ЧАСТЬ ШЕСТАЯ.
ПРЕМЬЕРА.
Его невозможно было толком разглядеть: только спина, только затылок, только руки в перчатках… Казалось, это и не человек — лишь тень человека. Но тень могучая и страшная…
Тень вошла в подъезд дома, где в квартире-конторе совсем недавно обитал сутенер Константин Кузьмин. Тень поднялась по лестнице. Тень замерла у опечатанной двери.
Рука в перчатке повернула ключ, и дверь открылась. Тень скользнула по коридору, мимо комнат, на кухню.
Мощные руки развернули двухметровый холодильник «Бош». Луч фонаря осветил заднюю стенку. Отвертка выкрутила винты. К обратной стороне стенки был приклеен скотчем внушительный пакет. Руки в перчатках осторожно его отлепили.
Тень стремительно и бесшумно покинула квартиру, спустилась по лестнице вниз, вышла из подъезда и растворилась в московском полумраке.
…Руки — уже без перчаток — вскрыли пакет. На ярко освещенный стол посыпались пачки денег — российских рублей и долларов, фотографии, снятые скрытой камерой, на которых разнообразные мужчины совершали с проститутками половые акты во всем их неприглядном естестве, а последним выпал лист твердой бумаги с короткими записями. Рука схватила листок. На нем значилось:
Компьютер
«Пять в Турцию 12 ноября».
«Бабки с мамок 29 ноября».
«Кемеровские 2 января».
«Четыре в Грецию 12 января».
«Авила 20 января».
«Авила 3 февраля».
«Авила 23 февраля».
«Бабки с мамок 1 марта».
«Менты 10 марта».
«Кемеровские и Авила 21 марта».
«Авила — Тарасов 10 апреля».
Руки неспешно сложили листок вчетверо.
Картина была достойна кисти передвижников: трех цыганок препровождали из милицейского «газона» в 108-е отделение.
Смуглые, пестро наряженные дамы трагически воздевали руки к небу, не кричали, а буквально вопили, не просто плакали, а бурно рыдали. С истинно цыганским темпераментом они отвергали любые наветы и заверяли окружающий мир в своей безусловной невиновности. Шевелев и два милиционера молча и без эмоций делали свое дело: старались как можно быстрее затолкнуть буйных гражданок в карательное учреждение.
— Начальник, мангу марем, зачем в милицию?! — басом кричала старшая.
— Бедных цыган обижаешь! Раз цыганки, значит, ни за что обидеть можно? За весь день десять рублей заработала! — прерывистым плачущим контральто вещала о своих бедах средняя. А младшая — хорошенькая — била на жалость:
— Дети голодные ждут, а их маму в тюрьму!
Вопли продолжались и в дежурной части. Из-за барьера поднялся Паршиков и гаркнул:
— Хорош орать, ромалы! — Цыганки попритихли. — Ну, таборные, все из карманов, из лифчиков, из трусов — на стол! — продолжал майор громовым голосом.
— Ничего нет, начальник! — за всех трех коротко ответила старшая.
— А мы посмотрим! — не унимался Паршиков.
— У них в сумке кое-что имеется, — вступил в разговор Шевелев.
— Я думаю, что и в лифчиках еще кое-что найдем! — стоял на своем Паршиков.
— За пазуху к бабам полезешь, начальник, да? — вскричала целомудренная молодка.
— Зачем же я? — удивился Паршиков. — Для этого у нас специалисты есть.
И будто по его призыву спустились по лестнице две пригожие девицы в ладно сидевшей на них милицейской форме.
— Спасибо за билеты, Адам Андреевич, спасибо! — душевно поблагодарил режиссера-новатора Горского элегантный человек средних лет.
Трое сидели за журнальным столиком в роскошном кабинете: режиссер Адам Горский, Алексей Тарасов и элегантный господин — Борис Николаевич Китаин, хозяин кабинета.
— Не мне спасибо, Борис Николаевич, а вам. За все спасибо! — Горский руку к сердцу приложил — так расчувствовался.
— Не об этом речь. Что следующее ставить будем? — поинтересовался Китаин.
— Об «Иванове» мечтаем… — скромно потупился режиссер.
— Ну и начинайте! — подбодрил его Борис. — Пусть ваш директор смету готовит. Но послезавтра вам от банкета не отвертеться! — Он с напускной строгостью постучал пальцем по столу.
— Как уж тут отвертишься! — расплылся в улыбке Адам Андреевич. — Ваш распорядитель второй день ящики в театр завозит.
Все трое рассмеялись. Когда смолкли, потянулась какая-то неловкая пауза. Горский понял, что ему пора. Он поднялся из-за стола.
— Разрешите откланяться.
— У нас все решено?.. — как бы спохватился Борис. — Ну, тогда не смею вас задерживать. До послезавтра, Адам Андреевич!
Режиссер удалился. Китаин остро глянул на Тарасова.
— А теперь, Леша, потолкуем о делах наших скорбных, — сказал он неожиданно жестко. — Так что же за проблемы у тебя?
— Никольский, — одним словом ответил Тарасов.
— Сосед? Мент из сто восьмого? Тот, которого твой Артем не замочил? Опять его голову хочешь?
Китаин спрашивал отрывисто, будто взлаивал. Такой тон легкого разговора Тарасову не обещал. Но и отступать Алексей не собирался.
— Он мне мешает! — заявил Тарасов твердо.
— Крысятничать мешает? — опять будто взлаял Китаин. — И правильно делает. Ты его на бабки заряжал? Он у тебя с ладошки клевал? — Тарасов молчал, не отвечал. — Ты воруешь — он ловит. Он честный мент, и беспредельничать тебе я не позволю. Мне уголовники не нужны.
Китаин прошел к письменному столу, извлек из ящика свернутый в трубку плакат и развернул его. Над благообразным портретом Тарасова большими буквами значилось: «Алексей Тарасов — ваш выбор».
— Честный, неподкупный друг народа — вот кем ты должен быть, дорогой кандидат в депутаты! — В голосе Бориса Николаевича звенел металл.
— Уже плакат? — удивился Тарасов.
— А через три дня — залог, и через неделю регистрация, ты понял? — Сгоряча у Китаина вырвалось блатное присловье.
— Не знаю, как и благодарить тебя, Боря! — Тарасов, невольно уподобляясь чувствительному Горскому, театрально приложил руку к сердцу.
— О благодарности потом, — несколько остыл Китаин. — Сейчас объясни мне, что произошло здесь в мое отсутствие.
— Да ничего не произошло, — Тарасов вроде бы в недоумении пожал плечами.
— А это? — Китаин бросил на стол газету. — На второй полосе.
На второй полосе сверху было крупно напечатано: «Анонс» и под заголовком помельче: «В ночь на субботу сотрудники службы безопасности известного предпринимателя Бориса Китаина напали на офицера ФСБ и тяжело его ранили. У редакции есть два вопроса. Первый: зачем банкиру Китаину это нужно? И второй: а если не ему, то кому? Подробности читайте в ближайших номерах газеты».
Первым, кого встретил в родном отделении Никольский, был роскошный цыган. Сверкнув громадными золотыми часами на запястье, цыган развел руки в стороны — то ли обнять Никольского, то ли петь собрался. Не запел, заговорил:
— Товарищ начальник, мы, цыгане, народ неграмотный, но благодарный. За доброе дело цыган сердце отдаст…
— Кончай романсы, чавела, — перебил стоявший у стойки Шевелев. — Сергей Васильевич, зайдите ко мне. У меня в сейфе вещдоки по делу.
— Извините, — автоматически сказал цыгану Никольский и двинулся к лестнице. Шевелев — за ним.
— Начальник, ждать тебя буду! Душевный разговор есть! — крикнул вслед им цыган. Этот не отстанет.
На столе лежали кольца, браслет, два кулона, серьги, большой крест на цепи. По виду — золото и драгоценные камни.
— Потерпевшие опознали свои вещи, — сообщил Шевелев.
— Молодцы! — похвалил его начальник угрозыска. — Какую палку срубили! Квартирный грабеж по горячим следам раскрыли.
Ожил селектор:
— Шевелев, Никольский у тебя?
— Здесь я, Паршиков, здесь, — за Шевелева ответил Никольский.
— Сергей Васильевич, участковый Панкратов звонил. Ночью вскрыли опечатанную квартиру Кузьмина.
— Интересные пироги! — протянул Никольский. — Паршиков, готовь эксперта и вызывай Лепилова. Сейчас поедем. У тебя все?
Селектор отключился. Никольский подошел к телефону, набрал номер.
— Полковника Меньшикова, будьте добры, — попросил он. — Это вы, Юрий Николаевич? Ваша контора еще интересуется сутенером Кузьминым?.. Так вот сегодня ночью вскрыли его квартиру. Я выезжаю.
Цыган опять раскрыл объятия, но Никольский опять обошел его
— Извините, — бросил он на ходу, направляясь к дверям отделения.
— Почему ты цыгана не любишь, начальник?! — прорыдал вслед донельзя огорченный представитель вольного народа.
—
— Ay ФСБ какие соображения? — спросил Никольский, глядя на развернутый дверцей к стенке холодильник «Бош».
— Да такие же, как у вас. Задняя стенка отсоединена, на ней отпечатки от скотча. Скорее всего, прятали что-то, — ответил стоявший неподалеку крепкий человек в штатском.
