Муравьев
Телефон он заметил, уже выходя из квартиры. Просто по привычке подошел к стене и увидел слабые цифры, нацарапанные карандашом, и букву З увидел рядом. Из отделения он позвонил в ЦАБ и узнал, что телефон установлен по адресу: Суворовский бульвар, дом 7, квартира 36, и принадлежит Литовскому Геннадию Петровичу. Фамилия и имя ему были почему-то знакомы. Игорь тут же перезвонил в 83-е отделение, и ему объяснили, что по этому адресу находится Дом полярников, в квартире 36 раньше проживал известный летчик Литовский, после его гибели там живет его дочь Зоя Геннадьевна Литовская.
Все это давало повод для раздумий. Дочь героя и — убийца. В другое время он, может быть, и колебался, а сейчас времени для размышлений не было. Чернышова Игорь запихал в машину почти силком, старик даже слышать не хотел о производстве обыска в квартире столь известного лица, и повез его в прокуратуру.
Райпрокурор оказался мужичком покрепче. Он выслушал Чернышова, потом Игоря и глубокомысленно изрек:
— Подумаешь...
Подмахнул постановление на обыск и изъятие вещей и, крепко пожав руку Игорю, напутствовал:
— Шуруй, капитан, действуй по горячим следам. Поможешь нам — век помнить буду, а то у меня в аппарате одни инвалиды и старики. Нынче все наши на фронте.
Игорь покосился на широкую ленточку нашивок за ранение на лацкане его пиджака и понял, что прокурор тоже не так давно вернулся с фронта.
Тот, поймав его взгляд, усмехнулся грустно и добавил:
— Про инвалидов говоря, я и себя имел в виду. Что смотришь? Нашивок за ранение пять, а колодок наградных две. Вот такая, брат, арифметика.
В подъезде Дома полярников Муравьева ждали вызванные из МУРа оперативники их отдела Никитин и Ковалев.
— Мы тут с комендантом поговорили, — лениво цедил слова Никитин, — так она от той Зои в полном восторге. И честная, мол, и работящая, в издательстве «Молодая гвардия» редактором служит. Подтвердила, была у ней бабка из Баку, жила три дня. Фамилия ее Валиева Зульфия Валиевна. Лифтерша тоже показания дала: вчера она с большим желтым «углом» пришлепала, часов в десять. Так что дело ясное, Муравьев, эта Зоя или скупщица, или «малину» держит, брать ее надо.
Никитин достал измятую пачку «Норда», начал разминать папиросу, вопросительно глядя на Игоря.
— Дома Литовская?
— Дома, я проверял, на всякий случай Ковалев у дверей стоит.
— Какой этаж?
— Пятый.
— Лифт работает?
— Тянет.
— Так вот давай, я на лифте, а ты пешочком.
— Ладно. Но зря. Ей деться некуда. Чуть что, Ковалев притормозит.
— Это мне решать.
На площадке пятого этажа курил оперуполномоченный Ковалев.
— Ну как? — спросил Игорь, оглядывая одинаковые, светлого дерева двери с медными табличками.
— А так, — Ковалев бросил папиросу, — одни профессора да герои.
Поднялся запыхавшийся Никитин.
— Пошли, — скомандовал Игорь. — Кстати, — остановился он у самой двери, — понятые есть?
— А то как, — врастяжку сказал Никитин, — целых трое, сидят в комендатуре, трясутся.
— Ладно. — Игорь еле сдержал себя. Он вообще не любил Никитина за его полублатную манеру речи, за ненужное хамство, за нахрапистость. Но вместе с тем понимал, что оперуполномоченный парень хваткий, решительный и смелый.
Дверь открыла высокая женщина в толстом вязаном свитере, серой юбке и белых маленьких валенках. Из-под очков глядели на них большие изумленные глаза.
— Вы ко мне? — растерянно спросила она.
— К вам, к кому ж еще. — Никитин, оттолкнув Игоря плечом, шагнул через порог. — МУР, ясно? — Он вынул удостоверение.
Литовская прочла его и подняла на Игоря недоумевающие глаза:
— Отдел борьбы с бандитизмом?
— Да, Зоя Геннадьевна, мы именно оттуда. — Муравьев вошел в квартиру и сразу же увидел огромный коридор, весь уставленный стеллажами с книгами.
— Но я здесь при чем?.. Как это может быть? — взволнованно спросила Литовская. — Я...
— Ну, кто ты такая, это мы сейчас узнаем. — Никитин опять полез за папиросами.
— Потрудитесь вести себя вежливо, лейтенант. — Игорю хотелось взять Никитина за грудки и вытолкнуть на лестницу. — И перестаньте курить, это отвлекает.
