Арнаутов и Прилуков
Артанутов проснулся, когда часы в гостиной пробили два раза.
Сквозь задвинутые портьеры пробивался слабый свет зимнего дня.
Арнаутов сбросил одеяло, сел на диване.
Лохматый, небритый, нечесаный, в несвежем белье.
В квартире тихо. Жена в театре, сын в летной школе.
Он закурил, закашлялся и долго отплевывался прямо на ковер.
Потом натянул вытертый халат и пошел на кухню.
В прихожей проснулся звонок.
Арнаутов подошел к двери.
– Кто там?
– Павел Сергеевич, Вам письмо из Стокгольма.
– Из Стокгольма?
Арнаутов суетливо открыл дверь.
На пороге стоял Прилуков.
– Разрешите войти?
– Прошу, прошу. Я по-домашнему, только встал, всю ночь работал.
– Позвольте представиться, Миронов Андрей Ильич, из Наркомата торговли. Был в Европе по торговым делам Республики и в Стокгольм встретил Дмитрия Львовича Рубенштейна…
– Как он?
– Процветает. Вот, – Прилуков достал из кармана письмо, – это Вам.
Дрожащими руками Арнаутов вскрыл конверт, быстро прочитал письмо.
– Как же так, он просил передать «Сашеньку» при личной встрече.
– Как я понял, обстоятельства изменились.
– Но я собирался…
– Купюра нужна срочно, завтра выезжаю в Стокгольм и передам ее владельцу.
– А если я не отдам?
– Павел Сергеевич, тогда вместо меня придут нанятые Рубенштейном люди. Вы знаете его и догадываетесь, что будет с Вами и с Вашей семьей.
– Знаю, – ответил Арнаутов.
Он пошел в кабинет.
Прилуков за ним.
Арнаутов открыл шкаф, вынул несколько книг, достал черный бумажник и вытащил из него синюю двадцати пяти рублевку.
– Прошу, – он протянул ее Прилукову.
Тот аккуратно взял купюру, вынул из кармана записку, сверил цифры.
– Она? – зло спросил Арнаутов.
– Она.
– Зачем она Рубеншнейну?
– Поведаю Вам тайну. Купюра, скажем так, ключ к оному из банковских сейфов. Ценности, находящиеся в нем, отдадут, только если Рубеншнейн предъявит ее.
– Значит, он зазывал меня в Ригу ради этого.
– Конечно. Он состряпал письмо из издательства, чтобы власти оформили Вам визу.
– А мои книги, собрания сочинений?
– Ложь. Рубенштейн как был биржевым зайцем, так им и остался.
– Значит, никакого собрания не будет? – Арнаутов обессилено сел на дива.
– Не будет, – сказал Прилуков и вышел.
Хлопнула входная дверь.
– Не будет… Не будет, – повторял Арнаутов, сжавшись на диване.
Потом он встал и вышел из кабинета.
Вернулся с бельевой веревкой в руках.
Сел к столу.
Крупно написал на листе бумаги: «Ложь. Мразь. Будь проклята такая жизнь».
Встал и начал прилаживать веревку к крючку люстры.