На кухню вошел сотрудник ФСБ с металлоискателем.
— Под паркетом тайник нашли, товарищ подполковник, — обратился он к крепкому.
— И что там? — резко развернулся к нему подполковник.
— Деньги, — кратко доложил фээсбэшник
— Много? — прищурился его начальник.
— Тысяч пятьдесят, наверное, — пожал плечами парень.
— При понятых пересчитайте и в протокол! — приказал подполковник и вновь обернулся к Никольскому: — Ну, что делать будем, Сергей Васильевич?
— Особых концов нет, Леонид Павлович, — майор на секунду задумался. — Пожалуй, придется проституток трясти. Может, и выведут на ночного гостя.
Тарасов говорил человеку, сидевшему за громадным конторским столом:
— Уважаемый господин главный редактор! Мне как юристу хорошо известен закон о печати и все поправки к нему. Я прекрасно понимаю, что вы не можете раскрывать источники вашей информации.
— Почему же, — перебил его главный редактор. — Могу. Мы получили эти сведения от пресс-бюро Московского управления ФСБ, сотрудники которой установили, что убитый на чердаке, некто Фомин, до последнего времени работал в службе физической защиты концерна господина Китаина.
— В нашей службе безопасности или, как вы ее называете, службе физической защиты, работает более двухсот человек, — начал втолковывать Тарасов с некой даже снисходительностью. — Неужели вы считаете, что каждый из них может напрямую общаться с господином Китаиным? При всем моем уважении к ФСБ я думаю, что эта утечка информации преследует лишь определенные оперативные интересы. Мой доверитель не собирается возбуждать судебное преследование за анонс ненаписанной статьи. Но хочу предупредить: если появится статья, в которой будет брошена тень на деловую репутацию господина Китаина, мы будем вынуждены использовать все наши возможности — поверьте, они у нас немалые — для того, чтобы разорить вашу газету!
— И каким же образом? — поинтересовался главный редактор.
— Самым простым, — Тарасов открыл кейс и протянул собеседнику какую-то бумагу. — Ознакомьтесь. Владелец арендуемого вами помещения со следующего месяца повышает плату ровно в пять раз.
Не читая, главный редактор положил листок на стол.
— У нас же с ним договоренность… — пробормотал он удрученно
— Но договоренность с нами для него важнее, — почти ласково пояснил Тарасов. — Мы не хотим ни с кем воевать. Лучше давайте дружить. В нашем лице вы можете найти добрых, щедрых друзей и внимательных спонсоров.
В кабинете Никольского мирно расположились подполковник ФСБ, Люська Бык и сам хозяин, проводивший мирный инструктаж.
— Митинг с твоими мочалками я проводить не собираюсь. Они меня испугаются и не поверят. Ты им передашь мои слова. Они тебе поверят и испугаются.
— Сергей Васильевич, зачем всех-то трепать? — выступила с рационализаторским предложением Люська. — С этим козлом Костей — прости меня, Господи, о покойниках плохо не говорят, — хороводились Олька с Машкой. Сейчас я с ними в коридоре поговорю и пришлю к вам. Лады?
Первой в кабинет явилась Оля. Она присела на краешек стула и захлопала накладными ресницами, изображая святую невинность.
— Оля, тебе Люська передала мои слова? — сурово спросил Сергей.
— Передала, — будто бы испуганно подтвердила шлюха.
— Тогда сразу и без затей: ты с Машкой была ближе всех к нему. С кем он вас знакомил?
Никольский спрашивал быстро, стараясь сбить девчонку с толку и заставить говорить правду. Но сбить с толку проститутку было непросто.
— Да ни с кем, — махнула она рукой. — Он нас и в ресторан водить стеснялся, боялся кентов своих встретить. Возил к себе на хату…
— К себе — в Козицкий, что ли? — уточнил Никольский.
— Да нет, на свою хату. — Похоже, она не врала.
— В Черемушки? — гадал Сергей.
— В какие еще Черемушки? — слегка возмутилась шлюха. — У него на Спиридоновке личная хата. В генеральском доме. Четыре комнаты, обставлено шикарно. Стереосистема, телевизор-киноэкран, компьютер с играми.
— А на эту квартиру при вас никто не заходил? — продолжал допрос Сергей.
— При нас никто, — пожала плечами девушка.
— Спасибо, Оля, иди, — разрешил майор.
Оля ушла. Подполковник ФСБ понял: улов его милицейского коллеги невелик.
— Небогато… — прокомментировал он.
— Как сказать. Все-таки еще одна квартира, — Никольский поднял трубку. — Лепилов, неси все изъятое у Кузьмина. А впрочем, не все. Ключи — все, какие есть.
Вскоре с десяток ключей рядком легли на стол Никольского.
— Так, — сказал Сергей, — будем угадывать.
— А что угадывать? — Лепилов сдвинул в сторону три ключа. — Эти три от квартиры в Козицком. Вот этот — от сейфа, — сдвинул он четвертый ключ. — Эти два — явно от малогабаритной в Черемушках. Родные, еще советские. А вот эти, скорее всего, вас и интересуют, Сергей Васильевич. Три — от квартиры после евроремонта, четвертый — от почтового ящика. К ним вот эта хреновина для кодового замка.
— Во какие парни у меня! — обратился к фээсбэшнику Никольский и добавил уже серьезно, чтобы хваленый кадр не особо зазнавался: — Миша, бери эту блондиночку Олю из коридора — и на Спиридоновку. Она тебе дом и квартиру укажет. Ничего не предпринимай, осторожно осмотрись, и все.
— Когда? — спросил Лепилов.
— Прямо сейчас.
— Бу сделано! — гаркнул Лепилов и исчез.
— А потом? — поинтересовался фээсбэшник.
— А потом — скрытый шмон! — объявил Сергей.
— Скрытый обыск, — поправил фээсбэшник.
— Который произведут ваши ребята, — дипломатично подольстился к подполковнику Никольский. — Мои скрытно не могут.
Специалисты по тайному шмону вершили свои дела, а Никольский гулял по квартире. Она и впрямь была шикарна: гостиная в красном дереве, двухкомнатная спальня в резном орехе, кабинет в карельской березе, зимний садик в буйной зелени, ванная комната на отшибе и еще отдельный сортир при прихожей. Никольский зашел в сортир. Суетно и неряшливо жил в этой роскоши Костя Кузьмин. Грязный кафельный пол, нечищеный, с желтыми подтеками унитаз, рваная газета заткнута в пустую вертушку для пипифакса…
— Что у вас? — поинтересовался Сергей у подполковника.
— В общем, ничего увлекательного, — честно признался подполковник. Они сидели в кабинете в шикарных креслах. — Пожалуй, только вот, — подполковник кивнул на компьютерный столик. — Машинка-то на ключе. А нам девица что-то про игры говорила.
— Только и всего, — то ли осудил, то ли огорчился Никольский, демонстрируя аккуратный обрывок сортирной газеты.
— Что это? — спросил подполковник.
— Обрывок газеты «Спорт-экспресс», которую я нашел в сортире. За вчерашнее число газетка.
Подполковник присвистнул, по-расейски почесал затылок и констатировал удовлетворенно:
— Вот это горячие пироги.
В дежурной части Никольского ждал цыганский барон с двумя своими придворными дамами. Но диалога не случилось: занятый майор был столь стремителен, что барон успел произнести только:
— Начальник!
Уже сверху донесся голос невидимого Никольского:
— Завтра, завтра поговорим.
Барон с горестным укором глянул на Паршикова и пошел к выходу.
— Не хотите понять боль цыганского сердца! Не любите вы цыган! — пылко воскликнул он.
Придворные дамы горестно зарыдали, взметнули вверх руки в широких рукавах.
— А за что нам тебя любить? — усмехнулся Паршиков.
— Ха са эм! — торжественно произнес барон.
— Что он сказал? — спросила любознательная артистка Анюта, проскользнув в дверь мимо цыган, и заглянула в окошко дежурки.
— Бог, мол, защищает цыган и, следовательно, нас за них обидит, — охотно перевел Паршиков.
— Я могу видеть Сергея Васильевича? — приступила к деду удовлетворенная переводом Анюта.
— Он у себя, — косвенно разрешил свидание Паршиков. Анюта направилась к лестнице. Барон обиженно смотрел ей вслед. Паршиков взял трубку. — Сергей Васильевич, к вам Анна Сергеевна Варламова.
— Всем к нему можно, а мне нельзя! — возмутился барон.
— Свидетельница по особо важному делу, — пояснил ему Паршиков.
Свидетельница открыла дверь кабинета. Никольский осуществлял общее руководство по телефону:
— Да. Да. И группу захвата на всякий случай. — Он положил трубку, поднял глаза.
— Я на минутку, — предупредила Анюта. Никольский глянул на часы.
— Можно и на пять. Здравствуйте, Аня.
— Вот спасибо! — восторженно поблагодарила Анюта и добавила неожиданным басом, — уважил. Широкий ты человек, Сергей.
Хозяин кабинета слегка ошалел, но взял себя в руки:
— Сергей Васильевич вам в отцы годится, мадемуазель.
— Это чтобы я тебя по имени-отчеству величала? — Девушка насмешливо взглянула на него снизу вверх.
— И на «вы», — добавил Никольский строго.
— Не желаю! — Анна картинно взмахнула рукой, будто разом отметая все доводы Сергея.
