При рождении в деревне Акулово Тульской губернии он был наречен Василием. Родители его владели земельным наделом, вроде как и сыну была уготована доля землепашца. Однако уже с десяти лет малец более помышлял о том, как бы удрать из дому, поскольку «больше у него было внимания о божестве и божественной судьбе», нежели желания копаться в земле.

Однако отец был против, и в 17 лет его решили остепенить, то бишь женили. И хотя вскорости в семье Василия было уже трое сыновей, дома он жил мало, все больше «шатался по разным городам». Обучившись все в те же 17 лет грамоте, а заодно и плотницкой работе, с артелями плотников стал уходить в разные края, бывая на родине за время девятилетних странствий лишь урывками.

Плотничая на верфи в Херсоне, тяжело заболел и дал обещание богу, что если тому будет угодно исцелить работника, «то он пойдет вечно ему работать в преподобии и правде». Чудо произошло, Василий выздоровел, вернулся на свое место и работал еще около года, прежде чем решил, что пришла пора исполнить обещанное.

Он отправился домой и стал просить отцовского благословения на монастырское послушание. Однако отец был по-прежнему категорически против, мать и жена его поддержали. Но Василий оказался человеком упрямым и вскорости тайно сбежал из дому, поступив в Валаамский монастырь, а из него в Валаамскую пустынь.

Наиболее достоверным источником об этом периоде жизни монаха, нареченного при пострижении Авелем, являются «Жития», изданные в 1875 году. Однако и из них цензурой многое было вычеркнуто. А из того, что осталось, можно догадаться, что в пустыне с Авелем произошло нечто из ряда вон выходящее.

После того события у новоявленного монаха появился дар предсказания. Ему стали являться голоса, которые и давали ему безошибочные советы в тех или иных случаях жизни.

Во всяком случае, когда в марте 1796 года Авель попал на допрос в Тайную экспедицию, то на вопрос, когда впервые услыхал он «глас», ответил, согласно «Житию», что «когда он был в пустыни Валаамской, во едино время был ему из воздуха глас, яко боговидцу Моисею пророку, и якобы изречено ему тако: иди и скажи северной царице Екатерине Алексеевне всю правду. Еже аз тебе заповедаю»…

Случилось это, как помечено в протоколе допроса, в марте 1778 года. Там же указано, что далее Авель рассказал, что был вознесен на небо, где видел две книги, содержание которых впоследствии он и пересказывал в своих писаниях. Кроме «гласа божьего» ему также являлись и видения. На основании увиденного и услышанного он потом и делал свои предсказания.

В общем, методика предсказаний ничем не отличалась от библейской; на это, впрочем, неоднократно указывал и сам Авель.

Почуяв свою силу, Авель последующие девять лет (обратите внимание, опять тот же срок, что и в прошлый раз) посвящает странствиям. И всюду он проповедует Слово Божье, а также пророчествует.

Придя на Волгу, он попросил пристанища в Бабайках, местечке в Костромской губернии, где располагался монастырь Николая Чудотворца. Здесь Авель и написал «книгу мудрую и премудрую» – первую из «зело странных», пророческих описаний. В книге той сообщалось, в каком году и месяце, в который день и час смерть царица примет. Причем все это было написано примерно за год до предсказанных событий.

Закончив свой труд, Авель не стал держать его содержание в тайне, а показал свое сочинение монаху Аркадию. Тот исправно донес ее содержание до уха отца настоятеля. Ну а последний от греха подальше отправил и автора и его книгу в духовную консисторию. Оттуда материалы проведенного расследования были посланы костромскому архиерею – епископу Павлу. И кто знает, может, Авеля попросту тишком бы сослали куда подальше от глаз и ушей мирских, да было уже поздно – тайна вырвалась из-под контроля.

Как пишет в своих воспоминаниях генерал А.П. Ермолов, который в описанный период пребывал как раз в Костроме, «находясь однажды за столом у губернатора Думпа, Авель предсказал день и час кончины императрицы Екатерины»…

В общем, по городу пошли слухи, так что Авеля пришлось отправить «на отдых» в местный острог. Но там он не задержался и вскоре был препровожден в Санкт-Петербург, пред строгое око главы Сената, генерала Самойлова. Тот усмотрел в книге недопустимую крамолу: «Как это вслух сказать, что ныне царствующая императрица вскорости лишится жизни? Это же послужит причиной смуты и разброда»…

Генерал не стал сдерживать благородного гнева и со всего маха врезал Авелю по физиономии: «Кто научил тебя такие секреты писать и зачем ты стал такую книгу составлять?!»

