Данилов
Светало медленно. Неохотно приходил день на осеннюю землю. Когда вездеход выехал из городка, стало еще темней, вдоль дороги плотной стеной стоял лес.
О том, что в трех километрах от города нашли труп, сообщил в райотдел инспектор ОРУДа старшина Колосков. Вездеход бойко мчался по разбитому асфальту, и наконец Данилов увидел красную светящуюся точку.
Старшина Колосков подавал сигнал.
Вездеход остановился рядом. Старшина в сером дождевике поверх шинели, в низко надвинутой фуражке подошел к машине:
– Товарищ полковник…
– Ты, Колосков, – Данилов открыл дверцу, обтянутую брезентом, – сразу скажи, как труп обнаружил.
– Не я нашел, а Проша.
– Кто?
– Пес наш. Приблудный он, живет у нас во дворе отдела. Я кормлю его, а он за это со мной на дежурство ходит.
И тут Данилов увидел здоровенного мохнатого кобеля, скромно сидевшего в сторонке.
– Я в город ехал, – пояснил Колосков, – ну, остановился отлить, извините, конечно, Проша из коляски выскочил и в лес, да как завоет. Я туда фонарем посветил – труп.
– С тобой все ясно, старшина, – Данилов огляделся, – задаю формальный вопрос: ничего подозрительного не заметил?
– Ничего.
– Тогда веди.
Светя фонарями, они пошли по траве, на которой, словно серебро, лежал иней.
– Здесь, – сказал Колосков.
Метрах в тридцати от дороги, автоматически отметил Данилов и наклонился.
– Свет, – рявкнул он.
Зажглись два сильных электрических фонарика, и чистый свет их, растворяющийся в рассветной белизне, обозначил человека в белом, таком модном нынче пыльнике, в темных брюках, ботинках из замши. Голова трупа была замотана чем-то темным.
– Придется подождать, пока рассветет совсем, – сказал Никитин, – да и прокуратура подтянется.
Все закурили. Горьковатый табачный дух был особенно ощутим в воздухе, настоянном на запахах леса.
Со стороны города послышался шум мотора. Оперативники подошли к шоссе. Подъехал разбитый газик прокуратуры, из него вылезла барышня в форме с одной звездочкой на узеньких серебряных погонах.
– Младший юрист Белкина, следователь райпрокуратуры, – представилась она.
– Здравствуйте, товарищ младший юрист, – усмехнулся Данилов: уж слишком сурово выглядела молоденькая следовательша. – Вы занимаетесь убийствами? – спросил Данилов.
– Нет, я дежурный следователь.
– Трупов боитесь?
– Не знаю, – испуганно сказала Белкина и сразу же из важного представителя прокуратуры превратилась в обычную испуганную девчонку.
– Раньше бывали на месте убийства?
– Нет, – испуганно выдавила девушка.
– Тогда вы пока близко не подходите. К этому тоже привычка нужна. Я когда-то на своего первого покойника вообще смотреть не мог.
– Правда?
– Конечно, так что вы не расстраивайтесь.
Белкина с благодарностью посмотрела на Данилова.
– А врач приехал? – Данилов погасил фонарь.
– Здесь я, Иван Александрович. – К ним подошел доктор Копелев, с которым Данилов познакомился месяц назад.
– Вот и славно, Алексей Григорьевич, пошли займемся нашим делом скорбным.
Уже совсем рассвело, и Данилов увидел след от колес автомобиля.
Видимо, они съехали с дороги и сбросили труп. Вот здесь машина застряла и буксовала. Задние колеса разбили траву до земли.
– Наверное, «победа», товарищ начальник, – сказал Колосков.
– Наверное или точно?
– Точно.
– Чем обоснуешь?
– А там, у шоссе, на песке отчетливые следы.
– Прекрасно. Значит, что нам известно? Вчера… Кстати, старшина, вы когда заступили на службу?
– С восемнадцати.
– В сторону Москвы «победы» проходили?
– Никак нет.
– Следовательно, вчера до восемнадцати часов неизвестные…
– Убийцы, – перебила Данилова Белкина.
– Нет, я говорю: неизвестные выкинули труп. Убить мог кто-то другой, а эти…
– Почему эти, а не этот? – опять перебила следователь.
– А потому, милый мой младший юрист, что рядом со следами машины не обнаружены отпечатки обуви. Значит, они подъехали, двигатель не глушили, выкинули труп и уехали. Пошли.
Данилов еще раз внимательно осмотрел труп. Под пыльником был пестрый пиджак, рубашка с двумя карманами, модный галстук. Все это было залито кровью, но все равно сразу было видно, что вещи не магазинные и не шитые. Заграничные вещи. Или купленные в комиссионке, или с рук у спекулянтов.