— Вы так со мной кокетничаете? — полюбопытствовал майор.
— Я не кокетничаю! Я предлагаю перейти на «ты»! — Она уже слегка сердилась.
— Мы с вами на брудершафт еще не пили, — Никольский улыбнулся, наконец. — К сожалению.
— Так за чем же дело стало! — безмерно обрадовалась Анюта. — У тебя есть?
— Есть-то оно, конечно, есть… — замялся Никольский.
— Но сегодня тебе надо быть как стеклышко, — за него закончила она. — Ну, тогда мы это дело завтра на банкете сделаем.
— На каком еще банкете? — удивился Сергей.
— Банкет состоится после премьеры, на которую я тебя приглашаю. Держи два билета, — Анюта положила на стол зеленую бумажку. — Третий ряд. Тебе и твоей курице.
— Нету курицы, Анюта.
— Тогда совсем хорошо, — Анюта, точно повторив движение смотревшего на часы Никольского, глянула на свои. — Уложилась в три с половиной минуты. Ты доволен, мой мент?
— Я не доволен, я восхищен! — галантно заверил Никольский. Пришло время восхищаться Анюте:
— Ух ты! — И вдруг вспомнила. — У вас в предбаннике цыганский табор шумит. Проституткой я была. Хочешь, цыганкой стану? Я могу.
— Ты все можешь, — согласился с ней Никольский.
Что она и подтвердила:
— Очи черные… — спела Анюта низко, вдруг выбила каблучками дробь и ловко подрожала плечами. — До скорой встречи, гра-а-жданин начальник!
Девушка буквально упорхнула за дверь. Никольский сморщил нос, потряс головой, улыбнулся и взялся за телефонную трубку.
К сумеркам стало тихо на Спиридоновке. Лишь редкие прохожие поодиночке шли домой, да иногда лимузины с тихим шелестом скользили по улице. Но не лимузин — скромная «семерка» остановилась у забора зеленого дворика перед элитным домом-башней.
Из «семерки» вылезли двое: один — высокий и широкий, с ног до головы затянутый в кожу, другой субтильный, в скромной пиджачной паре и недорогих ботиночках. Доставивший этих двоих автомобиль, едва их высадив, неспешно тронулся и свернул в ближайший переулок.
Кожаный нес в руке увесистый букет заграничных роз, а пиджачник — здоровенную коробку с тортом. В подъезде они набрали код и проникли в просторный ухоженный вестибюль. Лифт поднял их до двенадцатого этажа. Кожаный уверенно достал ключи, и вскоре они оказались в шикарной квартире. Миновали гостиную красного дерева и вошли в кабинет карельской березы. Пиджачник поставил коробку с тортом на письменный стол, а кожаный швырнул букет в кресло. Выразился:
— Цветики-цветочки, мать их!
— Не нравятся тебе цветы, а каждый раз пятисотрублевый букет покупаешь, — заметил пиджачник, устраиваясь перед компьютером.
— Хозяин велел. Конспирация! — Кожаный сел за письменный стол, извлек из кармана фляжку «Смирнов» и со стуком водрузил ее на стол.
Пиджачник глядел в засветившийся экран. Не оборачиваясь (что за спиной происходило, определил на слух), спросил:
— И водку трескать хозяин велел для конспирации?
— Не твое собачье дело, фраерок. — Кожаный щелкнул кнопочным ножом, разрезал коробочную бечевку и обнажил причудливый торт ядовитой расцветки. — И этим вот хорошую водку заедать! — Он отрезал кусок торта с угла, отвинтил крышку фляжки, сделал три гигантских глотка прямо из горла, закусил с ножа тортом. Передохнул малость, наблюдая, как пиджачник играет с компьютером. — И за что тебе такие деньги ломовые? Третий день мудохаешься, и все без толку. Сегодня-то вскроешь?
— Постараюсь, Вовчик, постараюсь, — с непочтительной небрежностью — азарт одолевал — пообещал пиджачник.
— Старайся, Гена, старайся, — ласково, поскольку первая доза спиртного пробудила в нем добрые чувства, ободрил Вовчик соратника и отхлебнул еще.
— Есть! — заорал Гена и сверился с бумажкой, лежавшей рядом с компьютером. На экране возникла строчка: «Пять в Турцию 12 ноября» — И точно на начале!
— Молоток! — похвалил Вовчик. — Теперь на принтер в одном экземпляре, а потом все сотрешь.
Заработал принтер. Гена поднялся, потянулся, охнул, передернул плечами и попросил:
— Вова, дай хлебнуть.
— Заслужил! — оценил его работу Вовчик и протянул фляжку. Гена неумело глотнул из горла, заел тортиком и скривился:
— Боже, какая гадость!
— Дурачок, — снисходительно потрепал специалиста по плечу Вовчик. Принтер выдавил из себя первый отпечатанный лист.
…Они осторожно вышли на площадку. Тишина и покой царили в генеральском доме. С трудом, стараясь не производить шума, Гена и Вовчик запихнули торт и букет в ковш мусоропровода, послушали, как шуршит их «маскировка» в трубе, и вызвали лифт.
…Их взяли в вестибюле. Вовчик попытался было оказать сопротивление, но трое в камуфляже вмиг завалили его на пол, скрутили, со щелчком надели наручники. А Гене, просто на всякий случай, Лепилов заломил руку и негромко посоветовал:
— Не рыпайся, пацан.
«Пацан» и не думал рыпаться. Он хлюпал носом и прерывисто дышал.
У «рафика» — компактного черного «воронка» — их радостно встретил Никольский, опытным взглядом сразу определил, кто есть кто, и распорядился:
— Миша, компьютерщика с собой в трофейную «семерку» возьмешь, а этот лоб в «воронке» поедет.
Камуфлированные потащили Вовчика к «рафику». Никольский шел сзади.
— Сейчас они с приятелем своим, водилой, договариваться будут, как лучше в отказку играть, — комментировал он ситуацию, : — а я рядом посижу, послушаю.
— На бздюху берешь, сучара ментовская, — лениво отбрехнулся Вовчик и поставил левую ногу на приступок «рафика». Никольский находился за спиной бандита, ждал своей очереди. Вовчик приподнялся и, используя левую ногу как упор, лягнул правой Никольского в грудь. Именно этого ждал Сергей. Он ловко отпрянул и, поймав Вовчика за ступню, дернул его на себя. Вовчик рухнул, ударился мордой о приступок и затих на асфальте.
— Болван! — констатировал один из камуфлированных. — Надолго затих.
— Да нет. Здоровый бугай, — не согласился второй. — Сейчас оклемается.
Вовчик помычал и по-мусульмански уселся на асфальт. Участливый Никольский склонился над ним:
— Может, тебе помочь, ловкач, пройти в карету?
В салоне «рафика» понуро сидел водитель «семерки», рядом с ним грузно опустился на скамью мрачный Вовчик и тут же, бок о бок рядом с ним, камуфляжник. Второй камуфляжник и Никольский сели напротив. Машина тронулась.
В кабинете Никольского хозяин и подполковник ФСБ знакомились с содержанием компьютерных листов, перебрасывая их друг другу. Холерик Никольский уже все прочитал, а обстоятельный подполковник еще продолжал изучать материал, иногда повторно перечитывал отдельные места. Дочитал наконец, положил последний лист на стол и сказал с сожалением:
— Это хорошо известная кемеровская группировка. Заказом на нашего Олега Кольцова здесь и не пахнет.
— Чем же, по-вашему, пахнет? — вскинулся Сергей.
— Скорее всего, наездом, рэкетом, — не спеша пояснил подполковник. — Судя по всему, провинциальные золотоносные участки сильно оскудели, и решили кемеровские потрясти Москву.
— Вчерашний день, Леонид Павлович, — усмехнулся Никольский.
— Что — вчерашний день? — не понял подполковник.
— Наезды. Для такой мощной группировки наезды — вчерашний день. — Майор говорил очевидные, как ему казалось, вещи. — Ей необходимы стабильность, долговременность и даже легальность. То есть территория. А моя территория — в зоне влияния Китаина. Зато в связке с кемеровским главарем Авилой дважды упомянут Тарасов.
Сергей даже отвернулся от собеседника, произнося эту фамилию. Отвернулся, чтобы фээсбэшник не видел, как исказилось яростью его лицо.
— Кто такой? — поинтересовался Леонид Павлович.
— Юрисконсульт концерна Китаина, его личный адвокат, — произнес Никольский с брезгливой ненавистью. — И мразь.
— А-а-а! — вспомнив, обрадовался подполковник. — Тот, которого вы взяли несколько лет назад с цацками и не сумели доказать! То-то вы завелись!
— Совершенно точно. А вы не завелись? — спросил Никольский с вызовом.
— Не с чего пока, Сергей Васильевич, не с чего! — Подполковник поднялся. Встал и майор.
— Тогда для чего ваше ведомство в газету провокационную информацию слило? — Майор успокаивался, но это стоило ему немалых усилий.
Подполковник довольно заржал.
— На всякий случай, на всякий случай! Мало ли кто может клюнуть. Я пойду, Сергей Васильевич. Да, кстати, вы не дадите мне эти материалы на ночку? Мы копию снимем и возвратим.
— А на кой они вам?.. — Сергей демонстративно пожал плечами. — Ведь дело, как вы выразились, исключительно наше?
