Пивная «Встреча»
Дым от дешевого табака висел под потолком пивной.
Страшное, гиблое место было пивная «Встреча».
Здесь играли в карты, сбрасывали краденое, пели и дрались московские уголовники, выгнанные с Хитровки.
Леонидов и Андрианов вошли в пивную и сразу же к ним подвалил человек в шелковой сиреневой рубашке и полосатых брюках, заправленных в лаковые сапоги.
– Господа богатые, купите Зильбер котелок «Мозер», с цепью.
– Носи сам, – резко ответил Андрианов.
– Не хотите заняться коммерцией, тогда с вас штраф – половина цены.
– Ты, Копыто, – сказал Андрианов, – совсем умишком тронулся, на кого прешь? Фраеры сюда не ходят.
Копыто пригляделся.
– Прощенья просим, господин Андрианов, давно не видел. Думал, померли Вы, ан нет, все при деле.
– Жив я, Копыто, и долго жить буду. Дел у меня много.
– Так мы что, мы Вам только здоровья да долгие годы желаем.
Из-за стойки вышел хозяин, которого в уголовной Москве прозвали «два Ивана».
– Почтенье, Орест Петрович, – он осторожно пожал руку Андрианову.
– Здравствуйте, господин Леонидов, большая честь для меня Вас принимать.
Он с силой сжал руку Леонидову.
Олег ответил.
Некоторое время они жали руки друг другу.
Зал затих, вокруг столпилась Хива, наблюдала за этим необычным соревнованием.
Хозяин первым убрал руку.
– Ну и ручка у Вас, господин репортер.
Он покачал головой.
– Уважаю.
– Да куда мне против Вас, Иван Иваныч.
– Ишь ты, и отчество наше знаете. Уважаю. Сивый на втором этаже вас ждет. Я приказал лучшее подать.
Они поднялись по лестнице на второй этаж.
На площадке некто в лаковых сапогах развлекался с проституткой.
– Да и запашок здесь, – сказал Леонидов.
– Не нравится, ходи в «Метрополь», – прохрипел кто-то невидимый.
Сивый ждал их в кабинете, стены которого были испещрены похабными рисунками.
Леонидов сразу же узнал его.
Высокий, седой, элегантный господин был завсегдатай бегов и частенько посещал «Домино».
– Что, Олег Алексеевич, не ожидали меня увидеть в этом притоне*
Сивый засмеялся.
– Честно, Глеб, не ожидал. Вы же говорили, что Вы с друзьями дипкурьеры.
– Мало ли что мы говорили. Другая у нас работа, совсем другая. Поэтому позвольте представиться заново – Глеб Алексеев, бывший студент-филолог Московского Университета, потом прапорщик, потом штабс-капитан, кавалер семи боевых орденов, чудом бежал от матросни в семнадцатом, потом бандит.
– Серьезная биография, – сказал Леонидов.
– А Вы не прогнозируйте, какое время, такая и биографии я. Давайте закусим, чем Бог послал.
Сели к столу.
Выпили. Закусили.
– Какое у Вас ко мне дело, Олег Алексеевич, я знаю. Господин Андрианов поведал мне о Ваших проблемах. Честно…
Глеб налил рюмку, выпил.
– Если по правде, – продолжал он, – то слова хранить все этой в тайне я никому не давал. Совесть моя чиста.
Глеб достал папиросу.
Закурил.
Затянулся глубоко.
И начал рассказ.
В июне это было. В июне восемнадцатого, Вы помните, какое это время – заговоры, голод, грабежи, беглые в трех конных переходах.
Однажды сторож Алексеевской больницы приносит мне письмо. Весточку печальную от моего фронтового друга, который мне жизнь спас, капитана Горомыслова. Он раненый, с ампутированной ногой лежит в больнице…
…Застиранные занавески были опущены, и в палате было мрачновато и жутко.
Горомыслов полусидел на кровати, подложив под спину подушки, пальцами придерживал уголки нижней рубашки.