– Никитин, снимай тряпку.
Никитин осторожно разрезал шнур и снял синий колпак.
Лицо убитого было все в крови, светлые волосы свалялись в колтуны, пропитанные засохшей кровью. Но все же Данилов сразу увидел входное отверстие от пули.
Он повернул голову убитого, выходного отверстия не было.
– Никитин, пусть Шелков пишет протокол. Всем остальным облазить зону от места убийства до шоссе. Ищите. Сейчас важна любая мелочь. Труп увезти.
Данилов срезал ветку орешника и пошел вдоль машинного следа, аккуратно раздвигая траву.
Он знал, что работа эта вряд ли принесет результаты, но все же не исключал возможности неожиданной находки.
Два часа оперативники лазали на карачках по траве, но ничего не нашли.
Данилов приказал заканчивать осмотр и уехал в райотдел.
В морге они с Никитиным внимательно осмотрели одежду убитого. На пиджаке и брюках были иностранные марки, на воротнике рубашки и галстуке – тоже.
И вся одежда, ее подбор, цветовая гамма говорили о том, что убитый или тщательно подбирал свой гардероб по комиссионкам, или кто-то, возможно родители, привез ему все эти шмотки из-за кордона.
В кармане рубашки Данилов нашел записку: «В. Ты меня избегаешь, но я хочу предупредить тебя. Буду в „К“. Лена».
– Вот и пойми, – сказал Никитин, прочитав послание Лены. – Нет, Коля, мы уже много знаем. Вполне возможно, что убитого зовут или Виктор, или Владимир, или Василий…
– Иван Александрович, на «В» у нас имен, фамилий и кликух целая гора.
– Вот и будем работать. А что такое «К» в кавычках?
Данилов взял пиджак убитого, ощупал и вдруг за подкладкой обнаружил что-то круглое. Вывернул карман и увидел дырку в подкладке. Он медленно стал подтягивать кружочек к карману и вытащил номерок от гардероба: 18. А сверху надпись: «Мое. Коктейль-холл».
– На, – протянул он Никитину номерок.
– Вот теперь все ясно, – засмеялся Колька, – «К» – это же Кок, так его в Москве зовут.
– Значит, паренек этот убитый, судя по одежде, был завсегдатаем «Коктейль-холла».
– А почему не «Авроры»? – Никитин прищурился.
– Смотри сам. Парень молодой, не больше двадцати – двадцати двух лет. Предположим, студент. Далее предположим, что так красиво и хорошо одели его родители…
– А почему не сам? Мог по комиссионкам набрать.
– Нет, вещи все его размера, следов переделки нет, теперь смотри: галстук американский, рубашка тоже, на марках все видно. Пиджак букле – мечта пижона, на марке надпись «Лондон», брюки той же фирмы.
– А пыльник наш, – не успокаивался Никитин.
– А замшевые туфли? – Данилов достал папиросу.
– Я сам на Арбате в комиссионке такие видел, цена двести пятьдесят рублей.
– А стипендия студента – триста.
– А может, он работает.
– Может быть, видишь, рука правая загорела ровно. Так?
– Так. Точно, а на левой отчетливый след часов.
– Именно, часы у нас нынче дефицит. И стоят прилично.
– Богатый паренек был.
– Вот я и смотрю. Он явно не блатной. Ни одной наколки, да и одет по-другому. Блатари наши все больше костюмы из жатки и габардина носят да обувь лакированную. Значит, у убитого есть родители, которые могли его так хорошо одеть. Видишь носки? Они на резинке, таких у нас не продают.
– Уже продают, чешские полосатые.
– А эти? Нет, Коля, здесь все подобрано со знанием и любовью. Я, как-никак, за кордоном поработал.
– Не переспорил я вас, Иван Александрович, только потому, что был с вами полностью согласен.
– Не хитри, Коля, не надо. Вещи все – в райотдел, поедешь сейчас на станцию, там в первом железнодорожном тупике проживает первейший в нашем районе эксперт по ширпотребу Воробьев.
– У него кликуха Сова?
– Точно. Привезешь его ко мне.
В райотделе дежурный сказал, что Данилова ждет начальник.
Данилов подошел к кабинету Ефимова, приоткрыл дверь и спросил:
– Разрешите?
Конечно, он мог войти и так просто. Все же был полковником, почетным чекистом, да и вес имел в милицейском мире.
Но Данилов ничем не хотел обидеть человека, так близко принявшего к сердцу его неприятности.
– Заходите, Иван Александрович, заходите.
В кабинете сидел замначальника розыска области подполковник Скорин.
Он тоже поднялся навстречу Данилову:
– Ну здравствуйте, Иван Александрович.
– Здравствуйте, Игорь Дмитриевич. На труп приехали?