— Опять же на всякий случай. — Подполковник оставался подчеркнуто спокоен.
— У дежурного ксерокс, можете снять копию, — буркнул Сергей.
Вежливо раскланялись. Никольский только мимически поделился с закрытой дверью своим недоуменным неудовольствием, затем открыл ее и направился в обход.
Шевелев трепал компьютерщика Гену.
— Ну, что он? — Никольский без радости рассматривал парнишку, который, зажав коленями ладони, раскачивался, как Лобановский на скамье запасных киевского «Динамо».
— Говорит, что использовали его втемную. И вроде не врет, — высказал свои соображения Шивелев.
Он был неплохим опером и, вероятно, «расколол» бы хлипкого компьютерщика до донышка, если б подозревал этого щеночка во лжи, решил Сергей. Поэтому Гена действительно, видимо, не врет.
— Как они вышли на него? — спросил Никольский.
— По объявлению «Из рук в руки», — вздохнул Шевелев. — Развелось их, объяв этих… Хоть киллера нанимай, хоть кого…
— Кто на тебя вышел, паренек? — Теперь Никольский задал вопрос Гене.
— Володя… — проронил юноша. Казалось, он вот-вот разрыдается.
— Один? — продолжал Никольский.
— С ним еще Гриша, который за рулем.
— Никогда не поверю, чтобы эта пара парнокопытных могла дать серьезное компьютерное задание! — Сергей смерил парня насмешливым взглядом: лапшу-то, мол, мне на уши не вешай.
— Они и не давали, — заторопился Гена.
— А кто давал? — Никольский говорил по-прежнему насмешливо, демонстрируя недоверие к парню.
— Они вручили мне бумагу, в которой были подробно расписаны мои задачи.
Гена очень старался, чтобы ему поверили. Да и то сказать: мотать срок по чужим делам кому охота.
— И что это за бумага? — перешел Сергей на деловитый тон.
— Довольно толковая, — признал компьютерщик.
— Как ты думаешь, кто ее написал? — Никольский перешел на почти доверительный тон, как бы призывая задержанного к сотрудничеству с органами следствия, обещающему в дальнейшем облегчение участи.
Гена так его и понял.
— Володька все о хозяине толковал, — с готовностью продолжал парень. — Если это правда, то их хозяин весьма неглупый человек. Только не очень грамотный.
— А ты грамотный? — полюбопытствовал Сергей.
— В общем, наверное, да… — помявшись, ответил Гена.
— Шибко грамотный, а не знаешь, что за такое срок светит?! — вдруг выкрикнул возмущенный Шевелев.
Сергей развернулся и пошел прочь.
— Так тысячу долларов же! — плачуще прокричал Гена в спину уходившему Никольскому.
— Что у тебя? — спросил Никольский Климова, напротив которого сидел задержанный водитель Гриша.
— Полная отказка! — беспечно поведал Климов. — Я не я, и лошадь не моя. А поймали его двое случайно на Разгуляв. Вот он их и довез за тридцатку.
— Ну, про случайного левака я уже в черном «воронке» от тебя слыхал, — «успокоил» Гришу Никольский и продолжал, обернувшись к Климову. — Он Вовчика надоумил, как нам порожняк гнать. Только вот не получится: компьютерщик Гена уже показал, что случайный левак Гриша с Вовчиком — друганы не разлей вода.
— Этот недоносок вам со страху пенку пускает! — не выдержал водила Гриша.
— Ну-ну, — не стал спорить Никольский. — Продолжай, Климов. Ты учти, Гриша, все раскопаем.
Лепилов, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги, виртуозно насвистывал мелодию хита «Убили негра».
— У вас перекур? — полюбопытствовал Никольский.
— Они думают, — пояснил Лепилов.
— Он не думает, Миша, — возразил Никольский. — Он себя жалеет. Тряси его, пока у него разбитый фейс в крови. Он сейчас податливый.
— Сучара ментовская, — повторно провыл фразу из своего небогатого репертуара Вовчик.
— Слышишь, Лепилов, какой голосок жалостный? — с удовольствием отметил Сергей. — Вы тут беседуйте, а я домой спать пойду.
Тихо было в дежурной части.
— Домой? — спросил Паршиков для порядка.
— Домой, домой, — рассеянно подтвердил Никольс
— Если этот тонконогий технарь действительно не в курсе, то эти «быки» тебе козырного туза не дадут, Сережа, — грустно сказал Паршиков.
— А я и не догадываюсь! — разозлился Никольский.
Он вышел на Садовое, прошагал недолго и устроился в прозрачном домике троллейбусной остановки. Поздно было, бежали по кольцу не в стаде, а поодиночке легковые автомобили, но ни десятого, ни «букашки» не было. Да и не ждал он троллейбуса. Он ждал ресторанного певца Виктора, своего агента, который скоро и объявился.
— Проверился как следует? — первым делом спросил Никольский.
— Васильевич, ты кого-то другого имеешь в виду? — возмутился Витек. Он не шутя считал себя высоким профессионалом, а тут незаслуженно обижает недоверием начальство.
— Зачем вызвал? Срочность какая? — тотчас пресек его старания Сергей.
— Цыган, — односложно, нарочито значительно, ответил Виктор.
— А еще еврей. И чечены. И малаец. — Никольский устал и не скрывал раздражения. — Дело говори.
— Я и говорю, — сбавил тон певец. — Цыган. Точнее, цыганский барон. У нас бродит. Про тебя расспрашивает. Каждому встречному-поперечному жалуется, что никак не может с тобой поговорить, а у него, мол, кое-что интересное для тебя имеется.
— А про трех своих баб, что у нас в обезьяннике, ничего не говорил? — язвительно поинтересовался Никольский.
— О бабах и речи нет, — покачал головой Виктор.
— Хитрый, собака, — сделал вывод Никольский. — Точно рассчитал, что слушок о нем обязательно до отделения дойдет.
— Нужен он тебе, Васильевич? — заискивающе спросил Витек.
— А кто его знает… — В голосе Никольского уже совершенно отчетливо слышалось усталое равнодушие. — Все сказал?
— Все, — кивнул информатор.
— Тогда иди, — предложил Сергей с тем же усталым равнодушием.
— Я лучше поеду! — решил Виктор, увидев, что приближается заблудившаяся в ночи «букашка». Громыхнули, открываясь и закрываясь, троллейбусные дверцы. Ресторанный певец укатил.
— Возвращался домой Сергей мимо Патриарших прудов. Проходя вдоль ограды, он бездумно любовался белыми лебедями, плывшими по черной воде.
— Ты друг мне, начальник? — спросил цыганский барон и сам же ответил за Никольского. — Вижу, вижу, что друг, сердце ты мое сероглазое!
— А без переплясов можешь? — лениво поинтересовался Никольский. — Ты, Паша, не в театре «Ромэн», а в 108-м отделении милиции. Что имеешь предложить? Без пены и без фуфла.
— Обмен, Сергей Васильевич, выгодный для тебя обмен! — заторопился цыган.
— Не понял! — отрезал Никольский.
— И понимать нечего! — Паша даже руками замахал. — Я тебе двух баб, ты их видел, они внизу дожидаются, а ты мне — трех девочек, что у вас за решеткой сидят!
— Три девочки, что за решеткой сидят, — воровки! — Сергей был непреклонен.
— Какие они воровки? — затянул барон со слезой в голосе. — И не украли они вовсе, а попались. По глупости, из-за бабской жадности, в первый раз на такое пошли. А я тебе двух настоящих воровок дам. Много крали, многих людей обидели и ни разу не попались. Такие рецидивистки, такие рецидивистки! Их за решетку посадишь — большое дело для народа сделаешь! Не обмен, подарок для тебя, начальник!
— Легко ты своих рецидивисток сдаешь! — усмехнулся Сергей. — Ведь они и тебе в клюве кое-что носили, а?
— Они цыганский закон нарушили, — сурово сказал Паша. — Ну, по рукам?
— Нет, — твердо отрезал Никольский и хлопнул ладонями по столешнице, вроде бы собираясь подняться и окончить разговор.
— Уснула справедливость в твоей душе! Бюрократ в ней поселился, который только по инструкциям и статьям живет, а о благе государства и думать не желает!.. — речитативом затянул барон, и вдруг резко сменил тон на деловой. — А если я к обмену и премию пристегну?
Сергей взглянул на него как на недоумка.
— Иди с Богом, Паша… — вздохнул он.
— Я не деньги тебе лично предлагаю, а кое-какие сведения по делу, которым ты без удачи сейчас занимаешься! — поспешно зачастил барон, поняв, что сморозил глупость и Сергей этих слов не простит.
— Тогда говори, — разрешил майор.
— Отдашь девочек? — сразу же начал торговаться цыган.
— Смотря сколько весит твоя информация, — усмехнулся Никольский.
Барон Паша поднялся со стула, подошел к столу, склонился над собеседником.
— Автомат «Борз» с оптическим прицелом и последний его покупатель… — прошептал он значительно.
— Сергей Васильевич, к вам можно? — В дверях стоял Лепилов.
— Можно, — разрешил Никольский. И предложил барону: — Подождите пару минут в коридоре.
Лепилов глянул на выходящего цыгана и начал осторожно:
— Как и полагали, те двое из кемеровской группировки. Задерживались тамошней милицией не раз. Полные и проверенные имена: Владимир Афанасьевич Знарок, кличка «Нора», и Григорий Семенович Воропаев, кличка «Пай». — Лепилов положил пару фотографий на стол. — А вот фейс их главаря — Авилы. — На стол легла третья фотография.