– Здравствуй, Глеб, – прохрипел он.
– Здравствуй, Боря, как ты?
– Ухожу. Дня три мне осталось, как говорил наш батальонный фельдшер антонов – огонь. Только не надо уверений, что я жить будут, не надо. Я тебя по делу позвал, честь мою ты должен спасти.
– Что надо сделать?
– Я должен был отвезти в Тобольск драгоценности, их собрали аристократы Питербурга и Москвы для спасения императора. Мне княжна Ольга, ты ее помнишь, сказала, что спрятаны они в келье Зачатьевского монастыря. Мне провожатого дали – Литовского гвардейского полка подполковника Лисовского. Пришли мы…
Горомыслов замолчал.
– Короче, когда я саквояж с драгоценностями взял. Он меня и грохнул.
Монахи меня сюда привезли, да заодно за гвардейцем присмотрели. Я знаю, где он.
– Где?
– Лесная, дом Сыромятникова, пятый нумер.
Глеб встал.
– Ты только не умирай, Боря. Поживи до утра. Я все сделаю.
У подъезда дома Сыромятникова, ныне, судя по вывеске, «Жилкоммуна № 5», сидел сторож, в армяке и драной солдатской папахе.
Глеб подошел к нему, достал портсигар, угостил папироской.
Сторож понюхал ее, спрятал за ухо.
– Табак у тебя, гражданин, довоенный, осмоловский.
– Табак, папаша, неплохой, ты мне скажи, кто в пятом номере проживает.
– Мадам фон Графе, между прочем, знатная барыня, к ней вчера то ли брат, то ли сват, а может, полюбовник приехал.
– Вот это дело. Он мне-то и нужен.
– А я тебя, гражданин, пустить не смогу, не положено.
– Брось, дед, – засмеялся Глеб и достал из кармана пачку денег, – видишь «Катеньки», а не нынешние фантики. Ты сидишь тихо и получаешь десять «Кать».
– Одиннадцать, – хрипло выдавил сторож. – Сговорились.
Глеб достал деньги.
Старик вытащил из кармана армяка связку ключей, развязал узел веревки, снял три ключа.
– Держи, будешь уходить – отдашь.
Дверь открыли легко.
Из дальней комнаты доносились женские стоны и приглушенный крик:
– Так!.. Так Андрюша! Еще!
– Пошли, поможем, – Глеб достал пистолет.
Дверь в комнату распахнулась.
На громадной постели из карельской березы развлекалась пара.
– Вставайте, подполковник, – скомандовал Глеб, – труба играет сбор.
Лисовский вскочил.
– Кто? Зачем?
Глеб ударил его в лицо.
Подполковник упал, обливаясь кровью.
– Где ценности, сука?
– Ничего не знаю.
Лисовский постепенно начал приходить в себя.
Глеб подошел к кровати, откинул одеяло.
Женщина в ужасе завизжала.
– Мадам, если Вы не скажете, где саквояж, который принес Лисовский, я Вас застрелю.
– Не надо! Не надо! Он на кухне, в диване.
Глеб кивнул.
Один из его бандитов вышел на кухню.
И вернулся сразу же. В руках его был потертый коричневый саквояж.
Глеб открыл его.
Он был полон браслетов, перстней, портсигаров, ожерелий.
– Спасибо, мадам.
– Во видишь, гвардеец, как все просто.
Глеб поднял пистолет.
– А это тебе за Борю Горомыслова.
Он выстрелил Лисовскому в голову.
Повернулся и вышел.
Глеб сделал паузу.
Разлил водку.
– Не чекаясь, за упокой души Бори Горомыслова.
Выпили.
Закусили.
– Ну а что дальше? – спросил Леонидов.
– Дальше…
Глеб опять налил.
На кровати сидел, тяжело дыша, Горомыслов.
Глеб поставил саквояж на тумбочку.
– Я принес, Боря.
– А Лисовский?
– Уехал в штаб Духовника.