Однако тот не смутился: «Меня научил писать сию книгу Тот, Кто сотворил Небо и Землю, вся иже в них. Тот же повелел мне и все секреты составлять!»

Дело принимало серьезный оборот. Однако генерал выкрутился. Он решил представить Авеля как юродивого, а с сумасшедшего какой спрос?

Монаха на всякий случай приказал подержать пока в Тайной канцелярии, а сам о происшествии донес царице: так, мол, и так, какие будут распоряжения?

Та поинтересовалась, «кто же такой Авель есть и откуда»? А получив исчерпывающую информацию, велела отправить неудобного монаха в Шлиссельбургскую крепость на пожизненное заключение. Сюда Авеля и привезли 9 марта (опять «девятка»!) 1796 года.

И сидеть бы ему в камере № 22, в строжайшей изоляции, незнамо сколько, если бы во второй половине того же года его пророчество не исполнилось. Пятого ноября императрицу нашли на полу покоя без чувств, а на следующий день она скончалась, в полном соответствии, как утверждают, с записью, сделанной Авелем за год до описываемых событий.

В тот же день на престол взошел (можно сказать даже – поспешно взбежал) сын Екатерины II, император Павел I. Будучи с матерью, скажем так, не в очень хороших отношениях, новый правитель тут же принялся менять все и вся.

Полетел со своего поста генерал Самойлов, на его место сел князь А.Б. Куракин. Он тут же счел своим долгом донести своему повелителю весть, кто первый указал на скорую смерть императрицы.

Павел повелел разыскать автора и привезти к нему. Причем новоявленный император принял монаха в своем личном покое «с радостью и страхом» и даже попросил его благословения. Обласкав Авеля как мог, Павел I спросил о его дальнейших планах. Монах ответил, что хотел бы вернуться к монастырским занятиям.

После чего Авель был отпущен с миром. Правда, говорят, в самом конце разговора Павел не утерпел и спросил о своей собственной судьбе, однако монах ответил уклончиво: дескать, не все ему бывает открыто…

Павел велел поместить Авеля в Невский монастырь, чтобы в случае надобности находился под боком. Однако упрямый монах, пробыв на Неве год, в конце концов снова отправился в Валаамский монастырь, где принялся снова за вторую «зело страшную книгу».

Законченный труд тут же был отвезен в Петербург, к митрополиту, тот переправил ее в секретную палату, та – царю… А в итоге Авель снова попал в заключение, только теперь в Петропавловскую крепость. Как следует из донесения генерала Макарова, 26 мая 1800 года монах «был привезен исправно и посажен в каземат в равелине».

«Он, кажется, только колобродит, и враки его ничего более не значат, – отмечает далее генерал, – а между тем думает мнимыми пророчествами и сновидениями выманить что-нибудь; нрава неспокойного».

Такова точка зрения военного человека, отличавшегося, как видно, достаточно крепкими нервами. А вот сам Павел и его фаворитка А.П. Лопухина, похоже, такими нервами не обладали. Во всяком случае, по свидетельству секретаря министра иностранных дел Ф.П. Лубянского, ознакомившись с предсказаниями Авеля, «с трепетом она зарыдала, испуганная и расстроенная». Да и сам Павел выглядел весьма опечаленным.

Как известно из дальнейшего хода событий, ему было о чем печалиться. В ночь с 11 на 12 марта 1801 года он был убит своими приближенными. Причем остается неизвестным, в точности ли эту дату гибели предсказал ему Авель. Если бы она была указана определенно, неужто Павел не постерегся бы?..

Во всяком случае, так или иначе в марте произошел дворцовый переворот и на престол вступил старший сын погибшего императора.

Александр I приказал выпустить монаха Авеля из крепости и отправить в Соловецкий монастырь через 10 месяцев и 10 дней после его заточения. Именно столько же, отмечаются историки, он просидел и в Шлиссельбургской крепости.

