ОГПУ
Мартынов шел по коридору тюрьмы в сопровождении дежурного по отделению.
– В какой он?
– В одиннадцатой.
– Открывай.
Дверь распахнулась.
Леонидов лежал на нарах, положив руки за голову.
– Отдохнул? – спросил Мартынов.
– Немного.
– А хорошего много не бывает. Пошли.
Леонидов встал. Потянулся.
– Куда меня, в гараж?
– Типун тебе на язык.
В кабинете Мартынова на столе лежал знаменитый кастет и остальные вещи.
Леонидов взял портсигар, достал папиросу, закурил.
– Выпить хочешь? – спросил Мартынов.
– Еще бы.
Мартынов подошел к сейфу, открыл его, вынул бутылку водки и разрезанный пополам соленый огурец.
Разлил.
Себе поменьше, Леонидову полный стакан.
– Что так мало себе налил?
– Мне нельзя, Олег, через два часа дело очень сложное.
Они выпили.
Леонидов пожевал огурец, затянулся папиросой.
– Ну как, отпустило? – хитро прищурился Мартынов.
– Есть немного.
– Вот и славно.
– Бери свои вещи и дуй домой.
– А можно я позвоню?
– Татьяне?
– Да.
– Как хочешь, но я уже телефонировал ей, что ты скоро будешь.
– Спасибо, – Леонидов надел часы, – ну хоть бы гравировку посмотрели, что часы наградные от Реввоенсовета.
– А ей все равно.
– Яша, почему она меня ненавидит? Обложила сексотами, наружка за мной топает…
– Неужто срисовал?
– Еще бы. За мной ребята Евстратия Павловича Медникова ходили, и то я их срисовал. Скажи мне, Яша, что ей надо?
– Не знаю, Олег. Честное слово. Манцев тоже не ведает.
– Но ведь так жить нельзя.
– Дружок мой дорогой, в наше время все можно. Понимаешь?
– Нет.
– А я тоже не понимаю, но живу.
Леонидов взял бутылку водки, налил полстакана.
Выпил, занюхал рукавом.
– Яша, если бы не ты, не Манцев, мне нужно было бы бежать из Москвы.
– Ну это ты преувеличиваешь. Иди домой. Там тебя ждут.
