МОСКВА. Август

Начальник МУРа внимательно прочитал рапорт Муравьева. Подчеркнул красным карандашом то место, где говорилось о столкновении Кострова с патрулем, и написал наискось: «Тов. Парамонову. Муравьеву поставить на вид. Думать надо». Действительно, глупо начинать операцию, не предусмотрев такой мелочи. Конечно, ничего страшного не случилось, даже наоборот, версия Кострова в глазах «игроков» стала еще более прочной, да и вел себя Мишка, конечно, правильно, четко сориентировавшись в обстановке. Но все равно Муравьеву надо указать. Пусть учится, как следует учится. Быть настоящим оперативником совсем не значит стрелять хорошо да задерживать. Вон Муштаков работает, как шахматист, психологию изучает. Но тем не менее, понимая достоинство Муштакова, начальник все равно ценил в сыске элемент риска, силы, напора. Он пришел в розыск в те далекие времена, когда смелость и хладнокровие были самыми главными качествами агентов угро, когда не было никакой техники, кроме наганов, а эксперты в лучшем случае могли установить время наступления смерти.

Отложив рапорт Муравьева, он ознакомился с бумагой, присланной из отделения Муштакова, ознакомился и еще раз удивился необыкновенной четкости и организованности этого человека. По данным наружного наблюдения Муштакову удалось установить, что «сутулый» был неким Фоминым Сергеем Сергеевичем, крупным мошенником и скупщиком золота. Оперативными данными подтверждалось, что именно с ним и был связан Володя Гомельский. Таким образом, пока все развивалось точно по плану.

На столе звякнул внутренний телефон.

— Да.

— Товарищ начальник, — доложил Осетров, — донесение от Данилова.

— Давай.

«Молодец, вот молодец! Как всегда, не торопясь, но точно в срок». В спецсообщении не было никаких подробностей, но начальник знал точно, что база банды блокирована, что ее участники находятся под пристальным наблюдением и что взяты они будут с наименьшими потерями и, желательно, живыми. Начальник поднял телефонную трубку:

— Муравьева ко мне.

Игорь появился минут через десять. Вошел, доложил по форме, вытянулся у порога.

— Что стоишь? Вырасти хочешь? Хватит уже, эко вымахал. Садись. Ну, чем порадуешь?

— Жду данных.

— Жди, а вот Данилов вышел на банду, брать ее будет.

— Вышел? — обрадованно спросил Игорь.

— Вышел. Но это ничего не значит, ты свое дело делай. Гомельского хоть из-под земли, а представь мне.

— Вы так говорите, товарищ начальник, будто я ничего не делаю.

— Если бы ничего не делал, я бы тебя давно уже из угрозыска уволил. А дело я с тебя требую, на то я и начальник. Где Костров?

— Гуляет по рынку.

— Один или с Зоей?

— Один.

— Страхуете его?

— Тремя группами.

— Серьезно. Прямо как коронованную особу. И долго он с бытом Тишинки знакомиться собирается?

— Это как повезет.

— Ох и смел ты, Муравьев, не по чину смел.

— А у меня другого выхода нет.

— Что ты думаешь делать дальше?

— Хочу туда поехать.

— Не надо. Ты операцией руководи. Получай данные и решения принимай. Помни, что ты не просто старший уполномоченный, а руководитель операции. Так-то. Привыкай. Руководить — наука трудная, если делать это как следует.

И опять зазвонил телефон. Начальник снял трубку, молча выслушал, потом поманил пальцем Муравьева:

— Это тебя.

— Меня? — удивился Игорь.

Начальник протянул ему трубку.

— Игорь Сергеевич, — голос Муштакова звучал приглушенно, — мне только что передали: Костров находится в пивной на углу Большого и Малого Кондратьевских переулков, только что к нему подошел Фомин.