Никольский быстро просмотрел снимки, третий изучил внимательно и вернул Лепшюву.
— Сделай подборку к ней и притащи быстрее. Цыгану хочу показать.
Лепилов удивленно вскинул брови и шагнул к двери.
— Миша, скажи барону, пусть заходит! — крикнул ему вслед Сергей.
Вскоре Паша снова сидел перед Никольским. Тот смерил его насмешливо-заинтересованным взглядом и спросил весело:
— Так что та бабка насчет гребли говорила?
— Отдашь девок, начальник? — вновь завел цыган свою песню.
— Если дашь достоверные сведения, — ответил майор.
Барон вздохнул и сдался:
— Таборные из-под Покрова этот автомат в лесу нашли.
— Или из автомобиля у чеченцев украли? — предложил свою версию Никольский.
— Тебе какая разница? — искренне удивился Паша.
— Пока никакой, — согласился Никольский.
— Мы, цыгане, народ мирный. Зачем нам автомат? Но мы, цыгане, народ бедный. А вещь дорогая.
Ох, и любил барон вещать речитативом! «Как со сцены выступает, — поморщился Сергей. — Или со всей цыганской трибуны… из кибитки какой-нибудь. Перед табором».
Сокращая эту долгую беседу, Никольский перебил:
— Продали?
— Куда же бедному цыгану деваться? — развел руками Паша.
— Как покупателя нашли?
Вопрос был, признаться, праздный, Сергей сам это понимал. Но не задать его не мог. И ответ не замедлил. Ожидаемый ответ.
— Мы всюду, начальник, и знаем кое-что, — улыбнулся цыган кажущейся наивности милиционера.
— Продавал лично ты? — наседал Никольский.
— Я, — горделиво кивнул барон.
— Кто он? — Сергей имел в виду покупателя. Паша понял.
— Не знаю, потому что знать не хотел! — отрезал он.
— А узнать сможешь? — не отставал Сергей.
— Смогу, — ответил Паша неохотно.
Дорого яичко к Христову дню. Вернулся Лепилов, без слов разложил на столе в три ряда девять фотографий.
— Ищи, — предложил барону Никольский. Тон его слов был жестким.
Барон лишь глянул опытным цыганским глазом на этот пасьянс и сразу же ткнул пальцем в первую справа во втором ряду фотку.
— Вот он.
— Авила, — любовно произнес Никольский и откинулся в своем стареньком полукресле.
— Я пойду? — собирая фотографии со стола, попросил разрешения Лепилов.
— Подожди! — остановил его Сергей. — Надо нам еще с нашим гостем погутарить. И лучше нам, Миша, чтобы потом он в отказку не сыграл. — И добавил, остро взглянув на барона: — Мало данных, Паша, увы, мало.
— Он на «Ауди» девяносто девятого года синего цвета… — тяжело вздохнул цыган. — Номер 63-16. Все сказал, Сергей Васильевич. Теперь, если откажешь, не по чести поступишь.
— Официально его опознаешь? — спросил Сергей все также жестко.
— Что теперь делать несчастному цыгану! — Лепилову показалось, что барон даже всхлипнул.
— Тогда спускайся в дежурку и жди, — распорядился Никольский. — Мне кое-какие формальности улаживать придется.
Барон встал. Посмотрел на Никольского, строго глянул на Лепилова — в свидетели призывал.
— Я тебе верю, начальник! — величественно объявил Паша перед уходом.
Сергей проводил взглядом экзотического гостя и обернулся к Лепилову:
— Миша, бери всех, кто свободен, и чтобы через полтора часа я знал имя, фамилию и отчество истинного владельца автомобиля «Ауди» синего цвета под номером 63-16.
— А если тачка ворованная? — Вопрос был вполне по делу.
— Авила не в бегах, не в розыске, — возразил Никольский. — Авила — полноправный гражданин. На кой хрен ему уголовный хомут на шею? Действуй, Миша!
Синий «Ауди» номер 63-16 замедлил ход, залез правыми колесами на тротуар и замер у ограды сада «Эрмитаж». Мощный, благопристойно и хорошо одетый мэн небрежно захлопнул дверцу и прошел за ограду, к летнему кафе под бордовым тентом, где не менее элегантный Тарасов, закинув ногу на ногу, благодушно попивал пивко. Поздним утром малолюдно было и в саду, и в кафе.
— Местечко для свидания выбрал, чтобы я не забывал, кто я есть на самом деле? — Авила кивком указал на грязно-желтое здание МУРа. — Но и ты ведь в этой конторе погостил?
— Было дело, — миролюбиво подтвердил Тарасов. — Садись. Пивка хочешь?
— Водки хочу. Но не буду, — усаживаясь напротив, сказал Авила. — В чем срочность?
— Двое твоих вчера сгорели синим пламенем. Знал? — Тарасов пристально взглянул на бандита. Но тот даже глазом не моргнул.
— Не знал, но догадывался, — ответил он спокойно. — Где их взяли?
— На выходе из берлоги Кузьмина. — Алексей отвернулся. Разговор ему предстоял трудный, и терять очки на первых же секундах не хотелось.
— Все-то тебе известно, Леша, — недобро усмехнулся Авила.
— Не все, конечно, но многое. При них — снятые с компьютера материалы, — продолжал Тарасов. Это уже была серьезная информация.
— И что в этих материалах? — пока все еще спокойно поинтересовался бандит.
— Вот этого не знаю. Многого хочешь, Авила! — отрезал Алексей.
— Я тебя по имени, а ты меня кликухой… — с наигранным огорчением укорил Авила собеседника. — Нехорошо… — Он даже языком поцокал.
— Извини. А тебя Никитой родители в честь Хрущева назвали? И ты ведь Никита Сергеевич. Полные тезки.
Алексей откровенно насмехался. И был в этой насмешке ничуть не скрываемый второй смысл. Тарасов демонстрировал свое превосходство над Авилой, показывал, что ничуть не боится бандита. Но тот опять как бы ничего не заметил. Лишь посуровел.
— Покривлялся и будя, — произнес он холодно. — Дело давай.
Тарасов вздохнул, Авилу жалеючи, и кратко высказался по делу.
— По всему по этому, Никита, тебе и твоим бойцам уплывать надо из Москвы. Или на дно лечь глубоко и надолго, понимаешь меня?
— Не вижу необходимости, — заявил Авила твердо.
Не ожидал Алексей от бандита столь спокойной твердости. Думал, сорвется Авила, зашипит по-блатному, на рожон полезет. Подавить волю истерика и потом настоять на своем Тарасову было бы куда проще. Но Никита держался, как скала. И Алексей слегка растерялся.
— А заговорит твоя сладкая парочка? — спросил он чуть визгливо.
— Не заговорят, — отрезал Авила.
— Ты на их благородство не очень-то надейся! — проскрипел Тарасов.
— Я не надеюсь. Им сдать меня — себе дороже, — осклабился Авила. — Сдадут — соучастие в убийстве Кузьмина, не сдадут — в худшем случае злостное хулиганство, незаконное проникновение в чужую квартиру. Надо полагать, они из квартиры ничего не вынесли?
— Не вынесли, — скучно подтвердил Тарасов. — Но ведь береженого и Бог бережет…
— А про небереженого уже не стоит, — перебил Авила. — Зачем тебе надо, чтобы мы ушли из Москвы?
— Неспокойно здесь сейчас. Тревожусь я… — Похоже было, Алексей скис.
Авила налег грудью на край стола и, глядя исподлобья на Тарасова, заговорил тихо, но злобно, сбиваясь на хрип:
— Он тревожится! А ты тревожился, когда нас поднимал? А ты тревожился, когда золотые горы сулил? Когда территорию Китайца обещал? Когда с нашей помощью фээсбэшника решил замочить, чтобы Китайца с ног до головы замазать? Мои бойцы здесь осели, легально к Москве приковались, думали — на хлебном месте надолго прижились. Что я им скажу? Что ты тревожишься?.. Ты тревожишься, а мне что — слезами обливаться?.. Ты понимаешь, что мы свой регион отдали? Ты понимаешь, что нас нищими и бездомными делаешь? Сейчас я тебе, фраер московский, яйца для начала отстрелю, а потом прикончу, ты понял?!
Слишком длинен был монолог. Тарасов успел и испугаться до смерти, и оклематься немного. Сказал осторожно, но почти уверенно:
— Не прикончишь. Заробеешь. На голени, насколько мне известно, машинку с глушителем не пристроишь. А на полный выстрел менты оттуда вмиг примчатся. Ты и до своего «Ауди» добежать не успеешь. Вот и прикинь, что к чему. — Говоря это, Тарасов уже держал руку в кармане.
И Авила разом успокоился: он лишь разыгрывал блатную истерику. На всякий случай он все же оскалился урожающе:
— Опасаешься меня, клоп. Специально к хитрому домику привел.
— Опасаюсь, но не боюсь, — согласился Тарасов. Он солгал лишь наполовину. — Давай рассуждать здраво.
— Рассуждай, — разрешил Авила.