— Слушаюсь, товарищ капитан, — так же врастяжку, без тени обиды ответил Никитин.
— Я старший оперуполномоченный отдела борьбы с бандитизмом капитан милиции Муравьев, вот мои документы.
Литовская поправила очки и, поднеся удостоверение совсем близко к лицу, начала читать.
— Да, слушаю. — Она вернула документ Игорю. — Чушь какая... милиция, бандиты... Вы не ошиблись?
— Нет, — сказал Игорь твердо, — может быть, мы поговорим в комнате?
— Конечно, конечно, проходите. — Хозяйка отступила, освобождая дорогу.
— Кто еще есть в квартире?
— Я одна.
— Останьтесь здесь, — повернулся Игорь к оперативникам, — если что...
— Понятно. — Никитин вынул из кармана пистолет.
Литовская с нескрываемым ужасом посмотрела на оружие.
— Это? — спросила она. — Зачем это?..
— Для порядка, — усмехнулся Никитин, — для полной, значит, расколки.
Игорь резко повернулся и так посмотрел на него, что тот немедленно спрятал оружие.
«Сволочь, — подумал Муравьев, — не человек, а музей пороков, ну погоди, вернемся на Петровку...»
— Так куда мне пройти? — продолжал он вслух, обращаясь к хозяйке.
Женщина повернулась и пошла в глубь квартиры. Стараясь ступать по постланной на полу вышитой дорожке, Игорь шел за ней, пораженный блеском натертых воском полов. Он не мог понять, как она в такое время одна может поддерживать в квартире идеальную чистоту. Они вошли в комнату, больше напоминавшую музей. Здесь тоже было много книг, но не это поразило Игоря. На стенах висели акварели. Пейзаж, изображенный на них, был однообразен и суров. Льды. Бесконечные. Уходящие к горизонту. Но именно в этом однообразии и была какая-то мрачная красота, заставлявшая смотреть на них неотрывно.
— Вы любите живопись? — поймала его взгляд Литовская.
— Очень, но такое я вижу впервые.
— Это рисовал отец. Он всегда говорил, что нет ничего прекраснее и величественнее льдов.
— Мне трудно судить, но то, что я вижу здесь, очень здорово. И страшно. Только теперь я понял Амундсена. Помните, он сказал: «Человек может привыкнуть ко всему, кроме холода». На них даже глядеть зябко.
— Я привыкла, — Литовская сняла очки, — привыкла и полюбила этот Север.
— А разве есть другой?
— Конечно. Каждый все воспринимает индивидуально, даже ваш визит. — В голосе ее не было прежней растерянности.
— Я понимаю вашу ироничность, но хотел бы заметить, что наша служба не менее важна и полезна, чем любая другая. Только вот нарисовать нам нечего.
— А как же ваши типажи? Система Ломброзо?
— Слава богу, в нашей стране отменили галереи ужасов. Пусть люди лучше смотрят хорошую живопись. Так вот, — Муравьев улыбнулся, — мы и размялись. Теперь перейдем к делу. Кстати, вы позволите мне снять полушубок?
— Ради бога, если вы не замерзнете, глядя на пейзажи.
Игорь снял полушубок, аккуратно положил его на стул.
— Зоя Геннадьевна, вам известна женщина по фамилии Валиева?
— Зульфия? Ну, конечно.
— Откуда вы ее знаете?
— По Баку. Мы были с теткой в эвакуации. Там с ней и познакомились. Она милая. Зульфия очень помогла нам.
— То есть?
— Тетка у меня больна, а Валиева — управляющая аптекой. Сами понимаете, лекарства сейчас — страшный дефицит.
— Чем было вызвано ее особое расположение к вам?
— Видимо, магической силой фамилии. Дочь героя и всякое такое.
— Значит, она оказывала вам услуги?
— Да, Валиева, я уже говорила, приняла в нас участие... — Литовская замолчала, подыскивая нужные слова.
— Вы должны рассказать мне все.
— Поймите. Эвакуация. Чужой город. Цены на базаре дикие. Тете Соне врач прописал усиленное питание...
— Она помогала вам продавать вещи?
— Да, я ей отдавала мамины украшения, и она приносила нам продукты. Мясо парное, фрукты, рис. Она даже плов нам готовила.
Игорь на секунду представил себе чужой город и эту хрупкую до беззащитности женщину в очках, вырванную из привычного мира натертых до блеска полов, книг, акварелей и фотографий. Он вспомнил рассказы матери и сестры, вернувшихся из эвакуации, и вдруг увидел Валиеву как живую, вернее, не ее, а только руки, перебирающие украшения. Ведь для того, чтобы купить племянникам молока, его мать отдала в такие же жадные руки единственную их ценность — именные золотые часы отца. Он увидел все это и поверил Литовской. Сразу, прочно и до конца.