И вновь история повторяется. Оказавшись на свободе, за год и два месяца Авель успевает написать третью «зело страшную» книгу. На сей раз в ней повествуется в основном о событиях, которые должны были произойти через 10 лет и касались судьбы не столько императора, сколько всей империи. Говоря иначе, монах предрек, «как будет Москва взята и в который год».

Книга опять-таки доходит до императора и тот предпринимает ставший уже традиционным ход: «Монаха Авеля абие (тотчас) заключить в Соловецкую тюрьму, и быть ему там дотоле, когда будут его пророчества сомою вещию».

Десять лет Авель проводит в заточении. Однако как только Москва оказалась взятой французами, император вспомнил об опальном монахе и его предсказании, повелев выпустить его на свободу. К письму была сделана приписка: ««Ежели он жив и здоров, то ехал бы к нам в Петербург, мы желаем его видеть и с ним нечто поговорить».

Однако такой встрече постарался воспрепятствовать настоятель Соловецкого монастыря архимандрит Илларион. Он боялся, что от Авеля императору станет известно о творимых в монастыре безобразия – воровстве, издевательствах над заключенными и т.д. И он послал ответ, в котором указывал, что «ныне отец Авель болен, и не может он к вам быть, разве что на будущий год весною»…

Ознакомившись с таким известием, Александр I приказал отпустить монаха на все четыре стороны и «дать ему паспорт во все российские города и монастыри; при том же, чтобы он всем был доволен, платьем и деньгами».

И вновь пошел монах по городам и весям. Был он и в Царь-Граде, и в Иерусалиме, и в Афонских горах. Но вернулся все-таки с чужбины на российскую землю, в стены Спасо-Ефимьевского монастыря, где и умер в возрасте 83 лет.

Однако на том история его пророчеств не заканчивается.

Как полагают некоторые историки, последние 15 лет, проведенные в стенах сначала Высотского, а потом Спасо-Ефимьевского монастырей, опять-таки смахивают на очередное заточение. За что ему могло быть такое наказание?

Тут не надо быть особым пророком, чтобы догадаться: наверное, монах написал очередную книгу. И в ней снова предсказал какие-то неприятности для царского двора.

Впрочем, есть и другая точка зрения: Авелю пришлось расплачиваться еще раз за уже ранее сделанные предсказания. Во всяком случае, в начале 30-х годов на Западе, в эмиграции было опубликовано историческое сказание «Вещий инок», принадлежавшее перу монархиста, участника Первой мировой войны П.Н. Шабельского-Борка, который принимал участие в попытке освобождения семьи царя Николая II из большевистского плена.

Попытка эта, как известно, не удалось. И, вероятно, в качестве оправдания Шабельский-Борк под псевдонимом Кирибеевич издал книгу, в которой проводил такую линию. Попытка освобождения, дескать, была обречена на провал, поскольку судьба Николая II и его семьи предначертана свыше. Во всяком случае, о кончине царского рода был осведомлен еще Павел I. А узнал он это печальное известие конечно же из беседы с монахом-пророком Авелем.

Содержание беседы было записано и запечатано в конверте, на котором Павел собственноручно изволил начертать: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины». Конверт был положен в ларец, опечатанный императорскою же печатью.

Ларец этот многие десятилетия простоял в особой зале Гатчинского дворца, пока 12 марта 1901 года императору Николаю II не выпал жребий его вскрыть. В то утро, говорят очевидцы, государь и государыня были весьма оживлены, к поездке в Гатчине они готовились, как к очередному развлечению. Однако вернулись они во дворец задумчивые и печальные и о том, что обнаружилось в ларце, никому рассказывать не стали.

Однако прочитанное, видимо, запало крепко в душу, поскольку литератор С.А. Нилус, например, описывает такой случай: «6 января 1903 г. у Зимнего дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости одно из орудий оказалось заряженным картечью, и часть ее ударила по беседке, где находилось духовенство и сам государь. Спокойствие, с которым государь отнесся к происшествию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание окружавшей его свиты. Он, как говорится, и бровью не повел… «До 18-го года я ничего не боюсь», – заметил царь».

Однако было ли такое поведение лишь следствием прочитанного в гатчинском ларце? Как известно, вокруг царской четы вертелось немало и других пророков. Например, известно, что трагическую гибель царской семье пророчила также ясновидящая Марфа, а также отец Иоанн Кронштадский. А предсказания Григория Распутина?..