— Мне необходимы три месяца тихой воды. Китаец на свою голову решил меня в депутаты двинуть. Эти три месяца я должен быть эталоном человека и гражданина. А вдруг? Вдруг какой-нибудь Никольский при нашей активности напрямую на убийство Кости выйдет? Полежать надо, полежать. А потом, когда я депутатом стану, за Китайца всерьез возьмемся. Я ни от чего не отказываюсь, Никита.
— Пойду, выпью, — решил Авила и направился к стойке. Бармен мигом налил сто пятьдесят. Взяв в правую руку стакан, в левую — тарелку с орешками, Авила встал, опершись спиной о стойку и уперся в Тарасова тяжелым взглядом. Тот не выдержал взгляда, поднялся, подошел.
— Мне пора, Никита. Мы договорились. Издержки я беру на себя.
Авила, не отрываясь от стакана, опрокинул в себя сто пятьдесят и похрустел орешком.
— А все-таки ты змей, Тарасов! — изрек бандит, гадливо скривясь.
Лепилов и Шевелев стояли у хлипкой двери на первом этаже замызганной пятиэтажки. Лепилов, опершись о косяк, устало толковал через закрытую дверь:
— Маргарита Егоровна, мы из милиции… из милиции! Ну, хотите, я под дверь свое удостоверение просуну?
Из-за двери раздался немолодой, но боевой старушечий голос:
— А зачем мне твое удостоверение? Нынче у каждого бандита удостоверение.
— Откройте же, поговорить надо, — едва не умолял Лепилов.
— Не открою! — стояла на своем бабка.
— Тогда мы во двор выйдем, а вы к нам спуститесь и там поговорим, — нашел вариант Шевелев.
— Никуда я не пойду! — отрезала старуха.
— Ну, тогда я вашу хилую дверь вышибу к чертовой бабушке! — взбесился Лепилов, почти уже готовый привести свою угрозу в исполнение.
— Попробуй, попробуй! — хихикнула вредная бабуся. — Ответишь за выбитую дверь-то! Наш участковый на тебя управу быстро найдет!
— А участковому вы откроете? — с надеждой спросил Лепилов.
Маргарита Егоровна немного помолчала, обдумывая вновь поступившее предложение.
— Вот ты приведи его, а там посмотрим! — вынесла она наконец свой вердикт.
— Шевелев! — прорыдал Лепилов. — Будь другом, отыщи ты его! Время, время! Нам Никольский головы поотвинчивает. А я здесь посижу, покараулю, а то эта бабка еще смоется куда-нибудь.
Шевелев по лестнице ссыпался вниз, а Лепилов уселся на ступеньках.
— Шпана и есть шпана! — раздалось из-за двери. — Бабка я ему, видите ли!
… — Что ж вы, Маргарита Егоровна? — строго спросил участковый лейтенант. — У товарищей срочное и важное задание, а вы их в дом не пускаете.
Вчетвером они сидели за круглым столом с кружевной скатертью.
— Да как же теперь чужого в дом пускать! — объясняла Маргарита Егоровна, этакий колобок лет семидесяти пяти. — С тобой я ничего не боюсь, а так — страшно.
— Спрашивайте, товарищи, — милостиво разрешил операм участковый.
— Вы, Маргарита Егоровна, являетесь владелицей автомобиля «Ауди», — осторожно начал Шевелев. — Где сейчас ваша машина?
— Какая машина? Нет у меня никакой машины, — удивилась старушка.
— Ну как же!… — Шевелев был само терпение. Он достал из кармана листок. — Вот справка из ГИБДД. Машина у вас «Ауди» девяносто девятого года выпуска.
— Так это не моя машина! — обрадовалась Маргарита Егоровна. Не так проста она была, как хотела казаться. — Мой бывший сосед Костик Кузьмин за приятеля своего просил, банкира, который не хотел, чтобы за ним лишний автомобиль числился. Вот я и дала доверенность на покупку.
— А потом еще одну — на вождение, да? — не выдержал Лепилов.
— Да уж и не помню я! — отмахнулась бабуся.
— Ну, а фамилию банкира помните? — напирал Лепилов.
— Куда уж мне, все забываю… — жалостно потупилась старушка.
— Нотариальную контору, где два раза были, хоть помните? — без всякой надежды на положительный ответ спросил Шевелев.
— Помню, помню, как же! — обрадовался вдруг колобок женского пола. — На Профсоюзной!
— Тогда собирайтесь, Маргарита Егоровна, поедем на Профсоюзную, — устало и облегченно вздохнул Лепилов.
У нотариуса дело пошло полегче, но тоже не без завихрений. Эффектная дама, строго постукивая указательным пальцем по столешнице модернового стола, холодно сказала:
— Но существуют этические нормы, определяющие наши взаимоотношения с клиентами. Мне как юристу крайне неудобно…
— И нам как юристам крайне неудобно выступать перед вами в качестве просителей, мадам! — Лепилов был на пределе. — Один из ваших клиентов обоснованно подозревается в организации тягчайшего преступления, а вы нам про этические нормы!
— Вас не затруднит быть хотя бы элементарно вежливым? — произнесла крайне воспитанная мадам-нотариус тоном завзятого ментора.
— Постараюсь, — Лепилов заставил себя улыбнуться. — А вас не затруднит дать нам необходимые сведения?
— Только под полную вашу ответственность, — частично сдалась мадам. Развернувшись на вращающемся стуле, она оказалась лицом к картотеке и — о чудеса техники! — безошибочно извлекла нужную папку. Крутанулась обратно к столу, раскрыла папку и извлекла из нее копию доверенности. — Здесь все данные: фамилия, имя, отчество.
Лепилов торопливо прочел вслух:
— Самойлов Лев Константинович. Садово-Черногрязская… Какой, к черту, Самойлов?!
— Миша, может, вторые документы? — подсказал-напомнил Шевелев, сидевший здесь же рядом с Маргаритой Егоровной.
— Господи, совсем от этих баб ошизел! — Лепилов потряс головой и, осознав, что сказал, поспешно извинился: — пардон, мадам! — Потом быстренько достал из кармана фотографию и положил на стол. — Это он?
Брезгливо, одним пальцем развернув фотографию к себе, мадам засомневалась:
— Вы должны понять, наша клиентура настолько велика, что лица мелькают, как в калейдоскопе… Может быть, и он…
Забытая всеми Маргарита Егоровна прорвалась наконец к столу. Мгновенно схватила фотку и, отведя ее от дальнозорких глаз, закричала:
— Он, точно он! Лев Константинович!..
— Ох, и жох твой цыганский барон! — войдя к Никольскому, сказал Беляков.
— Все уладили, Виталий Петрович? — с приятной улыбкой подчиненного спросил Никольский.
— Не уладил, а совершил должностной проступок, — важно поправил его Беляков и тут же успокоил сам себя: — Ну, да ладно, все равно увольняюсь, — и опять вспомнил цыгана: — Ну, прохиндей цыганский, ну, ловчила!
— Ему по рангу положено, — ухмыльнулся Сергей. — Барон все же.
— Так-то оно, конечно, так! — согласился Беляков. — Но ты думал, что его до донышка выскреб, а он до самого конца, пока эти бабы на волю не вышли, кое-что при себе держал.
— Но вы-то доскребли? — Никольский продолжал улыбаться.
— Сам отдал. И действительно важное для тебя, — заявил Беляков теперь уже совершенно серьезно.
— Что, если не секрет? — сразу напрягся майор.
Подполковник опять повеселел.
— У меня секретов нет, слушайте, детишки! Папы этого ответ помещаю в книжке, — радостно процитировал Беляков. — У хитрована этого цыганский номер «Борза» был записан. А цыганский этот номерок полностью совпал с номером автомата, из которого застрелили сутенера.
— Вы официально запротоколировали, Виталий Петрович? — заволновался Сергей.
— Будь уверен, запротоколировал, — успокоил его Беляков. — При свидетелях, все чин чинарем. Теперь ты должен взять Авилу!
— Его сначала обнаружить надо…
Но обнаружить Авилу удалось довольно быстро. Не знал бандит о показаниях цыгана, потому и жил легально, не скрываясь. Вычислить его оказалось делом несложным даже в таком большом городе, как Москва.
…Беляков подошел к окну, глянул на дневной мир, спросил:
— Как там твои?
— Обложили и пока наблюдают, — доложил Никольский.
Не оборачиваясь, Беляков устало покряхтел.
— Эхе-хе, — потом помолчал и признался: — Тоска, брат, тоска. Нет, я все правильно решил, но здесь-то второй дом. Да и эти меня разве за боевые заслуги берут, за сыщицкий талант? Из-за связей моих они меня пригласили. Скучная у мена там будет жизнь…
Его перебил телефонный звонок.
— Да, — сказал в трубку Никольский и нажал кнопку громкой связи, чтобы Беляков слышал разговор. — Докладывай, Лепилов.
— В квартире двое, Сергей Васильевич, — раздался в кабинете чуть искаженный динамиком голос Миши.
— Авила там? — мгновенно напрягся Никольский.
— Один вроде похож… — засомневался Лепилов. — Но с уверенностью сказать не можем. Точка наблюдения в двух метрах от их окон. Бинокль — он, конечно, бинокль, но вот если бы фээсбэшную оптику нам…
— Без лирики, Миша! — посоветовал Сергей. — Что они делают?
— Судя по всему, водку пьют.