— Как вы вернулись в Москву? — спросил он.
— Я написала начальнику Главсевморпути. Он был другом отца.
— Вы переписывались с Валиевой?
— Да.
— Вам известен ее адрес?
— Конечно. Баку, Параллельная улица, дом тринадцать.
— Как она очутилась у вас в Москве?
— Первый раз полгода назад возникла как фея из сказки. Привезла массу вкусных вещей и лекарства для тети.
— Ее знакомые бывали у вас?
— Да. Какой-то представитель из Баку, Илья Иосифович, кстати, очень неприятный человек. Представьте себе, он обошел всю квартиру, все ощупал и о цене справлялся. Потом он постоянно, если не ел и не пил, насвистывал какой-то пошловатый мотивчик. Очень противный.
— Была ли Валиева с ним близка?
— Вы хотите сказать?..
— Именно.
— По-моему, да.
— Почему вы так решили?
— Она часто у него ночевала.
— Логично. Она куда-нибудь звонила по телефону или, может быть, ей кто-нибудь звонил?
— Она звонила часто в Главмосаптекоуправление, она же в командировку приезжала.
— Что Валиева делала вчера?
— Она куда-то ушла. Да, извините, я совсем забыла, к ней приходил летчик.
— Полковник? — с надеждой спросил Игорь.
— Нет, что вы, он же молоденький, такой худенький, маленький, а имя у него Батыр, — Литовская улыбнулась, — он даже зайти в комнату стеснялся. Они договорились в коридоре.
— О чем?
— Он командир транспортного «Дугласа», они сегодня улетали утром и брали Валиеву с собой.
— Извините, я могу воспользоваться телефоном?
— Пожалуйста, пройдите сюда.
Игорь набрал номер дежурного.
— Кто? Горбунов? Это Муравьев. Немедленно запроси ГУББ НКВД, когда вылетела машина «Дуглас» Бакинского УГВФ, командир узбек, зовут Батыр.
— Сделаем, — ответил дежурный.
— И еще — срочно вчеграмму в УББ Азербайджана, взять под наблюдение Валиеву Зульфию Валиевну, Баку, Параллельная улица, дом тринадцать.
— Основание?
— Подозрение в убийстве гражданина Судина.
— Все?
— Теперь все.
Игорь вернулся в знакомую комнату. Литовская сидела в той же позе, зажав ладони рук коленками.
— Вы меня извините, но вы говорили громко, и я все слышала. Это правда?
— Правда.
— Она у меня оставила мужские вещи. Пальто кожаное и два костюма.
— Как она объяснила это?
— Вещи, мол, купила для своего брата. Но чемодан был большой, а у нее еще один. А летчик этот, Батыр, сказал: «Ты их оставь, я через неделю опять прилечу и заберу».
— Что еще было в чемодане?
— В котором?
— Том, что она принесла вчера.
— Бумаги и какой-то сверток.
— Где они?
— Она их уложила в сумку.
— Принесите эти вещи. Нет, вам помогут. Ковалев, — позвал Игорь, — помогите гражданке Литовской.
Через несколько минут Ковалев принес большой кожаный чемодан, перетянутый ремнями.
— Зоя Геннадьевна, — тихо сказал Муравьев, — закон требует, чтобы мы изъяли эти вещи. Вот постановление, подписанное прокурором.
— Берите их, ради бога, берите, — всплеснула руками хозяйка, — эта гадость...
— Мы представляем закон, Зоя Геннадьевна, — продолжал Игорь, — и поэтому не можем нарушать его. Есть процессуальные нормы... прежде чем открыть чемодан, мы обязаны пригласить понятых.
— А иначе никак нельзя? Это же позор, как я тогда людям в глаза глядеть буду? — голос Литовской дрогнул.
— Иначе... — Муравьев задумался.
— А чего тут думать-то, — сказал вошедший в комнату Никитин, — оформим как добровольную выдачу, без всяких понятых.
— Точно! — обрадовался Игорь. — Ковалев, пиши акт. А вас, Зоя Геннадьевна, я попрошу все, о чем мы говорили, изложить письменно.
— Хорошо. Я сделаю, только как?
— Возьмите бумагу, ручку... Так... Прекрасно... В правом углу пишите: «Начальнику ОББ, подполковнику милиции Данилову И.А.». Написали?.. Прекрасно... Далее — от кого... Так... Теперь посредине листа: «Объяснение»... Отлично... «По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее. С гражданкой Валиевой З.В., проживающей...» Так... Дальше все, как было.