– Да.
– Один?
– Да нет, привез вам в помощь пару хороших ребят.
– Вот за это спасибо. А то у нас оперов некомплект, да и мелочовка заела.
– Да уж, у вас мелочовка. В августе Матроса с подельниками повязали, целый арсенал нашли. Сегодня труп.
– Вот какое дело. Что известно на сегодня. Неизвестные преступники предположительно на «победе» светлого цвета, она может быть или бежевой, или серой, привезли к отметке сто восьмого километра труп и выкинули его из машины. Убит неизвестный был из пистолета калибра 5,6, видимо из «марголина». Пулю и дактилоскопическую карту убитого отправили на экспертизу к вам в управление. Судя по одежде, убитый принадлежит к весьма обеспеченной семье. Но заявления о пропаже пока в московскую и областную милицию не сделано. Не обращались и в бюро несчастных случаев. У убитого обнаружены записка и номерок из гардероба московского «Коктейль-холла». Пока все.
– Судя по одежде, я протокол посмотрел, – сказал Скорин, – паренек-то этот из московских пижонов.
– Это нам здорово упрощает дело, тем более что, судя по записке, если, конечно, она предназначена убитому, имя его начинается на «В».
– Иван Александрович, Ефимов меня чуть не убил, но потом сам благодарить будет. Руководство создало специальную оперативную группу. Вы – старший, зам – Никитин и трое наших сотрудников. Искать, судя по номерку, в Москве придется?
– Поначалу там.
В дверь заглянул Никитин:
– Привез, Иван Александрович.
– Замечательно. Прошу меня простить, но приехал эксперт. – Данилов встал.
– Какой эксперт? – удивился Скорин.
– Пойдем – увидите.
В коридоре у дверей даниловского кабинета топтался Воробьев. Был он в старом ватнике и старых брюках, заправленных в кирзовые сапоги. Не похож был Валька Воробьев на того пижона, которого месяц назад встретил в ресторане на вокзале Данилов.
– Что, Валентин, в КПЗ собрался? – усмехнулся Данилов.
– А за что? – Валька нервно вытер ладони о ватник.
– А я откуда знаю. – Данилов открыл дверь. – Заходи.
Скорин, Воробьев и Никитин вошли в кабинет, и в нем сразу стало невыносимо тесно.
– А кабинет-то у вас, Иван Александрович, приличный, не то что в Москве, – нагло огляделся Воробьев.
– Это ты прав, Валя.
– Значит, вас, вроде как урку, сюда на исправление послали?
– Точно. – Данилов захохотал. И смеялся долго, до слез. Он отдышался и весело посмотрел на Воробьева. – Ты, Валя, мне помочь должен. Хочу использовать твое уникальное знание заграничного ширпотреба.
– Если есть кто-то здесь, кому лепень закордонный задвинул или, к примеру, шкары, то я ни при чем.
– А я разве тебя обвиняю? Я как урка урку тебя прошу.
На этот раз захохотали все.
Когда отсмеялись, расселись и закурили, Данилов приказал принести вещи.
– Оцени, Валя.
Воробьев взглянул, увидел кровь:
– С мокрого сняли?
– Да.
Валька развернул вещи, помял, посмотрел на марки:
– Ну что сказать, Иван Александрович, товар привозной. Хороший. Московские пижоны за такое шмотье жизнь отдадут. Я бы и сам. Вещи из дорогих. Рубашка американская, галстук шелковый.
– Ты мне цену назови.
– Цену? Ну, пиджак я бы отдал за шестьсот… Брюки – рублей триста… Ботинки… Ну, двести пятьдесят, не больше. Галстук двести, рубашка минимум триста.
– Значит, на круг получается где-то около двух тысяч? – спросил Данилов.
– Это если хорошего фраера найдешь. Упакованного. Желательно грузина. А так – тысяча семьсот – восемьсот. Тоже хорошие башли.
– Неплохие. А скажи мне, Валя, мой всезнающий эксперт, ты же со всеми московскими пижонами знаком…
– Ну зачем же так? – Валька потупился скромно. – Всего никто не знает. Но твердую клиентуру имею.
Данилов положил на стол фотографию убитого:
– Знаешь?
Валька взял фотографию, посмотрел внимательно:
– Его мокнули?
– Его. Ну, чего молчишь?
– Знаю я его. Виктором зовут. Я у него весной две курточки с погончиками из прорезиненного шелка и пять галстуков покупал. Но для себя…
– Валя, меня твои дела не интересуют. Что знаешь об убитом?
– Знаю, что родители его за границей живут. Папаша какая-то шишка в ГУСИМЗе…
– В Главном управлении советского имущества за границей, – расшифровал буквенную сумятицу Данилов. – Где живет?