Беляков слушал внимательно и с какой-то тоской во взгляде. Понимал подполковник: возможно, сегодняшняя операция — его последняя операция по задержанию преступников. Уходит он из сыска… А ведь сыск — это вся его жизнь. И расстаться с ним для настоящего сыскаря — почти то же самое, что потерять руку или ногу…
— Теперь про квартиру, — продолжал допытываться Никольский. — Двери, планировка, подходы.
— Дверь деревянная, старая, с обычными замками. Пообщались с соседкой, она говорит, что все осталось, как при старых хозяевах. В общем, дверь на один хороший удар молотком. Квартира трехкомнатная. Две комнаты слева по коридору, сортир и ванная — справа. Большая комната, где они сейчас выпивают, прямо напротив входа. Весьма удобно, шеф.
— Ждите, я буду через двадцать минут. — Никольский положил трубку.
— Дело твое, Сережа, но я бы взял их сейчас, — не приказал, а именно посоветовал Беляков. — Расслабились они после водочки. Днем все-таки безопаснее.
— Вот и я так думаю, — Никольский поднялся, взял пистолет из ящика стола, сунул его в наплечную кобуру под пиджак. — Виталий Петрович, а что, если и вы с нами? Последняя гастроль, а?
— Стар я для гастролей, — отмахнулся подполковник. — Ни пуха, ни пера!
— К черту! — Никольский выскочил из кабинета.
Деревянная входная дверь с оглушительным грохотом саданулась о стену коридора, и трое в камуфляже с автоматами на изготовку ринулись в комнату напротив. Ворвавшись туда, они застыли на пороге, наводя стволы внутрь помещения. Старший из камуфляжников рявкнул страшным голосом:
— На пол! Руки за голову!
Успевшие вскочить на ноги из-за журнального столика двое здоровенных парней покорно улеглись ничком. Двое не менее здоровенных омоновцев уселись на хребты задержанных и защелкнули наручники на их запястьях.
В комнату не торопясь вошел Никольский, вежливо попросил:
— Переверните их, пожалуйста.
— Мы и сами перевернемся! — прохрипел один из парней и перекатился на спину. — Мы перевернемся, а вы со своих мест опрокинетесь — за беззаконие!
— Нету Авилы, — грустно констатировал Никольский, разглядев выразительные фейсы задержанных. — А вот этот, крикун, действительно на него похож. Брат, что ли?
— Какой еще брат? — нахально ответил крикун. — Я кругом сирота!
Он уже не интересовал Никольского, который сказал стоявшим за его спиной ребятам из своей команды:
— Вам полчаса на обыск. А я пока свежим воздухом подышу.
— За полчаса не управимся, — возразил Лепилов.
— Управитесь, потому как, скорее всего, ни хрена здесь нет! — Сергей был расстроен. Надо искать Авилу. Где?..
…Повертев в руках яркие томики детективов в книжном магазине, Никольский неспешно вернулся во двор громадного дома сталинской постройки. Осмотрел свою «Оку», подергал ручки дверец и, удовлетворенный, направился к подъезду, где уже активно гужевалась компактная толпа. Местный народец, заметив служебные милицейские автомобили, кучковался в ожидании представления.
Первыми вышли из подъезда Лепилов с Климовым.
— Что-нибудь нашли? — из вежливости спросил Никольский.
— Да ничего особенного, — начал было Лепилов, но Климов перебил:
— А это? А это что? — Он показывал нечто, завернутое в промасленную тряпку. — Ничего особенного, да?
— Все-таки что же это? — Никольский с улыбкой смотрел на Климова.
— Как что? — несказанно удивился Климов невежеству начальника и тут же торопливо развернул тряпицу. — Запасной магазин к автомату «Борз»!
— Он его за унитазом в сортире нашел и чрезвычайно этим гордится, — с улыбкой сказал Лепилов.
— Запротоколировали? — для порядка поинтересовался Никольский.
— Все как положено. При двух понятых, — с чувством исполненного долга доложил Климов, явно огорченный вялой реакцией шефа.
Вывели, наконец, стреноженных парней. Спокойно шли парни. Увидев толпу, предполагаемый брат Авилы вдруг растворил пасть и заорал рыдающе:
— Люди! Граждане! Менты беззаконие совершают! В квартиры врываются, безвинных хватают! Магазин от автомата подкинули, чтобы нам убийство пришить! Магазин от какого-то автомата!
Никольский, наблюдавший за толпой, позвал полушепотом:
— Лепилов! — глянул на Лепилова и передумал. — Нет, ты слишком приметный. Где Шевелев и Вешняков?
— Здесь мы. — Из-за спин омоновцев вышли Шевелев с Вешняковым.
— Видите человечка, который к арке направляется? — И кивком указал на неприметного гражданина, который лениво шел со двора. — Хвостами за ним! Упустите, засветитесь, я не знаю, что с вами сделаю! Живей, живей! Вас на моей машине Лепилов страховать будет!
Все понявший Лепилов принял ключи, а Шевелев с Вешняковым вслед за гражданином направились к арке. Хорошо шли, бездельно, беззаботно.
Братан продолжал громогласно жаловаться общественности:
— Не менты, а шайка беспредельщиков! Хватают без санкции на арест, творят, что хотят! Нас в квартире ногами били! А в черном «воронке» до смерти забьют! Убивают! Убивают!
— Кто тебя убивает, скот? — тихо спросил приблизившийся к задержанному Никольский.
— Ты, милицейская падла, ты!
И он яростно лягнул Сергея. Точнее попытался лягнуть. На этот раз Никольский не отпрянул, как в случае с Вовчиком, а ушел в сторону и, сделав шаг вперед, ударил бандита в открытую челюсть. Не то братан хрюкнул, не то челюсть хрустнула. Громогласный борец за законность мягко приземлился на тротуар.
Сильно взопревшие Эдип и Антигона кланялись и кланялись. Великодушный премьерный зрительный зал вызывал античную пару бессчетно. Не старый еще господин в седых кудрях и бороде, аплодируя, снисходительно поведал в ухо стоявшего рядом с ним Никольского:
— Милая и даже обаятельная, но, я бы сказал, малоубедительная трактовка мифа. Противоестественная модернизация — болезнь нынешнего театра. Вы не находите?
— Позвольте вам возразить. Даже такой знаток Эллады, как Юрий Кук, излагал в своей популярной книге историю Эдипа по трагедии Эсхила, потому что других источников просто не существует. А вы можете дать гарантию, что Эсхил не модернизировал мифы? — продолжая аплодировать, вальяжно ответил Никольский. Был он на премьере хорош: в ладном вечернем костюме, на крахмальном пластроне — галстук-бабочка.
— Оригинально. Весьма оригинально, — оценил ответ волосатый господин. — Вы эллинист?
— Скорее криминалист.
Волосатый посмеялся, отдавая должное забавной шутке.
В последний раз поклонившаяся Антигона отыскала взглядом в третьем ряду Никольского, встретилась с ним глазами и лихо подмигнула ему. Вовсе не по-древнегречески.
По фойе в броуновском движении бездумно перемещалась сотня избранных, приглашенных на банкет. Звучали тихий говор, тихий смех, журчание и переливы интеллигентных голосов.
— Здравствуйте, Сергей Васильевич! — раздалось за спиной Никольского. Он обернулся и увидел высокого стройного элегантного господина.
— Здравствуйте, Борис Николаевич, — сдержанно ответил Сергей.
— Я-то не знал, с какого бока и подойти к вам, — улыбался приветливо Китаин. — А вы, оказывается, меня знаете.
— Кто же не знает господина Китаина? Китаин и в телевизоре, Китаин и в газетах, Китаин и на магазинных вывесках. Правда, на вывесках закамуфлированный Китаин.
Сергей ерничал, но ерничал совсем слегка, дабы, не дай Бог, не оскорбить влиятельного бизнесмена-преступника. А впрочем, кто из крупных бизнесменов не преступник? Нет таких — что у нас, что за океаном…
— А неплохо придумано, правда? — Китаин открыто радовался своей выдумке. — Китаин Борис. Сокращенно Кибо. Покупатель видит такое на вывеске и задумывается. Кибо — кто он? Француз или японец? И для разрешения этого вопроса в магазинчик-то и зайдет.
— Вы психолог, Борис Николаевич, — саркастически польстил дельцу Никольский.
— Я бизнесмен! — с достоинством парировал тот. — Кем только не должен быть бизнесмен… Экономистом, педагогом, философом, лингвистом, графологом, криминалистом…
— Криминалистом? — удивился Никольский, услышав недавно произнесенное им слово.
Китаин — веселый человек — опять рассмеялся.
— Я случайно слышал ваш разговор с профессором Уваровым, который принял вас за серьезного эллиниста. Значит, вам иногда необходимо быть эллинистом. Вы эллинист, а я криминалист. Только между нами огорчительная разница: вы серьезный эллинист, а я плохой криминалист.
— И как вас понять? — спросил Никольский.
Неспроста предприниматель говорит это, ой, неспроста, решил Сергей. Покупать будет? Вряд ли, не так он глуп. Тогда что?..
— Судьба, стечение обстоятельств, счастливая случайность — не знаю, но получилось так, что все мои основные интересы на вашей территории, Сергей Васильевич, — Китаин слегка поклонился. — И вы, и я, пожалуй, более всех заинтересованы в строжайшем соблюдении порядка на нашей земле…
— На вашей? — удивился Никольский.