Игорь прочитал объяснение Литовской, попросил уточнить некоторые детали. Ковалев закончил акт добровольной выдачи. Надевая полушубок, Муравьев вдруг почувствовал страшную усталость. Он посмотрел на часы. Двадцать два. Ровно двенадцать часов он мотался по городу, рылся в чужих вещах, напряженно выстраивал разговоры с самыми разными людьми. Все это время он ничего не ел и почти не курил. Произошла обычная реакция: нервы взвинчены до предела, потом спад. И сразу усталость тяжелой волной захлестнула его, он почувствовал, как горит обожженное морозом лицо, как гудят ноги, как погоны, словно свинцовые плиты, давят на плечи.
— Надеюсь, излишне предупреждать вас, Зоя Геннадьевна, что о нашем визите и разговоре никто не должен ничего знать? — устало произнес Муравьев стандартную, обязательную фразу.
— Да. Конечно. Я понимаю.
Она посмотрела на него и поразилась, как изменился этот молодой, красивый, энергичный человек: внезапно появились черные круги под глазами и резкие складки у рта, заострился нос. И только сейчас она заметила, что он почти совсем седой.
— Простите, — робко спросила она, — сколько вам лет?
— Это очень важно?
— Нет, просто интересно.
— Ну, если очень, то двадцать шесть. Кстати, больше у вас ничего не осталось?
Литовская открыла ящик шкафа и вынула четыре аптечные облатки.
— «Сульфидин», — прочитал Игорь. — Это тоже она?
— Да, для тети. Я отдала за них очень дорогую для меня вещь. Но это ничего не значит. Берите, берите, пожалуйста.
Игорь снова вспомнил часы, которыми отца наградили за борьбу с басмачами. Подумал о том, кто их носит сейчас. И ему захотелось выругаться. Но он сдержался. Он просто отодвинул облатки и сказал:
— Мы этого не видели.
Первым, кого Муравьев встретил в управлении, был заместитель начальника отдела кадров полковник Кулагин.
— Капитан! — окликнул он Муравьева.
Игорь подошел, козырнул.
— С тебя.
— Что?
— Будто не знаешь?
— Нет, я с утра на операции.
— Ну, тогда иди к Осетрову, там приказ лежит. Ты теперь у Данилова зам, да еще и майор. Тебе лет-то двадцать шесть?
— Так точно.
— Быстро вырос. Так и до комиссара недалеко.
Полковник козырнул и пошел к выходу, рассуждая про себя о нынешней молодежи. Вон ему в такие-то годы майора дали, а радости нет. Он сам в двадцать семь лет, когда первый кубик на петлицы получил, всю ночь не спал, все в командирской гимнастерке у зеркала крутился. Да, странная нынче молодежь. Избаловала ее война.
А Муравьев поднимался по знакомой лестнице к себе в отдел. От усталости он даже не мог радоваться.
«МУР ОББ ГУББ НКВД.
СРОЧНО!
ВЧЕГРАММА
ОББ МУР просит уточнить, когда и каким рейсом отбыл из Москвы в Баку самолет «Дуглас», командир экипажа узбек по имени Батыр. При установке немедленно сообщить дежурному ОББ МУР.
Нач. ОББ МУР Данилов».
«МУР ОББ УББ НКВД ЛзССР.
СРОЧНО!
СПЕЦСООБЩБНИЕ
По делу об убийстве гражданина Судина И.И. нами разыскивается гр. Валиева Зульфия Валиевна. По нашим данным, она проживает в г. Баку, Параллельная улица, 13. Гр. Валиева З.В. сегодня должна прибыть из Москвы в Баку грузовым «Дугласом» Бакинского УГВФ. Просим провести оперативные мероприятия по установке связей Валиевой З.В., а также установить наблюдение. Вплоть до прибытия нашего сотрудника не задерживать.
ОББ МУР Данилов».
«МУР ОББ БССР ПИНСКИЙ ОУНКВД.
СРОЧНО!
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
ОББ МУР задержан за убийство сотрудника милиции гр. Кузыма Степан Казимирович. При задержании у преступника отобраны пистолеты системы «Маузер-6,35» № 40010 МР и «Фроммен-7,62» № 10241 Е. Паспорт, отобранный у Кузымы С.К., прописан: Пинск, Станиславская, 5. Просим незамедлительно установить подлинность документа и личность задержанного. Фотографию, дактилоскопическую карту и акты баллистической экспертизы из отстрелянных пистолетов маузер № 40010 МР и «Фроммен» № 10241 Е направляем фельдсвязью.
ОББ МУР Данилов».