– Отлично. Возьми под подушкой реестр вещей и сверь их наличность.
Глеб взял реестр.
Расстегнул саквояж.
Высыпал драгоценности на одеяло соседней кровати.
Даже в тусклом свете лампы камни заиграли дьявольским огнем.
Он внимательно сверял драгоценности, ставя в реестре галочки.
– Все точно, Боря.
– Возьми за работу.
– Я не возьму.
– А твоим людям?
– С ними сам рассчитаюсь. Что бы будешь делать с драгоценностями.
– В коридоре сидит мой вольноопределяющийся. Он отвезет все это в Тобольск к полковнику Егину. За эти цацки он выкупит семью императора.
– Дай Бог, – Глеб перекрестился.
– А теперь прощай, Глеб, мне осталось совсем немного, зови моего человека.
Глеб вышел в коридор и увидел высокого статного парня в солдатской шинели.
Он только на секунду увидел его лицо.
Врач в конце коридора о чем-то разговаривал с сестрой милосердия.
Глеб подошел, щелкнул каблуком.
– Могу я Вас оторвать на секунду?
– Сделайте милость, порутчик.
– Штабс-капитан, с Вашего позволения.
Глеб достал пачку денег.
– Похороните его, как подобает. Заранее благодарен.
Глеб повернулся и пошел к двери.
За ним двинулись его ребята.
– Сейчас приедем ко мне и каждый получит свою долю, – сказал Глеб.
– Не надо, Глеб, за святое дело работали.
… За стеной заиграла гармошка, посыпались гитарные переборы.
Красивый баритон запел грустную песню.
– Это кто? – спросил Олег.
– Там налетчики гуляют, а это поет местная знаменитость – композитор, поэт и вокалист в одном лице – Иван Пугачев.
– В наших санях, под медвежью полостью…
– Черный стоял чемодан…
– Каждый своею рукою горячей…
– Щупал холодный наган.
– Впервые слышу эту песню, – сказал Олег.
Глеб засмеялся.
– Новые разбойники, новый эпос. Вы слушайте дальше.
А певец продолжал.
– Дверцы железные мягко раскрылись…
– Я не спускал с сейфа глаз…
– Деньги советские ровными…
– С полок смотрели на нас…
Глеб встал, посмотрел на золотые карманные часы.
– Прошу меня простить, но мне пора.
– Спасибо Вам, Глеб, – Леонидов протянул руку.
– Вы будете писать об этом?
– Конечно.
– Если будет меня упоминать, называйте штабс-капитаном.
– Я вообще избегаю писать о тех, кто дает мне информацию.
– А Вы напишите. Я не стесняюсь, что стал бандитом. В стране, которой управляют бывшие каторжники и немецкие шпионы, бандит – должность почетная.
Когда Леонидов и Андрианов подходили к двери, Глеб сказал:
– Кстати, полковник Егин не получил ценности о операция по спасению Николая П сорвалась.
– Не понял.
– Да потому что вольноопер присвоил себе это золото.
– Откуда Вы знаете? – спросил Андрианов.
– Я его часто встречал в «Домино».
– Не может быть, – удивился Олег.
– Может, все может. Он стал известным литератором, но главное не это. У меня чудовищная зрительная память. Так вот, Вы уж простите меня, Олег Алексеевич, он закрутил роман с Вашей бывшей дамой.
– Еленой Иратовой?
– Да. А два дня назад в Загородном у Автондила я видел ее с Леонтовским, на шее у нее было ожерелье, а на руке кольцо из тех, что я видел в больнице у Горомыслова.
– Значит, вольноопер это – …
– Я ничего не говорил, перебил Олега Глеб. – Делайте выводы сами.
Они стояли на улице – Андрианов и Леонидов, а из окна лилась грустная бандитская песня.
– Модно одетый…
– С букетов в петлице…
– В сером английском пальто…
– Ровно в семь тридцать…
– Покинул столицу я…
– Даже не глянув в окно…