— На вашей, на вашей! — поспешно поправился Китаин. И тут под пиджаком у Никольского зазвенело. — Неужто свершилось, и нашу милицию наконец-то оснастили сотовыми телефонами? — искренне удивился Китаин.
— К сожалению, нет, Борис Николаевич. Это вещдок, которым я незаконно пользуюсь. Извините, — Никольский извлек из внутреннего кармана пиджака трубку и, развернувшись, направился к выходу.
— Надеюсь, мы еще потолкуем? — крикнул вслед Китаин.
— Обязательно! — вполоборота уверил его Никольский.
Он шел, все быстрее и быстрее, а говорил в трубку только одно:
— Да. Да. Да.
Пожилая, изысканно театральная дама, мимо которой он промчался, горестно поведала своему столь же театральному спутнику:
— Телефон в театре! Ох уж эти новые русские! В голове только деньги, деньги, деньги!
— Куда едем? — спросил Никольский у Климова, который был за баранкой «газона».
— В Левшинский. Там гостиница частная, — быстро ответил оперативник.
— А… знаю, — припомнил Сергей. — Где остановимся?
— В Плотниковом… — полувопросительно предложил Климов.
— Из гостиницы не будем просматриваться? — насторожился майор.
— Вы меня за неумного держите, Сергей Васильевич, — возмутился — впрочем, совсем чуть-чуть — Климов.
«Газон» остановился, не доезжая до закругленного угла Левшинского переулка. Выйдя и захлопнув дверцу, Климов сообщил:
— Я пойду.
— Куда? — поинтересовался Никольский, тоже выбравшийся из машины.
— У нас с Паршиковым пост во дворе гостиницы, — пояснил Климов.
— И старика задействовали! — удивился Никольский.
— Почитай, все отделение на ногах, — важно сказал Климов. — Я пойду?
— Иди и помни: надо все сделать, чтобы взять Авилу живым, — сказал Сергей озабоченно.
Оперативник удалился. Никольский постоял, послушал ночную Москву и направился в Левшинский. Он прошел мимо шикарной частной гостиницы, имевшей в своем облике что-то интимное, во дворик жилого дома Вахтанговского театра. Лепилов ждал начальника, сидя на скамейке в позе слегка выпившего бонвивана на отдыхе.
— Подробности, — скомандовал Никольский, присаживаясь рядом.
— «А из зала мне кричат: „Давай подробности!“ — спел Лепилов из Галича и поспешно, чтобы отец-командир не успел осудить за развязность, приступил к докладу: — Мужичок, на которого вы нам указали, таскал нас по Москве целый день, никуда, в общем-то, не заходя. Пообедал, правда, в аргентинском ресторане у Павелецкого. Дважды звонил по телефону. Эти разговоры услышать не удалось. Ну, а в восемнадцать тридцать семь зашел в гостиницу и уселся в вестибюле, где и сидит до сих пор, журнал „Совершенно секретно“ читает. В двадцать два сорок шесть в вестибюле неожиданно появился Авила. В номере его до этого не было, мы проверили. Через главный вход он пройти не мог, там дежурили Шевелев с Вешняковым.
— Черным ходом прошел? — недовольно уточнил Никольский.
— Совершенно верно, — виновато кивнул Лепилов. — Там я водилу с «газона» поставил, а он по неопытности Авилу не срисовал. В вестибюле Авила говорил с тем мужиком. Поговорил четыре минуты и поднялся к себе на четвертый этаж. В апартаменте живет, сучий сын, под своей настоящей фамилией. Я вызвал всех, кто в отделении был, и обложил гостиницу. Потом позвонил вам. Все. Когда будем брать?
— На выходе, — распорядился Сергей. — В апартаментах заблудиться можно, и он наверняка успеет пушку выхватить.
— А если он не выйдет? — осторожно поинтересовался Миша.
— Его этот мужичок вызовет, если вы с ним убедительно поговорите, — усмехнулся майор. — И позаботься, чтобы Шевелев и Вешняков коридор четвертого этажа перекрыли.
… — Интересный журнальчик? — благожелательно спросил у мужика Никольский. Тот дернулся, выскочил из кресла, но могучий Лепилов схватил его, скрутил, завалил на богатый гостиничный ковер…
…Авила собирался. Он укладывал самое необходимое в спортивную сумку. Не в спальне он это делал, не в гостиной и даже не в гардеробной. В прихожей, прямо у двери в номер. Он, видимо, не успел переодеться и трудился в смокинге, в лаковых штиблетах. Трудился и прислушивался. И вдруг услышал нечто. Рывком он оказался в кабинете у телефона и поспешно набрал три цифры.
— Администратор?! Вы же говорили, что на моем этаже никто не живет! А за стеной шум, треск слышу. Как никого?! Откуда тогда шум?! — Авила бросил трубку.
… — Он ребят просек! — крикнул Никольский. — Где группа захвата?
— На третьем этаже, — ответил Лепилов.
— Да брось ты этого говнюка! — рявкнул Сергей, кивнув на мужика, прижатого Лепиловым к ковру гостиничного холла. — Придется брать в номере! Наверх!
Никольский рванул к лестнице. Лепилов отшвырнул своего пленника и кинулся вслед за начальником.
… — И долго нам еще здесь кантоваться? — спросил даже не у Паршикова, а вообще спросил Климов. Они дежурили во дворе.
— Я думаю, скоро его возьмем. Никольский что-нибудь придумает, — не Климову — себе ответил Паршиков. Он привычно глянул на выходящую во двор стену гостиницы и вдруг зашипел яростно: — Смотри!
По балконной балюстраде осторожно, как канатоходец по канату, ступал черный человек. Климов выхватил из-за пазухи пистолет и бросился к стене с криком:
— Стоять! Ни с места!
Человек с конца балюстрады уже тянулся к пожарной лестнице.
…В апартаментах группа захвата, Никольский и Лепилов стояли в растерянности: Авилы нигде не было. И вдруг услышали выстрел со двора. Никольский распахнул балконную дверь и заорал вниз:
— Не стрелять!
Но было уже поздно: Климов выстрелил во второй раз. Он не попал, пуля щелкнула рядом с головой Авилы, но твердые брызги облицовки ударили бандита по глазам. Потеряв равновесие, Никита замахал руками и рухнул вниз.
…Никольский в своем вечернем пиджаке, с галстуком-бабочкой стоял над распластанным на асфальте Авилой, рассматривая смокинг, пластрон, галстук-бабочку, закатившиеся глаза, разбитый затылок…
Джентльмен склонился над джентльменом. Внезапно Никольский оглянулся и встретился взглядом с Климовым — тот не выдержал взгляда шефа, отвернулся…
…В вечернем костюме, уронив голову на бабочку, Сергей спал в кресле у себя дома, перед включенным телевизором, который уже ничего не показывал. Разбудил Никольского звонок в дверь. Он моргнул, ничего не соображая, зевнул, лязгнул зубами и пошел в прихожую. Милиционер не должен бояться, он и не боялся, спросил только, открывая:
— И кого это черти носят?
— Меня! — звонко сообщила из-за двери Анна, а когда дверь открылась, добавила: — Но не черти, а боги. Греческих цариц боги носят.
— Который час? — сонно поинтересовался Никольский.
— Где-то около четырех, — ответила Анюта. — Только что банкет закончился. Для меня. А для тебя он как раз начинается.
Она легонько отстранила Никольского и прошла в столовую-кабинет, поставила тяжелую сумку на пол, скинула на кресло легкий плащ и оказалась в вечернем платье.
— Как ты меня нашла? — тупо спросил Никольский.
— А еще сыщик! — Анюта уже доставала из сумки коробки с закусками, пакеты с бутербродами, бутылки. — Наш Адам Андреевич твой адрес знает, в отделении по телефону ответили, что ты домой направился. А внимательный господин Китаин меня на лимузине подвез.
Никольский заспешил на кухню за бокалами и приборами, а Анюта подошла к книжному шкафу, за стеклом которого был женский портрет. За ее спиной зазвенели ножи-вилки. Не оборачиваясь, она спросила:
— Дама сердца?
— Бывшая. Даже скорей, отбывшая, — без надрыва, с привычной светлой грустью — отголоском давно отболевших душевных ран — ответил Сергей.
— И куда она отбыла? — полюбопытствовала Анна.
— В Париж. В ЮНЕСКО трудится, — спокойно сообщил он.
— Ну и Бог с ней, — решила Анюта. — Давай начнем?
… — Ты в бабочке, а я декольте. Завтрак аристократов, — девушка подняла рюмку. — За что выпьем, Сергей?
— За здоровье присутствующих дам! — провозгласил Никольский и поднял свою. Выпили, помолчали. Анюта не выдержала:
— О чем думаешь, сыщик неустанный?
Никольский расплылся в улыбке:
— О тебе, Анюта, исключительно о тебе. С премьерой! Ты была замечательна.
Сергей взял руку девушки и галантно поцеловал. Не отпуская ее, он обнял Анюту за талию и произнес только одно слово: — Вальс!
Никольский плавно повел свою даму в вальсе без музыки. Анюта смотрела на него с нескрываемым интересом…
— …Кружится, вертится шар голубой,
Кружится, вертится над головой, — полудекламировал, полунапевал Сергей, танцуя с Анютой.
И как будто зазвучала здесь хорошо знакомая мелодия…
— Крутится, вертится — хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть…
