Ночь на среду 16 июля 1841 года выдалась в Пятигорске ненастной. Накануне вечером разразилась сильнейшая гроза, и всю ночь по крышам домов грохотал дождь. В просторном деревянном доме главврача Кавказских минеральных вод Федора Петровича Конради долго не гасили свечи, прислушиваясь к раскатам грома, а сам хозяин – 65-летний врач, сидя в своем любимом вольтеровском кресле, с удовольствием перечитывал роман Лермонтова «Герой нашего времени». Врач думал о том, каким талантом нужно было обладать, чтобы так правдиво описать и здешние горы, и новый курорт Пятигорск, и нравы «водяного общества». Приехав на Кавказ из Петербурга в 1822 году, Федор Петрович жил в Пятигорске почти безвыездно, отдавая все свои силы и знания благородному делу врачевания больных. Он хорошо изучил целебную силу местных вод и даже написал об этом научный труд.

Утром по пути на службу ему повстречался бледный и взволнованный ординатор военного госпиталя И. Е. Барклай-де-Толли (дальний родственник известного героя Отечественной войны 1812 года). На вопрос главврача, что произошло, Иван Егорович молча протянул Конради листок бумаги. Федор Петрович прочел: «Тенгинского пехотного полка поручик М.Ю. Лермонтов застрелен на поле близ горы Машука 15-го числа сего месяца». От себя врач рассказал о нелепой ссоре между Мартыновым и Лермонтовым в доме генерала Верзилина, трагически завершившейся всего несколько часов назад. На другой день врачи Конради и Барклай-де-Толли направились на квартиру поэта, чтобы проститься с Лермонтовым. По дороге ординатор госпиталя поведал о медицинском освидетельствовании им тела поэта. По его мнению, смерть Лермонтова наступила почти мгновенно. Пуля крупнокалиберного пистолета прошла наискось навылет, пробив легкие. Пятигорск уже знал о случившемся. Около дома майора Чиляева (Лермонтов со своим родственником и другом капитаном Столыпиным снимал у хозяина четыре небольших комнаты) толпились люди. Конради без труда узнал многих своих пациентов – офицеров Тенгинского полка, в котором служил погибший. Поэт лежал в своей комнате на столе под образами в чистой белой рубахе. Его глаза и рот были слегка полураскрыты, и, если бы не явственно проступившая желтизна на лице, можно было подумать, что он спит. Вскоре все разошлись по своим делам. Федор Петрович направился было в больницу, но решил немного пройтись по Пятигорску, чтобы хоть как-то рассеять мрачные мысли.

Буквально за несколько дней до роковой дуэли Конради, совершая вечернюю прогулку по утопающему в цветах бульвару, видел поэта в гроте «Диана», где молодежь веселилась под звуки военного оркестра.

На другой день, 17 июля, состоялись похороны Лермонтова. По христианскому обряду хоронить погибшего не пришлось. Священник В. Эрастов категорически отказался сделать это, сославшись на статью уголовных законов, по которой «убитый на дуэли приравнивается к самоубийцам». Лишь после вмешательства высокого военного начальства священник Скорбященской церкви Пятигорска П. Александровский согласился провести ритуал.

Панихида началась уже в пятом часу вечера, когда богато украшенный гроб с телом поэта под погребальное пение «Святый Боже Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас» вынесли из дома. Федор Петрович был поражен обилием цветов, особенно роз, и той благоговейной тишиной, которая царила во время следования процессии к кладбищу. Слышались лишь звуки шагов в сухой траве да пение цикад. Образ убитого поэта стоял перед доктором, когда он шел в толпе за гробом. Конради не только привязался к молодому офицеру, но и успел полюбить его. Федор Петрович ценил Лермонтова не только за его литературный дар, но и за воспитанность и интеллигентность, свойственные гвардейским офицерам. Иначе бы Лермонтов на дуэли не погиб. Право первого выстрела было за ним, но он им не воспользовался, хотя стрелял без промаха в монету. Мартынов фактически убил Лермонтова, и весь город уже говорил об этом. Конради двигался вслед за гробом, и ему казалось, что душа поэта где-то совсем рядом.

Солнце уже опускалось за лиловый хребет Бештау, когда гроб опустили в землю. По русской традиции свою горсть земли бросил и пятигорский врач. Скромный могильный холмик утонул в цветах. В тот день Федору Петровичу не дано было знать, что скоро и он сам навсегда сойдет в сухую кавказскую землю, ставшую для него второй родиной. Могила Конради увы, затеряется, но имя его осталось в русской истории.