ОГПУ

В кабинете Манцев читал газету, выделяя что-то красным карандашом.

Заглянул секретарь.

– Василий Николаевич, пришли.

– Приглашай.

В кабинет вошли Глузман, Рослева, Мартынов.

Поздоровались, уселись у стола.

– Читали? – спросил Манцев, положив на стол газету, – я ее с карандашом прочитал. На грязные выпады в наш адрес Штальберга ответили многие, но Леонидов лучше всех. Он не варьировал цифрами, избежал лозунгов, он показал нашу жизнь такой, как она есть, с прекрасной перспективой на будущее.

– Я прочел статью, и, надо сказать, изменил свое отношение к Леонидову, – Глузман задумчиво постучал пальцами по столу.

– Быстро же Вы, товарищ Глузман, меняете свое мнение, не по-большевистски это, – резко сказала Рослева, – офицерик скинул кителек с погонами, надел пиджачок и стал пописывать красиво. А почему красиво?

Рослева обвела всех глазами.

– А потому, – продолжала она, – чтобы скрыть свою мерзкую сущность.

– До чего же ты, товарищ Рослева, офицеров не любишь, – сказал Мартынов.

– А ты, товарищ Мартынов, их обожаешь?

– Офицер офицеру рознь. Во время войны у нас на фабрике такую частушку пели:

Приятным баритоном пропел Мартынов.

Все, кроме суровой дамы, захохотали.

– Товарищи, это не серьезно.

Рослева вскочила:

– Товарищ Манцев, мы собрались обсуждать мой рапорт, а не песенки слушать.

– Давайте обсуждать, – Манцев достал из стола бумагу, исписанную мелким летящим почерком.

– Так вот, товарищ Рослева требует закрыть кафе «Домино». Так?

– Требую очистить этот притон. У нас есть отличные писатели большевики. Отдать это помещение под клуб пролетарских писателей.

– Значит, все интересующие нас люди разбредутся по разным местам, и нам придется осуществлять оперативный контроль вдвое, если не втрое, большими силами.

– Ради уничтожения врагов революции можно пойти на все, – резко ответила Рослева.

– А они не враги, – Мартынов постучал мундштуком папиросы по столу, – они еще во многом заблуждаются, но…

– Тоже мне, нашли заблудших овец… особенно, этого деревенского стихотворца, который читал свои вирши перед царской семьей. И, по донесению секретного сотрудника Повара, плакал, когда их всех ликвидировали.

– Товарищ Рослева, – подытожил Манцев, – давайте работать дальше. Нам нужны хорошие поэты, прозаики, драматурги, журналисты.

– Хорошо, если Вы считаете, что эти люди нужны рабочему классу, я не буду добиваться их ареста, но позвольте мне продолжать разработку Леонидова.

Все с интересом посмотрели на Рослеву.

– Основания? – спросил Глузман.

– Моя интуиция большевика и недоверие к нему.

– Хорошо, – Манцев взял газету, свернул, положил в ящик стола. – Только аккуратно, этот человек нам очень нужен.

– Он ничего не заметит.

– Ну что же, на этой торжественной ноте и закончим нашу беседу.

Манцев встал.