– Не знаю точно. Слышал, что на Горького, около Пушкинской.
– Телефон?
– Не знаю. Мы с ним в «Коке» встречались.
– Компания?
– Он из особой.
– Как это понять?
– Ну, будем так говорить. – Валька сел, обвел глазами милиционеров. – Пижонская, стильная Москва неоднозначна.
Он сделал паузу. Достал из кармана ватника элегантный пластмассовый портсигар, вынул сигарету, закурил.
В комнате приятно запахло дорогим табаком.
– Неоднозначна, – продолжал Валька. – Вы не смотрите, что они топчут асфальт на Броде…
– На улице Горького, – уточнил Скорин.
– По-вашему – улица Горького, по-нашему – Брод. – Валька сел поудобнее, принял изящную позу. – Так вот, ходят там ребята-работяги типа Витьки Бебекина. Днем он в химчистке работает, а вечером – на Броде, он кинооператор. Ходят там солидные люди, писатели, братья Тур например. Это известные московские пижоны, так сказать, образец для подражания. Есть компания студентов и спортсменов и кодла деток.
– Как это понять? – поинтересовался Никитин.
– А это те, у кого папы или начальники большие, или за кордоном работают. Вот эта компания самая стильная. Наимоднейшая. Денежки им нужны, они мне частенько вещички сбрасывают. Вот и весь расклад. Ходят они в основном в «Кок» или «Аврору», иногда в Гранд-отель.
– Ну что же, коллеги сыщики, лекцию нам профессор Воробьев прочел весьма интересную и полезную. Молодец, Валя. Психолог.
– А при моей профессии иначе нельзя. Психология – главное оружие…
– Ты подожди пока в коридоре. – В голосе Данилова послышались доброжелательные нотки.
– Будет сделано. – Воробьев вышел.
– Ну, какие соображения, орлы-сыщики? – Данилов встал, потянулся хрустко.
– Вербовать его надо, – твердо решил Никитин.
– А зачем? – Скорин достал сигареты. – Рупь за сто отвечаю, что он у кого-то из ребят с Петровки на связи. Какое мнение, Иван Александрович?
– Мазаться не буду – все равно проиграю, – улыбнулся Данилов.
– Тогда как будем действовать?
– Поговорим душевно. Позови его, Никитин.
Никитин приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Воробьев показывал милиционеру фокус со спичечным коробком. Сержант смотрел на коробок так, словно он был живой.
– Валентин, зайди, – махнул рукой Никитин.
– Тренируйся, сержант, – хитро усмехнулся Валька. – Сейчас я твоих начальников просвещу и приму у тебя зачет.
Сержант взял коробок и с недоумением покрутил головой.
Воробьев вошел в комнату и еще раз оглядел веселых ментов. Судя по добрым лицам, ничего хорошего ему ждать не приходилось.
– Садись, Валя, закури свою ароматную сигарету. Кстати, а что ты куришь?
– «Дерби», Иван Александрович.
– Ну что же, вполне респектабельно. А почему не «Тройку» или «Москву»?
– А у них обрез золотой, пусть их фраера курят.
– Убедительный ответ. – Скорин подвинул Вальке пепельницу.
– Иван Александрович, – Валька рванулся в бой, – вы меня ведь вызвали не для того, чтобы узнать, какой сорт сигарет я курю.
– Правильно понимаешь, Валя.
– Тогда говорите прямо, что нужно.
– Это не только нам нужно, но и тебе. – Данилов постучал карандашом по плексигласу на столе.
– Я понял, будете меня крестить.
– А зачем? – хитро усмехнулся Никитин. – Одного новорожденного два раза не крестят.
Валька промолчал.
Трое сыщиков оценили паузу и поняли, что Воробьев совсем не прост.
– Ты понимаешь, Валя, – начал Данилов, но Воробьев перебил его:
– Я все понимаю, что должен вам помочь, а иначе вы мне устроите не жизнь, а кошмарную жуткость. Я, конечно, могу помочь из уважения к вам, но что я буду с этого иметь?
– Во-первых, легально месяц в Москве поживешь, – твердо сказал Скорин, – во-вторых, я как замнач угро области буду ходатайствовать, чтобы тебе срок высылки скостили…
– А прописка?
– И прописку сделаем, если ты нам поможешь.
– Я вас, гражданин начальник, вижу впервые и не знаю, какое ваше слово. А вот если Иван Александрович мне это подтвердит, то я согласен.
– Ты меня, Валентин, знаешь не один год, – Данилов сунул карандаш в вазочку на столе, – твердо в нынешнем моем положении ничего обещать нельзя. Но если подполковник Скорин говорит, то верь ему, как мне.
– Хорошо, – Валька хлопнул ладонью по колену, – будь по-вашему. Поверю.
