦИК СССР заменил расстрел 10 годами лишения свободы. После чего Савинков якобы покончил с собой.

Просто не верится, что Рейли и Савинков в ту пору были для наших верхов страшнее и опаснее кумира белого движения генерала Врангеля, имевшего в своем подчинении реальные воинские формирования. Между тем операции ОГПУ-НКВД против Рейли и Савинкова, как всем хорошо известно, были превосходно разрекламированы в печати и кинофильмах (вспомним «Операцию Трест»), а вот про действия этих органов против Врангеля – ни слова.

Таким образом, тайные операции ОГПУ-НКВД по ликвидации злейших врагов советской власти проводились давно, но предпринималось ли нечто подобное против Врангеля – неизвестно. Как говорят – либо дождик, либо снег. То ли против Врангеля действовали, но без удачи, либо он умер в цветущем возрасте не без помощи хитроумства ОГПУ-НКВД.

Возможно, Северскому и Болгарину не разрешили сотворить новый фильм как раз из-за особенностей в судьбе Врангеля… Есть и еще одно обстоятельство отказа кинотворцам в работе над фильмом. Выше уже говорилось о том, что когда сапоги польских жолнежей топтали Украину, а Врангель двинулся на Донбасс, председатель Совнаркома В.И. Ленин обещал сдавшимся в плен врангелевским офицерам полную безопасность. Командующий Южным фронтом М.В. Фрунзе соответственно довел эту информацию до сведения войск, засевших в Крыму, обещая перебежчикам жизнь и свободу. Гуманные призывы большевиков не остались без ответа. Белые сдавались дружно. Однако после освобождения Крыма член реввоенсовета фронта, ретивый мадьяр Бела Кун, по приказу Троцкого коварно обошелся с тысячами сдавшихся в плен офицеров и солдат белой армии. Их расстреляли. Верные документалистике сценаристы Северский и Болгарин могли в новом сериале нажать на некие болевые точки или извлечь обстоятельства, крайне нежелательные, по мнению руководства КГБ СССР.

Словом, воплощение в «киноплоть» нового сценария пытливых авторов не состоялось. Тем не менее изложенное выше приводит к выводу о том, что в давние годы сотрудники появившегося на свет ВЧК применительно к баронессе Врангель и ее сыну генералу работали толково и результативно.

Представьте, какими качествами должны были обладать чекисты, чтобы не заставить, не вынудить, а убедить баронессу Врангель (с ее-то гонором) написать хотя бы одно трепетное письмо своему грозному для республики сыну, кумиру белого движения.

Такое могло быть под силу людям, обладавшим высоким интеллектом, превосходной эрудицией, дипломатическим тактом и стоическим терпением. Казематом, ржавой селедкой и сухой воблой этого не добиться.

Разумеется, не располагая прямыми доказательствами, мы представляем считать изложенное здесь всего лишь исторической версией, скромной попыткой прояснить некоторые загадочные места в мемуарах баронессы Марии Дмитриевны Врангель о чудесном ее спасении и обстоятельствах бегства из «коммунистического рая», в котором она оказалась.