ЧК.
Манцев закончил читать бумагу Штальберга, сделал в тексте пометки красным карандашом и поднял телефонную трубку.
– Это Манцев… Соедини-ка меня с Феликсом Эдмундовичем… Феликс Эдмундович, доброе утро, Манцев беспокоит. Я бы мог зайти к Вам по важному делу… Прямо сейчас… иду.
Дзержинский стоял, прислонившись спиной к печке-голландке.
– Вы садитесь, Василий Васильевич, не обращайте на меня внимания, спина очень болит. Так что у Вас?
Манцев протянул листки, исписанные Штальбергом.
Дзержинский читал быстро, словно схватывая самую суть.
– Курите, не стесняйтесь.
Он продолжал читать. Потом взял одну страницу и еще раз внимательно просмотрел ее.
– Вы подчеркнули, Василий Васильевич, самую суть откровений этого добровольца-охранника. Каковы предложения? Впрочем, я догадываюсь. В Вашей папке лежит проект вербовки и обязательство Штальберга работать на нас. Так?
– Так.
– Что же Вы ему хотите поручить?
– Работу с интеллигенцией. Писатели, актеры, художники, журналисты.
– А зачем, этот контингент у нас достаточно хорошо оперативно прикрыт. А потом Вы обратили внимание, насколько близко Штальберг прикоснулся к немецким деньгам, вполне возможно, он знает больше чем пишет.
– Возможно.
– А нужен ли нам такой свидетель… да еще хороший журналист?
– Я как-то не подумал, товарищ председатель.
– И напрасно. Меня заинтересовала его встреча с Саблиным. Человек, которого Троцкий грозился расстрелять, вдруг появляется в Москве, в форме командарма, с адъютантом и охраной, шляется по кабакам, кутит, и почему-то интересуется ценностями Мамонта Дальского и Митьки Рубинштейна. Зачем ему деньги. Зимой мы покончили с Кронштадтским мятежом, добиваем антиновщину в Тамбове. Эсеры подняли головы. Они готовят новые восстания, и Саблин прекрасная фигура, чтобы стать королем новой Вандеи.
– Но ведь товарищ Троцкий оказал ему огромное доверие.
– Троцкий, на мой взгляд, типичный политический авантюрист. Пока он в силе, но это ненадолго.
Дзержинский достал папиросу, долго разминал ее, прикурил:
– Вашего патриота-охранника вербовать не надо, пусть работает по Саблину, станет его тенью, а как закончим разработку, Блюмкин знает, что делать.